Теперь Матвеевы вынуждены были покинуть тесное прежнее пристанище и обосновались в кобринском доме стариков Давида Варфоломеева и Ксеньи Григорьевой (с которыми под одним кровом жительствовал их женатый сын).
Матвеевские дети потихоньку росли - а где-то далеко, за горизонтом, подрастала и Наденька Ганнибал. Она обосновалась с Марией Алексеевной в огромном Петербурге, обучалась там наукам и изящным манерам, но летом матушка и дочь часто наведывались в Руново. Заглядывали они проездом и в Кобрино. Возможно, Ирине Матвеевой довелось не только видеть своих благовоспитанных хозяев, но и познакомиться с ними поближе уже в восьмидесятые годы.
Рутинными делами в вотчине долгое время ведал староста, не обученный грамоте Филипп Трофимов. Он подчинялся полковнику и статскому советнику М. А. Пушкину, который подолгу пребывал в Кобрине и посему почитался в округе за главного опекуна. Правда, помещиком Михаил Алексеевич был никудышным, в хозяйстве толком не разбирался, и вверенное его призору поместье в 600 десятин на глазах приходило в упадок.
Хотя барщина, существовавшая тут со времён "чёрного генерала", и была заменена опекуном на прогрессивный "оброк лёгкий", доходы от имения неизменно падали ("оставались в недоборе"). Очевидно, О. А. Ганнибал не очень-то и кривил душой, когда доносил императрице Екатерине Алексеевне в Петербург: "Михайло Пушкин <…> не радит о пашне и тем доводит крестьян до сущей бедности, о чём в дворянскую опеку и губернскому правлению прошения неоднократно были подаваны". В годы правления М. А. Пушкина смертность среди крепостных заметно превысила рождаемость, случались и бегства дворовых людей.
Ирина Матвеева не роптала, она была сызмальства привычна к беспросветной нужде - но тогда, в конце восьмидесятых и самом начале девяностых годов, ей и её малолетним детям пришлось, похоже, тяжко.
В 1791 году Михаил Алексеевич задумал жениться и 15 сентября обвенчался в суйдовском храме Воскресения Христова с девицей Анной Андреевной Мишуковой. Супруги поселились тут же, в Кобрине. Но помещичье счастье их было недолгим: по весне благоверный занемог, слёг и вскоре, 18 апреля 1792 года, скончался от "горячки". А через полтора месяца безутешная новоиспечённая вдова разрешилась от бремени сыном, которого окрестили Алексеем.
Эта драма коренным образом изменила дальнейшую жизнь Ирины Матвеевой.
По распоряжению Марии Алексеевны Ганнибал она была определена в дом надевшей траур А. А. Пушкиной - скорее всего, в качестве няньки. За младенцем требовался уход, за домом тоже, а крепостная баба, видимо, давно уже приглянулась барыне, да и кобринские крестьяне в один голос отзывались о Матвеевых с одобрением.
Отрядив Ирину в услужение к А. А. Пушкиной, Мария Алексеевна не прогадала. Та работала на совесть, ребёнок был окружён постоянной заботой, рос жизнерадостным и болел нечасто. И мать Алексея Пушкина, и сама М. А. Ганнибал не имели повода усомниться в преданности крестьянки.
В награду за труды Ирину и её семью переселили из дома Варфоломеева (где негде было и яблоку упасть) в отдельную избу. Из ревизской сказки, составленной в мае 1795 года, мы узнаём, что "деревни Кобриной крестьяня" Матвеевы жили уже собственным двором. Согласно этому же документу, главе семейства Фёдору стукнуло тридцать девять лет, его детям Егору, Надежде и Марье было соответственно тринадцать с половиной, семь и четыре года.
А жене Фёдора в ревизию начислили 37 лет - и здесь неграмотный староста не оплошал: Ирине Матвеевой и впрямь шёл тогда тридцать восьмой год.
Лишь на исходе четвёртого десятка у неё появился-таки свой угол - да и тот обжить, обустроить как следует Ирине не довелось.
В 1796 году в столице взошёл на престол император Павел Петрович, сын Екатерины, с ходу попытавшийся круто изменить государственные порядки. В народе шёпотом заговорили, что человеколюбивый царь ополчился на бояр и сильно печалуется о низших классах населения. Толика истины в подобных слухах присутствовала, - однако будущее Ирины определил не "романтический император", а совсем другие лица и связанные с этими лицами события.
Необыкновенно похорошевшей Наденьке Ганнибал исполнился двадцать один год - и она в одночасье стала невестой. Жениха подыскали тут же, в Петербурге: счастливцем оказался капитан-поручик лейб-гвардии Егерского полка Сергей Львович Пушкин, давний знакомый Ганнибалов и, сверх того, их родственник (Надежда Осиповна приходилась ему внучатой племянницей). И. А. Ганнибал, благословляя сияющую девицу, удовлетворённо отмечал, что означенный офицер "не очень богат, но весьма образован".
Венчались молодые в подгородном имении, в памятной и для нашей героини церкви Воскресения Христова. Это случилось 28 сентября 1796 года.
В метрической книге суйдовского храма была сделана соответствующая запись (под № 2; по обыкновению, с огрехами). В графе "Кто имены венчаны" там начертано: "Лейб гварди Измаиловсъкаго полку порутчик отрок Сергей Львович сын Пушкин, артилерии морской "2"-го ранга капитана Осифа Абрамовича Генибала з дочерью ево девицей Надеждой Осиповой, оба первым браком". В графе же "Кто порукам подписывались" фигурируют такие солидные имена: "Генерал порутчик и ковалер Иван Абрамович Генибал, пример майор Павел Фёдоров сын Малиновскин".
Вполне возможно, что Ирина наблюдала эту знакомую и всегда волнительную церемонию, а потом прислуживала почётным гостям за шумным праздничным столом в усадьбе. Ведь ганнибаловские дамы уже фактически держали её за "столбовую" крепостную и, видимо, даже порою величали чудно - Ариной. (Имена дворовых тогда переиначивались на иностранный манер чуть ли не в каждой дворянской семье. Вспомним в этой связи, что даже у простецких помещиков Лариных девка Акулька по прихоти бригадирши в один прекрасный день стала Селиной. - VI, 46.)
На исходе того же 1796 (или в начале 1797-го) года в Суйде скончалась Лукерья Яковлева, которая провела свои последние годы в доме старшего сына Семёна. Нам неведомо, удалось ли дочери Ирине попрощаться с матерью или побывать на её свежей могиле. Зато из исповедной росписи суйдовской церкви за 1797 год (тут, заметим, крестьяне Кобрина записаны за "вотчиной господина порутчика Сергея Львовича Пушкина") выясняется другая важная биографическая подробность.
В списке прихожан храма Воскресения Христова, где священником тогда был Симеон Трофимов, указаны все члены семьи Матвеевых. Но Фёдор и трое его детей "исповедались токмо", а "у святаго причастия" не были "за нерачением" - иначе говоря, по лености или небрежению. Ирина же Родионова, "38 лет", была - она, скорее всего, исповедовалась и причастилась, как и полагалось, "во Святую Великую Четыредесятницу", то есть во время Великого поста. Таким образом, мы узнаём, что в конце зимы и начале весны 1797 года Ирина Матвеева ещё находилась в Кобрине.
А летом стало окончательно ясно, что в семье С. Л. и Н. О. Пушкиных должен вскорости появиться первенец. Начались положенные суетливые приготовления, пошли разговоры о кормилице и нянюшках. Всем верховодившая Мария Алексеевна выразила уверенность, что наиболее подходящей кандидатурой на роль няньки была бы Ирина из Кобрина, вернее, Арина - и дети, тоже запомнившие прилежную кобринскую бабу, вполне с матушкою соглашались. На том семейный совет и порешил: вытребовать "опытную и усердную" крестьянку в Петербург.
Через нарочного Ирине Матвеевой было приказано собираться в город - и она кротко подчинилась барской воле. Возможно, в ту пору Ирина Родионовна была брюхатой.
Дорога в столицу была тяжёлой и грустной. В Кобрине остались неприкаянный супружник и трое её детей, в Суйде - братья и сёстры Ирины. С некоторыми из них ей уже никогда не довелось увидеться.
Середина тернистого Ирининого пути давно была пройдена - и приближались сумеречные предзакатные годы.
В эти годы многие устают жить и покорно доживают - а она обрела ненаглядных "пушкинят".
Шла ли, ехала ли крестьянская дочь "из толщи народа русского" в град Петров - сие разве что Богу ведомо. Только вся она истомилась дорогой, тряпицу с денежкой насилу уберегла, котомкою спину зело натрудила. По пути могилки родные поминала, о кровинках сиротствующих слезу украдкою роняла.
А как явилась в град великий и хмурый - так в ножки старой и молодой барыням и пала. Барыни-княгинюшки странницу враз приветили, с колен подняли да и приголубили.
И стала наша нянюшка Арина с той поры в доме каменном жить-поживать, господ своих трудами ублажать, оберегом для хозяйских крох быть…
Глава 3
"ПУШКИНЯТА"
…Она сделалась общею нянею.
О. С. Павлищева
Незадолго до Рождества, 20 декабря 1797 года, Надежда Осиповна Пушкина благополучно разрешилась от бремени дочерью Ольгой. Арина же Родионовна к тому времени уже обжилась в небольшом петербургском домике Марии Алексеевны Ганнибал (притулившемся в Измайловском полку) и радовалась событию вместе с родителями и бабушкой. Однако мы так и не знаем доподлинно, кем стала наша героиня для новорожденного ребёнка.
Спустя много лет её дочь Марья Фёдорова сказала уже упоминавшемуся Н. В. Бергу, что именно Арина Родионовна "выкормила Ольгу Сергеевну". Данное сообщение А. И. Ульянский принял всерьёз и выдвинул довольно спорную, но всё-таки достаточно аргументированную гипотезу.
В ходе изучения и сопоставления различных исповедных ведомостей и ревизских сказок рубежа XVIII и XIX столетий он установил, что Ирина Родионова Матвеева, по всей видимости, в самом конце 1797-го или в начале 1798 года произвела на свет сына Стефана. Так как соответствующей записи о рождении крестьянского отпрыска в метрической книге суйдовской церкви Воскресения Христова сделано не было, то биограф резонно предположил: младенец родился вовсе не в Кобрине, а вдали от мужа и семьи Ирины, то есть уже "в Петербурге, в доме Пушкиных". В таком случае вызванная из деревни Ирина, действительно, могла стать кормилицей, "мамушкой" Оленьки Пушкиной.
Стоит напомнить читателю, что крестьянской дочери Ирине-Арине вот-вот должно было исполниться ни много ни мало сорок лет.
Прочие исторические источники вроде бы никак не подтверждают версию биографа. Сама Ольга Сергеевна и через полвека величала Арину Родионовну только "нянею"; то же самое говорили её сын Л. Н. Павлищев и А. Ю. Пушкин (двоюродный дядя поэта, назвавший Ирину Матвееву "опытной и усердной нянькой").
Ещё более весомым кажется свидетельство Н. О. Пушкиной. В письме (на французском языке) от 4 января 1835 года к дочери Ольге (ставшей тогда матерью) Надежда Осиповна, беспокоясь о здоровье внука Леона, вспомнила к месту и давнишний собственный опыт. "…Благодаря заботам и предосторожностям, которые ты приняла, - писала Н. О. Пушкина, - он наверняка не будет косить, а это часто случается с маленькими детьми; зрение у них ещё слабое, взгляд не может быть таким, как у взрослого, и, кормя, надо закрывать им глаза, что я всегда делала, и нянька твоя звала тебя Занавесная Барыня". Иными словами, Надежда Осиповна однозначно заявила, что она сама выкормила свою старшую дочь, а Арина была лишь "приставленной" к Ольге няней, ухаживавшей ("ходившей") за младенцем.
Кстати, меткое шутливое прозвище девочки - "Занавесная Барыня" - надо, вероятно, считать самыми ранними из дошедших до нас слов Арины Родионовны.
Итак, версия А. И. Ульянского не подкрепляется сведениями из пушкинского семейного кружка - но версия и не опровергается ими. Суть в том, что в дворянских семьях, ожидавших прибавления, зачастую перестраховывались и загодя обзаводились кормилицей (или даже кормилицами) - так сказать, "на всякий случай". Скорее всего, подыскивали таковую бабу и Пушкины с Марией Алексеевной Ганнибал - и известие о беременности Арины Матвеевой, хорошо себя зарекомендовавшей крестьянки из близкого Кобрина, подоспело в Петербург как нельзя кстати. После же рождения Ольги Пушкиной Арина вполне могла быть при Надежде Осиповне временной ("про запас") кормилицей, а потом уже превратилась в безоговорочную няньку.
Более точных данных об изначальном статусе Арины Матвеевой в доме Пушкиных мы, по всей видимости, уже не получим. Ничего не знаем мы и о том, когда её сын Стефан был отправлен из Петербурга в Кобрино, к отцу. Зато хорошо известно, что Арина сразу и навсегда, как родную, полюбила малютку Олю, свою "голубушку" (XIII, 209). Собственных детей крестьянка могла голубить разве что в мыслях, тоскливых и неотступных…
Чета C. Л. и Н. О. Пушкиных отличалась какой-то повышенной, прямо-таки безудержной непоседливостью, причём особенной егозой, по мнению современников, была Надежда Осиповна. "Она терпеть не могла заживаться на одном и том же месте и любила менять квартиры, - вспоминал внук, - если переезжать, паче чаянья, было нельзя, то она превращала, не спрашивая Сергея Львовича, снисходившего к её причудам, кабинет его в гостиную, спальню в столовую и обратно, меняя обои, переставляя мебель и прочее". Сергей Львович не только потакал начинаниям суетной супруги, но порою и сам был не прочь инициировать какое-либо подновляющее быт предприятие. Поэтому немудрено, что в ещё не устоявшейся жизни родственных душ вскоре после венчания и рождения дочери начались пертурбации.
Эти перемены напрямую коснулись и Арины Матвеевой, которая по прихоти господ не единожды меняла в конце XVIII - начале XIX века своё местопребывание. Но если маршруты и адреса Пушкиных и попечительной М. А. Ганнибал в общем-то прослеживаются и по большей части датируются, то детальная реконструкция вынужденных странствий крепостной бабы сопряжена со значительными трудностями. Некоторые эпизоды её биографии, как будет показано далее, поддаются лишь приблизительному толкованию.
Ещё весной 1797 года капитан-поручик С. Л. Пушкин оказался со своим "лейб-гвардии Егерским баталионом" в Москве, где переведённая из Северной столицы гвардия принимала участие в апрельских торжествах по случаю коронования императора Павла I Петровича. Тогда же Сергей Львович свиделся с обширной московской роднёй и обсудил с нею ряд имущественных дел и своё собственное будущее. Пушкины договорились о продаже принадлежащего им крупного городского владения на Божедомке и приобретении взамен него более скромной усадьбы в Москве. Они также решили, что Сергей Львович, тяготившийся неспокойной военной службой, незамедлительно выйдет в отставку и переберётся на жительство в Первопрестольную.
С тем удовлетворённый С. Л. Пушкин и отбыл в Петербург.
Высочайший указ о его увольнении от службы и причислении "к Герольдии для определения к статским делам" был подписан уже 16 сентября 1797 года. Через три месяца у Пушкиных родилась Ольга. Когда же она чуть окрепла, родители заторопились в Москву.
С ними туда отправилась и Арина Матвеева.
По предположению С. К. Романюка, Пушкины сначала поселились у Ольги Васильевны Пушкиной, матери Сергея Львовича, в Малом Харитоньевском переулке. Уже ближе к осени 1798 года беспокойные супруги наняли собственную квартиру - на Малой Почтовой улице, в доме И. В. Скворцова.