Как только фашисты приблизились, партизаны дружно открыли огонь. Фашисты с разбегу бросались на землю. На месте убитых появлялись новые.
- Гранатами! - послышался громкий голос Малева.
И в тот же миг один за другим начали раздаваться взрывы. Враги не выдержали, повернули обратно. Я поднял свой отряд в контратаку. Партизаны, воодушевленные победой, преследовали бегущих гитлеровцев.
На опушке леса мы увидели Рахматула Мухамендярова и Андрея Ларионова. Оба тяжело дышали и руками вытирали пот с лица.
- У фашистского офицера длинные ноги, не мог его никак догнать, пришлось стрельнуть, - сказал Рахматул и, торопясь, подал мне планшетку офицера.
Вскоре мы дали команду отойти назад. На поле боя оказалось много убитых солдат противника. Партизаны быстро собрали оружие, боеприпасы и документы. Вернувшись на свои рубежи обороны, они опять залегли в кустах и замаскировались.
Мы с Сермяжко прошли по рядам. Партизаны рассматривали немецкие документы; рядом на земле лежало трофейное оружие и боеприпасы.
Вместе с Карлом Антоновичем открыли планшетку немецкого офицера. Из отметок на топографической карте можно было понять замысел гитлеровского командования. Потом вывернули бумажник. Карл Антонович прочитал письмо жены офицера:
"…Ганс, я очень недовольна, что ты выполняешь неблагодарную работу по борьбе с бандитами. Твои два лучших друга погибли от бандитов, и я боюсь за твою судьбу. Пришли ящик бобов, ибо мы последнее время в Берлине получаем больше камня от бомбардировок, чем продуктов".
- Нечего сказать, дожили, если жена просит хотя бы бобов, - пробормотал Карл Антонович.
В этот момент фашисты возобновили атаку на нашем участке. Мы следили за ожесточенным боем. Ни один из вражеских солдат не проскочил через нашу линию обороны. Стрельба начала ослабевать и вскоре совсем стихла.
После часа передышки немцы начали третью атаку на участке одного из отрядов 2-й Минской бригады. Противник, сосредоточив там сильнейший огонь, прорвал оборону.
Мы с Андросиком побежали в отряд и вместе с Кузнецовым повели его группу из сорока автоматчиков в контратаку. Партизаны сошлись с противником лицом к лицу. Стреляли почти в упор. После короткого, но ожесточенного боя немцы дрогнули и побежали. Прорыв был ликвидирован.
Вытирая пот, я вылез из душного камыша и увидел на бугорке лежащего Андросика. Кузнецов, наклонившись над ним, снимал с него гимнастерку, мокрую от крови.
- Погиб, прямо в грудь, - тихо сказал Кузнецов.
Партизаны, найдя сухое место, молча похоронили своего товарища.
Противник то в одном, то в другом месте атаковал нашу оборону. С пяти часов утра до полудня отбили двенадцать атак. В штабе собрались посоветоваться. Юрковцев предложил отходить обратно на восток.
- Без нужды вернулись обратно, - со злостью упрекал он.
Я молчал: вернулись мы по моему предложению… Но из того, что здесь нам снова приходится туго, вовсе не следовало, что в другом месте нам было бы лучше. Все дело в том, что сейчас почти везде в этих районах сосредоточены большие силы противника.
- Теперь поздно об этом говорить, лучше подумаем, что будем делать дальше, - перебил Юрковцева Лещеня.
Я предложил во что бы то ни стало продержаться до вечера, а потом прорваться на запад. С этим предложением все согласились.
Мы послали партизан разрушить переправу через реку, чтобы противник не мог ею воспользоваться. Теперь остался только один выход - прорываться на запад.
На командный пункт принесли первых раненых. Со связным я пошел к Козлову. Ему было явно не по себе из-за того, что он не участвует в бою.
Авиация не показывалась. Нам было видно и слышно, как она весь этот день бомбила Воронические болота, где ночью прошли бригады "Буревестник" и 3-я Минская. Мы направились в роту Усольцева.
В это время опять началась атака противника. Партизаны во время атак скосили кусты своим огнем, и теперь большое пространство впереди превратилось в чистое поле, что затрудняло наступление гитлеровцев.
Проползая вдоль линии обороны со связным, я прижался к станковому пулемету и взглянул в лицо пулеметчику. Это был Аркадий Оганесян. Он зорко наблюдал за своим сектором обстрела, ловко поворачивая ствол пулемета.
Вот в кустах слева показалась группа немцев. Вмиг повернулся пулемет Аркадия и заработал. Мы перебежками добрались до Усольцева, приказали ему перебросить на участок Оганесяна несколько автоматчиков.
Отбили и эту атаку. С Усольцевым прошли через цепь партизан. За своим пулеметом лежал с завязанной головой Аркадий Оганесян.
- Ты ранен? Иди к врачу, - ласково сказал ему Усольцев.
- Тяжело? - нагнувшись, спросил я.
- Через прорезы щита прошла и по затылку саданула, - Аркадий отвел воспаленные глаза.
- Приказываю идти к врачу, - сказал я и оторвал его руку от пулемета.
Приказание пришлось повторить. Наконец Оганесян встал, посмотрел на своего товарища и, с трудом размыкая пересохшие губы, проговорил:
- Смотри, Коля, не пропусти фашистов, я сейчас вернусь.
Мы повели его к врачу. Чиркин быстро перевязал рану. Ослабевший Оганесян сразу же заснул.
Приближался вечер. Противник больше часа молчал. С наступлением темноты мы решили идти на прорыв. Но не успело солнце спуститься за деревья, как вновь началась яростная атака. Противник подтянул новые силы и штурмом хотел захватить полуостров. Трудное создалось положение.
Мы приказали взять на носилки всех раненых. Чернова послали к Сермяжко с приказанием во что бы то ни стало отразить нажим немцев и после сигнала - красной ракеты - перейти в контратаку.
- Не будем ждать вечера? - глядя на мои приготовления, спросил Лещеня.
- Нельзя ждать, иначе враг раздавит нас, - ответил я и быстро направился к Козлову.
Он тотчас поднял группу истомившихся в бездействии партизан. Они бесшумно поползли к западному краю обороны полуострова. Из-за топких болот противник вел сильный огонь. Партизаны не отвечали.
- Начнем, - тихо сказал я Козлову и, поднявшись во весь рост, крикнул:
- За Родину! Смерть фашистам!
Мой голос слился с грохотом нашего огня. Соединение одновременно открыло огонь из всех видов оружия. Били минометы, пулеметы, автоматы и винтовки.
Неудержимой лавиной партизаны ринулись вперед. Кто-то обогнал меня, кто-то рядом упал, но поднялся и побежал; кругом трещали автоматы.
- Ура! Ура! Вперед!
Крики, стрельба - все слилось в сплошной гул. На километровом участке мы смяли и большей частью уничтожили противника. Сзади нас, на реке Птичь, переправа уничтожена - оттуда противник не придет. Перепрыгивая через трупы вражеских солдат, мы выбежали на сухое место.
По направлению нашего отряда в воздухе показалась красная ракета. Это Козлов с сотней автоматчиков зашел противнику в тыл и ударил, соединившись с Сермяжко.
Только теперь мы почувствовали смертельную усталость, но отдыхать было некогда, нужно было оторваться от врага. Вперед вышла разведрота во главе с Меньшиковым. Через полчаса поднялись все. За ночь прошли девять километров. Партизаны были сильно утомлены боями, в течение нескольких суток продвигались по труднопроходимым болотам, без питания. Раненых несли на носилках, что затрудняло движение. Нас сильно связывали примкнувшие к нам жители деревень, скрывающиеся от гитлеровцев: женщины с грудными и малолетними детьми, старики.
Несмотря на все эти трудности, боеспособность партизан была отличной. От партизан не отставали и партизанки. Они также мужественно переносили все невзгоды; те, которые имели оружие, отважно сражались наравне с мужчинами, а те, которые были безоружны, во время боев на самом переднем крае обороны готовили партизанам пищу, перевязывали раненых, выносили их с поля боя. Даже детишки и те не падали духом. После того как были прорваны цепи наступавших гитлеровцев и мы ушли с "полуострова смерти" - так прозвали его партизаны нашей группировки, - я во время марша ночью подошел к сбившимся в кучу ребятам и, стараясь говорить веселым тоном, спросил:
- Как живем, ребята?
В ответ на мой вопрос один из них спросил:
- Товарищ подполковник, вы нас не бросите? - В его голосе были слышны мольба и ужас.
Сердце сжалось… Я ответил, что ни при каких обстоятельствах их не оставят. Постарался успокоить ребятишек, заверив, что скоро мы выйдем из окружения.
Детишки повеселели, стали уверять, что марш они выдержат, а есть им вовсе не хочется.
Под утро 9 июня наша группировка остановилась на дневку в заболоченном лесу, в четырех километрах от деревни Лавы. Выставив группы прикрытия и наблюдения, мы расположились на отдых.
Восемь суток, проведенных почти без сна, дали себя почувствовать. Пристроившись, кто как сумел, прислонившись друг к другу, все сразу уснули. Бодрствовали только дневальные и дежурные.
Комбриг Андреев со своим комиссаром Петром Павловичем Ванкевичем подошли ко мне и предложили кусок хлеба с салом. От сильного переутомления не хотелось есть, несмотря на то, что все эти дни у меня почти ничего не было во рту. Как будто отвык от еды. Но когда съел бутерброд, то почувствовал такой голод, что сразу вспомнил поговорку: "Аппетит приходит во время еды", и даже пожалел, что только раздразнил желудок.
Андреев начал шутить, а Ванкевич вспомнил блокировку немцами 25 января 1943 года Воробьевского леса, Княжий Ключ.
- Тогда получилось хорошо, а нам с вами, Станислав Алексеевич, решительно не везет, третий раз в переплет попадаем.
- Ничего, Петр Павлович, выцарапаемся и на этот раз, - ответил я.
День был прекрасный, солнечный; партизанам удалось немного просушить одежду и обувь.
Разведку с утра решили не посылать: во-первых, чтобы не выдать себя, во-вторых, трудно было вести ее, так как в населенных пунктах населения не было. Спасаясь от гитлеровцев, все, кто мог, ушли в лес.
Для обсуждения дальнейшего плана действий пригласили комбрига Юрковцева. Приняли решение прорваться в Воробьевский лес, а под вечер произвести разведку в населенном пункте Лавы.
День прошел спокойно; авиация противника не появлялась. Вечером получили данные, что в Лавах и Щитковичах стоят какие-то немецкие части с пушками.
С наступлением темноты двинулись лесом на прорыв через Лавы. К часу ночи все отряды вышли на рубеж атаки.
Гарнизон гитлеровцев в Лавах оказал яростное сопротивление. В течение тридцатиминутного боя его боеспособность была подавлена. Гитлеровцы бежали в Старые Дороги. А мы двинулись вперед, в Воробьевский лес. В пути наша разведка выяснила, что немецкие войска снимаются, значит, карательная операция заканчивается.
В Гресском районе мы встретились с партизанами бригады имени Фрунзе, которые рассказали, что в ночь на 3 июня бригада отошла за шоссе Осиповичи - Бобовня.
На рассвете следующего дня с целью дезорганизовать противника и сорвать его планы бригада силами отрядов имени Буденного, Рокоссовского и Дзержинского перешла в наступление в районе деревень Обчее и Селец. Это наступление было неожиданным для гитлеровцев, и бригада, воспользовавшись растерянностью противника, оторвалась от него, зашла в тыл вражеской группировке, нанесла ей сильные удары.
Так, 9 июня группа партизан отряда имени Рокоссовского в районе деревни Жилин Брод отбила у противника большой обоз, взяла в плен нескольких гитлеровцев.
На следующий день рота партизан отряда имени Кирова напала на вражескую автоколонну на участке дороги Малитоново - Щитковичи в районе деревни Красная и уничтожила десять автомашин, при этом было убито и ранено восемнадцать гитлеровцев.
Подразделения бригады имени Фрунзе, оказавшись в тылу наступавших против партизан вражеских войск, дезорганизовали их своими смелыми и энергичными действиями.
Бригада имени Суворова прорвалась на запад в Воробьевский лес.
Задуманная немецко-фашистским командованием операция по уничтожению партизанских отрядов и бригад на территории четырех районов Белоруссии, как и предыдущие операции, провалилась.
Выяснив обстановку, мы распустили по домам всех местных жителей, примкнувших к соединению во время блокады и перенесших вместе с нами все невзгоды. Женщины, дети и старики благодарили партизан за то, что они спасли им жизнь. Многие плакали.
Я приказал Лысенко подготовиться к передаче радиограммы; написал, что блокада окончилась. В течение десятидневных боев отряд потерял пятерых убитыми, четверо были ранены. Какие потери понес противник, еще не выяснили.
Возвратились на старую стоянку. Лещеня и Машков передали радиограмму Минскому подпольному обкому партии, сообщив, что опять могут выпускать газету и установить связь с минским подпольем. Ко мне подошел Карл Антонович.
- Вот оперативная сводка ставки Гитлера за десятое июня. Только что приняли из Берлина. Послушайте: "На центральном участке фронта после десятидневных упорных боев большая территория очищена от советских банд. Разбито сто девяносто восемь дзотов, захвачены большие трофеи, несколько тысяч партизан уничтожено, основная группировка банд окружена на полуострове северо-восточнее Щиткович, изо дня в день кольцо окружения сжимается, ликвидация идет к концу…"
Я взял эту сводку. Кое-что в ней было интересно: противник подтверждал, что против партизан были брошены большие силы. Как впоследствии было установлено, в этой карательной экспедиции участвовало огромное количество регулярных войск, снятых с фронта и двигавшихся на фронт, танковая бригада, шесть эскадрилий бомбардировщиков, охранные и полицейские части. Им не удалось нанести нам большого урона.
10 июня 1944 года теплым солнечным днем мы прибыли в свой зимний лагерь. Уныло выглядели полуразрушенные минами землянки и сожженные трофейные грузовые и легковые автомашины.
Коско по-хозяйски все осмотрел.
- Землянки быстро восстановим, - решил он.
Мы перевели из болот семейный лагерь. Там никто не пострадал. Партизаны расположились возле единственного родника и сделали палатки из парашютов и шалаши из сосновых и еловых веток.
Сакевич наладил выпуск газеты "Минский большевик".
Мы с Сермяжко выслали разведчиков на наши старые места с задачей вести неослабное наблюдение за гарнизонами противника.
Вскоре вернулись в свои лагеря и остальные бригады.
За все дни блокады партизаны потеряли около ста человек убитыми и приблизительно столько же ранеными. Больше всего от фашистских извергов пострадало мирное население.
Некоторое время спустя узнали и о потерях противника. Валя Васильева и Ларченко в деревне Вороничи захватили полицейского с женой.
- Как вы их поймали? - удивился Козлов.
- Они по уцелевшим от пожара домам рылись, - сдвинув брови, проговорила Валя.
- Мерзавцы! Фашисты начали грабеж, а вы хотите закончить, - презрительно бросил полицейскому Козлов.
Подбородок у полицейского задрожал, он стал плаксиво причитать:
- Мы - босые, голые… семья… Немцы сказали, что партизаны уничтожены, вот мы и вышли.
- Значит, партизаны уничтожены и никто за грабеж не накажет? Ошиблись, голубчики! - злобно сверкнул глазами Козлов.
- Участвовал в карательной экспедиции? - спросил я полицейского.
- Участвовал, но в партизан не стрелял, - выдавил полицейский.
- О, да ты в самом деле хороший! - иронически улыбнулся начальник штаба.
- Много убитых у немцев? - спросил я.
- Машинами вывозили, - охотно отозвался полицейский. - Из разговоров немецких офицеров мы поняли, что более двух тысяч.
10
Из Озеричино возвратился Чернов и сообщил радостную весть: Степан Хадыка жив, здоров и ждет от нас задания.
В тот же день в Озеричино вышли Василиса Васильевна, Москалев и Фолитар. Они понесли газеты и листовки, рассказывающие правду о карательной экспедиции оккупантов против партизан. Оттуда с помощью Хадыки они доставили партизанскую печать в Минск.
Вечером состоялось партийное собрание, на котором Рахматул Мухамендяров, Павел Рулинский и Долик Сорин были приняты кандидатами в члены партии, а Василий Каледа - в члены партии.
Партизаны отдыхали, чинили одежду и чистили оружие. Уже готовились вновь выходить на железную дорогу подрывные группы, но однажды утром радист Яновский принес радиограмму. Руководство приказывало нашему отряду готовиться к походу на запад, в Восточную Пруссию.
- Замечательно! - вслух проговорил я.
- Что замечательно? - придвинулся ко мне Сермяжко.
- На, читай.
- Действительно, замечательно, - прочитав радиограмму, живо сказал Сермяжко. - Ведь это значит… В этом краю партизанам вскоре не будет работы - вот что!
С радиограммой ознакомили штаб и членов Минского горкома. Провели закрытое совещание, подытожили результаты боевых действий отряда.
За двадцать восемь месяцев боевых действий в тылу врага отряд потерял убитыми около шестидесяти человек, из них восемь лыжников-десантников, вышедших из Москвы.
На участках железных дорог - Минск - Осиповичи, Минск - Борисов, Минск - Столбцы и Минск - Молодечно диверсионными группами, которыми руководили политруки К. П. Сермяжко и Г. М. Мацкевич, лейтенанты К. Ф. Усольцев и И. А. Любимов, старшие сержанты М. М. Маурин и И. С. Сидоров, где были подрывниками П. А. Афиногентов, А. Я. Пастушенко, А. И. Ларионов, А. С. Михайловский, К. К. Тихонов, А. Г. Кулеш, A. П. Чернов, Ф. С. Шереш, П. А. Шешко, В. Ф. Михеев, B. М. Сермяжко, П. С. Прокопеня, К. Ф. Ефременко, В. А. Вакуленко, Валентина Васильева и другие, пущено под откос сто восемьдесят семь вражеских эшелонов с живой силой, техникой и боеприпасами. В открытых боях и в спущенных эшелонах уничтожено более четырнадцати тысяч вражеских солдат и офицеров.
Партийная организация росла за счет отважных патриотов. В партию было принято шестьдесят четыре товарища.
В нашей парторганизации состояло около ста членов. Всей своей работой коммунисты показали, что нет иных интересов у большевиков, как священная цель защиты своей Родины, изгнания с нашей территории фашистских полчищ.
Верными помощниками парторганизации являлись комсомольцы.
Лучших комсомольцев, пользующихся авторитетом у партизан, комсомольская организация рекомендовала в члены партии.
Комсомольцы громили врага, и о них не забудет Родина, как не забыли партизаны товарищей, погибших в неравных боях с гитлеровцами: минских подпольщиков Владимира и Константина Сенько, Гейнца Линке - члена комитета комсомольской организации, Павла Грунтовича, Ваню Залесского и многих других.
Под руководством подпольного горкома партии большую работу провели партийная и комсомольская организации по созданию в Минске подпольных групп и расширению подпольной печати. Наши подпольные группы совершили пятьдесят две крупные диверсии, из них около сорока в Минске. Они заминировали и уничтожили шестьдесят пять цистерн с горючим, четыре паровоза, двадцать четыре вагона с гитлеровцами и боеприпасами, уничтожили более тысячи фашистских солдат и офицеров, вывели из города сто пятьдесят семей и сто десять бывших военнопленных.
Работа в подполье была исключительно опасной. Малейший просчет, малейшая неосторожность могла стоить жизни. Ведь каждый раз, внося в помещение толовые шашки, магнитные мины, подпольщики подписывали себе смертный приговор.