Ночь будет спокойной - Ромен Гари 6 стр.


Р. Г. Проведя довольно жуткую ночь в Брюсселе, я повернул назад, возвратился в Лос-Анджелес. Я еще чуть больше очерствел и стал еще чуть большей "скотиной", поскольку у меня, наверно, свинский характер. Однако не повезло: одна из двух сестер Илоны почувствовала потребность написать мне длинное письмо, тогда как я уже трахался вовсю, чтобы забыть, и мне, во всяком случае, удавалось не думать. Она, эта сестра, ощутила потребность поделиться со мной последними подробностями, а также очаровательную и милосердную потребность сообщить мне, что у Илоны бывают проблески сознания лишь на пятнадцать-двадцать минут в день и что в эти моменты она всегда с любовью говорит обо мне… Так что у меня случился рецидив, и я долго болел. У меня депрессия принимает физические формы. Огромная усталость. У меня все всегда заканчивается физическими проявлениями. Думаю, эта добрая душа хотела меня порадовать. У людей, старина, понимаешь, есть ноги, у них и правда есть ноги, и они ими топчут что попало. Мне ставят в упрек мой язык. Удивляются, когда "изысканный" человек говорит "вот дерьмо" или "что за бардак". Но каждый блюет по-своему. Я также заметил, что люди, которых шокирует мой язык, это большие специалисты по соглашательству. Я проболел шесть недель, мне дали отпуск, я отправился на Таити, где раздолье для тупого секса, где вновь учишься улыбаться. Затем все улеглось на многие годы, и надо же было, чтобы племянница Илоны в Париже, актриса бывшего ТНП, Катрин Рети ощутила потребность нанести мне визит, чтобы поговорить об Илоне. Я ее мило принял, мы поболтали, я пригласил ее в ресторан пообедать, мы поболтали о том о сем, затем я вернулся домой, и у меня снова случился рецидив. И вот только что, ты сам видел, когда я заговорил о ней, у меня опять чуть было не случился рецидив, но я сумел этого не допустить, хватило пороху. Так что не стоит меня ругать, когда я порой говорю "вот дерьмо". Это идет от сердца.

Ф. Б."Европа" заканчивается шизофренией…

Р. Г. Точнее, тем, что по-английски называется split personality. Раздвоение личности. Психика Дантеса, французского посла в Риме, человека, как принято говорить, "огромной культуры": в книгах я всегда ставлю слова "человек огромной культуры" в кавычки. Он эстет, все нравственные и интеллектуальные ориентиры которого в прошлом; он мечтает о Европе, как мечтают о каком-нибудь художественном произведении. Все его ориентиры "благородны" - под знаком Римской премии, Mitteleuropa, Рильке, Гофмансталя, Лу Саломе, - в общем, последний "зеленый луч" заката крупной просвещенной буржуазии конца XIX века, замыкает этот ряд, вероятно, Томас Манн. Но Дантес был человеком слишком тонким, чтобы не разрываться, а в конечном счете не быть морально уничтоженным, оказавшись зажатым между своей культурной мечтой, мечтой европейской, и уродливыми реалиями - социальными, нравственными и интеллектуальными - того мира, в котором он живет, в котором живем мы. Дихотомия культура - реальность раскалывает его надвое, и он погружается в отсутствие, как Гёльдерлин… Я старался, как мог, передать воплощенное в живых персонажах понятие Mitteleuropa, столь чуждое Франции, потому что на протяжении трех-четырех веков Франция была Европой, на протяжении трех-четырех веков Европа была Францией, и вот почему Франции так трудно "мыслить по-европейски": она убеждена, что для этого достаточно мыслить по-французски. На протяжении трех-четырех веков как для немцев, так и для русских мыслить по-европейски означало мыслить по-французски, так чего же ты хочешь? Европа, о которой мечтает Дантес, стала невозможной, потому что культура разминулась с жизнью. Она осталась внешним фактором по отношению к социальным реалиям. Никакая политика невозможна, если прежде не произошло культурного оплодотворения. Это не коммунистам не дается коммунизм: он не дался культуре. Вот почему "создавать Европу" сегодня означает опускаться до самой низкой степени торгашества, конкурентной возни и интеллектуального мошенничества… Культура не имеет абсолютно никакого смысла, если она не является абсолютным стремлением изменить жизнь людей. Она ничего не означает. Это дорогая шлюха. Мне плевать, что слепым запрещают Рембрандта, безграмотным - Достоевского, а глухим - Баха… И представляешь, критика написала, будто Дантес - это я? Я - эстет, это ж надо… Ладно, поговорим о чем-нибудь другом.

Ф. Б.Нет, не обессудь, продолжим все-таки наш разговор о Европе. Ты начал свою литературную карьеру в 1945-м романом "Европейское воспитание" - название горькое и ироничное, - который через оккупацию Европы и Сопротивление показывает пропасть, в которую рухнула цивилизация. Год спустя ты продолжаешь громогласно сокрушаться об участи Европы в "Тюльпане"… И через двадцать пять лет, в 1972 году, ставишь вроде как на этом финальную точку романом "Европа"… Но в недавних дебатах, нынешних дебатах, когда налицо кризис и все суетятся в поисках решений, ты хранишь молчание… Почему? Чтобы не смущать своих друзей-политиков?

Р. Г. У меня нет "друзей-политиков".

Ф. Б.Тогда почему?

Р. Г. Потому что вопрос, как сделать из Европы Америку и при этом не стать американцами, меня не интересует. Правда о том, что называют "строительством Европы", бросается в глаза. Такие люди, как Жобер вчера, как Сованьярг сегодня, не нуждаются в думающих советниках. Они знают. Брандт отлично знал, и, впрочем, он единственный, кто попытался в своей Ostpolitik помериться силами с правдой, с реальностью. Кеннеди знал: он мне сказал это за три месяца до своей смерти на обеде в Белом доме в присутствии Дика Гудвина. Он мне сказал: "Европа - это также Соединенные Штаты и СССР". Тогда я у него спросил: "А Китай?" Он улыбнулся и ничего не ответил, из этого я заключил, что Китай его скорее устраивает как подтверждение его слов… Правда о Европе доступна всем думающим людям, но когда растерянность и фрустрация сталкиваются с оборотистостью, то нам пытаются внушить любой ценой, что дважды два - пять, и тогда миллионы безработных или сама демократия платят цену за дважды два - четыре… Послушай, я буду только рад, если я не прав. Но пусть мне это докажут. Мне все больше и больше нравится заблуждаться в том, что касается "общепринятых фактов", потому что мне хочется доверять другим… Одному Богу известно, как мне это необходимо. Но возьми наиболее откровенно выраженное умозаключение, самое "прямое", которое сделала французская социалистическая партия, по крайней мере в том виде, в каком оно было пространно изложено Гастоном Деффером в январе этого года и с которым, впрочем, совпадают высказывания, сделанные господином Мессмером две недели спустя. Господин Деффер говорит, что Европе, для того чтобы избежать "американского господства", следует повернуться лицом к развивающимся странам и поставлять им оборудование в обмен на сырье. Чтобы сохранить нашу независимость, мы должны обеспечить себе посредством торговых соглашений, посредством взаимных услуг доступ к природным ресурсам третьего мира. Следовательно, с самого начала налицо очевидный изъян, врожденный физический недостаток: такая Европа будет даже не "колоссом на глиняных ногах", она будет колоссом, ноги и жизненные ресурсы которого будут принадлежать не ему, они будут находиться в других местах, у других людей, в третьем мире, в геологических ресурсах третьего мира, с перспективами столь же многообещающими и столь же очевидными - пусть и не ближайшими, - как дело с арабской нефтью. И это независимость Европы? Но есть и то, что видно уже сейчас, - и это бросается в глаза, разве нет? Политика, которую нам таким образом предлагают, уже обанкротилась: это - политика "экономической франкофонии", это в точности та политика, которую Франция пыталась проводить, связывая столько прекрасных надежд со своими бывшими заморскими территориями, это Алжир, который нас национализирует - по праву - и который диктует нам свои законы, Марокко, которое - и это совершенно нормально - сейчас экспрориирует нас, это Мадагаскар, который спроваживает нас и заменяет американцами, это бывшее Конго, Мавритания… Вся "зона франка", которая начинает нам диктовать - и это справедливо, как заметил господин Леопольд Сенгор, - свои цены и свои условия. Все это развалилось за неполные двенадцать лет, начиная с Эвианских соглашений… Несколько лет назад "картьеризмом" называли порожденный досадой мстительный нигилизм, предлагавший оставить Африку один на один с ее нищетой, потом эта теория уступила место "фоккартизму" - теории проникновения, "экономической франкофонии". Сегодня нам предлагают такой же провал в европейском масштабе, узаконивая при этом конкурентную возню и панику каждого из партнеров, приумножая хитроумные уловки и манипуляции, говоря одновременно и о священном союзе, и о свободной конкуренции… Поэтому я и утверждаю, что Франция послужила подопытным кроликом для такой вот Европы, для такой вот политики и необходимо сделать из этого выводы как для Сообщества, которое пытаются создать, так и для Франции: вслед за ножом, который приставили нам к горлу нефтедобывающие страны, неизбежно - и столь же законно - появится нож собственников всего сырья вообще. И пусть нам не приводят других "ловких" аргументов, что третий мир многолик, что он разобщен, раздираем антагонизмами и что, следовательно, там существует возможность для множества "игр", маневров, манипуляций, разговоров с глазу на глаз: каким бы разобщенным и многообразным он ни был, этот третий мир, он всегда придет к согласию относительно цен, максимума возможной прибыли, как это только что проделали арабы, такие же "разобщенные", такие же "многообразные", ведь так?.. И все, конец "ловкости". Я видел, как наши коммивояжеры возвращались с Ближнего Востока в первые часы великой иллюзии, они аж трепетали от радости, потому что "арабская политика" Франции оказывалась "доходной" - и какой доходной, - но только те державы сыграли определяющую роль на Ближнем Востоке, которые не зависят от нефти и прочего сырья, потому что обладают геологической независимостью. Позволительно ли спросить наших нынешних и будущих государственных мужей, господина Жискара, господина Миттерана, что они подразумевают под столь громогласно провозглашенной "национальной независимостью", в то время как восемьдесят процентов всей нашей национальной жизни зависит от природных ресурсов, находящихся в чужих руках? Может быть, им угодно говорить о "независимости во взаимозависимости", придуманной Эдгаром Фором в момент "деколонизации" Марокко, которая затем так хорошо смотрелась к концу алжирской войны? В любом случае подчинять жизнь и рост страны экспорту, как это сейчас делается, обрекать себя на то, чтобы экспортировать любой ценой, чтобы жить и иметь возможность оплачивать сырье, импортируемое… и необходимое для нашего выживания… и делать это благодаря экспорту!.. это даже не лозунг Легиона "маршируй или подыхай", это значит - мало-помалу выпустить из рук судьбу страны, и выпустить безвозвратно. Единственный вопрос, который ставит подобная политика, это вопрос об отсрочке. Это хорошо известно Японии, которая не может больше иметь собственной внешней политики, выбора, альтернативы… Независимость, зависящая от ресурсов, намерений, причуд и платежных средств клиентуры, - это независимость мадам Клод. Строить и развивать промышленный, экономический и социальный каркас Франции в полной зависимости от богатств и нужд Африки или Азии - это капитализм в бреду. Перефразируя Валери, эта "всегдашняя грядущая пустота", наступление которой хотят отсрочить, не будет грядущей вечно. Мы увидим, как французская экономическая реальность плавает в вакууме, пустоте, образовавшейся из-за растущего расхождения между специфически французской ситуацией и социально-промышленной структурой, построенной согласно африканским, азиатским и прочим ситуациям и находящейся в их власти. Разумеется, еще есть несколько лет для возможных манипуляций: контрактов, продажи оружия, ухищрений, - политики маневров и компромиссов во избежание худшего, в стиле Лаваля за вычетом предательства… Я говорю с тобой о "Европе". Ибо, помимо вопроса о помощи и взаимодействии, что является священной человеческой обязанностью для бывших эксплуататоров и спекулянтов, единственная реалистичная и прозорливая политика в отношении третьего мира - это политика, которая осуществлялась бы на основе поддержки двумя геологически привилегированными столпами, коими являются СССР и Соединенные Штаты. Поэтому я говорю, что единственная возможная независимость для Франции и Европы - это "цивилизационная независимость", а она располагается и обсуждается там, где находится, то есть внутри одной и той же стяжательской материалистической цивилизации, которая уравновешивается Соединенными Штатами и Советской Россией как системой противовесов. А политика "Франция - третий мир" или "Европа - третий мир" - это мечта отрубленной головы, которая "вспоминает и оплакивает"… которая вспоминает об империи, о наших "заморских территориях", мечта сокровенная, она еще жива… Повторяю, господин Жискар д’Эстен не нуждается в мыслящих советниках, и из этого я делаю вывод, что правда об операции "Франция - третий мир" или "Европа - третий мир" заключается в том, что он видит ее элементом переговоров с Соединенными Штатами, а не с третьим миром. И он не в состоянии себе представить, что единственный урок, который можно извлечь из истории с нефтью, - это попросить еще… то же самое с ураном, медью, марганцем, со всем сырьем, питающим индустриальное общество.

Назад Дальше