Пройдут годы, Айвазовский еще встретит любовь и дважды женится, но розовая туфелька будет всегда и везде сопровождать его. Он станет знаменитым, а Марию, покинувшую сцену в 43 года, вскоре забудут, и из блистательной звезды она превратится в скромную учительницу танцев.
Но связь между ними не прервется даже после ее смерти. Последние годы жизни Айвазовский на каждое Вербное воскресенье среди многочисленных букетов видел корзинку ландышей. Он даже и не подозревал, кто мог быть их дарителем. И только после смерти художника какой-то шедший за гробом старик произнес: "Некому теперь носить посылку от Трубецкого! Итальянка Мария Тальони, выдавшая дочь за князя, умирая, завещала каждый год на Вербное воскресенье посылать Ивану Константиновичу ландыши. А ежели тот поинтересуется от кого, сказать: от женщины, которая в этот день много лет назад его отвергла, хотя всю свою жизнь любила лишь его одного. Шестнадцать корзин отнес я Ивану Константиновичу, а он так ни разу ни о чем и не спросил. Может, он знал, к чему эти ландыши?"
Айвазовский так и не узнал этих подробностей, но в конце жизни, получив последний букет и готовясь весной 1900 года к очередной поездке в Италию, он написал картину "Морской залив", навеянную воспоминаниями о молодых годах, проведенных им на берегах Средиземного моря, и о своей романтической любви к прославленной балерине Марии Тальони.
Европейское признание
В поразительно короткий срок Айвазовский стал самым знаменитым художником в Европе. Его огромный успех в начале 1840-х годов можно объяснить тем, что, приняв академическую школу живописи, он сумел сберечь искренность и естественность душевных порывов и не страшился их проявлять в своих работах. Художник даже и не делал попыток освободиться от довольно устаревших академических догм, но его спасало чувство эмоциональной близости с природой, что резко выделяло его работы из академической среды. Да и из академической школы Айвазовский в первую очередь заимствовал приверженность к необычайности, и это породнило его с романтизмом. В ту пору он создал оригинальный метод цвето-линейного построения картин и свой живописный язык, никого не повторявший и не противоречивший объекту изображения. Эти выразительные средства постепенно менялись, палитра становилась светлее, а Айвазовский вплотную приблизился к стилю истинной пленэрной живописи. Однако его восприятие мира не изменялось, и художник оставался предан своему романтическому стилю.
Популярность принесла Ивану Константиновичу неплохие доходы, что позволило ему не зависеть от скромных сумм, получаемых из академии. Материальная независимость позволила Айвазовскому совершать продолжительные путешествия по Европе. В начале 1842 года он через Швейцарию и Германию по Рейну направился в Голландию, затем посетил Лондон и Париж, Испанию (Кадикс и Гренаду), Португалию. Картины путешествовали вместе со своим создателем и экспонировались в крупнейших городах Европы, где публика и критики рукоплескали мастеру морского пейзажа. Во всех культурных центрах Иван Константинович знакомился с классическим искусством в музеях, общался с другими художниками. Но особенно его влекли те места, где он мог обогатить свои впечатления, связанные с морем. Вскоре к его паспорту стали пришивать все новые и новые страницы. Постепенно это составило большую тетрадь, в которой к концу своих странствий Айвазовский насчитал сто тридцать пять виз.
И где бы ни побывал художник, он всюду наблюдал за характером природы и особенно за изменчивой водой, которая в каждом водоеме – реке, озере, море и океане – имела только ей присущий цвет и перелив волн. Он постоянно заносил в свои дневники только ему понятные пометки и где только мог снимал мастерскую и писал.
Приведем воспоминания известного пейзажиста конца XIX века Ильи Семеновича Остроухова, повстречавшего Айвазовского в период пребывания того во Франции в прибрежном городке Биарриц. Во время одной из прогулок по побережью художники наблюдали за океанскими волнами, и вдруг Иван Константинович заметил: "А ведь строение океанских волн совсем другое", – и сделал карандашом три линии в маленькой записной книжке, а затем, поинтересовавшись у "старожила", где восходит солнце (день был пасмурный), поставил еще несколько точек. На этом эскизная часть работы была окончена. Остроухов тут же напросился в гости, чтобы посмотреть на процесс написания океана. Айвазовский его предупредил, что начинает работу очень рано. В девять часов утра гость прибыл. "Каково же было мое удивление, – рассказывал он, – Айвазовский не только уже был на ногах, но уже и окончил свою работу… Со свойственным ему колоритом были написаны три эффектные картины морского прибоя в Биаррице: утром, в полдень и при закате солнца".
Часть картин, созданных в Италии, Айвазовский регулярно отправлял в Академию художеств как отчет о проделанной работе за границей. Академия же следила за успехами своего выпускника. Так, по ее предложению Иван Константинович в конце 1842 года на шесть месяцев покинул Италию, чтобы участвовать в выставке в Париже. Он понимал, что на нем лежит высокая обязанность – представлять искусство своей родины в столице Франции, считавшейся тогда центром европейской цивилизации.
Его картины "Море в тихую погоду", "Ночь на берегу Неаполитанского залива" и "Буря у берегов Абхазии" были награждены в 1843 году Большой золотой медалью, а сам живописец был принят в члены Парижской Королевской академии. Критики писали, что никто прежде не изображал свет, воздух и воду столь живо и достоверно. Знаменитый французский живописец О. Берне, которому Айвазовский был представлен, сказал ему: "Ваш талант прославляет Ваше отечество", – точно обозначив этой фразой значение "европейской" деятельности Айвазовского. Он стал единственным русским художником, которого французское правительство пригласило экспонировать картины на международной выставке, организованной в Лувре. Забегая вперед, отметим, что в 1857 году Иван Константинович первым среди иностранных художников стал кавалером французского ордена Почетного легиона.
О том что Айвазовский стал знаменит, а его имя у всех на слуху, свидетельствует следующий факт. В 1844 году корабль, на котором художник добирался из Англии в Испанию, попал в бурю в и без того беспокойном Бискайском заливе. Шторм был ужасающей силы; корабль, не вернувшийся вовремя в порт, сочли погибшим, а европейские и петербургские газеты запестрили заметками о безвременной гибели талантливейшего русского художника, выставка которого с большим успехом только что прошла в Париже.
К счастью, эти сведения оказались ошибочными, хотя натерпеться страху пассажирам пришлось немало. Позднее, вспоминая это происшествие, Айвазовский писал: "Страх не подавил во мне способности воспринять и сохранить в памяти впечатление, произведенное на меня бурею, как дивною живою картиной". Еще до этого события художник обращался к теме противоборства человека и необузданной морской стихии. Например, на картине "Кораблекрушение" (1843 г.) изображены гибнущие у скалистого берега корабли. Один уже почти скрылся под водой, и от него остались шлюпка да плот с уцелевшими матросами. Второй корабль еще сопротивляется напору неистовых волн, но и он приговорен – ураганный ветер гонит его на прибрежные скалы и он выглядит легонькой игрушкой среди мрака и рева бушующих стихий. Теперь о штормовой мощи Айвазовский знал не как наблюдатель с берега, а как реальный свидетель событий. Может быть, поэтому все последующие "штормовые полотна" имеют столь убедительный вид. В таких картинах наиболее ярко проявлялись принципы романтического искусства.
В те годы Айвазовский не имел себе равных по мастерству в области морских пейзажей, и это вызывало не только восторг, но и различные домыслы. Так, многие берлинские газеты растиражировали казусный факт, что умение русского живописца передавать тончайшие световые эффекты воздуха и волны свидетельствует о том, что художник глухонемой, потому что только при серьезных недостатках слуха и речи может так остро развиться зрение. Они бы еще добавили, что глухонемой прекрасно играет на скрипке. Парижские же газеты писали, что при таком европейском успехе Айвазовский вряд ли захочет вернуться в Россию.
Именно эти домыслы ускорили возвращение художника в Петербург. "Это побудило меня сократить время пребывания моего за границей на два года, – объяснял он причину своего преждевременного отъезда. – Рим, Неаполь, Венеция, Париж, Лондон, Амстердам удостоили меня самыми лестными поощрениями, и внутренне я не мог не гордиться моими успехами в чужих краях, предвкушая сочувственный прием на родине". Уже на пути в Россию, в 1844 году, Айвазовский сделал остановку в Амстердаме, где организовал экспозицию части своих работ. В Голландии – на родине марин – за высокое мастерство и поэтичность живописи ему было присуждено почетное звание члена Амстердамской Академии художеств.
Айвазовский гордился европейским признанием своего таланта и радовался накопленному опыту. Самый глубокий отпечаток на все его последующее творчество наложили природа и искусство Италии. Иван Константинович воспринимал их как неподдельные образцы красоты. На протяжении всей жизни он возвращался к написанию "итальянских" полотен. В душе художника рядом с родной Феодосией и Черным морем прочно, на всю жизнь, занял свое место Неаполитанский залив.
Мечты Айвазовского-художника сбылись – ведь если обычно академические пенсионеры привозили из заграничных командировок свежие впечатления, новые картины и отточенное мастерство, Иван Константинович вез в Россию всемирное признание и славу.
Триумф на родине
В 1840 году из Петербурга в Италию уезжал подающий надежду молодой художник, а спустя четыре года вернулся признанный всей Европой живописец. Айвазовскому всего 27 лет, в его творческом багаже около 50 больших картин, и он уже член нескольких европейских художественных академий, человек с именем. В первую очередь возвращение Ивана Константиновича торжественно отметили у Брюллова и у братьев Кукольников, где собрался почти весь литературный и художественный бомонд. Это были люди, близкие ему по духу, которые поддержали его в трудные годы, а теперь искренне радовались его успехам.
Вернувшись в Петербург, Айвазовский обнаружил, что мода на него неоднократно возросла. После итальянского успеха петербургские аристократы согласны были платить за его картины огромные деньги.
Для всей России возвращение Айвазовского стало триумфом отечественного искусства, и ему оказали должный почет, удостоив множества регалий. Первой наградой, врученной художнику в июле 1844 года, стал орден Святой Анны 3-й степени, который в то время вручался только офицерам за конкретный подвиг или участие в определенном сражении. Нужно сразу заметить, что любая деятельность в области искусств в дореволюционной России считалась делом частным, а потому получение орденов художниками в те годы было явлением редким. А вот создание живописных полотен по заказу правительства рассматривалось как род государственной службы. Но в тот момент Иван Константинович на службе еще не состоял. Только в конце сентября того же года он был причислен к Главному морскому штабу в звании первого живописца с правом носить мундир Морского министерства "с тем, чтобы звание сие считать почетным…", а Совет Петербургской Академии художеств единогласно присвоил ему звание академика "по части живописи морских видов".
Впоследствии Айвазовский неоднократно был награжден различными российскими и иностранными орденами. До наших дней дошел один из парадных, с наградами, портретов "поэта моря". Конечно, художник надел не все ордена, они просто не поместились бы на сюртуке – ведь он имел все высшие награды России, например "Белого Орла" и "Александра Невского", не говоря уже о "Владимирах" и "Аннах". В награду к 60-летию художественной деятельности он получил орден Св. Александра Невского, серебряную звезду с вензелем и надписью "За труды и Отечество", которая символизирует всю жизнь Айвазовского. И трудам он отдавался самозабвенно, и Отечеству на благо служил – стоит только вспомнить его полотна, воспевающие русский флот. Кроме того, живописец был удостоен наград многих иностранных государств: Франции, Греции, Турции, герцогства Вюртенбергского.
Айвазовскому был поручен большой правительственный заказ – написать виды русских портов и приморских городов на Балтийском море: Кронштадта, Петербурга, Петергофа, Ревеля. Художник отдался этой работе с неутомимой энергией и удовольствием. За выполнением заказа и ряда других полотен пролетела зима 1844/45 года. Картины этой серии отличаются документальной точностью и поэтической одухотворенностью. Наиболее известны из них "Кронштадтский рейд", "Форт Меншиков", "Свеаборг" и "Ревель" (все 1844 г.). На полотне "Ревель" мастер изобразил панораму города, увенчанную шпилями зданий, с моря, поэтому на переднем плане величаво плывут военные корабли под белыми парусами и рыбацкие лодки. Вся композиция выдержана в близких по тону оттенках, что придает ей лирическое настроение.
В то же время Иван Константинович написал много других прекрасных марин. Петербургские аристократы наперебой стремились заполучить себе картины Айвазовского. Художник получил заказы от графа Виельгорского, графа Строганова, князя Гагарина, министра юстиции графа Панина и других вельмож. В петербургских салонах особенно живо обсуждали полотна, приобретенные графом Паниным, – "Вид Неаполя с группою рыбаков, слушающих импровизатора" и "Лунная ночь в Амальфи". Даже Николай I специально побывал в доме министра юстиции. Молва быстро разнесла по столице восторженные слова царя: "Они прелестны! Если бы можно было, то, право, я отнял бы их у Панина", – и светские дамы начали настоящую охоту за Айвазовским, лишь бы заманить его хотя бы на один вечер в свои салоны. В домах, где его принимали как модного живописца, чтобы не отстать от других вельмож, Иван Константинович не любил бывать, но там можно было получить заказы, и художник скрепя сердце не отказывался от многочисленных приглашений.
А вот в доме князя Владимира Федоровича Одоевского его принимали как близкого друга. И здесь он познакомился со знаменитым литературным критиком и публицистом В. Г. Белинским. Виссарион Григорьевич не очень лицеприятно отозвался о картинах Айвазовского: "…Ваши прелестные виды Италии, полные такой счастливой безмятежности, усыпляют чувство общественного долга у художника и у зрителей и лишают искусство его самой живой силы, то есть мысли… Отнимать у искусства право служить общественным интересам – значит не возвышать, а унижать его, потому что это значит делать его предметом какого-то сибаритского наслаждения, игрушкой праздных ленивцев…" Айвазовскому было больно слышать это от уважаемого им человека, ведь он считал, что его картины приносят людям радость. После этой встречи Иван Константинович заперся у себя в мастерской, забросил все заказы и написал картину "Спасающиеся от кораблекрушения" (1844 г.). Он очень волновался, демонстрируя свою работу Белинскому. И тот был потрясен мастерством Айвазовского, сумевшего передать такую человеческую волю к жизни, что в победе людей над разыгравшейся стихией можно было не сомневаться.
Знаменитый критик прожил трудную жизнь, видел много несправедливости и лжи, поэтому его последующие слова художник воспринял как своеобразное завещание: "Уезжайте отсюда, Иван Константинович. Погубит вас Санкт-Петербург. Не для таких, как вы, этот город. На днях у Одоевского говорили, что царь намерен заказать вам множество картин. Вы погубите свой счастливый дар на царских заказах и на заказах его вельмож. Рабство кругом здесь, а писать ваши творения необходимо на воле. Вот и уезжайте к своему Черному морю, подальше от царя, и трудитесь там для будущего. Будущее России прекрасно, и наши внуки и правнуки, которые будут свободны и счастливы, не забудут вас". Пройдет совсем немного времени, Айвазовский исполнит этот завет и для разочарованных вельмож превратится из модного художника в "Феодосийского затворника".
А пока Ивану Константиновичу предстояло интересное путешествие. Весной 1845 года на правах причисленного к Главному морскому штабу художник вместе с экспедицией русского мореплавателя и географа адмирала Ф. П. Литке отправился в плавание по Эгейскому морю к островам Греческого архипелага, побывал в Турции, Греции и в Малой Азии, посетил Константинополь. Айвазовский во время этого путешествия много и успешно работал и вернулся с большим запасом карандашных рисунков, по которым в дальнейшем написал ряд прекрасных картин, в том числе виды Константинополя и городов, лежащих на островах архипелага.
Во время плавания художник не брался за кисти и холст, но не выпускал из рук карандаш и альбомы, заполнив рисунками сотни листов. Остров Родос с высокими береговыми башнями, берега Крита и Хиоса, земли Леванта, очертания Константинополя и множество других рисунков с прибрежными городами, легкими парусниками на воде и, наконец, облаками – все эти художественные "трофеи" имели и свою самостоятельную художественную ценность, но для художника они были только основой будущих картин, которые писались как сразу по возвращении, так и на протяжении многих лет.
Ошибались те, кто считал, что Айвазовский мало времени уделял натурным зарисовкам и являлся обыкновенным "сказочником". Где бы ни был художник, он не расставался с карандашом и бумагой. Иван Константинович всегда много и с удовольствием рисовал. Его карандашные рисунки той поры выполнены с исключительным мастерством, они гармоничны по композиционному построению и отличаются характерной для него строгой проработкой каждой детали. Большие размеры листов и их графическая законченность говорят о большом значении, которое Айвазовский признавал за рисунками, сделанными с натуры. Так, во время экспедиции с адмиралом Литке художник острым и твердым графитом делал в основном графические рисунки прибрежных городов. Точными штрихами он зарисовывал лепящиеся по уступам гор, уходящие вдаль городские постройки или отдельные понравившиеся ему здания, встраивая их в пейзажи. Самым простым графическим средством – линией, почти не используя светотень, живописец передавал тончайшие эффекты объема и пространства.
Осенью 1845 года, по возвращении из плавания, Айвазовский обратился в Главный морской штаб и Академию художеств с прошением о продлении ему командировки в Крым для завершения начатых им картин с видами причерноморских портов и сюжетов из путешествия к берегам Малой Азии и Турции. Художник получил разрешение остаться там до мая следующего года. Никто в Петербурге даже не подозревал, что Иван Константинович окончательно решил поселиться в родной Феодосии с тем, чтобы она стала основным местом его жизни.