Город страшной ночи - Джеймс Томсон 4 стр.


Не утишит скорбей теченье лет,
И удивление тает меж картин
Чудных, где права у закона нет,
Где В-Жизни-Смерть - предвечный властелин.
Раздавлена ужасным этим гнетом,
Изумлена страстей коловоротом,
Душа уж не дивится средь кручин.

IV

Он с площади великой глас вознес,
Вещая с травянистого холма,
Без шляпы, вихрь разметанных волос,
Как если б вкруг была народу тьма, -
Собою крепок, словеса кипят,
Огня исполнен ненормальный взгляд:

- Когда шел чрез пустыню, было так:
Когда шел чрез пустыню - вот, во мгле
Весь небосклон, тьма правит на земле,
Ни звука, ни движенья - тишина,
Глухая тьма немыслимо душна.
Прошли часы; вдруг мимо проскочил
С безумным клекотом рой мерзких крыл.
Но я лишь шел в ответ:
В уныньи страха нет.

Когда шел чрез пустыню, было так:
Когда шел чрез пустыню - жадный взор
Горящих глаз за мною вел надзор,
Дыханья хищного тяжелый смрад
Мне кожу опалял, как жаркий яд.
Кривые когти, руки мертвецов
Старались ухватить из-за кустов,
Но я лишь шел в ответ:
В уныньи страха нет.

Когда шел чрез пустыню, было так:
Когда шел чрез пустыню - вот, багрян,
Вдруг холм явился, огнем обуян,
Там, завиваясь, чадны и легки,
Плясали пламня злые языки -
Змеиный шабаш, дьявольский содом,
Под праздник адский отданный внаем, -
Но я лишь шел в ответ:
В уныньи страха нет.

Когда шел чрез пустыню, было так:
Когда шел чрез пустыню - дерзкий дрот
Падучих звезд сек черный небосвод,
Зенит отверзся бездною огня,
От молний вся тряслась земли броня,
В валах огня вздымалась почва вдруг
И комьями валилася округ -
Но я лишь шел в ответ:
В уныньи страха нет.

Когда шел чрез пустыню, было так:
Когда шел чрез пустыню - бриз дохнул,
И брега я морского досягнул.
Утесы громоздилися грядой,
И неумолчный грохотал прибой,
Кипела пена, брызг висела хмурь,
И неба раскололася лазурь, -
Но я лишь шел в ответ:
В уныньи страха нет.

Когда шел чрез пустыню, было так:
Когда шел чрез пустыню - слева встал
Диск солнца, увенчав одну из скал,
И, вспыхнув по краям, померк тотчас, -
Кровящий и слепой потухший глаз.
Луна ж на запад сразу перешла
И справа над утесом замерла, -
Но я лишь шел в ответ:
В уныньи страха нет.

Когда шел чрез пустыню, было так:
Когда шел чрез пустыню - справа блик
Мелькнул, и облик женский вдруг возник -
Босая, с непокрытой головой,
Несла она светильник багряной -
Какая скорбь в движении любом!
Какая мука на лице твоем!
В глазах померкнул свет,
Ужель надежды нет?

Когда шел чрез пустыню, было так:
Когда шел чрез пустыню - пополам
Распался я, и не срастись частям:
Смотрел один я, нем и отрешен,
Как тот, другой, любовью опьянен.
А женщина ко мне шла меж луной,
Померкшим солнцем и лихой волной.
Застыла, подошед,
И вот спасенья нет.

Когда шел чрез пустыню, было так:
Когда шел чрез пустыню - самый ад
Сравним с ужасным местом тем навряд.
Знак черный на груди ее открыт,
И саван лентой черною увит.
Вот, сердце вместо светоча в руке,
И капли крови гаснут на песке.
Мне ясен стал секрет,
И вот уж страха нет.

Когда шел чрез пустыню, было так:
Когда шел чрез пустыню - как во сне
Она склонилась к обмершему мне,
Но алых капель с моего чела
Отмыть слезами так и не смогла,
Слова шептала грусти и вины,
Не замечая приливной волны.
Я, ближе подошед,
Стал, яростью одет.

Когда шел чрез пустыню, было так:
Когда шел чрез пустыню - тут, бурлив,
Нахлынул пенный на нее прилив
И, с хладным мной в объятьях, вдаль унес,
Оставив скверного меня в юдоли слез.
Но знаю - кровь с чела ничем не смыть
И никакой водой их не разлить.
Ждет их немало бед,
Но страха в любви нет.
А я? Каков ответ?

V

Не знают, как сюда приходит он -
Чрез горы ли и долов ширину
Иль по морю бывает привезен,
Иль по реке, минуя быстрину.
Приход сюда - как смерть от лихорадки,
Уход - как роды в медленном припадке,
И память спит в забвения плену.

Но здесь своим он начинает быть,
Бессмыслен сердцу бедному побег -
Ужели может В-Жизни-Смерть ожить?
И все ж есть избавленье: недалек
Тот день, когда от сна он вдруг очнется
И мир вокруг чудесно обернется, -
И вот он как бы новый человек.

Он верит счастью этому с трудом,
Кто слез не знал, сейчас же и всплакнет.
В края сии, пропитанные злом,
Он больше никогда уж не придет.
Бедняк! кто град сей видел удрученный -
Отныне в его стенах заключенный,
И ужаса все нестерпимей гнет.

Хоть славные есть дети и жена,
Друзья надежные, родной очаг,
И пуще смерти к ним любовь сильна,
Напрасно все - судьбы бесспорен знак
Отвергнуть счастье волей отупелой,
Бежать тайком в предел сей запустелый,
Где страх и горе и кромешный мрак

VI

Сидел я безотрадно у реки -
Светились фонари там, на мосту,
Как звезды золотистые ярки,
Бросая свет в потока черноту.
Я слышал, как внизу река журчит
И с тихим плеском бьется о гранит.

Встал вдоль реки могучих вязов строй,
И вдруг под ближним явно различил
Я голос странный и еще другой,
Хоть мимо и никто не проходил:
Бесплотными казались голоса
И мрачные звучали словеса:

- И ты пришел назад. Пришел назад.
Уже идти я за тобой был рад,
Но ты не смог: сменил надежду хлад.

- Не смог - и потому пришел сейчас:
Надежды нет, огонь ее угас,
Но слушай, поведу я свой рассказ.

Я пред собой увидел страшный вход
И знаки, что венчали темный свод:
"Оставь надежду, кто сюда войдет".

И я б тотчас отдался, вдохновен,
Бессрочной муке в вековечный плен
Несносной этой маеты взамен.

Вцепился бес-привратник: "Ну-ка, стой!
Сперва оставь надежды!" "Ни одной
Уж не осталось в маете пустой!

Всем разумом надежды не найти,
Отчаяньем ведом в своем пути:
Так без него могу ли в Ад войти?"

"Что тут за дух притворный? - он взревел. -
Как без законной платы ты хотел
Искать вход в безутешный сей удел?

Вон пред вратами грузный ларь стоит,
Он плату с осужденных душ хранит,
Надежды брось в него - и путь открыт.

Пандоры это ящик, и дано
Ему закрыться, когда полон, - но
Жидки надежды и зияет дно".

Исполнен скорби, в стороне я стал
И долго проходящих наблюдал,
Как все надежды каждый отдавал.

Когда кто сбросит ношу - весел вдруг,
Не согнут боле, дышит без натуг,
Стремителен его шаг и упруг.

Но те не так: как будто некий груз
На них взвалили - не порвать сих уз,
Вовек не разогнуться от обуз.

И каждого я из последних сил
Щепоть надежды мне отдать молил,
Но каждый лишь в ответ меня дразнил,

Так и волок упорно свою кладь,
На что уж зная: еще миг, и глядь,
Ее придется целиком отдать.

И я вернулся. Жребий наш в пыли -
Мы в этом лимбе обитать вдали
Должны от Рая, Ада и Земли.

- Да-да, - в ответ ему вздохнул другой, -
Но коль прочешем этот лимб смурной,
Авось надежду мы найдем с тобой.

И, разделив ее, вход обретем
В насмешку над ревнующим врагом:
Давай же наши поиски начнем.

VII

Слух ходит - привиденья средь людей
По улицам блуждают здесь во тьме,
Полны их речи вековых скорбей,
Тайн жгучих, что в могиле как в тюрьме, -
Но многие считают их виденьем
Иль даже хуже - умопомраченьем,
Ведь нет здесь никого в своем уме.

Пускай безумец, что в бреду горит,
Поведать о грехах своих готов,
Он сокровенный помысл утаит, -
Но призрак бесстыдливый не таков:
Краснеет от смущенья плоть нагая -
Кость голая торчит, стыда не зная,
Смешны скелету саван и покров.

Иной здесь призрак - словно человек,
А человек на призрака похож,
Странней фигур я не видал вовек,
Брала от едкого дыханья дрожь:
Сей Город странен так и безысходен,
Что человек здесь вовсе чужероден -
Фантомам лучше дома не найдешь.

VIII

Пока я медлил, сидя над рекой,
На воду глядя, темную, как рок,
Я вдруг услышал разговор другой
И различить двоих тотчас же смог -
Под вязом сидя, спинами к стволу,
Глядели они на реку сквозь мглу.

- Не знаю на земле я никого,
Кто б среди горестей утешен был,
Хоть шанс в борьбе суровой получил:
Нужда во всем - знак жребья моего.

- Следим мы за рекою и всегда
Заметим все плывущие суда,
А те, что затонули, - никогда.

- Ведь не просил добра я тучных груд,
Ни власти, ни богатства, ни чинов, -
Лишь был бы честный хлеб да теплый кров,
Да сон в награду за тяжелый труд.

- Каким бы кротким ни был, за всех нас
Возвысит лютой ненависти глас,
Кляня Судьбы бесчувственной указ.

- Кто долей жалкой пригвождает взор?
Я, видимо, - но жалче всех сирот
Пусть буду я, - чем быть как Тот, как Тот,
Кто создал нас на собственный позор.

И самой гнусной твари весь порок
С Твоим злом не сравнится, Бог-Господь,
Создавший скорбь и грех! Любая плоть
Вражду к Тебе питает. Вот зарок:

Всей ради власти, словословий, хвал
И храмов, что Тебе возведены,
Я б не признал постыднейшей вины
В том, что тогда людей таких создал.

- Как будто Враг, Творение и Бог -
Безумен каждый, вздорен и жесток -
Скропали их, когда Он был далек!

Мир крутится, как жернов, тяжело
И мелет жизнь и смерть, добро и зло
Бесцельно и безумно, как взбрело.

Безбрежна и полна Река Времен,
И жернов слепо мелет испокон -
Кто знает, может, износился он.

Будь люди зорче, поняли б без слов:
Не прихоти людской вращать жернов,
Он их не глядя размолоть готов.

Но так ли мир жесток, как тот речет?
Намелет он сейчас года забот,
А после в смертный прах навек сотрет.

IX

Сколь странно, когда некто слышит вдруг,
Бредя куда-то улицей пустой,
Грохочущих колес ужасный звук,
Копыт тяжелых скок по мостовой.
Кто по Венеции сей черной скачет?
Кому сквозь темноту барыш маячит,
Как будто вместо ночи свет дневной?

От грохота весь небосвод дрожит,
Все ближе запаленный храп коней,
Грохочет мимо - и сбруя бренчит, -
Еще повозки не было крупней.
Устало дремлет спереди возница,
И спутникам его сон общий снится, -
И так во тьму катятся все быстрей.

Что за товар? откуда и кому?
Быть может, это - катафалк Судьбы,
Которым правят в гробовую тьму
Иль некий Лимб послушные рабы,
Везя покой, веселье, упованья,
Все доброе, что было б нам призванье,
Не будь тлетворной Города волшбы.

X

Отдельно этот особняк стоял,
Вокруг цветы струили аромат,
Хоть дом забор высокий окружал,
Раскрыты были створки тяжких врат
И свет лежал под каждым здесь окном,
Что дивно в этом Городе Ночном.

Но, освещенный, дом был страшно тих,
Как прочие все сгустки темноты,
Быть может, церемоний потайных
Обряд творился здесь средь немоты,
Печальные такие торжества,
Что вздохи запрещают и слова?

К террасе вольной ряд ступеней вел,
Где дверь раскрытая бросала свет:
Был сумрачен и строг просторный холл,
До сводов крепом траурным одет,
Двух лестниц марши были в холле том,
Чьи балюстрады - в трауре ночном.

Из зала в зал я все переходил,
Живую душу попусту ища, -
Но каждый крепом черным убран был,
И посередь - алтарь, пред ним - свеча
Один и тот же озаряла лик -
Так женский образ предо мной возник:

Лицом прекрасна и совсем юна,
Любима жизнью, в пестрый хоровод
Веселья и любви вовлечена,
Не знала черных дум, земных забот -
Светились в ореоле золотом
Портреты ее в сумраке ночном.

Тут услыхал я шелест чьих-то слов:
Зашел в часовню - пологом сплошным
Здесь был по стенам траурный покров.
Под сводом стлался благовонный дым.
На низком ложе белом, вся в цветах,
Со свечками в ногах и в головах,

Она лежала, полотна бледней,
Покорно руки на груди сложив,
Застыл мужчина скорбный перед ней,
Молитвенно колена преклонив.
Распятье смутное над алтарем
Едва белело в сумраке ночном:

"Обители все сердца моего,
В которых образ милый твой живет,
Черны от скорби вечной о тебе.

Святилище, что в тайниках души
Воспоминанья о тебе хранит,
Черно от скорби вечной о тебе.

Коленопреклонен, с крестом в руке,
Я все гляжу на милое лицо,
Ужасное в бесстрастности своей.

У тела твоего недвижно жду,
Как изваянье, сутки напролет,
Собой изображая боль и скорбь,

Не в силах двинуться, пока ты спишь,
И что-то шепчет - не прервешь ты сна,
И в камень тихо обращаюсь я.

Была бы Смерть мила, чтоб скорбь забыть,
И ненавистна - ведь забуду я
Твой облик, что всего дороже мне.

Ни жизнь, ни смерть - вот ясный выбор мой,
С тобою обе рядом навсегда,
Так водворись хоть в счастье, хоть в скорбях".

Так монотонно он одно твердил,
Глаз не сводя с прекрасного лица,
И лишь губами еле шевелил.
Я выскользнул бесшумно из дворца -
Вот что за торжество пришло в тот дом,
Так освещенный в Городе Ночном.

XI

Кто те, чей вид столь темен и уныл,
Кто перстью смертной наполняет рот
И селится во мраке средь могил,
И смертный вдох у вечности крадет,
Покров реальности срывая томный,
Чтобы проникнуть в этот омут темный,
Где вера, погасая, не живет?

При всем уме - ума неурожай,
В душе добры - но блага не творят
(Известно, что у дураков свой рай,
У грешников - свой настоящий ад);
У них так много сил - рок их сильнее,
Так терпеливы - их часы длиннее,
Отважны так - их выпады смешат.

Разумны - и при этом без ума,
Безумья их ничем не укротить;
Рассудок проницательный весьма,
Но вял и хладен - не расшевелить,
Осознает безумье, видит ясно
Конец фатальный, силяся напрасно
Закрыть глаза, чтоб вовсе не судить.

И многие средь них в больших чинах,
И многие привычны к похвале, -
А многие шевелятся впотьмах,
Погрязшие в ничтожестве и зле,
И, жизни оттолкнув дары благие,
Но все ж они друг другу как родные -
Несчастнейшие люди на земле.

XII

Нас, разобщенных, можно всех собрать
Во имя общих целей заодно?
Ведь довелось мне въяве наблюдать
Людей безмолвных, что, к звену звено,
Тянулись через площадь, где собор,
Как будто бы на некий тайный сбор.

И я пошел за ними по пятам.
В притворе человек в плаще стоял,
И - пламенный - всех, приходящих в храм,
Взор из-под капюшона прожигал:
- Зачем, покинув яркий мир дневной,
Пришел ты в этот Город Тьмы Ночной?

- Иду с совета, где владычит лорд,
Искав защиты для бессчетных орд,
Что за гроши гнут спину день-деньской:
Теперь явь для меня - сей мрак ночной.

- Мир опийных покинул миражей,
Что был так сладостен душе моей,
Где полон озарений ум нагой:
Теперь явь для меня - сей мрак ночной.

- Толпящийся народ от смеха выл,
Когда кривляньями я всех смешил
И забавлял потешною игрой:
Теперь явь для меня - сей мрак ночной.

- Чрез пост и чтение священных книг
Восторг безудержный в меня проник,
Исполнивши всего любви благой:
Теперь явь для меня - сей мрак ночной.

- Оставил я роскошный царский трон,
С которого я правил испокон
Возросшей под моим крылом страной:
Теперь явь для меня - сей мрак ночной.

- Оставил проповедь для пылких масс
Об Агнце, что от смерти души спас,
Грех вящий наш смыв кровию святой:
Теперь явь для меня - сей мрак ночной.

- В притоне грязном пил я жгучий яд,
Там девки непотребные визжат.
Там хохот, ругань, ссоры, мордобой:
Теперь явь для меня - сей мрак ночной.

- Изображал я на холстах своих
Эдем и прародителей людских,
Всех дивной поражая красотой:
Теперь явь для меня - сей мрак ночной.

- Забросил труд ученый; его суть -
Понять к людскому сердцу Божий путь
И доказать, что не спасется злой:
Теперь явь для меня - сей мрак ночной.

- Я с горсткой храбрых, не считая ран,
Сражался смело, чтобы пал тиран,
Чтоб вольно мог вздохнуть народ простой:
Теперь явь для меня - сей мрак ночной.

Так каждый на суровый тот вопрос
Привратника свой отзыв предъявлял,
Потом входил в собор. Я тоже внес
Слов своих горсть, вошел, но тут же встал,
Чтобы послушать - но услышать смог
Лишь то, как щелкнул позади замок.

XIII

Иной поступок странен или план,
Но вот что удивительней стократ -
Как вводит человек себя в обман
В глазах всех населяющих сей град,
Роняя слезы горькие бессчетно
О том, что время мчит, жизнь мимолетна
И не найти вещам надежный стан.

Часов и дней тяжелый груз на нем,
Гнет месяцев едва выносит он
И в сердце часто молится своем,
Чтобы до срока впасть в глубокий сон,
Однажды поскорее пробудиться,
Коротким счастьем жадно насладиться -
И вновь отдаться в призрачный полон.

И Время там, в его чудесных снах,
Вдруг крылья обретает без труда, -
То Время, что змеею, всем на страх,
Ползет неотвратимо, как беда,
Всю землю в кольцах медленных сжимает,
Яд с каждой судорогой источает,
И, вероятно, будет так всегда.

Раз невозможно сразу извести
То время, что даровано ему,
Его он просто хочет растрясти
В трудах бесплодных, в похотях, в дыму;
Права свои он заявил, конечно,
На Будущее, раз уж безупречны
Заслуги его, судя по всему.

О, длительность томительных часов!
О, ночи, бесконечных мук полны!
О, Время, дольше всех людских сроков!
О, Жизнь, чьи дрязги жалкие равны
Для наших всех необозримых ратей,
Для каждого живого без изъятий! -
Не вашим ходом мы огорчены.

Нет, мы не просим эту жизнь продлить,
Наполненную скукой и нудой,
Мы вовсе не желаем вечно жить,
Пускай нескор конец сей пытке злой.
Нарочное докучливое бденье!
Пусть не замедлит смерть, придет забвенье
И низойдет божественный покой!

XIV

Густые тени наполняли храм,
Прошитые косым лучом луны,
Орган молчал, и тихо было там,
Ни пенье, ни молитвы не слышны,
Священник там хвалу не возвещал,
И сам алтарь весь в темноте лежал.

Назад Дальше