В те дни я посещал Петра Степановича Белобородова, как всегда, он был приветлив и радушен. Слуга потчевал нас вином и фруктами, мы пробовали какие-то немыслимые коктейли, и, как всегда, он рассказывал мне удивительные истории. Я засиживался у него допоздна. Он никогда меня ни о чем не спрашивал, а только часто повторял: "Если я вам когда-либо понадоблюсь, Сосновский знает, где меня найти…"
Белобородов любил поболтать, и, когда в последний раз я был у него в гостях, он поведал мне очередную прелюбопытную историю.
- Вот, голубчик вы мой, как это все происходило, - начал он, закурив сигару. - Случилось это в Париже, еще до немецкой оккупации. В шикарный ювелирный магазин зашел элегантно одетый молодой человек и написал на бумажке хозяину магазина: "Покажите мне ваше бриллиантовое колье за 5 ООО ООО франков". При этом он назвал свою фамилию. Это была очень известная фамилия магната-нефтяника. Хозяин вышел, включил специальную сигнализацию, чтобы охрана была начеку, попросил посетителей выйти из магазина, вывесил на дверях табличку: "Магазин закрыт", достал из сейфа драгоценное колье и показал покупателю. Молодой человек посмотрел на сокровище через лупу и небрежно бросил: "Заверните!" Выписал чек на пять миллионов франков и передал хозяину. Это была колоссальная сумма. Хозяин магазина хотел проверить чек в банке, но, увы, послать своего человека в банк он уже не мог, ибо было без четверти пять, а ровно в 5 часов банк в субботу закрывался, и поэтому он имел возможность только позвонить в банк, что и сделал. Из банка ответили, что чек действительный и что у господина на счете семь миллионов франков. Хозяин успокоился. Молодой человек получил свою покупку и, сказав: "Подарок к свадьбе!" - сел в машину и укатил в неизвестном направлении.
Через полчаса хозяину магазина позвонил его приятель - хозяин другого ювелирного магазина и сказал: "Жак, это я, Дарэль! Я знаю, что у тебя было золотое бриллиантовое колье стоимостью в пять миллионов франков. Оно сейчас у меня в руках. Я его узнал. Оно твое! Какой-то молодой человек предложил мне купить его за три миллиона. Я согласился, но сообщил в полицию. Мне ответили по телефону: "Постарайтесь его чем-нибудь занять". Полиция появилась тут же. Молодого человека арестовали. Допрос шел при мне в магазине. Следователь спросил:
- Вы покупали это колье?
- Да, - ответил молодой человек.
- И вы заплатили за него пять миллионов франков?
- Да.
- И вы продавали его здесь за три миллиона?
- Да.
- И как это называется?
- А какое ваше дело! - ответил молодой человек. - Это же моя вещь. Хочу - продаю, хочу - подарю.
Следователю показалось, что дело тут нечистое, и он обратился к прокурору. Прокурор дал санкцию на арест с задержанием в полиции до понедельника, чтобы проверить в банке счет…
- Ты слышишь меня, Жак?
Жак ничего не ответил. Он принял валидол. У него перехватило дыхание: "Неужели чек фальшивый?"
- Я не возражаю против того, чтобы погостить у вас до понедельника, - спокойно сказал молодой человек в полиции, - но только здесь есть небольшая, но существенная деталь. Дело в том, что я представляю торговое дело отца в Марселе. Вот мой билет на самолет. Я сегодня должен быть в Марселе. Если я сегодня там не буду, то издержки за непосещение правления нефтяных синдикатов, а именно шесть миллионов франков, заплачу не я, а полиция Парижа. Ибо я задержусь здесь не по своей вине, а по вашей.
Следователь позвонил прокурору, но тот санкцию на арест оставил в силе. В понедельник чек был проверен. Хозяин первого магазина получил свои деньги. Молодой человек был выпущен на свободу. Вскоре он оформил соответствующие документы и подал их в суд. Суд обязал полицию Парижа выплатить шесть миллионов франков в пользу незаконно задержанного. Как вам это нравится?
- Удивительная история, - сказал я.
- Вот, голубчик, какие есть люди. Диву даешься! Как ловко могут провернуть любую аферу…
Вернувшись домой, я узнал, что утром с Мержилем вылетаю в Стамбул.
Стамбул
Откровенно говоря, Турция в данный момент меня очень мало интересовала. Важно было только одно, чтобы Мержиль ни в коем случае не изменил своих дальнейших планов и чтобы из Стамбула он полетел в Ригу.
В Стамбуле я оказался в 12 часов дня в конце июля 1944 года. Мержиль дал мне визитную карточку с адресом стамбульского отеля (номер был заблаговременно заказан по телефону еще в Женеве), а сам уехал с аэродрома по своим делам в какой-то промышленный трест на машине, которая его встретила.
И вот я шагаю по Стамбулу. Жарко. В кармане у меня письмо к Григорию Бредову. Это письмо дал мне Петр Степанович Белобородов. Адрес на конверте написан по-турецки, а письмо по-французски. Мержиль еще в Женеве перевел мне это письмо на немецкий язык. Там говорилось: "Дорогой друг! Не откажи в любезности помочь в любом вопросе подателю этого письма. Не подписываюсь, ибо мой почерк тебе знаком".
Шагаю по Стамбулу. Поражает своеобразие города: его дома, архитектура, яркие наряды горожан. Еще во время полета над Стамбулом заметил, что город как с южной, так и с северной стороны обрамлен крепостной стеной с круглыми башнями. На Босфоре - рыбачьи фелюги, парусники, баркасы, лодки, катера, шаланды… В военном порту - американский военно-морской флот, турецкие военные корабли. На берегах Босфора утопают в зелени виллы богачей, красивые особняки - летние резиденции иностранных дипломатов.
Навстречу мне попадаются люди в белых мантиях, накидках, балахонах. Мелькают красные фески. Вот - смуглый пожилой старик в чалме. Вот женщина в черном одеянии и в парандже - лица не видно. Бегут босоногие в рваной одежде мальчишки - разносчики газет, они что-то кричат. На специальных войлочных подстилках мужчины и женщины несут на головах какие-то глиняные сосуды и ящики с фруктами. Снуют кошки и бездомные тощие собаки. Мелькают пестрые рекламы и афиши с обнаженными женщинами. Вот невдалеке показалась белая мечеть, окруженная высокими и узкими остроконечными башнями-минаретами. На минарете стоит муэдзин, призывая горожан к молитве. Люди идут в мечеть, одни заходят внутрь, другие опускаются на колени перед главным входом и погружаются в безмолвие молитвы. Кто просто опускается на колени, кто подкладывает под ноги небольшие мягкие подушечки.
Вот навстречу мне идет пожилая женщина в тюлевой шали и в длинном балахоне, рядом шествует, видимо, ее дочь. Девица одета в пеструю кофту и в широкую юбку, она в модных туфлях, на голове - высокая копна черных волос, ресницы и брови сильно подкрашены. На перекрестке улиц на возвышении - турецкий полицейский. Он в черной форме, в каске и белых перчатках. Палочкой он регулирует движение транспорта. Кто едет на машине, кто - на бричке, кто - на осле. Горделиво вышагивают верблюды, навьюченные тюками. Погонщики идут рядом.
Вот и Галатский мост. Перехожу его и попадаю на остров - в европейскую часть города. Здесь расположены деловые кварталы. Огромные многоэтажные дома в мавританском стиле, здания банков, синдикатов, концернов, трестов, акционерных обществ, особняки богачей, фешенебельные, модернизированные отели. Выхожу на окраину города. Разыскиваю дом Бредова. Услужливые вездесущие мальчишки усердно пытаются мне помочь. Дело в том, что с номерами домов разобраться крайне сложно. Вот - дом № 10, а рядом - дом № 271. А дальше - дом № 17. Попробуй найди тот, который тебе нужен!
Наконец находим. Мальчишки рады, смеются. Я даю им 5 лир за работу. Они счастливы. Дом Бредова трехэтажный. В каждом этаже по одной комнате. По винтовой лестнице поднимаюсь на третий этаж (как я узнал потом, нижнюю комнату снимал греческий певец, среднюю - армянка легкого поведения). Стучу. Дверь открывает хозяин, пожилой мужчина с густой седой шевелюрой, небольшими усиками, с открытым, интеллигентным лицом.
- Здравствуйте! - говорю по-русски.
- Добрый день!
- У меня к вам послание!
Бредов внимательно прочитывает письмо.
- О, так вы желанный гость! Как поживает милейший Петр Степанович? Как его драгоценное здоровье?
- Велел вам низко кланяться. Чувствует себя согласно возрасту. Лечит радикулит.
- Присаживайтесь! Коньяк? Кофе? Сигары?
- Благодарю! Не беспокойтесь!
- Нет, нет! Как же! - Бредов суетится. - Все же, может быть, кофе?
- Хорошо. Только небольшую чашечку, по-турецки.
- По-турецки! Как же!
Мы сели пить кофе.
- Так что вас интересует, молодой человек: военный порт, шифры передатчиков, переписка посольств, схемы бомбоубежищ? Какой валютой располагаете: в долларах, фунтах или в швейцарских франках? - Он выжидательно смотрит мне в глаза.
- Интересуюсь жизнью турецкого народа.
- Это как понять?
- Попросил бы, если это возможно, завтра быть моим гидом по городу. Пока это единственная просьба.
- Не думал, что Петр Степанович пришлет ко мне гостя с таким невинным желанием.
- Турция не входит в сферу моей работы.
- Завтра покажу вам Стамбул.
Мы сидели, пили кофе, беседовали о делах житейских, о разном…
Эту ночь я провел в шикарном номере отеля, рядом с номером Мержиля. Перед сном мы поужинали в ресторане. К Мержилю подходили знакомые, он охотно танцевал под фривольную музыку с красивыми женщинами. Какой-то незнакомец подсел ко мне и показал фотографии молодых обольстительниц, но я никак не прореагировал, и он отошел в сторону.
Утром в своем номере я принял душ и встал у окна. За маяком "Линдер" хорошо был виден Улудаг - одна из самых высоких гор Турции. На фоне голубого неба ярко выделялся силуэт древней мечети.
После завтрака мы с Мержилем вновь разошлись. Бредов ждал меня у подъезда отеля. Мы сели в его машину и покатили. Останавливались, выходили, и мой гид рассказывал мне о здешней жизни:
- Стамбул - типично восточноазиатский город в Европе. В этом городе сохранились наслоения различных цивилизаций: античной, христианской, мавританской, в основном в виде остатков крепостных стен, зданий, скульптур, колоннад и колонн. Живут здесь турки, греки, евреи и армяне - это главная и основная масса населения.
В Стамбуле много соборов, и самым уникальным считается собор Святой Софии, воздвигнутый еще в шестом веке, но сейчас он реставрируется. Между прочим, я бы посоветовал вам посетить Анкару. Изумительный по своей красоте город. Паром от Галатского моста доставит вас в Хайдарпашу, откуда отходит экспресс на Анкару, а там недалеко от площади Улусмаидан на бульваре Ататюрке есть фешенебельный магазин "АВС", где можете приобрести все что угодно.
- Благодарю за совет, но я не располагаю лишним временем.
Едем дальше.
- А вот обелиск Клеопатры! - говорит Бредов. - Две тысячи лет тому назад этот изумительный по своей красоте памятник был перевезен из Египта в Константинополь - сегодняшний Стамбул. Византия в те далекие времена была царицей мира, а Рим считался вторым городом на земном шаре.
Мимо нас проехал старик на осле, он читал какую-то бумагу и кричал: "Алла! Алла!" Его окружали босоногие мальчишки.
Мы побывали на базаре, где в каменных галереях, напоминающих катакомбы, продавались различные товары: шелка, костюмы, хозяйственная утварь, жесть, кастрюли, ковры, шали. Здесь же можно было увидеть ишаков, крестьянские повозки, с них продавали каймак (заквашенное особым способом буйволиное молоко), в ларьках можно было купить кокосовое молоко, обсыпанное тмином. А рыба! Сколько здесь было рыбы! Плоская камбала, серебристая скумбрия, кефаль, бычки… Поблизости жарилось мясо, выпекались пирожки и чебуреки. Тут же уличные художники рисовали с натуры, но картины раскупались плохо, турки народ бережливый.
Недалеко от базара приютилась пошивочная мастерская, рядом чинил обувь сапожник. Здесь же, под белым навесом, жили взрослые и дети и зимой, и летом.
Мы остановились возле расстеленного на земле ковра, на нем лежали турецкие пряности и фрукты.
- Вот смотрите, - сказал Бредов, - хозяина нет, он в кабаке. Вон там, - махнул рукой в сторону кабака, - тянет кальян, а его товар лежит без присмотра. Покупатели знают, сколько стоит любая пряность, сами берут, что им нужно, и кладут деньги в пиалу. Иногда берут и без денег, но тогда на следующий день они обязательно приходят и расплачиваются. Народ здесь на удивление честный.
Мы присели в турецкой чайхане перекусить. Нас обслужила черноокая красавица. Мы уютно сидели в тени и мирно беседовали.
- У меня есть двоюродный брат, - сказал Бредов, - живет он в Париже и влачит весьма жалкое существование. Приходится ему помогать. Из родственников у меня никого нет ближе него. Мы дружим. В России он был юристом, а во Франции стал чистильщиком сапог.
- Почему же так?!
- Удивляться не приходится. Многие из эмигрантов, покинувших Россию после революции, перебрались в Париж и обрекли себя на чужбине на нищенское существование. Бароны и князья, растранжирив остатки своих капиталов, стали лакеями и швейцарами у французских буржуа. Иные сынки из некогда влиятельных дворянских семей работают сейчас официантами в русских кабаках, в лучшем случае устроились шоферами. Знаю одного генерала, он в царское время командовал дивизией, сейчас в Париже заведует туалетом, ему девяносто шесть лет. Почтенные графини подрабатывают по-разному, одни - портнихи, другие - манекенщицы. Ирония судьбы! И это, я считаю, еще хорошо! А простой люд, выходцы "из низов", это особенно касается казаков из бывших врангелевских и деникинских войск, - эти вообще уже много лет пребывают в ужасной нищете. Они еще тогда сразу попали в шахты и рудники и до сих пор никак не могут освободиться от кабалы завербовавших их французских хозяев. Мне повезло! Я получил наследство по завещанию от отца моей умершей жены, да и к тому же много лет помогаю Белобородову, обслуживаю его клиентуру. Тоже порой неплохой заработок. Сейчас я, как говорится, "на коне". Скоро перееду в собственный дом. Буду ждать вас в гости. - Бредов улыбнулся.
- Спасибо. Непременно воспользуюсь вашим приглашением.
Я рассчитался за угощение, мы сели в машину.
Мимо нас прошла женщина в парандже.
- Обратите внимание, - сказал Бредов. - Она скорее всего из деревни. Турки, живущие в деревне, никогда не познакомят жену с посторонним мужчиной. Если вы - гость, он вас сердечно примет, накормит, оставит ночевать, но и уходя, вы его жену в лицо так и не увидите. Своеобразный народ. Свои нравы, свои традиции, свои обряды. Турки - мусульмане и свиного мяса не едят. Существуют охотоведческие союзы, они ведут охоту на кабанов. Кабаны - это бич крестьянина, они все пожирают на полях и огородах и все втаптывают своими острыми копытами в землю. Охотники убивают кабанов, рубят их туши на куски и этим мясом удобряют землю. А в ресторанах турки пьют газированную воду с джином и виски. Десять граммов джина и стакан воды.
Мы ехали по Стамбулу.
Навстречу нам прошли несколько высоких негров в форме американского военно-морского флота.
- А как эти друзья здесь себя чувствуют?
- Прижились, - ответил Бредов. - Знай себе меняют доллары на лиры, шатаются по ночным кабачкам и чувствуют себя прекрасно.
Мы продолжали осматривать город. Турки сидели на корточках около своих домов и довольно равнодушно поглядывали на нас.
- Молчаливый народ, - сказал Бредов. - Много говорить не любят. Греки шумливы, а турки нет. Вот так целый день могут просидеть без дела. Большинство безграмотны, и детей не все в школах учат. А вообще, поверьте мне, я давно здесь живу, турки - народ хороший и относятся к русским с уважением.
Мы по-доброму, сердечно расстались.
На следующий день утром самолет Мержиля взял курс на Ригу.
"Где ты пропадал?"
И вот маленький, восьмиместный, комфортабельный самолет снижается. Я смотрю в иллюминатор на притаившуюся в тумане Ригу. Можно смутно различить развороченные причалы порта, обгорелые здания складов, кое-где остовы разбомбленных домов. Чернеют воронки от бомб.
Танковая дивизия СС "Великая Германия" должна быть где-то здесь, в Прибалтике. А что, если ее нет? Быть может, стоит сразу по прибытии в Ригу явиться в военную комендатуру и заявить, что я отстал в пути… Если Бёрш где-то здесь, поблизости, то дело верное - я снова займу должность "продснабженца" в обозе и обрету столь желанную свободу передвижения… Или начать розыски подпольщиков в городе и в окрестных селах… Нет, это сейчас не оправдано. В штатском, без документов, да еще при оружии, я буду кем-нибудь выдан немцам как "подозрительная личность", и тоща при допросе уже никто не поверит в мою версию "с отставанием". Снова нужна спасительная "ширма" 2-й штабной роты - другого прикрытия для задуманного пока нет.
Стюард, обслуживающий самолет, выслушивает какие-то указания Мержиля. Они говорят по-французски. Он по-деловому серьезен, суховат. Взгляд у него настолько официален, что все мое турне временами кажется какой-то фантасмагорией. Мержиль словно забыл, зачем пригласил меня с собой. И лишь иногда, на мгновение оторвавшись от своих мыслей и забот, он одобрительно кивает мне с какой-то "вчерашней" улыбкой и снова погружается в свои мысли…
Самолет торкнулся в землю и покатился по бетонной дорожке. Вокруг на полях торчат остовы разбитых немецких истребителей. Где-то близко немецкий военный аэродром: со свистом и грохотом в небо поднимаются "мессершмитты".
Мы спустились по трапу. Двое в штатском, ждавшие Мержиля, подхватили его вещи и проводили нас к "мерседесу". Уселись, поехали в гостиницу.
Рига была на военном положении - заклеенные бумажными полосками окна домов, закрытые магазины, опустевшие особняки. Проезжают грузовики с людьми и домашним скарбом под немецким конвоем - этих насильно вывозят из города. По улицам идут войска. Довольно часто попадаются грузовые платформы с искореженной военной техникой…
В гостинице (это был небольшой отель недалеко от улицы Меркеля), несмотря на внешний порядок и чистоту, чувствуется близость фронта, это сказывается прежде всего в настроении публики - деловой, встревоженной, оказавшейся здесь в силу крайней необходимости. Нам с Мержилем предоставили двухместный номер на втором этаже.
- Советую вам, друг мой, не выходить из отеля. Раздевайтесь, устраивайтесь, вот вам сигареты, газеты, отдыхайте. Я вернусь к вечеру. Мы поужинаем, переночуем - и утром обратно в Женеву. Рига сейчас не очень приятное место для прогулок, - пошутил он и, дружески кивнув мне, вышел из номера.
Это был наш последний разговор.