Пройдет время, и уже в соавторстве с Мариной, Сергей будет писать фэнтези, где то и дело станут появляться отголоски его профессии психиатра, и герой так или иначе будет стоять на распутье, раздираемый противоречиями.
В романе "Шрам" Сергей и Марина Дяченко расскажут о человеке, преследуемом фобиями. Сергею придется преподать Марине краткий курс психиатрии, в той части ее, где говориться о страхах и фобиях, дабы они работали на равных. Очень интересно описано развитие болезни главного героя (в книге это заклятие). Буквально у нас на глазах красавец, храбрец и бравый офицер оборачивается прописным трусом и полным ничтожеством.
В духе жанра история происходит в симпатичном городке, где герои носят мундиры с золотыми галунами и героини разодеты в шелка и бархат. Изящные веера, кареты, конный ночной патруль… словом, очаровательные декорации, в которых разворачивается самая настоящая медицинская драма, где все страхи, сны и терзания ГГ – подлинные. Большая, кстати, редкость для фэнтези. А в романе "Ритуал"принцесса Юта при помощи запаха цветка, заставляет своего друга дракона вспомнить события столетней давности, когда он впервые принес в замок принцессу-жертву. После того как дракон вспоминает произошедшее, его покидают кошмары, связанные с провалом в памяти.
"…Увы, я земной человек, психиатрия въелась в мою плоть и кровь, и мне интереснее погрузиться в свое время, в свой город, в психологию понятных мне людей, а не примеривать латы героя в условном средневековье, осаживая взбрыки нетерпеливого грифона".
Но вернемся к науке. Сергей Дяченко действительно заставил себя работать над диссертацией в Институте молекулярной биологии и генетики, изо всех сил стараясь увлечься. За год он добился весьма ощутимых результатов. В 1972-м он защитил диссертация "Мутагенное действие ДНК на дрозофилу", вскоре ее утвердят и он, врач, станет кандидатом биологических наук.
Он снова был в фаворе, Институт Молекулярной биологии и генетики АН УССР предлагал ему лабораторию, его ждала гарантированная академическая карьера. Лет в тридцать пять он сделался бы доктором наук, потом академиком… его сестра Наташа уже прошла сей славный путь, так что пример перед глазами. Но вместо этого Сергей совершил очередной роковой поступок.
В один из прекрасных дней он сел в троллейбус (автомобильные права он сжег, когда всерьез занялся исследованиями – дабы не было соблазна отвлечься), подъехал к улице Фрунзе,103, посмотрел на купола Кирилловской церкви – церкви с росписями Врубеля, расположенной на территории психиатрической больницы имени Павлова, поднялся на хорошо знакомый этаж и открыл дверь в кабинет Якова Павловича. Уже на пороге буквально встал на колени – картина маслом: блудный сын вернулся домой. "Я не могу без психиатрии, эти ДНК, пробирки… брр… я не могу без человека, – задыхаясь, выговаривал он давно наболевшее. – Я хочу создать генетический центр на основе нашей больницы. Я знаю, как это сделать, и я добьюсь этого. Но хочу работать и врачом, в нашем отделении. Прошу вас, Яков Павлович!"
После разговора с профессором кандидат наук Дяченко пошел работать в психбольницу на скромную должность простого ординатора. Он прекрасно понимал, что в условиях больницы, где достать микроскоп было почти неразрешимой проблемой, создавать медицинский центр было делом многих лет, почти невозможной задачей. Разве что оборудовать его на свою зарплату. Для жены, отца и многочисленных друзей – полное разочарование! Человеку в 27 лет предлагают место завлаба в Академическом институте Киева, а он, как дурак, отказывается от этой блестящей перспективы! Куда с такой логикой? В дурдом. Так он и сам уже подал заявление именно туда… Лишь мама Вера Ивановна, преданный друг, единственный читатель его "Симфонии" – а Сергей так никому и не показал тогда этот роман – понимала своего сына, его выбор и верила в его будущее.
Однако судьба Сергея и здесь совершает непредсказуемый кульбит.
Дело в том, что в аспирантуре он занимался не только экспериментом – но и много читал мировой литературы, сопоставлял, анализировал. Он покинул Институт молекулярной биологии и генетики, разработав программу исследования психогенетических исследований, а именно: генетики агрессивности. Сказалось в этом и работа над романом "Симфония", осмысление преступления с точки зрения психиатрии и генетики. Разворачивать эту программу в условиях психбольницы было невозможно, это, казалось, дело будущего. Но в Москве как раз открылся Институт медицинской генетики Академии медицинских наук СССР, и в нем отдел генетики психических болезней. Потребовались специалисты, был объявлен конкурс на соискание должности научного сотрудника. Вот туда-то Сергей и отослал письмо с предложением программы исследований по генетике преступности, надеясь бог весть на что. Ведь среди требований к конкурсантам – обязательная московская прописка, в советские времена с этим было очень строго. Сергей был киевлянином. Узнав об амбициозных планах Дяченко, друзья только и могли, что крутить у виска. Совсем, видать, рехнулся парень, куда нацелился – в Москву?! Так его там и ждали. Сергей мог только плечами пожимать: ну, ошибся, с кем не бывает. И все же азартно добавлял – поживем-увидим! А вдруг получится?
События стали развивались с головокружительной скоростью – в самый пик скандалов с женой, упреков отца, душеспасительных разговоров с однокашниками пришел ответ из Москвы. Директор института Медицинской генетики АМН СССР приглашал Сергея Сергеевича Дяченко приехать на собеседование. Не мешкая, молодой человек собрал чемодан и отправился в Москву на один день, а в результате провел там месяц.
В Институт набрали врачей, которые при всем своем профессионализме и конгениальности не понимали генетику. Биологи-генетики, отлично разбираясь в своем предмете – решительно ничего не знали о медицине. В результате сформировались два разрозненных лагеря, представители которых пока еще мало понимали друг друга. По счастливой случайности Сергей Сергеевич являлся медиком, и при этом биологом-генетиком. То есть, он был необходим институту в качестве своеобразного связующего звена, эдакого толмача. В течение месяца Дяченко на добровольных началах трудился в институте, пытаясь нащупать способ соединения отделов, не будучи официально принятым на работу – случай поистине уникальный. Таким образом, сделавшись единственным, неповторимым и до поры до времени незаменимым элементом трудового процесса. Начальству не оставалось ничего иного, как предложить человеку, не имеющему московской прописки, должность научного сотрудника. Вскоре Дяченко стал самым молодым заведующим лабораторией института и председателем Совета молодых ученых. "Не так-то просто оказалось "пробить" тему по генетике преступности – власть побаивалась нового ломброзианства, по старинке списывая причины преступности лишь на воспитание и социум. В конце концов уже во ВНИИ МВД СССР удалось развернуть программу исследований, и где-то к 1980-му году я имел почти готовый материал для докторской диссертации. И блестящие перспективы, потому что "наверху" стали понимать перспективность именно генетического подхода к анализу криминального поведения, в особенности когда дело касалось сексуальных маньяков или особо опасных садистов".
Когда он явился через месяц в Киев, чтобы закончить свои дела, попрощаться и забрать супругу, все были просто ошеломлены. Отец и сестра сияли от радости, жена наконец-то преисполнилась гордости за своего выдающегося супруга и стала строить амбициозные планы своего покорения Москвы. Лишь Вера Ивановна немного грустила, не в силах представить разлуку с любимым сыном.
Ночь прощания с друзьями в Киеве прошла в бане с огромным бассейном, где в честь молодого ученого была устроена грандиозная пирушка. А на следующий день Сергей и его жена отправились в Москву.
Кино
Настоящая жизнь бывает только в кино.
О’Санчес
Институт медицинской генетики и его сотрудников Сергей полюбил всем сердцем. Здесь работало много выдающихся исследователей, ярких людей. Дружеские связи возникли у него с невропатологом Константином Назаровым, педиатром Геннадием Гузеевым, цитологом Киром Гринбергом… Общительный нрав, инициативность была подмечена, и вскоре он стал Председателем Совета молодых ученых, организовал вечернее кафе, куда приглашали корифеев генетики – таких как Владимир Павлович Эфроимсон, или известных писателей – именно в их институте Василий Аксенов читал молодым генетикам свои новые тексты…
В Институте Сергею удалось воплотить многолетнюю мечту – совместить генетику и психиатрию. Был очарован Москвой. Жил с женой в прекрасном районе, в двухкомнатной квартире, рядом с парком Дружбы народов и северным Речным вокзалом, что на берегу Химкинского водохранилища. Там можно было купаться, отправляться в ближние и дальние круизы. Казалось бы, чего еще нужно для счастья? Но дорога его жизни опять круто повернула.
Брак распался окончательно, и бывшая жена вернулась в Киев с новым мужем-москвичом. И хотя развод был ожидаем, все же он тяжко переживался. Но постепенно ощущение свободы наполнило жизнь новым смыслом. Его опять властно позвала главная страсть – кино. Теперь он имел уникальный опыт жизни, целую папку рассказов, роман – все это хранилось в столе, и еще целый ряд сюжетов, историй, которые хотелось воплотить на экране.
В 1975-м, в возрасте тридцати лет, будучи научным сотрудником, завлабом, подал документы во Всесоюзный Государственный Институт Кинематографии (ВГИК), на сценарный факультет, заочное отделение. Опять свернув с аккуратной мощеной дорожки в манящее неведомое. В те годы ВГИК был не просто единственным институтом кино – он был одним из лучших в мире киноуниверситетов. Котировался он высоко, как и советское кино в целом. Это была вожделенная мечта многих, и конкурс был просто огромен.
Между прочим, документы были поданы в тайне от всех – в планы Сергея была посвящена только Вера Ивановна, свято верящая в таланты сына.
Экзамены сдал на отлично, и вскоре с новенькими корочками студента ВГИКа и бутылкой шампанского в руках, Сергей отправился гулять по Москве, приставая ко всем красивым девушкам, и на радостях купаясь в городских фонтанах. Ночь светилась разноцветными огнями, ему улыбались дома и витрины магазинов, одинокие прохожие и явившиеся поприветствовать будущего работника кино бродячие животные столицы: голуби курлыкали о любви, а светофоры, стоя навытяжку, устроили самую настоящую светомузыку.
Снова все в шоке от того, что все-таки сумел, прорвался в святая-святых! Но как же шесть лет мединститута, три аспирантуры, как же любимая работа, перспективы докторской… Сергей же был счастлив, и единственно, что его напрягало – как признаться в содеянном отцу?
"…Когда же я стал учится во ВГИКе и тайное стало явным – возникли трудности, мне пришлось уйти из Института медицинской генетики, а отец перестал со мной разговаривать, на год фактически отказал от дома. Мама тяжело переживала раскол в семье, но поддерживала меня. Именно она нашла тетрадь со стихами отца – и именно это явилось аргументом примирения. Оказывается, наш отец был лириком и романтиком, сочинял прекрасные стихи, но тщательно это скрывал от нас… Как-то я приехал в Киев, вызвал отца на разговор и предъявил "грех" – "Это Вы писали эти стихи? Так что Вы хотите от меня? Это Ваши гены виноваты!" Бедный отец не знал, что и возразить, и мы стали общаться".
Увы, нам придется опустить подробности того, как Сергей Сергеевич умудрялся совмещать научные исследования и заочное обучение во ВГИКЕ, ибо наш рассказ о выборе пути и так вышел за рамки планируемого объема. Может, кто-то другой опишет и эти перипетии его судьбы. Мы же сосредоточимся на ВГИКе, который Сергей полюбил всей душой. Его дом стал штаб-квартирой для однокурсников, приезжающих на сессии из всех уголков страны. Веселые вечеринки сменялись работой над сценариями, азартными дискуссиями о судьбах мирового кино. И конечно, бессменным тамадой, заводилой всех споров был Сергей. Прекрасное было время! Многие его однокашники стали известными людьми – сценарист Владислав Романов, писатель Петр Алешкин, многие другие… А глубокую благодарность и сердечную благодарность к своему Мастеру, Николаю Васильевичу Крючечникову, замечательному педагогу и человеку, Сергей пронесет через всю свою жизнь.
Необычный студент-ученый поражал преподавателей неистовым отношением к учебе, к заданиям. Вместо одной он обычно делал все рекомендованные темы. А по теории научно-популярного кино написал практически целую диссертацию, обосновав в ней принципы кино научно-художественного – которое, кстати, вскоре и воплотил в жизнь. При этом он подверг критике за лысенковщину один из давних фильмов профессора кафедры научно-популярного кино, знаменитого Игоря Василькова (его фильм "Солнечное племя" стал лауреатом Каннского кинофестиваля). Игорь Афанасьевич вначале был в ярости, но потом, познакомившись и присмотревшись, предложил странному студенту… стать доцентом ВГИКа на его кафедре!
К пятому курсу ВГИКа в послужном списке Сергея Дяченко значились несколько поставленных фильмов, один из которых – "Генетика и мы" – получил Гран-при Всесоюзного кинофестиваля в 1978 году и был назван критиками заметным явлением, новым словом, прообразом научно-художественного кино. В фильме решались научные и социальные проблемы, участвовали реальные ученые, но он был построен по законам художественной драматургии и в нем играли актеры.
Одного этого сценария с лихвой хватило бы для дипломной работы (шутка ли – студент получил Гран-при Всесоюзного кинофестиваля, в СССР в те времена это был аналог знаменитого "Оскара"!), были уже и другие документальные поставленные фильмы. В деканате для Дяченко уже заготовили диплом с отличием, о чем своему любимому ученику не без тени гордости поведал его мастер Николай Васильевич Крючечников, но Сергей вдруг вопреки всему и здравому смыслу, в частности, выбрал себе иную тему для диплома. Возжелал написать сценарий художественного фильма о репрессированном ученом Вавилове, и хоть кол на голове теши, ни за что не согласился отступать от задуманного.
О Вавилове?! В 1979–1980 годах, во время брежневского застоя, говорить о культе личности Сталина и репрессиях не разрешалось. Более того, это считалось опасным. В те годы, например, за перепечатку запрещенных книг Солженицына можно было угодить в тюрьму. По мастерской побежали тревожные волны, Дяченко сам себе яму роет, сидел бы тихо, получил свой красный диплом. Фильм же получился, защита готова, чего человеку неймется?..
Но Сергей завелся и никого не слушал. Действие фильма происходило в блокадном Ленинграде, где группа ученых в Институте растениеводства хранила коллекцию зерна – 20 тонн. Они страдали от голода, и половина из них погибла голодной смертью, тем не менее, они сохранили эти зерна, понимая, что в них будущее. Что это не просто зерна. Их Учитель – величайший путешественник всех времен и народов – специально объездил всю планету, находя драгоценные гены растений, пшеницы и ржи. В то время даже фамилия Вавилова была под запретом – он так и оставался врагом народа… В сценарии его будут называть – Учитель. Ему была посвящена целая сюжетная линия, включающая и арест, и его борьбу, и смерть в Саратовской тюрьме – тоже от голода… Но основные перипетии были связаны с Ленинградом, хранителями семян. При этом среди хранителей зерна были и пришлые люди, люди Лысенко, не признающие генов и шельмующие Учителя… Как им найти общий язык? Как остаться людьми, учеными?
Потом на этой основе произошла зеленая революция, были выведены новые сорта короткоствольной пшеницы, той самой, которой не был страшен даже сильный ветер, колоски пригибались и вскоре поднимались вновь, короткий плотный стебелек не ломался, зерна не осыпались. Благодаря Вавилову и его ученикам специалисты создали новые сорта пшеницы, ржи, скрещивая гены, а не вымачивая в воде, как учил Лысенко.
Сценарий художественный, но на основе документальных материалов. Сергей Дяченко много раз был в Ленинграде, встречался с чудом выжившими хранителями… Он пропустил через свое сердце трагедию блокадного города. И сценарий стал потрясением для мастера Николая Крючечникова, для друзей. Он резко отличался от того, что делалось и писалось в те годы. Степень жесткости, натурализма в нем была просто запредельной для тех лет. Яркие характеры, научные споры, непривычные этические проблемы… Вот, например. Рядом с Институтом растениеводства располагался детский дом, откуда почти каждый день служители выносили маленькие картонные гробики – дети умирали от голода, а в Институте, всего в нескольких шагах от сиротского приюта, прятали двадцать тонн зерна! Отдай ученые это зерно, и детей можно было бы спасти. Кого же спасать – себя, этих детей – или те миллионы детей, которых потом спасет коллекция Учителя, его зеленая революция?
Кто прав, кто виноват? Споры, стычки, безумие…
Николай Васильевич Крючечников поддержал выбор Сергея – защищать диплом не уже достигнутым, а новым, хотя и рисковым.
Сценарий не приняли, разгромили в пух и прах, обвинив во всех грехах и с формулировкой – антисоветский. На обсуждении "Вавилова" больше всех критиковал фильм Валентин Черных – сценарист только что вышедшего фильма "Москва слезам не верит". Вместе с друзьями-студентами Дяченко ходил смотреть этот фильм и плевался – сладкий сироп, вранье, сказка… Пройдут годы, и – вот как бывает! – Сергей Сергеевич назовет картину "Москва слезам не верит" одним из своих любимых фильмов отечественного кинематографа. Тогда же все казалось грубым, нечестным… Николая Васильевича Крючечникова увезли с защиты с сердечным приступом.
В конце концов Дяченко отстоял руководитель мастерской, знаменитый сценарист, фронтовик Василий Иванович Соловьев – среди его фильмов экранизация "Войны и мира" Льва Толстого. В результате поставили четыре за сценарий, и Сергей впервые в жизни не получал диплом с отличаем. Расстроенный произошедшим с Николаем Васильевичем, Сергей не пошел на банкет, хотя ему там было с кем пообщаться.
Впервые за много лет сценарий о Вавилове взорвал ВГИК. Скандал был громким, ведь на защите диплома присутствовали представители телевидения, различных киностудий – ветераны киноиндустрии, вчерашние выпускники, преподаватели… Благодаря чему все они так или иначе прочли сценарий и составили собственное мнение о произошедшем.