Это было невероятно, но его смерть не оставила в душе ни тяжести, ни горя, а только необыкновенную радость и лёгкость.
Монахиня Фекла (Ониани):
По благословению владыки Димитрия (Шиолашвили) и моего духовника Василия (Киквадзе), я в 1994 году приехала в Самтаврийский монастырь. Там жила моя подруга Мариам. Она подвела меня к башне и тихо сказала: "Здесь живёт прозорливый старец". "Наверное, она в прелести", - подумала я. Через несколько дней одна из монахинь, матушка Параскева, привела меня к отцу Гавриилу (в это время он не выходил из кельи из‑за перелома ноги). Я очень волновалась перед встречей с ним, а увидев его, вдруг поняла, что он всё знает, всё видит и мне не надо ничего объяснять. Некоторое время все сидели молча. Тишину нарушила матушка Параскева, спросив обо мне: "Она останется в монастыре?" Старец строго сказал: "Подойди и встань на колени".
Я быстро сделала то, что сказал старец, и, взглянув на него, застыла, потрясённая: от старца исходило сияние. Он спросил: "Хочешь быть монахиней?" Я с трудом ответила: "Нет". Я никогда всерьёз не думала о монашестве, хотя мне всегда нравилась монашеская жизнь. Отец Гавриил с горечью покачал головой и сказал: "Земля наполовину стала адом, весь мир горит…" Эти слова запомнились мне навсегда. Матушка Параскева повторила свой вопрос. Старец Гавриил долго смотрел на меня, а потом сказал: "Не всегда надо человеку заранее знать о том, что с ним случится".
Сейчас я понимаю смысл этих слов. Если бы он сказал "останется", я, будучи тогда абсолютно не готовой к монашеству, наверное, на второй же день убежала бы из монастыря. Он дал мне возможность самой принять решение и самой нести ответственность за свой выбор.
Однажды во время ночной молитвы меня одолевали страшные помыслы: "Ты хочешь так прожить всю свою жизнь: в полночь вставать и до утра молиться, а потом целый день не покладая рук трудиться? Ты же молодая, и так губишь себя, совсем сдурела?" Возвращаясь в келью после молитвы, я увидела отца Гавриила. Он, рыдая, повторял: "Такая молодая, такая красивая… В полночь вставать, молиться… Здесь собираешься оставаться?" Слова старца потрясли меня - он подробно повторил все мои помыслы. Я устыдилась: ведь Господь оказал мне такую милость - я прикасаюсь к стопам святой Нины, а в голову приходят такие помыслы! Только спустя несколько лет я по–настоящему оценила помощь и поддержку отца Гавриила. С тех пор подобные помыслы меня больше не беспокоили.
Однажды после утренней молитвы мне очень захотелось спать, и я пошла в свою келью. По дороге встретила отца Гавриила, он с сияющим лицом сказал: "На послушание бежишь? Беги быстро, беги!" Как только он это сказал, желание поспать сразу исчезло, и я с такой радостью приступила к своему послушанию, что целый день даже не чувствовала усталости.
Отец Гавриил старался избегать человеческой похвалы. Он своими словами, как горящими лампадами, зажигал веру в сердцах заблудших и маловерных, но потом совершал поступки, умалявшие его в глазах других людей. Я всегда чувствовала отеческую любовь старца, находясь рядом с ним. Он благословил мою мать такими словами: "В вашем роду был большой молитвенник, который привёл твою дочь сюда. Молись и ты о ней - молитва матери сдвинет горы".
Старец всегда радовался, когда мы трудились. Однажды он с такой любовью смотрел на нас, что я остановилась и залюбовалась им. Он сразу начал махать руками и что‑то бормотать, всячески стараясь уничижить себя в наших глазах.
Как‑то в монастыре оказался фотограф, который хотел сделать групповой снимок. Старец сидел на маленьком стульчике, а рядом с ним был ещё один свободный стул. Я стояла сзади, думая о том, какое счастье сфотографироваться рядом со старцем. Отец Гавриил повернулся ко мне, указал на свободный стул и сказал: "Садись". В тот миг никого не было счастливее меня.
Однажды старцу стало плохо: изо рта пошла кровь. Мы очень испугались и вызвали врача. Одна монахиня померила ему давление, оно было очень низкое. Я держала его руку, считала пульс и от всего сердца повторяла: "Отец Гавриил, всё будет хорошо, всё пройдёт". Он так посмотрел на меня, словно ему стало лучше. Когда приехал врач, старец сказал, что он чувствует себя хорошо и в помощи врача не нуждается.
Он всегда учил: "Когда увидишь ближнего в беде, помоги, утешь, помолись о нём от всего сердца - и Господь обязательно услышит твою просьбу и помилует его". Этими словами старец укреплял мою веру и внушал: "Для того только мы и существуем на этом свете, чтобы как можно больше сделать добра".
Как‑то я собиралась отлучиться из монастыря по делам и самонадеянно думала, что быстро управлюсь. Когда я подошла за благословением к старцу, он сказал: "Бог укрепит и сохранит тебя Своей благодатью", а потом сурово добавил: "Мудрость Соломона!" Я поняла, что отец Гавриил, разгадав мои горделивые помыслы, напомнил мне, что человек предполагает, а Бог располагает.
Помню, я привела к старцу свою тётю. В этот день он был очень слаб. Но, несмотря на это, он, с трудом открыв глаза, шёпотом благословил. Даже когда он был болен, никогда не говорил "не могу".
Он всегда скорбел, когда кто‑то уходил из монастыря. "Вместе с одной монахиней половина благодати из монастыря уходит", - говорил он. Сам же он смиренно осознавал себя самым последним грешником. "Я - мусор, даже мусор лучше, чем я", - говорил он.
Прошло время. Отец Гавриил умер. Я очень переживала его кончину, сожалела, что ничему не научилась у него, не ценила должным образом его при жизни. Я испытывала горькое чувство утраты. Но, увидев однажды в его келье икону, которую я подарила ему, вдруг почувствовала великое утешение и уверовала в то, что старца нет с нами только телом, а духом он никогда не оставит нас, всегда будет молиться о нас перед Богом.
Нам, смертным, трудно понять, как можно полюбить Бога так, чтобы в каждом человеке суметь увидеть Его образ; молиться о спасении того, кто не то что не любит тебя, а издевается над тобой, а старец это умел.
Благодарю Бога, даровавшего мне такого удивительного старца - отца Гавриила, который помог мне встать на тяжёлый, но благодатный монашеский путь.
Монахиня Нино (Пеикришвили):
Меня крестили в день памяти святого Антония Марткопского. Иеромонах, крестивший меня, сказал: "Вырастет - будет о нас молиться".
Я выросла и начала искать Бога. Однажды мне приснился сон: я летала по окружённому цветущим миндалём небу, собирала книги, которые были написаны на непонятном мне языке. Вскоре я поняла значение этого сна.
Моя соседка попросила меня быть крёстной её умирающего ребёнка. У батюшки я увидела книгу, написанную такими же буквами, как и в моём сне. Видя, с каким изумлением и вниманием я смотрю на книгу, священник протянул мне её со словами: "Читай, Господь научит". Эта книга была Псалтирь.
Однажды в храм Святой Троицы не пришёл псаломщик. Мне довелось читать Псалтирь вместо него. В этот день в наш храм пришёл отец Гавриил. Радостно улыбаясь, он похвалил меня, сказав, что я хорошо читала Псалтирь, и благословил. Я почувствовала, как моё сердце наполнилось Божией благодатью.
Тогда были страшные сталинские времена: коммунисты разрушали церкви, уничтожали священнослужителей. Но оставались люди, называвшие себя рабами Христа. Они бесстрашно проповедовали истинного Бога, ободряя и укрепляя верующих. Среди них были и женщины. Нино Хатиашвили (впоследствии мать шестерых детей, будущих певчих и иконописцев), встав в центре храма, призывала всех: "Христос истинный Бог! Каждый из нас есть образ Божий! Люди, веруйте в Господа, распятого за всех нас на Кресте, и не разрушайте церкви!" Приходила милиция - и разгоняла собравшихся людей. Но они не могли связать руки Нино. Она ложилась на землю с распростёртыми как крест руками и продолжала говорить. Отец Гавриил, стоявший неподалёку, подходил к милиционерам и ласково говорил: "Вы не виноваты в том, что не видите Бога. Мы видим. Так дайте же нам восхвалять Его". Сконфуженные его словами, милиционеры уходили.
Однажды я попросила отца Гавриила освятить наш дом. Игравшие у дома мальчишки стали кричать: "Поп! Поп!" Отец Гавриил поднял руки и закричал: "Я вам покажу Шантеклера!" Он поднял подол рясы и начал танцевать. Мальчики остолбенели, переглянулись друг с другом: "Ненормальный какой‑то" - и отстали от нас. Я спросила у отца Гавриила, зачем он так сделал. Он ответил, что, если бы не поступил так, мальчики привязались бы к ним и не отстали бы всю дорогу.
По благословению владыки Константина я часто бывала у отца Гавриила. В любую погоду мы ходили с ним в разрушенные церкви: батюшка служил, я помогала.
Так мы обошли множество разрушенных церквей по всей Грузии.
В Самтаврийский монастырь я тоже пришла по совету владыки Константина. Тогда монастырь существовал тайно, в подвале. Несмотря на это, отец Гавриил постоянно служил. Благодаря ему дневной круг монастырских богослужений никогда не прерывался. Матушка Дарья (Ачаидзе) - в то время игуменья - с большим уважением относилась к старцу.
Однажды, читая акафист Божией Матери, я уронила книгу, испугалась, сделала поклон и продолжила читать. Книга опять выпала из рук, и я услышала голос: "Скорей поезжай к отцу Гавриилу!" Я подумала, что это от лукавого, окропила всё вокруг святой водой и продолжила молиться. Голос послышался снова. Тогда, отложив книгу, я выскочила на улицу, поймала такси и помчалась к старцу домой. У его дверей прочла молитву, но никто не откликнулся. Я повторила ещё раз - тишина. Мне стало тревожно. Я побежала в церковь и увидела отца Гавриила, лежащего перед иконой святого Георгия. Он хрипел. Схватив деревянную ложку, я разжала ему зубы, помогла подняться, вывела на воздух. Время было голодное, а сугубый пост и бдение отняли у него последние силы. Он только смог еле слышно сказать: "Читай 90–й псалом и веди меня к себе домой". У нас он пробыл долго. Это было самое счастливое время для нашей семьи. Мы все любили его.
Монахиня Теодора (Болквадзе):
Летом 1984 года по благословению Святейшего и Блаженнейшего Патриарха Илии II мы отправились к старцу Гавриилу, чтобы передать ему благословение, добрые пожелания, подарки и деньги от Патриарха. Я давно хотела увидеть старца святой жизни и очень обрадовалась такой возможности.
Нас предупредили, что соседи старца не очень‑то жалуют и его самого, и его гостей. Поэтому мы осторожно прошли через двор. Я была поражена, когда увидела церковь, построенную старцем. В самой церкви меня удивило множество икон. Наверное, целого дня не хватило бы, чтобы к каждой иконе приложиться. Я подумала: "Откуда у старца столько икон?" И он сразу ответил: "Знаете откуда? Когда лиходеи самосвалами выбрасывали их на свалки, я собирал их и приносил сюда". Из его ответа я поняла, что ему ведомы мысли другого человека.
Когда старец узнал, что нас к нему прислал Патриарх, он, встав на колени, воскликнул: "Благодарю Тебя, Господи, за Твою милость. Тебе ведомо, что я сейчас живу в нужде и у меня нет ни денег, ни еды". Потом он рассказал: "Уже несколько дней я ничего не ел. Я допустил ошибку, попросив еду во дворе у своих соседей; они обругали меня, поэтому я плакал в своей келье и думал, откуда в людях столько безжалостности и нетерпимости. Разве можно считать человека негодяем за то, что он почитает истинного Бога? Потом я устыдился своего малодушия, вспомнил, что Господь Сам прошёл дорогой унижений, поношений, Крестной смерти. Это отрезвило меня. И тут пришли вы". Мы вручили подарки Патриарха. Старец накрыл стол и пригласил нас к трапезе. Всем налил вина. Он говорил тосты, но сам ничего не ел и не пил. Я подумала: "Он же голодный…" А он сразу ответил: "Больше еды и вина мне нужна любовь". Потом подробно рассказал нам о том, как поджигал портрет Ленина, как сотрудники милиции безжалостно избивали его. ""Своими же руками будете сносить памятники Ленину, и на их месте устроите цветники’’, - сказал я им тогда. Болело побитое тело, но душа радовалась, потому что я делал то, что должен делать настоящий христианин. Я знал, что скоро меня освободят. И действительно, через семь месяцев меня освободили", - рассказывал старец.
В Грузии очень любят архимандрита Гавриила. Раньше все приходили к нему в келью в Самтаврийский монастырь, а сейчас приходят туда на его могилку. Старец неусыпно молился и молится перед Богом о грузинском народе и обо всех православных христианах.
Монахиня Пелагия (Ксоврели):
В монастырь меня привели многие скорби, и не знаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы не старец Гавриил. Я знала батюшку с детства. Тогда его звали по имени отца - Васико. Он был другом моего брата, они вместе служили в армии в Батуми. Отец Гавриил рассказывал, как Господь повелел ему: "Иди разбирай руины церкви святого Георгия, потому что твой отец разрушал церкви". Однажды старец, расчищая руины храма, поднимал большую глыбу. В это время мимо проходил мой дядя–спортсмен. Васико попросил его о помощи. Дядя, как ни старался, не смог поднять ни одного камня. Он вспоминал: "Я едва сумел сдвинуть одну глыбу, а этот мальчик их как камушки разбрасывал". Для моего дяди, как и для многих других людей, отец Гавриил так и остался загадкой.
Как‑то в Самтаврийском монастыре старец после трапезы выстроил сестёр в ряд. Матушке Кетевани он дал в руки тазик, а других сестёр благословил, чтобы все они вымыли в нём руки. Когда все выполнили благословение, вода в тазике стала грязной. Старец благословил матушку Кетевань выпить эту воду. Она беспрекословно всё выпила, а мы все удивлялись, как её не стошнило. После этого старец поцеловал матушку в лоб, а остальных сестёр благословил. В это время монастырь был без игуменьи, и все поняли, что отец Гавриил таким образом указал, что матушка Кетевань достойна нести это трудное послушание. Потом он лёг у входа в трапезную и благословил, чтобы все, выходя, наступали на него. Мы смутились, но не посмели ослушаться.
Вскоре в монастыре произошел раскол. Тяжёлый крест игуменьи некоторым показался лёгким. Кое у кого появилось желание примерить его на себя, начались ссоры. Из‑за непослушания сестёр игуменья сняла с себя крест и сказала: "Пусть наденет тот, кому больше всего хочется. Как хотите, так и управляйте монастырём". Она затворилась в своей келье и не вышла даже к трапезе. В это время в трапезную зашёл старец Гавриил. Не увидев матушки Кетевани, он гневно закричал: "Где игуменья? Где это видано, чтобы в монастыре была трапеза без благословения игуменьи!?" - и потребовал, чтобы игуменья срочно явилась. Сначала она не хотела выходить. Но потом вьттттла. На ней не было креста. Старец потребовал, чтобы срочно принесли крест. Он сам надел на неё крест и сказал: "Знай: первый раз крест тебе дал Патриарх, а второй раз - я. Запомни: крест с себя снимать нельзя". После этого случая все ссоры в монастыре прекратились и желания надеть игуменский крест больше ни у кого не возникало.
Однажды отец Гавриил ударил меня на глазах у стоявших вокруг людей. Только потом я узнала, что так он показал этим людям, какая она тяжёлая, монастырская жизнь. Вечером он на коленях и с плачем просил прощения: "Прости, матутттка". Я тоже встала на колени и обняла его. И так радостно мне стало после этого! Его поступки были непонятны посторонним, но нам, его духовным чадам, он так открывал наши немощи.
"Уберёмся в алтаре", - как‑то раз сказал мне старец. Я встала у алтаря, а он зашёл в алтарь и молился. Прошло много времени. Вдруг он выбежал из алтаря с криком: "С икон течёт миро!" Я увидела, что алтарные иконы были покрыты миром, и поняла, что отец Гавриил молился так усердно, предчувствуя приближение этого чуда. Мироточение продолжалось около месяца. Но потом все привыкли к чуду и уже относились к нему без должного благоговения - и мироточение прекратилось.
Однажды в монастыре совершалась епископская хиротония. Во время литургии старец непрерывно разговаривал и всем мешал. Сначала это терпели, но, когда он подошёл к амвону, встал рядом со священником и сказал: "Ты не заслуживаешь этого места, здесь должен стоять я", терпение лопнуло, и владыка благословил вывести старца из церкви. Два послушника подошли к старцу, но, прежде чем его вывели, он успел ещё раз сказать священнику: "Ты ещё не понял моих слов". Прошло некоторое время, и тот, кого хиротонисали, отошёл от Церкви.
Ни одно слово, произнесённое старцем, не было пустым. Он стяжал внутреннюю благодать, многое знал и провидел. А всё внешнее - мнение окружающих людей - было для него не важно.
Монахиня Нана (Агладзе):
Ещё живя в миру, я узнала, что в Самтаврийском женском монастыре подвизается прозорливый старец отец Гавриил и очень хотела познакомиться с ним. И вот однажды я пошла к нему за благословением.
Мне нравилась жизнь в монастыре, нравилась молитвенная атмосфера, но расставаться с миром ещё было тяжело. Меня одолевали сомнения. Старец, увидев мою внутреннюю раздвоенность, крепко сжал мне руками голову, с большой любовью благословил, и все мои сомнения исчезли. С помощью старца я осталась в монастыре. Старалась как можно чаще бывать у него и в храме старалась стоять рядом с ним.
Моим первым послушанием были уборка и мытьё полов. Я уставала, но старец ободрял меня: "Твоё спасение - в физическом труде".
Однажды мною овладел тщеславный помысел. Хоть я и знала, что этот помысел от лукавого, но всё‑таки поддалась. Когда я пришла к старцу за благословением, он, грозно посмотрев на меня, крикнул: "Она негодница, гоните её отсюда". Я, опозоренная, вышла, но зато помысел исчез сразу. На следующий день прохожу мимо его кельи и слышу: "Ого, сам папа римский пришёл ко мне, грешному, за благословением". Я поняла, что буря улеглась. В следующий раз он сказал: "Все искушения, которые попускает Господь, даются нам для испытания".
Воспитывая в сёстрах память смертную, старец благословил, чтобы гроб, который он для себя приготовил, время от времени проносили перед сёстрами.
Мне он предсказал, что я пойду в Цагерский монастырь, - так и случилось.
Старец Гавриил всегда укреплял нас в вере и наставлял: "Смирение монахини есть неугасимая, угодная Богу свеча".