Днём раньше на "Потёмкин" прибыл некий социалист Лазарев, которому Фельдман с Березовским поручили следить за действиями прапорщика Алексеева, чтобы не допустить предательства с его стороны. Однако перед самым выходом в море Лазарев (историками он считается членом Одесского комитета большевиков) отпросился на берег и обратно на броненосец уже не вернулся. Таким образом, прапорщик Алексеев оказался без соглядатая. Перед выходом в море прапорщик Алексеев загодя отказался командовать кораблём в случае боя. Он заявил, что болен, просил отправить его на берег. Но Матюшенко силой заставил Алексеева идти в боевую рубку, пригрозив расправой.
Ранним утром на "Потёмкине" перехватили радиограмму: "Ясно вижу. "Ростислав"", потом ещё одну: "Мы телеграфируем вам на расстоянии 5…" Было очевидно, что эскадра уже близка. Матюшенко, Фельдман и Березовский решили отправить в разведку захваченный накануне в порту портовый ледокол "Смелый". На него перебрались 12 человек во главе с верным матюшенковцем Резниченко. "Смелый" отправился к Тендре. Уже через десять минут он обнаружил отряд Вишневецкого. Ледокол тоже заметили и дали сигнал остановиться. Но он продолжал следовать прежним курсом. За ледоколом был отправлен миноносец, но затем Вишневецкий вернул его обратно, решив не отвлекаться на мелочи.
В 4 часа утра 17 июня, не дождавшись возвращения миноносцев, Вишневецкий снялся с якоря и лёг на курс на Одессу. Согласно вахтенному журналу "Георгия Победоносца", в 5 часов 40 минут по переданному семафором приказанию адмирала подняли стеньговые флаги, в 6 часов 20 минут скрылся Тендровский маяк, а через десять минут показался по курсу Одесский электрический маяк на Большом фонтане. Повернув затем круто на 145°, Вишневецкий рассчитал свой манёвр так, чтобы внезапно появиться из-за южного берега и перекрыть выход с рейда. Спустя ещё полчаса с кораблей эскадры увидели стоявшие у Воронцовского маяка броненосец "Потёмкин", миноносец № 267, портовое судно "Веха" под флагом Красного Креста и два парохода под английскими флагами. Тогда же с "Трёх Святителей" на "Потёмкин" была передана радиограмма следующего содержания: "Черноморцы, удручён вашим поступком. Кончайте скандал. Смиритесь. Повинную голову и меч не сечёт. Объясните, чего вы хотите. Будьте благоразумны. Адмирал Вишневецкий". В ответ Матюшенко начал юродствовать: "Неясно вижу. Пожалуйста, увеличьте искру и повторите вашу работу". В 8 часов 25 минут радиограмма по просьбе "Потёмкина" была повторена, и через десять минут "Потёмкин" отвечал: "Убедительно Вас просим, как своего начальника, пришлите к нам дать совет. От всей команды". Разумеется, это была провокация, причём настолько явная, что Вишневецкий не удостоил её ответом.
Одновременно "Потёмкин" начал съёмку с якоря, намереваясь выйти в открытое море. Отметим немаловажный факт, что на всех многочисленных картинах, посвящённых событиям 17 июня, "Потёмкин" изображается идущим навстречу правительственной эскадре под огромным красным флагом. На самом деле ничего этого не было! Над броненосцем, как и прежде, развевался старый Андреевский флаг, помимо которого на ноке рея был поднят, положенный по морскому уставу, флаг "Наш" (красного цвета), означавший, что корабль готов к открытию огня. Именно так шли в бой российские корабли в Порт-Артуре и в Цусимском проливе.
Увидев действия мятежного броненосца, Вишневецкий поднял сигнал о повороте эскадры всем вдруг на 16 румбов, чтобы перекрыть путь снявшемуся с якоря "Потёмкину". На флагманском "Трёх Святителях", оказавшемся после поворота концевым, пробили боевую тревогу. Затем отряд Вишневецкого сделал поворот на восемь румбов и строем фронта, увлекая за собой "Потёмкин", начал отходить в открытое море курсом зюйд-ост 41°. Расчёт Вишневецкого был в общем-то грамотным, увести подальше мятежный броненосец от мятежного города и там постараться подавить бунт. Однако около девяти часов утра "Потёмкин" внезапно повернул обратно и вернулся на рейд. Впоследствии участники мятежа объяснили этот отход боязнью плавающих мин.
По воспоминаниям участников мятежа, первая проба сил с правительственными кораблями вызвала определённую уверенность даже в тех, кто сомневался в правильности происходящего.
Телеграмма командующего войсками Одесского военного округа генерала от кавалерии Каханова управляющему Морским министерством, 17 июня 1 ч. 20 м дня: "Эскадра адмирала Вишневецкого, состоящая из двух броненосцев, одного минного крейсера и четырёх миноносцев, прибыла на Одесский рейд в семь часов утра семнадцатого; стоит на рейде и ведёт переговоры с "Потёмкиным". Только что получил телеграмму от адмирала Данилевского, что эскадра адмирала Кригера в составе "Ростислава", "Синопа" и четырёх эскадренных миноносцев вышла вчера в семь часов вечера из Севастополя; в Одессу же она до сих пор не прибыла. О мерах, принятых начальниками эскадр, мне неизвестно".
Тем временем, спустя каких-то полтора часа отходивший на зюйд-ост отряд Вишневецкого обнаружил приближающиеся корабли контр-адмирала Кригера. Выйдя из Севастополя, отряд Кригера прошёл мимо Тендровской косы спустя пять часов после ухода оттуда Вишневецкого. Вице-адмирал слышал радиопереговоры своего младшего флагмана с "Потёмкиным". Ещё через час эскадра соединилась. На флагманском "Ростиславе" состоялось совещание адмиралов с участием прокурора севастопольского военно-морского суда полковника Александрова. Ситуация была для вице-адмирала Кригера непроста. Он не только должен был прекратить мятеж на "Потёмкине", но и сделать всё возможное для того, чтобы сохранить этот новейший броненосец для и так донельзя ослабленного Порт-Артуром и Цусимой российского флота. Задача, прямо скажем, не из лёгких! Кригер заслушал Вишневецкого о его рейде к Одессе и запросил командиров о настроении команд. На совете решено было ещё раз попытаться склонить "Потёмкин" к сдаче. В 10 часов 50 минут на "Потёмкин" передаётся радиограмма с предложением прислать представителей на переговоры. Ответа с мятежного броненосца не последовало. В 11 часов в строю двойного фронта эскадра направилась на одесский рейд. Теперь в её составе были уже пять броненосцев: "Ростислав" (флаг вице-адмирала Кригера), "Три Святителя" (флаг контр-адмирала Вишневецкого), "Георгий Победоносец", "Синоп" и "Двенадцать Апостолов". Во второй линии шли минный крейсер "Казарский", эскадренные миноносцы "Строгий", "Свирепый" и четыре номерных миноносца. Вишневецкий отправил на "Потёмкин" радиограмму: "В доказательство вашей искренности пришлите уполномоченных от команды на "Три Святителя" для мирных переговоров, ручаюсь их безопасность. Мы идём Одессу. Адмирал Вишневецкий".
В 12 часов 5 минут "Потёмкин" снова снимается с якоря. В 12 часов 20 минут "Потёмкин" сближается и поднимает сигнал с требованием прибыть к ним для переговоров командующему флотом. Затем сигнальщики передали на "Ростислав" приказание застопорить на эскадре машины, а после ответного приказания "Потёмкину" стать на якорь такой же сигнал с позывными эскадры поднимается и на "Потёмкине". Заметим, что полученные радиограммы на "Потёмкине" до команды не доводились и решения по ним принимались исключительно троицей вожаков - "товарищем Кириллом", Фельдманом и Матюшенко. Затем "Потёмкин" начинает поворачивать свой форштевень прямо на "Ростислав". Это всё те же "товарищ Кирилл", Фельдман и Матюшенко решили поиграть чужими жизнями. На "Ростиславе" проявляют завидную выдержку. Флагман Кригера остаётся на прежнем курсе и с него по-прежнему требуют от мятежников встать на якорь. С "Ростиславом" "Потёмкин" прошёл так близко, что на нём слышали, как с мятежного броненосца кричали: "Снимай погонников!"
Некий свидетель из матросов пишет: "А "Потёмкин" гордо, смело, величественно идёт между нами, не спуская пушек с намеченной цели. Вот он стал направлять свою большую 12-дюймовую пушку на мостик, где куча офицеров, онемев от ужаса, стоит не шелохнувшись; увидав же, что на них целятся, они, как стадо скотов, шарахнулись, кто куда попало…" Данное свидетельство - полный бред. На встречных курсах и на приличной дистанции совершенно невозможно определить, куда именно целит то или иное орудие. Кроме этого офицеры просто не могли стоять как стадо на крыле мостика. Во-первых, все они были расписаны по своим боевым постам, где и находились. Во-вторых, во время "немого боя" командиры кораблей правительственной эскадры находились, как и было положено по корабельному уставу, не в ходовых, а в броневых рубках. Ну, а кроме этого, вряд ли моряки-профессионалы вообще могли онеметь от ужаса при виде "Потёмкина", который, как они прекрасно знали, и стрелять-то толком не мог.
В это время в боевой рубке "Потёмкина" начинается паника. Официально считается, что якобы дотоле безучастный ко всему прапорщик Алексеев "бросается к машинному телеграфу и "Потёмкин", уклоняясь от "Ростислава", входит в интервал между ним и броненосцем "Три Святителя"". Однако такое утверждение вряд ли соответствует истине. Во-первых, с помощью машинного телеграфа можно лишь изменить скорость хода корабля, причём на таком большом корабле, как "Потёмкин", это происходит далеко не сразу, так как сила инерции весьма велика. Курс же корабля изменяется поворотом штурвала, к которому, надо понимать, Алексеев почему-то не бросился, а ведь это был самый эффективный способ уберечь броненосец от столкновения. На руле, кстати, стоял поручик-инженер Костенко. Это тоже весьма странно, значит, мятежники не доверяли штатным рулевым матросам? Кроме этого в боевой рубке находились все вожди мятежа, и что же им помешало оттолкнуть Алексеева от телеграфа и снова перевести его ручки в положение "самого полного хода", ведь это дело нескольких секунд! На самом деле в это время в боевой рубке "Потёмкина" происходит нечто совсем иное. Скорее всего там произошёл серьёзный конфликт, возможно и с дракой. Между сторонниками тарана (Матюшенко и его друзья-одесситы) и его противниками во главе с прапорщиком Алексеевым. Вряд ли Алексеев решился бы на такой поступок, после угроз о расправе Матюшенко, будучи в одиночестве. По всей видимости, прапорщика поддержали бывшие в рубке матросы. При этом сторонники Алексеева оказались в большинстве. С военной точки зрения таранить "Ростислав" было полным безумием. Во-первых, флагман Кригера был на ходу, с него прекрасно видели манёвр "Потёмкина" (который, кстати, не отличался большой скоростью хода) и вполне успели бы от него отвернуть. Если всё же таран бы произошёл, то он имел бы для мятежников самые катастрофические последствия. Во-первых, на "Ростиславе" при таране погибло бы немало матросов, после чего ни о каком сочувствии к мятежникам со стороны экипажей эскадры речи бы уже не шло. Во-вторых, выведя из строя "Ростислав", "Потёмкин" бы серьёзно повредил свою носовую часть, неизвестно, как быстро удалось бы ему вытащить из борта "Ростислава" и свой таран. А ведь даже небольшое повреждение было для "Потёмкина" гибельным, ведь у мятежников не было ни средств, ни специалистов, чтобы исправить даже небольшие повреждения. К тому же после тарана потерявший ход "Потёмкин" стал бы прекрасной мишенью, в которую промахнуться было бы просто невозможно… Поэтому решение на таран могли дать только люди, совершенно не понимающие его последствий и абсолютно не дорожившие жизнями других. А потому в авторстве Матюшенко, "товарища Кирилла" и Фельдмана в этой чудовищной авантюре у меня нет никаких сомнений.
Тем временем "Три Святителя", уклоняясь от шарахающегося из стороны в сторону "Потёмкина", вышел из общего строя. "Потёмкин" направился в интервал между кораблями эскадры, прорезая её строй. Орудия двух флагманских броненосцев направлены на "Потёмкин". Но никто не хотел стрелять первым. Все ещё надеялись на мирный исход. Обычно этот манёвр мятежного броненосца превозносится нашими историками, как образец революционного героизма и отваги. На самом деле он стал всего лишь результатом драки в боевой рубке "Потёмкина", и рулевым пришлось направить корабль в первое свободное пространство между правительственными кораблями. "Потёмкину" из-за провокации Матюшенко просто некуда было деваться.
Из книги Р.М. Мельникова "Броненосец "Потёмкин"": "И вдруг справа, из-за освободившего путь броненосца "Три Святителя", раздаются приветственные крики матросов, столпившихся на палубах трёх других броненосцев. Люди облепили надстройки, мостики, размахивают фуражками, и вот уже неудержимая волна матросской солидарности захлёстывает палубы этих кораблей. Неописуемый восторг охватывает потёмкинцев, почувствовавших, наконец, долгожданную поддержку родной флотской семьи. Забыв о направленных на них орудиях, матросы срываются с мест, заполняют коридоры, вырываются на верхнюю палубу, и несмолкаемое "ура!" оглашает море, перекликается с ответными возгласами на удаляющихся броненосцах. Прапорщику Коваленко с трудом удаётся восстановить порядок и убедить матросов вернуться к своим боевым постам. Крепнет надежда на революционное выступление на эскадре".
Насколько реальна эта сцена? Разумеется, что на эскадре имелось немало матросов, сочувствующих потёмкинцам, но всё же истинная причина взаимной радости, думается, кроется в ином. И на "Потёмкине", и на кораблях эскадры матросы очень боялись настоящего морского боя. Всем было совершенно ясно, что на предельно короткой "кинжальной" дистанции, когда промахи практически исключены, пять броненосцев утопили бы один в течение десятка минут. А кроме того, и рассказы об ужасной участи команд перевернувшихся броненосцев в Цусиме были ещё очень свежи. Когда же всем стало ясно, что реального боя не будет, это и вызвало такой взрыв радости как у личного состава правительственных кораблей, так и у мятежников. Умирать из них не хотел никто. Достаточно странно и утверждение Р.М. Мельникова, что командованию "Потёмкина" с трудом удаётся восстановить порядок на корабле. Зачем его восстанавливать, ведь братание с командами верных царю кораблей - и есть главная цель потёмкинцев! Если все матросы правительственных кораблей будут размахивать бескозырками и кричать "ура", то они выйдут из подчинения своих офицеров, и их легко будет призвать к захвату своих кораблей. Почему же "потёмкинцев" силой загоняют на боевые посты? Да потому, что зачинщики мятежа не без оснований боятся, что столь радостное братание может привести к обратному эффекту, и команда "Потёмкина" в эйфории решит прекратить мятеж и присоединится к эскадре.
Между тем Матюшенко поднимает сигнал эскадре "Застопорить машины" и "Стать на якорь". Трудно поверить, что кто-нибудь на "Потёмкине" на самом деле верил, что их указания будут выполняться. Матюшенко просто наслаждался своей безнаказанностью. В свою очередь "Ростислав" пытается таким же сигналом остановить приближающийся "Потёмкин" и отдаёт приказ о повороте всем вдруг на 16 румбов. Историками почему-то считается, что это "Потёмкин" прорезает строй эскадры. Но с таким же основанием можно говорить и о том, что это эскадра пропускала "Потёмкина" сквозь свой строй, в надежде на то, что мятежники в конце концов образумятся. На этот раз "Потёмкина" пропускают в свой интервал "Георгий Победоносец" и "Синоп". По приказу Матюшенко сигнальщики семафором передали на корабли: "Команда "Потёмкина" просит комендоров не стрелять". Команда "Потёмкина" снова самовольно бросает боевые посты и выскакивает наверх. Снова взаимные крики "ура" с проходящих мимо друг друга кораблей. Все понимают, что никакого боя уже не будет, и все они останутся живы! По воспоминаниям матроса с "Ростислава", "на "Синопе" образовались две партии - желающих и не желающих присоединиться к "Потёмкину". Победила партия нежелающих…"
В это время на "Георгии Победоносце" вся нижняя команда во главе с кочегарами, боясь обстрела "Потёмкина" и страшной смерти при переворачивании корабля, бросила вахту и выбежала наверх, отказываясь идти вниз. Среди собравшихся на баке "Георгия Победоносца" матросов начинают действовать единомышленники Матюшенко. Наряду с криками "ура!" они бросают в разгорячённую толпу провокационные призывы: "Идём к "Потёмкину"!", "Долой офицеров!", "Довольно дворянствовать!". Инициативу берёт в свои руки машинист Илья Шаповалов. Он кричит: "Ура! Вали, ребята, на мостик!". Группа матросов врывается на мостик и, отстранив офицеров, захватывает управление кораблём. Машинист Дорофей Кашуба (давний личный друг Матюшенко) пытается повернуть дело по потёмкинскому варианту. Он призывает матросов убить командира, а остальных офицеров выбросить за борт, но матросы его не поддерживают. Они не хотят крови.
"Почему "Георгий" не по-боевому?" - запросил Кригер.
"Команда "Георгия" желает свезти офицеров на берег и присоединиться к "Потёмкину"", - ответил командир "Георгия" капитан 1-го ранга Гузевич.
"Употребите все силы и следуйте за эскадрой!" - приказал адмирал.
"Не могу, не могу!" - семафорил сигнальщик с "Георгия".
Тем временем офицеры "Георгия" окружены захватившими винтовки матросами, но призывы Кашубы перебить "кровопийцев" успеха не имеют, а сам убивать Кашуба, в отличие от своего друга Матюшенко, не решается. Тем временем единомышленники Кашубы Семён Дейнега, Назарий Безбах и строевой квартирмейстер Захарий Бородин захватывают штурвал. Матрос Иван Степанюк избивает ногами сигнальщика, пытавшегося семафором сообщить о мятеже на флагманский корабль, а матрос Антон Горобец с криком "Дождались своего, довольно начальству пить нашу кровь!" начинает семафорить на "Потёмкин" с призывом о помощи, так как у зачинщиков мятежа на "Георгии" нет уверенности в поддержке команды.
С берега тоже наблюдали за происходившими в море событиями и, как могли, тут же их комментировали.
Телеграмма генерала от кавалерии Каханова управляющему Морским министерством, 17 июня 1 час 59 минут дня: "Эскадра Кригера прибыла и совместно с эскадрой Вишневецкого окружила "Потёмкина", который перед этим вышел версты на две вперёд к ним навстречу. Огня нет. "Потёмкин" спустил все флаги. По-видимому, идёт его сдача".