Постановочная группа и состав исполнителей в "Джулии" были такие же замечательные, как и в "Катрин". Режиссером снова пригласили Евгения Радомысленского, дирижером был Эльмар Абусалимов. И еще у нас был очень хороший художник - Борис Бланк, известный по своим работам в кино. Роль Майкла начинал репетировать Валерий Барынин, но он вскоре ушел из театра, и ее отлично играл Владимир Родин. Роль молодого любовника Джулии Томаса в очередь исполняли трое наших красавцев - Александр Маркелов. Виктор Богаченко и Виталий Лобанов, а Вячеслав Богачев и Вячеслав Шляхтов, как всегда прекрасно, играли Джимми. Должна отметить и наших молодых, талантливых актеров Мишу Беспалова и Влада Сташинского - они исполняли роль сына Джулии Роджера. Несомненной удачей спектакля стала роль служанки Эви в колоритнейшем исполнении Валентины Желудевой. Поначалу на репетициях Вадим Зеликовский пытался показать Вале, как надо играть Эви, но так и не смог ей объяснить, что ему надо. Анатолий Кремер, который внимательно следил за нашей работой, все быстро понял и сказал: "Валя, ничего не играйте специально! Даже головы не поворачивайте - должна быть чистая статика! Это стиль поведения Эви". Они нашли бесстрастную, без всякого выражения, без красок интонацию, с какой Валя должна была произносить текст своей роли. И когда Эви якобы равнодушным тоном отпускает шпильки в адрес Джулии при разговоре с ней, эффект был потрясающий. Роль получилась и всегда принималась зрителями на ура.
На ура принимался и весь спектакль - в конце его зал всегда вставал и приветствовал нас долгими аплодисментами. Но шла "Джулия", в отличие от "Катрин", не так долго - всего шесть лет. И за эти годы ее никогда не давали в субботу или в воскресенье - только в будни. Объясняли тем, что декорации очень громоздкие и монтировать их к вечернему спектаклю надо начинать с утра, а в субботу и в воскресенье идут дневные спектакли, и к их началу декорации не успевают разобрать. Громоздкие декорации и хранить трудно - у нас в театре для них не было надлежащих условий. Из-за этого они скоро пришли в негодность - дерево сгнило, ткань местами обветшала. По возможности что-то подправляли, кое-как укрепляли канатами хотя бы на один вечер. Но этого, конечно же, было недостаточно, и главный машинист сцены Глеб Глебович не хотел рисковать - вдруг из-за ветхости декораций кто-нибудь из актеров провалится или упадет какое-либо крепление. В таком случае отвечать за все пришлось бы ему. Поскольку капитально отремонтировать декорации было нельзя, приняли решение снять "Джулию" с репертуара. Вообще-то собирались снимать пять спектаклей, а сняли одну "Джулию". Сказать, что жаль, мало. Для меня это было, как если бы вынули часть моей души - так много значила для меня эта роль, так была мне дорога. Особенно дорог был финальный монолог.
Через несколько дней после премьеры "Джулии" Вадим Зеликовский уехал жить и работать в Германию. Но так вышло, что их сотрудничество с Анатолием Кремером через какое-то время возобновилось. Несколько лет назад мы с Анатолием Львовичем поехали отдыхать в Баден, к Зеликовскому. И там Вадим предложил ему прочитать несколько новелл Моэма, в том числе и "Джейн". На основе ее и других рассказов этого писателя было написано либретто, а затем и музыка нового мюзикла.
Когда "Джейн" принимали к постановке в Театре оперетты, Вадим Зеликовский поставил условие, что он же будет и режиссером нового спектакля: быть только автором либретто ему показалось уже недостаточно, тем более что по образованию он режиссер - окончил в свое время Ленинградский институт театра, музыки, кинематографии. Художником-постановщиком назначили Владимира Арефьева, главного художника театра, дирижером был Эльмар Абусалимов, балетмейстером Алексей Молостов… Я не случайно перечисляю всех, кто был при начале работы над "Джейн", потому что от этой постановочной группы потом в спектакле не оказалось никого - их сменили другие люди, причем за несколько недель до сдачи спектакля. Так что судьба "Джейн" оказалась непростой.
Непростым, точнее сказать, трагическим было то время и для меня - я потеряла брата Володю… Прошло уже два года, а я никак не могу принять это… Казню себя за то, что, наверное, уделяла ему мало внимания в его юности. Я ведь старше его и должна была сделать все, чтобы жизнь брата сложилась более удачно…
Володя хотел поступить во ВГИК, но не прошел туда - на экзамене у него что-то случилось с фотоаппаратом, и снимки вышли не такие, как надо. В восемнадцать лет Володя стал работать осветителем на Студии имени Горького, оттуда ушел на телевидение, работал там ассистентом оператора. Потом был "Мосфильм", где он стал уже оператором: снимал и у Рязанова, и у Гайдая. Последней картиной, на которой Володя работал, был "Сибирский цирюльник" Никиты Михалкова… Так что всю жизнь он провел в киношной среде. А что такое эта среда? Если съемки фильма, значит, постоянные поездки. А там после трудного съемочного дня принято "взбадриваться". Кому-то это можно, потому что почти не отражается на здоровье и привычках. А Володе было нельзя - здоровьем он пошел в маму, сердце у него было плохое, хотя он никогда не говорил нам об этом и мы до поры ничего не подозревали. Отказываться же от участия в компании коллег у него не хватало характера.
По своей природе был он человек порядочный, добрый, плохого слова ни о ком не сказал и, если при нем заводились такие разговоры, сразу просил: "Прекрати!" Его коллеги рассказывали, как он работал на съемочной площадке. Мало того что сам все время таскал на себе тяжеленную кинокамеру, так даже, когда объявлялся перерыв, отдыхать не хотел, не мог сидеть спокойно - бросался помогать рабочим, двигавшим рельсы для тележки. Друзья говорили ему: "Ну чего ты туда лезешь? Там есть кому это делать". - "Ну как же! Надо пойти ребятам помочь". Так он любил свое дело, любил съемки.
Володя вообще был безотказный. Смены у них бывали разные - и дневные, и ночные, и утренние. Если требовалось на пять часов утра вызвать оператора на студню, звонили Володе Шмыге - знали, что тут же примчится.
"Посиделки" во время поездок на съемки сыграли в жизни Володи отрицательную роль. Постепенно это стало болезнью, мы же долго не понимали, насколько все серьезно. А потом его душевное состояние усугубилось тем, что они разошлись с женой и он не мог видеться с дочерью, хотя Катя выросла в основном в нашем с Канделаки доме. Каждое лето мы забирали ее к себе на дачу. Была она для всей нашей семьи как свет в окошке, тем более что у нее с отцом и со мной было удивительное сходство. Если положить рядом три детские фотографии - Катькину и наши с Володей, - то не сразу можно определить, где кто изображен. Володя с малых лет любил детей: еще когда мы жили в общей квартире на Землянке, он возился со всеми соседскими ребятишками, как нянька. А вот от собственной дочери его отдалили… Потом так вышло, что и со мной у Кати прекратились всякие отношения, хотя я и мои друзья-врачи по возможности помогали ей, когда она работала в глазной клинике и собиралась поступать в медицинский институт…
После лечения жизнь Володи стала налаживаться, и во многом это заслуга его второй жены Наташи. Они когда-то учились вместе в школе, потом через много лет встретились. У Наташи к тому времени была уже взрослая дочь. Потом пошли внуки, и Володя невероятно привязался к старшему, Вадику. Старался дать ему как можно больше - водил его с Наташей в консерваторию, составил для мальчика хорошую библиотеку - русскую и западную классику, книги о художниках, альбомы репродукций… Володя сам с детства очень любил книги, а из художников увлекался импрессионистами. Эту любовь он хотел передать и Вадику. И не его вина, что современные дети читают не так много, как когда-то мы, - они предпочитают "телик", "видик"…
В квартире, которую они получили, Володя все старался делать сам - кухню из дерева, полки, искал какие-то особые бронзовые дверные ручки… Даже последний ремонт, хотя уже плохо себя чувствовал, затеял провести сам, с Наташей. И не из-за экономии денег, а потому, что ему нравилось все делать своими руками. Что касается денег, он никогда на них не сосредоточивался, и они у него "текли между пальцев". Это у Володи семейная черта - ни у папы, ни у мамы никогда не было культа денег, культа сундуков, не было тяги к накопительству. Помню, как папа в день получки приходил домой с охапкой всевозможных кульков, пакетов - накупит всего по дороге домой, накупит… Мама только спрашивала, когда он отдавал ей то, что оставалось от зарплаты: "А где же остальные?" - "Зи-шенька, ну истратил я их…" Я и Володя в этом смысле пошли в родителей. Слава Богу, что мы и с Анатолием Львовичем в этом похожи…
Володи не стало через несколько месяцев после того, как ему исполнилось шестьдесят лет. Что такое для мужчины шестьдесят?.. Проводить его пришло много народу, и столько хорошего было сказано о нем. Красивый, душевно тонкий человек, незлобивый, с обостренным восприятием мира… При своей природной одаренности он мог бы прожить более интересную жизнь. Но вышло так, как вышло. Он словно искал что-то, словно бежал от какой-то внутренней неудовлетворенности, неустроенности… Я стояла на отпевании в церкви около его гроба и смотрела - передо мной лежал совсем молодой Володя, почти мальчик, и выражение его лица было таким спокойным, словно он наконец нашел то, что ему было так нужно. И я сделала для себя страшный вывод - он обрел покой, лишь уйдя из этого мира.
Теперь у нас из близких родственников остались только брат и сестра Анатолия Львовича. Сестра Ида, ее дочь Ира и внук Стасик живут в Германии, поэтому, к сожалению, видимся мы с ними нечасто. Но, несмотря на расстояния, мы друг к другу очень привязаны. Брат Володя, красавец, меломан, тонкий знаток поэзии, так же как Ида, - врач-невропатолог. А его жена Оля - блестящий кардиолог. Володя говорит о ней: "Я врач обученный, а она врач от рожденья".
Нетрудно представить, в каком состоянии готовила я роль Джейн в новом спектакле. Да и ситуация с ним была такова, что никто вообще не мог сказать точно, сделаем мы его или нет. За несколько недель до выпуска сменилась вся постановочная группа. Вадим Зеликовский вернулся в Германию, дирижер Эльмар Абусалимов серьезно заболел. Он сам договорился с дирекцией театра, чтобы музыкальным руководителем постановки и дирижером стал Кремер. Позвонил Анатолию Львовичу, попросил взять спектакль на себя, сказав: "Потом, когда я поправлюсь, возьму его". Не поправился… Пришли новый балетмейстер и новый художник - Марина Суворова и Виктор Архипов, который сделал такие декорации, что зал каждый раз разражается аплодисментами. А костюмы для меня и для исполнителей роли "моего" молодого мужа, и костюмы прекрасные, сшил очень интересный кутюрье из Рязани Андрей Степанычев. Режиссером пригласили Сергея Кутасова. Его рекомендовал Герард Васильев - Кутасов сделал ему очень удачный выездной спектакль "Марицы".
С такой постановочной группой теперь можно было "вытянуть" "Джейн", но артисты уже ничего не хотели: после всего, что было перед этим, у них просто пропал интерес к работе, опустились руки. Все устали от странных репетиций Зеликовского, на которых никто не мог понять, чего же он хочет. Не проводилось ни настоящих вокальных уроков, ни репетиций с оркестром, ни занятий с балетмейстером. Спектакль не был даже мало-мальски собран… Настроение у всех было пораженческое…
Я тоже работала без особого настроения: мне казалось, что в роли Джейн мне нечего играть, приходила мысль - и зачем я ввязалась во все это? Однажды Анатолий Львович даже предложил: "Давай все прекратим, тем более что такие обстоятельства…" Все же начали репетировать. Я постепенно входила в роль, впевалась, и оказалось, что это довольно сложный материал. В нем меня больше всего беспокоила вокальная сторона - партия Джейн по тесситуре была написана Кремером, как я считала, непривычно высокой для меня, и я боялась, что не смогу ее петь. Действительно, поначалу было трудно, и мы с концертмейстером даже попробовали внести изменения в одну строчку. Но непреклонный композитор пришел на наш урок и потребовал вернуть все обратно. Анатолий Львович лучше меня знает возможности моего голоса. Он ни в какую не захотел ничего менять в партии Джейн и в результате оказался прав: мне теперь не просто удобно петь, но и интересно. Сейчас я пою Джейн лучше, чем все остальное.
И вообще, в "Джейн" я больше люблю петь, чем играть, потому что музыкальная часть в моей роли сильней, чем драматическая, - у актрисы здесь больше внешняя трансформация, чем внутренняя. У других актеров роли выписаны намного лучше, и они сами говорили: "Как же так! "Джейн" написана для Татьяны Ивановны, а ей нечего играть". Но с приходом другого режиссера я начала во время репетиций что-то нащупывать, находить в роли, во взаимоотношениях с партнерами, и к премьере она начала выстраиваться. И до сих пор работа над ролью Джейн не прекращается, я по-прежнему ищу в ней что-нибудь новое и от спектакля к спектаклю чувствую, как реакция зала становится все более активной.
Мы всего несколько недель работали над спектаклем по-настоящему, когда дирекция театра начала "давить" на Кремера (который, кроме всего прочего, был еще и художественным руководителем постановки), чтобы ускорить премьеру "Джейн". Естественно, Кремер стал возражать: "Спектакль пока в таком состоянии, что выпускать его нельзя! У нас еще не было прогона, только спевка…" На это в дирекции сказали, что у них лишь в ближайшее время будет возможность произвести подмену какого-то спектакля, чтобы сыграть "Джейн"… Но премьера прошла только с третьей попытки - из-за моей болезни ее отменяли два раза. Наконец этот день наступил…
В каком настроении мы ждали его, описывать излишне. Все понимали, что при той обстановке, в какой мы работали, при нашей моральной подавленности, усталости от постоянных замен, переносов провал предрешен. Тем не менее накануне премьеры интенсивно репетировали с оркестром два дня: один акт - в первый день, второй - на следующий…
Зрители, заранее купившие билеты на другой спектакль, объявленный в афише, попали на первое представление "Джейн". Конечно, любой из них мог сдать билет в кассу театра, но никто этого не сделал. Более того, зал принял нашу "Джейн" с таким воодушевлением, что, как потом признался Анатолий Кремер, он, стоя за дирижерским пультом, не мог поначалу понять, что происходит за его спиной, - настолько был удивлен горячим приемом публики. Такого перед началом спектакля никто не мог и предположить, мы даже не предчувствовали успеха, и реакция публики для нас стала полной неожиданностью. Это было чудо. Ведь мы в тот вечер вышли на сцену "на нервах". Наверное, потому и сыграли как следует…
Наш успех "подхлестнул" актеров другого состава: когда они вернулись с гастролей из Израиля и им рассказали о том, что было на премьере, они тоже воспрянули духом, воодушевились и потребовали репетиций… А состав в спектакле "Джейн" у нас просто великолепный. Лучшие наши актеры, Имена которых я уже не раз называла в книге. Герард Васильев и Владимир Родин (оба неотразимы в роли адмирала), Эмиль Орловецкий, Дмитрий Твердохле-бов, Александр Маркелов, Вячеслав Шляхтов… У Саши и Славы одна роль - Эллиота, и он у них у каждого свой: Саша - большой выдумщик, любит импровизировать, и, надо сказать, получается это у нег о очень здорово, а Слава играет, более строго придерживаясь текста и рисунка роли. Очень смешным получился Лорд адмиралтейства у Алексея Степутенко и Валерия Батейко.
Молодого мужа Джейн, который на двадцать с лишним лет моложе ее, играют Виталий Лобанов и Виктор Богаченко, оба, как я уже говорила выше, красивые: один блондин, другой темноволосый. В "Джулии" они играли "моего" любовника, а здесь уже получили статус законного супруга, которого у Джейн уводят ее соперницы, - их играют Таня Константинова и Элла Меркулова. Две актрисы в одной роли - и два непохожих характера. Наши актрисы вообще изумительны в этом спектакле. Они признались, что у них давно не было таких хороших ролей, поэтому обе выходят на сцену в "Джейн" с особым удовольствием. Марина Коледова и Алла Агеева исполняют роль Мэрион, которая, естественно, у них разная, потому что Марина - актриса "сочная", яркая, а Аллочка внешне не столь броская, зато ее сила в мягкости…
Есть в этом спектакле очень интересная работа - роль Вестового, колоритно сделанная нашими комиками Сашей Голубевым и Юрой Ярошенко…
"Катрин", "Джулия", "Джейн"… Три спектакля, благодаря которым продлилась моя сценическая жизнь. Продлилась красиво, со смыслом… Три роли, о которых каждая актриса может только мечтать. И это не просто другие роли, непохожие на все сыгранные прежде. Эго другой театр…
Считаю, что мне повезло… Спасибо всем!
Несостоявшееся свидание
О свидании - в конце главы. Сначала о том, что на определенном этапе жизненного пути настигает каждого, - о юбилее. Кто-то любит их, кто-то пытается "проскочить" их незаметно, но удается это не всем, особенно актерам. Готовились отмечать "некую круглую дату" в моей жизни и у нас в театре. На 25 января 1999 года был назначен "Татьянин день", - так назывался вечер, посвященный 45-летию моей работы на сцене Московского театра оперетты. Ну и, конечно, юбилею.
Настоящий день рождения мы отметили дома и довольно скромно - настроение было совсем не праздничное, потому что накануне брата Володю отвезли в больницу. На дачу, где мы всегда 31 декабря собирали гостей, на этот раз не поехали. Обычно мой день рождения и встречу Нового года мы устраивали там. Приезжали Володя с Наташей и внуком, друзья… Порой собиралось человек двадцать. Каждый год было по-разному: кто-то из друзей имел возможность приехать, у кого-то не получалось. Но всегда атмосфера была замечательная, много шутили, дурачились…
Часто бывают у нас Евгений Радомысленский и его жена Лена Муратова, актриса, очаровательная, милая женщина. Они с Женей очень красивая, дружная пара. Это одни из самых близких наших друзей. Лена не только прекрасно знает поэзию, но и столь же прекрасно читает ее. У них с Женей был очень интересный спектакль "Затонувший остров", посвященный взаимоотношениям Марины Цветаевой и Бориса Пастернака. Потом Лена играла его с популярным актером Владимиром Дружниковым. Был у нее столь же интересный спектакль "Здесь, на синей земле", об Александре Блоке и Наталье Волоховой, который они играли с неотразимым Владимиром Ивашевым. В те времена эти спектакли собирали в Театр киноактера особую публику. Потом, когда театра не стало, к сожалению, не стало и этих спектаклей… Сейчас Лена работает в театральном институте педагогом по сценической речи.
Есть у Анатолия Львовича друг с давних лет Юрий Ценин. Человек невероятно интересный, со множеством талантов - он журналист, спортсмен-горнолыжник, играет на гитаре, поет… Натура мятущаяся, с веселой авантюрной жилкой, вечно он в поиске… Энергия из него так и брызжет. Юра был, как я уже рассказывала, одним из соавторов либретто мюзикла Кремера "Ваш покорнейший слуга", которое они написали с Сашей Дмоховским… В отличие от Юры, его жена Ира, тоже журналист, женщина спокойная, я бы сказала, уютная… Лишнее подтверждение того, что противоположности сходятся…