Хирургические несчастья лежали и в основе первого литературного автобиографического труда Амосова "Мысли и сердце", написанного в 1962 году. Во время экстренной операции по поводу аневризмы аорты с кровотечениями, развившейся после ушивания Боталлова протока – самого простого порока сердца, – умерла девочка. Амосов винил в этом себя: аневризма разорвалась, и больная умерла на столе от кровотечения. Не предусмотрел, не распознал, хотя это было действительно на грани возможного – хирург не Бог. Он писал потом в первой главе книги "Мысли и сердце": "Такая тоска, что нужно было напиться или выговориться. Пить тогда еще не умел, а на другой день сел писать. Так родился "Первый день" будущей книги. Помню, что было чувство стыда, когда перечитывал и правил: "Зачем ты это сделал?", "Так раздеться на людях…", "Не поймут и осудят. Спрячь!" Но спрятать не мог". К концу 1963-го года дописал всю книгу. Ее издали практически сразу и без правок в журнале "Наука и жизнь" трехмиллионным тиражом и тут же перепечатали десятимиллионным тиражом в "Роман-газете". Николай Амосов получил всенародную известность. Повесть "Мысли и сердце" стала настольной книгой многих медиков. Она была переведена на тридцать языков: английский, французский, немецкий, итальянский, испанский, шведский, финский, португальский, греческий, хинди, польский, болгарский, чешский…
В центре произведения сам Амосов с его размышлениями о своей профессии, о врачебном долге, о возможностях медицины, о человеке, о смысле жизни. Написано просто, доступно любому человеку и читается с большим интересом. Когда читаешь "Мысли и сердце", замечаешь, что сам как будто присутствуешь вместе с хирургом на его рабочем месте. Ведешь разговор с ним, ясно видишь друзей Амосова, его сотрудников, больных, которые лежат в клинике. Люди и события выписаны удивительно объемно и ощутимо.
Его литературный дар имеет своим корнем то же самое начало, что и талант хирурга. Благородство души, широта мыслей, высокое мастерство позволяет излечивать сердце – мотор человека. Но успехи всегда рядом с разочарованиями, идеи – с сомнениями, предположения – с выводами. Об этом можно прочитать во многих книгах Амосова. Он написал (из "ненаучного", как сам называл): "Мысли и сердце", "Записки из будущего", "ППГ-2266", "Книга о счастье и несчастьях", статьи. Книга воспоминаний "Голоса времен" была напечатана к юбилею профессора Амосова – его 85-летию. В "Раздумьях о здоровье" излагается амосовская "система ограничений и нагрузок". В 1974 году Н. М. Амосов был принят в Союз советских писателей.
В 1963 году произошла одна из самых трагических ситуаций в жизни Николая Михайловича. В камере высокого давления, которая была спроектирована Амосовым для операций и лечения больных, произошел взрыв.
В начале 1960-х годов в американских журналах появилось сообщение о новой разработке, позволяющей бороться с гипоксией, – камерах высокого давления. Их смысл состоял в том, чтобы бороться с кислородным голоданием (гипоксией) через дыхание воздухом с давлением в две атмосферы, тогда к тканям поступает больше кислорода, это важно при операциях на сердце. Идея зажгла Амосова и его коллег: "Вся наша хирургия ходит под гипоксией".
Амосов предположил, что и в Киеве возможно создать такую камеру. Конечно, у американцев камеры очень сложны, но все же есть техника и у нас, и возможно разработать более простой вариант.
На заводе "Большевик", мощном предприятии, которое в числе прочей оборонной продукции выпускало также и сосуды высокого давления, согласились помочь. Получили финансирование, одновременно с камерами высокого давления начали проектировать новое здание, половина которого отводилась под операционные, другая – под такие камеры. Подключились даже инженеры, работающие в области исследований космоса. В общем, дело закрутилось, хотя и не быстро.
Амосовский отдел биокибернетики к 1963 году уже работал на полную мощь, имелся двухэтажный лабораторный корпус, в котором работали около 50 сотрудников, была первоклассная экспериментальная физиология. Приняли решение построить сначала малую камеру 1,5 на 2 метра, пока проектируют большую, чтобы экспериментировать и пробовать лечить больных. При удачном развитии дела – проводить простые операции. Было лето, задумали поставить ее на открытой веранде. Завод "Большевик" быстро спроектировал и изготовил требуемую камеру.
Но… Была допущена одна очень важная ошибка. Инженеры выполнили камеру под кислород, а не под воздух, что требовало совсем других правил техники безопасности.
Эксперименты в камере шли полным ходом, работали молодые сотрудники. Никого не принуждали, все шли добровольно. Больные дети с тяжелейшими пороками сердца чувствовали себя очень хорошо, синева и одышка исчезали. Сделали маленькую операцию очень тяжелому мальчику, невозможную по тяжести состояния в обычных условиях. Амосов проверял все на себе: "Я тоже провел два сеанса в камере, хотел проверить самочувствие. Казалось – хорошо".
Но потом настал ужасный день.
Амосов писал об этих событиях: "Утром на конференции я рассказывал о поездке в Рим на конгресс хирургов. Было что сказать про Рим и хирургию. Все шло мирно. Часов в 11 слышу истошный крик в коридоре. Зовут меня: камера взорвалась! Лестницы, коридоры. Пока добежал с третьего этажа на улицу на веранду… минута? Три? Застаю картину: бочку поливают водой, кругом пар, из открытого люка валит жаркий дым. Кто-то полез в камеру, кто-то расстелил простыни на полу, принесли носилки. Прошло, может быть, пять минут. Извлекли. Сгоревшие волосы, черные лица, лоскуты одежды. Положили на носилки, на стерильные простыни. Видно, что живые, но без движений, шок. Вспомнились картины с войны – взрывы, пожары. Но теперь мы умнее, существует реанимация. Обезболить, наркоз. Интубация – искусственное дыхание, гортань поражена жаром. Капельные вливания жидкостей. Потом уже обработать ожоги и забинтовать.
Смутная надежда: а вдруг? Нет. Чудес не бывает. 100 %-ный ожог, третья степень. Разве вспомнишь мысли, которые тогда были? Наверное, об убийстве, о родных, ответственности, куда сообщать, что говорить. Страх был, не мог не быть. Небось и хитрость подкрадывалась, оправдаться.
Ссылки на полезность. И противоположная мысль: "Виноват, искупай!"".
Те, кто были снаружи, рассказывали, что поначалу все шло нормально, открыли кран на кислородном баллоне, подняли давление, лабораторная собака спала, в окошко выглядывали девочки-аспирантки, занятые в опыте, смеялись. Потом внезапно прогремел взрыв! Вырвало предохранительный клапан, повалил дым и огонь. Позже установили причину взрыва, из камеры вытащили обгоревший прибор оксигемометр, измеритель насыщения кислорода, – единственный электрический прибор, в котором был ток ничтожного напряжения. Поначалу сомневались в его безопасности в условиях камеры, но он был необходим. Амосов разрешил его использование. Ошибка состояла в том, что в перенасыщенной кислородом атмосфере даже незаметная искра приводит к взрыву. Об этом тогда никто не подумал.
Амосов был бескомпромиссен: "Существует закон – поставщик техники отвечает за ее безопасность, предлагая правила использования и контроля. Прокурор это потом подтвердил. За всеми этими фразами сквозит подсознательное желание оправдаться. Наверное, так и было. Но внешне ничем не проявил: – Я виноват!"
Обе девушки, работавшие в камере, погибли. Было следствие. Амосов снисхождения не просил, создавалось впечатление, что он даже настаивает на самом строгом расследовании, он признавал свою вину и был готов ко всему, но: "для меня последствий взрыва не было. Только в памяти отложилась вина и неполноценность. Если бы верил в Бога, сказал бы: это Он меня наказал и спас. И ведь не в первый раз! Тем не менее, судить могли: виноват в халатности. Морально я был готов к этому. Может быть, даже хотел, для компенсации вины".
И в том же 1963 году профессор Амосов первым в Советском Союзе осуществил протезирование митрального клапана сердца. Однако в те годы еще не было совершенных материалов для его изготовления, а те, что имелись, провоцировали образование сгустков крови внутри сердца. Когда на Западе появились противотромбные пластмассы, некоторые инженерные решения Амосова были использованы для создания искусственных сердечных биоклапанов (в 1998 году такой клапан вошьют в германской клинике Reiner Korfer в сердце самого Николая Амосова).
Уже в 1965 году Амосов придумал и впервые в мире внедрил в практику антитромботические протезы сердечных клапанов. Медицина совершенствовалась.
В конце 1960-х по всему миру проводились хирургические съезды и конгрессы – в Америке, в Австрии, в ГДР, в Италии. Амосова часто приглашали, он выступал, делился опытом и по хирургии, и по кибернетике. Общество кибернетиков США проводило Национальную конференцию в Вашингтоне на тему "Искусственный интеллект". Незадолго до этого на английский были переведены книги Амосова "Моделирование мышления и психики" и "Мысли и сердце". доклад Амосова прошел на ура, американцы были удивлены развитием этой отрасли в СССР.
В 1968 году следом за южноафриканским хирургом Кристианом Барнардом, бросившим вызов всем кардиохирургам мира, Н. М. Амосов задумал пересадить сердце. Но попытка пересадить живое сердце у хирурга не удалась.
Сама техника операций не была слишком сложной. Главная проблема – донор. Необходимо бьющееся сердце при погибшем мозге. Реципиента подобрать не трудно: есть больные с поражением миокарда, которых ожидает близкая смерть.
Приготовили стерильную палату, выделили маленькую операционную. Начали предварительные эксперименты на собаках – удавалось пересадить сердце и убедиться, что оно работает. Амосов подготовил пациента для пересадки и стал ждать донора сердца. Через несколько дней в операционную была срочно доставлена с места автокатастрофы молодая женщина с черепно-мозговой травмой, несовместимой с жизнью, на энцефалограмме – прямая линия. Консилиум невропатологов решил: мозг погиб. Ее тело подключили к амосовскому АИК.
Но родные женщины, видя, что она продолжает дышать, долго отказывались верить Амосову, что с точки зрения науки она умерла. Просили подождать: "А вдруг она не умрет, сердце же работает". В итоге момент для изъятия у нее сердца был упущен. Ждали несколько часов, пока стало ясно – бесполезно. Умирающее сердце пересаживать нельзя, а сам Николай Михайлович отказался от повторения подобных попыток. По его словам, это было для него невыносимо: "У меня не хватило мужества оказывать давление на родных. Объявил отбой, и больше опыт не повторяли. Ясно, что не смогу переступить через психологический барьер". Больше Амосов никогда не брался за пересадку сердца, но у него и так хватало хирургической и научной работы.
С 1968 года профессор Н. М. Амосов стал директором вновь образованного Киевского НИИ сердечно-сосудистой хирургии Минздрава УССР и работал в этой должности до 1989 года. Им были созданы и усовершенствованы ряд новых методов хирургического лечения пороков сердца, оригинальные модели аппаратов искусственного кровообращения.
Н. М. Амосов – бесспорный создатель школы кардиохирургов на Украине. Под его руководством защищено 35 докторских и 85 кандидатских диссертаций. Он автор около 400 научных работ, в том числе 20 монографий по вопросам заболеваний сердца и сосудов, нагноительных заболеваний и туберкулеза легких, проблемам биологической, медицинской и психологической кибернетики. Работы Н. М. Амосова и его сотрудников по лечению болезней сердца отмечены золотыми (1967, 1982) и серебряной (1978) медалями ВДНХ СССР.
В 1969 году Амосов был приглашен на конгресс хирургов в Аргентине. Снова обсуждались пересадки сердца, которые уже широко практиковались, использование механического сердца в ожидании донора, другие проблемы современной хирургии. Амосов снова читает доклады, изучает опыт коллег.
В декабре 1969 года Николая Михайловича Амосова избрали академиком Украинской Академии наук по отделению физиологии и биохимии. Амосов активно трудился в Институте кибернетики, мечтал о теоретических науках. Но хирургия шла первой строкой; хотя Амосов много времени теперь отдавал "своей кибернетике", но оперировал так же много – 4–5 операций в неделю, и только сложные, с АИК.
В начале 1970-х произошло еще одно событие, казалось бы, пустяковое. Лидия Васильевна взяла собаку, "доберман пинчер, сука, восемь месяцев – не собака, а картинка", – отзывался о ней Амосов. Назвали Чари. Но собаку нужно выгуливать дважды в день по часу, Лидия Васильевна взялась сама, но скоро отказалась, и утренние прогулки перешли к Амосову: "Чтобы лучше использовать время, я стал бегать, перед тем книжка появилась "Бег ради жизни". Понравилось и с тех пор бегаю 30 лет с перерывом на болезнь в 1996– 99 гг. Так Чари "внесла вклад" в мою систему нагрузок".
В 1971 году Амосов прочитал короткий курс моделирования личности психологам Киевского университета, в котором кратко изложил свои размышления по поводу психологии как соединения теории мышления с биологической природой человека, на фоне современного общества.
Вкратце изложение идей Н. М. Амосова таково (по книге "Голоса времен"):
• "Человек общественный" является продуктом эволюции мозга, обеспечившей его разум удлинением памяти и программой творчества. В сочетании со стадностью существования предков эти свойства породили общество, и оно, в свою очередь добавив речевое мышление к образному, вывело человека на современный уровень разума. Он воплотился в знаках, вещах, религии, идеологиях, науке, искусстве. Однако биологическая природа, выраженная в инстинктах, осталась и постоянно проявляется в поведении.
• Инстинкты выражаются в потребностях: самосохранение – это пища, защита, агрессия. Размножение – секс и любовь к детям. Стадный инстинкт – общение, лидерство и подчиненность, сопереживание. Есть еще потребности свободы, цели, информации, отдыха.
• "Электростанция" разума – характер. Есть нервные центры в подкорке мозга, дающие энергию для функциональных актов. Именно по энергии в первую очередь различаются типы личности – сильные, средние, слабые, с добавлением разной "значимости" потребностей. Есть лидеры и подчиненные, стяжатели и альтруисты, любознательные и творцы, "трудоголики" и лодыри.
• Психологию можно попытаться воплотить в модели личности. В них суммируются функциональные акты, их мотивы и действия с замыканием на реакцию общества: сколько платить за труд и как наказывать за протесты.
• При крайнем упрощении модель личности – это система из четырех уравнений. От общества: "труд – плата" – это стимул. "Труд – утомительность" – это тормоз. От гражданина: "плата – чувство" – как растет приятность от платы и уменьшается от утомления, зависящего от тренированности и силы характера.
• Решив систему уравнений, определим, сколько человек выдаст труда, сколько заработает и какой обретет уровень душевного комфорта (УДК), т. е. сколько счастья или несчастья. Простой вариант модели расширяется с учетом многих потребностей, введением динамики, т. е. чувств "надежд и разочарований". Модели составляются для разных видов деятельности – труд, учение, развлечения, с учетом различного набора потребностей.
• Важнейшими "выходами" модели, кроме "труда", являются высказывания "За" и "Против", отражающие отношение субъекта к обществу и правительству.
• Модели "обобщенной личности" группы или класса нужны нам для моделирования общества.
В 1973 году Н. М. Амосова представили к звезде Героя Социалистического Труда. И в том же году его в компании кибернетиков пригласили в США на конгресс по искусственному интеллекту в Стенфордский университет. По поводу успехов кибернетики можно привести высказывание Амосова: "Кибернетики на конгрессе обещали через 20–30 лет создать ИИ человеческого уровня. Какое заблуждение! До него по-прежнему как до неба. Хирурги в этом плане оказались более надежны. В 1967 году в Бетезде руководитель программы по протезу сердца обещал создать аппарат за десять лет. Потребовалось двадцать, но протезы уже работают по несколько месяцев". Все-таки в первую очередь Амосов оставался хирургом до мозга костей.
1975 год. Клиника Амосова получила новое здание. Шесть этажей, 350 коек, дополнительные операционные, этаж для реанимации, этаж для лабораторий. В старом здании открыли терапию, поликлинику, аптеку, станцию заготовки крови, расширили рентген. Минздрав дал новые штаты. Прошла большая реорганизация. Было создано пять отделений, два для детей, три – для взрослых. Амосов писал впоследствии, что клиника обрела новое дыхание – четвертое после 1952 года.
Теперь здесь проводилось две тысячи операций в год, из них половину с АИК, ликвидировали очередь больных, начали ездить в области, консультировать. Но все равно по числу кардиологических операций на миллион жителей Украина, да и Россия отставали от США в двадцать раз. Амосов сокрушался, он временно отставил кибернетику и все силы отдавал клинике, много оперировал. Конечно, возникали и проблемы, например взрывы послеоперационных инфекций у больных с имплантированными клапанами, диагноз – сепсис, хотя правила асептики и антисептики соблюдались строго, Амосов был очень требователен к сотрудникам. Провели исследования и оказалось, что микробы попадали в кровь из капельниц в реанимации. Он переживал несовершенство советской медицины и сравнивал ее с западной: "Система профилактики, принятая на Западе, была для нас невыполнима. Принцип ее прост: все должно быть "одноразовым" – раз использовал и выбрось. Повторные обезвреживания от микробов ненадежны. Да, мы это знаем. Но сколько же нужно перчаток, капельниц, трубок, шприцев, принадлежностей АИК, если выбрасывать после одного использования! Денег для этого нужно в десять раз больше. Выход только один – химия плюс дисциплина. Дезинфицирующие растворы достаточно сильны, если это сочетается с обязательными переодеваниями в стерильное белье, бахилами на ноги, влажными уборками, постоянным бактериологическим контролем. У нас и теперь еще нет денег, чтобы все одноразовое. Трубки для АИК из Мексики служили до полного почернения".
Но врачи в клинике Амосова никогда не брали подарков – бессребреники и подвижники. В вестибюле, куда приходят родственники и больные, висело объявление: "Прошу подарков персоналу не делать, кроме цветов. Амосов". Этот лозунг сняли уже после ухода Николая Михайловича, при перестройке. Идеология поменялась, и медицина становилась платной.
В 1977 году состоялась новая поездка Н. М. Амосова в Америку – развитие кардиохирургии стало частью соглашения "Никсон – Брежнев", врачи могли встречаться, обмениваться опытом. В 1975-м году американцы приезжали в СССР, теперь была ответная поездка. Делегация советских ученых должна была посетить различные клиники и завершить поездку конференцией в Бетезде. Гвоздь нового опыта – "кардиоплегия" – остановка сердца с помощью химических препаратов. Сердце останавливают на полчаса (при этом существует возможность повторения), очень удобно оперировать. Амосова даже пригласили ассистировать, чтобы лучше видеть методику. Используется метод вспомогательного кровообращения "контрапульсация" – аппарат подключается через бедренные сосуды, когда свое сердце еще слабое после остановки АИКа. Этот опыт был внедрен в Киевском НИИ сердечно-сосудистой хирургии Минздрава УССР, где работал Амосов. В 1980 году было сделано 2100 операций, 611 – с АИК.