Мы прошли в подсобное помещение. Там была раковина с краном теплой воды. Теперь я мог раздеться до пояса и с наслаждением подставил под теплую струю шею и спину. Трудно представить, сколько сажи сошло с меня.
Через полчаса, расплатившись венгерскими деньгами, которые дал мне машинист в обмен на румынские, я вышел из парикмахерской. Был чисто вымыт, выбрит и опять стал походить на бравого немецкого солдата.
В это хмурое утро я шел по старинным улицам незнакомого мне города, мимо серых, мрачных каменных зданий, обнесенных чугунными оградами. Была середина июля. Люди спешили по своим делам. По булыжным мостовым грохотали венгерские военные машины с солдатами и с пушками на прицепе. Распевая походные песни, шагали в строю немецкие солдаты.
Еще будучи на Украине, во 2-й штабной роте капитана Бёрша, я слушал с радистом сообщения Совинформбюро и знал, что под Воронежем в январе 1943 года была разгромлена венгерская армия. Там по воле диктатора Хорти, втянувшего Венгрию в войну, погибли многие сыны венгерского народа.
Я оказался в Венгрии в те дни, когда началась оккупация страны эсэсовскими войсками. Шагал по улицам Будапешта, еще не зная, что очень скоро здесь начнется кровавая расправа над венгерскими патриотами, которые окажут сопротивление гитлеровцам…
Надо было позавтракать. На площади Дис я свернул за угол и зашел в маленькое кафе. Оно было переполнено рабочими и венгерскими солдатами, торопившимися что-нибудь перехватить на ходу. Взяв кофе с молоком, булку с маслом и сыром, я сел в сторонке за столик.
Я пил кофе и, глядя на обеспокоенные лица посетителей, которые возбужденно переговаривались между собой, стал обдумывать свое положение. Первоначально мне нужно было позаботиться о ночлеге. "Может быть, временно снять комнату где-либо в рабочем районе? И что дальше предпринять? Партизан в Карпатах я не нашел. Венгерского языка не знаю. Переодеться в штатское? Гражданский костюм я с собой не взял. А зачем он мне, этот костюм, сейчас. Нужен ли? Ну, переоденусь - а для чего?" Надо было осмыслить обстановку. Мыслей было много, и разных, но пока ничего путного в голову не приходило. Кафе опустело. Я расплатился и вышел на улицу.
Он был почти пустой, этот скверик, с дорожками, покрытыми пылью, с цепочками кошачьих и птичьих следов. Дорожки протянулись между клумбами с яркими цветами, и только на главной аллее сидела с вязаньем какая-то дородная мамаша, двое детей бегали возле нее. Было еще лето, но день выдался по-осеннему прохладный.
Я сел на влажную скамейку. Маленький мальчик в красных сапожках, узких синих брючках, красной венгерке со шнурами, обшитой белым мехом, играл с девочкой "в лошадки". На девочке была такая же венгерка, но с юбочкой. На головах у обоих были смушковые шапочки вроде наших кубанок. Девочка была "лошадкой", и на груди у нее звенели бубенцы.
Я вынул купленную в киоске немецкую газету и, еще не представляя, как сложится день, стал машинально читать.
- Какую газету вы читаете? - вдруг услышал я мужской голос.
Я не заметил, как рядом очутился венгерский офицер.
- "Фёлькишер Беобахтер" ("Народный наблюдатель"), - ответил я и посмотрел на его молодое, чисто выбритое холеное лицо. Из-под каскетки с прямым козырьком на меня смотрели блестящие темные глаза. На широких плечах красовались шитые серебром погоны. От него тянуло вином.
- Что нового? - спросил он.
- По газетам фронтовой обстановки не поймешь, - уклончиво ответил я.
- А новость есть!
- Какая?
- В наших газетах пишут, что румыны нас предали, выйдя из нашего союза, и присоединились к русским.
- Вот как! В немецких газетах этого сообщения нет.
- Это очень неприятная новость, она может повлиять на ход военных событий: Румыния и Венгрия - соседи.
- Берлин - дальше, - уклоняясь от полемики, вставил я.
- А вы из Берлина?
- Да, из Берлина, - тут же выдумал я.
- Так давайте познакомимся. Разрешите представиться. Шандор Мольнар, капитан венгерской армии.
- Очень приятно! - Я тоже встал. - Карл Виценхаммер - солдат великого рейха.
Мы снова сели.
- А вы отлично говорите по-немецки, - начал я.
- Шлифую немецкую речь, - улыбается он. - И как только вижу немецкую военную форму, не упускаю случая попрактиковаться. Все же по-английски я говорю значительно лучше. - Он помолчал, весело глядя на ребятишек. - А вы здесь случайно, проездом?
- После госпиталя, в отпуске. Домой еще не добрался. Решил на несколько дней задержаться в вашей прекрасной столице. Никогда здесь не был. Чудесный город.
- А вы в семье единственный сын? - спросил он.
- Нет, есть еще сестра. Старший брат погиб под Сталинградом.
- Женаты?
- Пока нет.
Капитан улыбнулся, достал из нагрудного кармана френча бумажник и вынул две фотографии.
- Это моя жена - Ева. Она кинозвезда, - с гордостью произнес он. На фотографии была красавица с длинной белокурой гривой, ниспадавшей на плечи, с роскошным ожерельем на стройной шее.
- О-о-о! Ваша супруга прелестна!
- А это - мой сын. - На фотографии был голыш с вытаращенными круглыми, как пуговицы, глазами. - Здесь ему ровно месяц.
Я выразил восхищение, увидев на снимке упитанного карапуза, очень забавного, чуть похожего на своего родителя; после чего капитан аккуратно положил свои фотографии в бумажник и спрятал его.
- Значит, на днях отбываете в Берлин?
- Да, дома заждались, - продолжал я сочинять, обдумывая, как отделаться от непрошеного собеседника.
- А у меня идея! - вдруг, улыбаясь, сказал он. - Представьте, меня сейчас осенила потрясающая мысль. Блеснула как молния. Я могу показать вам высший свет, к которому имею сам некоторое отношение. Это феноменально! Просто я маг-волшебник! А? Каково? - Он выражался высокопарно, стараясь быть любезным перед берлинцем.
- Я вас не понимаю.
- Сегодня в замке моего отца большой раут, отмечается юбилейная дата военного союза германских и венгерских вооруженных сил! О! Вы не знаете, что это будет! Такого вы нигде не увидите, даже в кино. Весь генералитет, весь высший свет Будапешта! Форма одежды - фрак. Для дам - вечерние туалеты. Вход по специальным именным приглашениям с пропусками. Это, знаете, не часто бывает… Не упустите случая! - В веселом оживлении он хлопнул себя перчаткой по коленке и вопросительно поглядел на меня: - Ну, как?
- Большое вам спасибо, господин Шандор. Но, как видите, в данный момент я не могу принять вашего любезного приглашения и удостоиться чести быть принятым в таком обществе - мой фрак остался в Берлине.
- Какая ерунда! - возразил капитан. - Фрак будет, возьмем его в любом ателье напрокат.
- А приглашение с пропуском?
- Пустяки! Я - сын хозяина замка. Нам никаких пропусков не понадобится. Я подвезу вас на своем "хорьхе" к черному ходу, и мы попадем прямо в буфетную. Вам нечего беспокоиться. За все отвечаю лично я, хоть перед самим вашим фюрером!
Я понял, что мой новый знакомый - авантюрист высшей марки.
Он хлопнул себя в грудь.
- Я еще и не такие номера отмачивал! Вы что, не догадываетесь, с кем имеете дело?
- Нет, я уже догадался, господин Шандор, с кем меня свел счастливый случай, с человеком нашего круга - интеллигентным и весьма влиятельным. За вами - как за китайской стеной! - пошутил я.
- Вот и отлично! Я вижу, что вы согласны. Не будем же зря терять время. Заключаем союз частного порядка. Ну, как? Поехали? - Он резво вскочил со скамейки.
Еще слегка колеблясь, я поднялся. В конце концов, чем я рисковал? На все вопросы у меня одно оправдание: отстал от части. В любом случае я был бы доставлен к капитану Бёршу - надо знать немцев и их педантичность. А приглашением великосветского сынка, пожалуй, стоит воспользоваться. Не каждому может так повезти! Отличная возможность побывать во вражеских "верхах" и добыть некоторые любопытные сведения о противнике - весьма заманчивое мероприятие.
Шандор остановил какую-то военную машину, и мы поехали. Весь день мы провели вместе. В его особняке я принял ванну, он одолжил мне один из своих гражданских костюмов и небрежно сунул в карман пиджака пачку венгерских денег со словами: "Бери без церемоний, они могут тебе пригодиться!" Мы обедали вдвоем (жена находилась в замке свекра). Затем поехали за фраком. Венгра, как шаловливого ребенка, забавляла вся эта бесшабашная затея. А я, готовый ко всяким неожиданностям, ко всему присматривался.
Вечером, одетый во фрак, я сидел рядом с Шандором в его "хорьхе" (солдатская форма лежала в багажнике). Мы ехали широким длинным мостом через Дунай из Пешта в Буду. Фрак сдавливал мне плечи, накрахмаленная манишка и воротник врезались в шею. По правде сказать, чувствовал я себя не совсем в своей тарелке. Все думал: "Сольюсь ли со средой? Не буду ли белой вороной, инородным телом? Спасут ли меня от разоблачения мои интеллигентные родители и немка Эмма Ивановна, которые воспитывали меня и привили с детства правила поведения, манеры, этикет, которых придерживались в нашей семы? Главное - самообладание! Держаться легко и непринужденно. Надо перевоплотиться по-театральному в образ, соответствующий данному рауту, и органично вписаться в "высший свет" венгерской аристократии. Смогу ли?.."
И вспомнились мне юные годы, когда я участвовал в школьной самодеятельности. Тогда мы увлекались немецким драматургом Бертольдом Брехтом. Все инсценировки были на немецком языке. Мне удалось сыграть несколько очень увлекательных ролей. В пьесе "Круглоголовые и остроголовые" я играл роль полицейского инспектора. В пьесе "Страх и нищета Третьей империи" - роль штурмовика Эрика Клейна, а в пьесе "Жизнь Галилея" мне досталась роль аристократа - великого герцога Флоренции - Козимо Медичи. Наш преподаватель немецкого языка, дальний родственник Станиславского, привез эти пьесы в 1938 году из Праги и поставил их на нашей школьной сцене. Он сам был и режиссером и актером. Мне удались все роли, особенно последняя. Вся школа нам аплодировала…
Вот и подумалось мне по дороге в венгерский замок, что моя роль в спектакле, в котором я буду скоро участвовать, является моей военной студенческой дипломной работой - работой крайне ответственной, граничащей со смертельным риском.
…Шандор несколько раз о чем-то спрашивал меня, я отвечал и снова погружался в свои тревожные мысли…
В замке
Замок Мольнара - в пятнадцати километрах от Будапешта. Подъезжая, можно было различить очертания островерхих башен, мрачных каменных стен с готическими окнами, из них пробивались полоски света. Мы въехали в большие чугунные ворота, возле которых стояла охрана, приветствовавшая Шандора. Миновали парадный подъезд. Видно было, как из машин высаживались высокопоставленные гости. Обогнули замок и остановились возле подвальной дверцы под навесом. Шандор открыл дверцу тяжелым старинным ключом и пропустил меня вперед. Спустились по ступенькам вниз. Освещая путь карманным фонариком, он вел меня по коридорам полуподвала. В нишах стен мелькали многочисленные бочки с коньяком и ромом, огромные, оплетенные лозой винные бутыли, запечатанные сургучом. Спертый воздух, сырость, запахи подземелья. Но вот коридоры кончились, и мы вошли в подсобное помещение, где под мрачными сводами на крюках висели подвешенные за ноги две оленьи туши, касавшиеся ветвистыми рогами каменного пола, и вепрь, оскаливший желтые клыки. От всего этого веяло таким махровым средневековьем, что я невольно вспомнил романы Вальтера Скотта.
- Вчера привезли с охоты, - пояснил мне Шандор, скользя лучом фонарика то охотничьим трофеям.
По крутой железной винтовой лестнице мы поднялись наверх. Гулко отзванивали ступеньки под ногами.
- Тише! - сказал Шандор. Он открыл ключом дверь и впустил меня в небольшой чуланчик. Из буфетной пробивался ослепительно яркий свет, доносился звон посуды. Шандор осмотрел меня, поправил галстук-бабочку на крахмальной манишке и, улучив момент, когда буфетная была пуста, быстро провел меня между столами и шкафами прямо в столовую, где шли последние приготовления к торжественному приему.
Предчувствие неизвестности рождало во мне необъяснимую тревогу. Вместе ней возник и юношеский азарт. Он подхлестывал, будоражил…
Столовая была отделана дубовыми панелями, под темным дубовым потолком сверкали две громадные бронзовые люстры с хрустальными подвесками. На стенах были развешаны старинные фаянсовые тарелки с охотничьими сюжетами, прямо над хозяйским креслом, похожим на готический трон, висели портреты Гитлера и Хорти. Лакеи в серых ливреях с золотыми галунами сновали между столами с графинами и подносами. Шандор провел меня в холл. Прямо перед собой я увидел большое зеркало в позолоченной раме: на него шли двое - Шандор и с ним стройный элегантный юноша с гладко зачесанными набриолиненными волосами, чуть тронутыми сединой висками, с темными усиками на тщательно выбритом настороженном лице. Это был я.
Мы смешались с толпой входивших гостей. Мелькали обнаженные плечи дам, бриллианты, пышные прически, дорогие меха, в воздухе витал тонкий аромат французских духов. Все это двигалось рядом с аксельбантами, эполетами, генеральскими мундирами, увешанными орденами… Среди гостей был и Отто Скорцени - личный агент Гитлера. Высшее общество, фраки и мундиры. Совсем как на театральной сцене. А за стеклянной дверью, перед парадным входом, гестапо отбирало приглашения и пропуска.
- Сейчас я тебя представлю моим родителям, - шепнул Шандор и подвел меня к старому седовласому господину. Справа стояла его жена - худая, пожилая дама, сильно декольтированная и подкрашенная, возле нее красовалась Ева, и я сразу узнал ее. В жизни она оказалась еще привлекательнее, чем на фотографии. Возгласы, реплики, поцелуи и приветствия витали в холле.
- Папа, позволь представить тебе моего друга из Берлина. - Шандор не успел сказать моей фамилии (а может быть, он уже забыл ее).
Хозяин замка торопливо кивнул мне головой - за нами шел какой-то немецкий туз в генеральской форме со своей фрау, чудовищно перегруженной гримом, локонами и драгоценностями (видимо, трофеями из всех стран Европы). Я посторонился, уступая генералу дорогу к венгерскому вельможе, почтительно склонившему свою большую седую голову. Ева оказалась со мной рядом, она улыбнулась мне стандартной киноулыбкой. Почтительно поприветствовав ее, я отошел в сторонку, и тут же услышал голос Шандора:
- A-а! Господин Мержиль, очень рад вас видеть! Какими судьбами? Вы надолго к нам в Будапешт?
- Здравствуйте, милый Шандор! Очень рад, очень рад нашей встрече. Как поживаете? Как служба?
- Благодарю вас, все в порядке… Сегодня, кажется, будем дегустировать ваши вина?
- Да, да! Я представил вашему отцу большой набор французских вин. Между прочим, скажу по секрету, есть бургундское двенадцатого года… Букет ошеломляющий! - Коммерсант произносил немецкие слова с явным французским акцентом. - Да, простите, - спохватился Шандор. - Разрешите мне представить вам моего друга из Берлина. - Он указал рукой в мою сторону.
- Карл Виценхаммер! - невнятно произнес я.
- Очень рад, очень рад! - расплылся в улыбке француз. - Позвольте узнать, вы из каких же Виценхаммеров, из кельнских?
- Нет, нет, я - берлинец, - поспешил я отречься от однофамильцев.
Тут, к счастью, раскрылась дверь и вся толпа приглашенных двинулась к трапезе. За столом я оказался между Шандором и коммерсантом. Отто Скорцени, со шрамом через все лицо, сидел напротив, рядом с Функом - одним из заместителей Геббельса по пропаганде. Его посещение этого раута не было случайным. (Как я узнал позднее, Отто Скорцени со своими молодчиками-террористами, переодевшимися, как и он сам, в штатское, имея чрезвычайные полномочия Гитлера, прибыл в Будапешт, чтобы повлиять на правительство Хорти и заставить венгерского диктатора продолжать войну на стороне Германии, а неугодных - в лице некоторых генералов, которые завязывали контакты с русскими и пытались склонить войска к выходу из фашистской авантюры, срочно ликвидировать.)
Столы в зале были расставлены буквой "П". За каждым гостем стоял его личный официант, Можно было заказать любое блюдо и закуску по своему желанию.
Ужин был роскошный. Но я не мог по достоинству оценить его, потому что вынужден был все время следить за Шандором - какой вилкой и каким ножом он пользуется. Я едва прикасался к блюдам, совершенно не представляя себе, как надо управляться со спаржей, артишоками, устрицами, омарами, креветками. Блюд было так много и все такие изысканные, что я был все время настороже - как бы в чем-нибудь не промахнуться…
Начались тосты. Первым выступил Функ. Он говорил с пафосом: - Почтенные дамы и господа! Мир вступает в фазу грандиозных событий. Недалек тот день, когда земля задрожит от победоносной поступи наших великих армий. Сейчас в Германии создано сверхмощное оружие, и в военных действиях на Востоке это оружие принесет нам всемирную победу и славу. Мы все обязаны великому фюреру, потому что с его приходом к власти Германия добилась коренных преобразований в умах и сердцах миллионов. В Гитлера верит не только армия, в него верит весь германский народ. Господа! Наши совместные усилия против большевистской опасности столь грандиозны, что они по праву становятся подвигом, который будущие летописцы навеки впишут в скрижали германской истории. Наша убежденность в гений нашего фюрера придает нам силу и вселяет веру в будущее. Немецкий дух и наивысшая в мире арийская мораль незыблемы, как земная кора…
"Господи, куда это меня занесло?" - думал я, давясь устрицами. Перед моими глазами всплывали: размокшая глина окопов, огни самокруток, изможденные лица бойцов группы лейтенанта Петрова. Я остро почувствовал запах махорки и услышал отрывистые голоса в ночи…
(Мог ли я в тот момент допустить такую утопическую мысль, что пройдет некоторое время и этого самого Функа, заместителя Геббельса по пропаганде, я буду допрашивать как переводчик в штабе 8-й гвардейской армии у генерала Виткова? Нет, не мог! Это еще не произошло, это будет позже, в апреле 1945 года.)
- Пусть дух павших сыновей обеих наших держав - великой Германии и прекрасной Венгрии, - отпив из стакана, продолжал оратор, - ведет нас к новым победам на всей планете! Не будем скрывать, что сейчас идет бесчисленное истребление людей во всем мире…
А перед моими глазами всплывал, как из тумана, кировоградский ров смерти и расстрел евреев, который пришлось мне пережить… Я вдруг почувствовал, как от страшного напряжения под фраком взмокла рубашка, и ощутил холодный пот на висках…
- Вы спросите меня, так кто же в этом виноват? Кто же? Кто? - истерически выкрикивал оратор. - Я вам отвечу: виноваты евреи! Несчастные, уставшие от войны народы Европы, Америки и Азии брошены в кровавую битву. Кем? Мировым еврейством! Только великая Германия сможет смыть со всего мира позор еврейского засилья и этим озарить мир, как светоч великого гуманизма! Отмечая юбилейную дату нашего с Венгрией военного союза, я предлагаю поднять бокалы за великого фюрера - Адольфа Гитлера! Хайль!