– Никак не налюбуюсь на перспективу, убегающей вдаль реки, – ведет свое жена.
Одна из собак предательски убегает далеко вперед.
Жена резко прибавляет ходу, отвечая на мою еще не сказанную фразу:
– Я не психую. Просто боюсь, что ее покусают.
Догоняет собаку и берет ее на поводок. В поле, где на версту вокруг никого нет.
Я пожимаю плечами, хотя она этого не видит.
– Нечего удивляться, ты же помнишь, как я за ней гонялась в Крылатском?
"Ах, как давно это было", – думаю я.
– Ах, как это было давно, – говорит жена.
Да, тогда еще каждый думал о своем. Зато теперь можно и не говорить.
Мы возвращаемся молча. Надеясь на то, что у каждого свои мысли.
– Не знаю, не знаю, я бы не советовала! – говорит жена.
Ну вот откуда она узнала, что я не прочь выпить кружечку пивка?
Это было недавно
Это было недавно, это было давно – гениальный парадокс!
Но он ставит все на свои места.
Давно ли я записывал на грампластинку лучшие песни моего репертуара?
Совсем недавно!
Всего полвека тому назад.
Давно ли я был молод?
Давным-давно!
Целых полвека тому назад!
Вот и вспоминай, что было и чего не было.
Но как сейчас помню первую мою запись в студии на улице Качалова. Это было событие в моей жизни!
Огромное серое здание Радиокомитета носило аббревиатуру ДЗЗ, что означало Дом звукозаписи. Мы же называли ДЗЗ домом задержки зарплаты.
Работали много: писали детские передачи, рассказы и отрывки из романов, в которых иногда попадались и песенки, – в общем, делали привычную для актеров работу.
Но чтобы песни, да еще на грампластинку!
Это было невероятно!
Ведь право на ЭТО имели только оперные певцы, ну, на худой конец, камерные исполнители романсов. Но чтобы актеры?!
Это бывало очень редко. Ведь пластинка – это сразу слава!
Слава на весь Советский Союз!
Но прежде чем попасть на пластинку, песня проходила жесткий отбор.
Чтобы она прозвучала в эфире, необходимо было быть известным композитором, признанным поэтом-песенником. Известным исполнителем. Новичков туда не пропускал худсовет.
И вдруг…
При Радиокомитете появился новый необычный коллектив.
Вячеслав Мещерин организовал ансамбль электроинструментов, которых и в помине еще не существовало.
В то время, кроме гитар, подсоединенных к примитивному усилителю самими гитаристами, не было ничего.
А тут и скрипки, и виолончели, и даже аккордеон и виброфон – все было подключено проводами к усилителям и огромным колонкам, которые были расставлены по всему полу.
Звук этих инструментов был ужасающим, но необычным, и ансамблю разрешили сделать несколько эстрадных записей. Слава выбрал две песни из кинофильмов. Одна – из фильма "Путь к причалу", а другая – из бразильского фильма "Там, где кончается асфальт".
И вот эти-то две песни и предложил спеть мне Слава Мещерин.
Фильмов я не видел, впрочем, в этом не было особой нужды. Я был готов спеть и телефонную книгу, ведь это же на пластинку! А на пластинку отбирались песни, которые попадали в золотой фонд радио.
Честно говоря, я не рассчитывал на это, уж слишком кастрюльным было звучание электроинструментов.
Но… Чудо свершилось, запись попала в золотой фонд.
Остальное как положено. И я не только в эфире, но и на прилавках магазинов! Через месяц я наслаждался, слушая почти из каждого окна, на каждой танцплощадке знакомые мелодии, которые я высвистывал и напевал: "Не страшны тебе ни дождь, ни слякоть…" и "Если радость на всех одна"!
Говорят, что если песня попадает в анекдот, значит, это любимая песня.
Анекдот: в тюремной камере, где сидели ребята за коллективное изнасилование, любимой песней стала "Если радость на всех одна…".
На авторов и на ансамбль мне было наплевать! Главное – звучал мой голос! На всю огромную, дорогую мне страну: Советский Союз!
Наш двор
И снова память возвращается в наш маленький дворик на Смоленской площади, где остались, словно листочки отрывного календаря, годы отрочества, наверное, самые счастливые годы человеческой жизни.
А и то: на лбу – челка, во рту – фикса, на кепчонке – громоотвод, а в душе – такая безмятежность, какой уже ни в какие последующие годы не будет.
В дальнем закутке-"аппендиксе", куда выходили два окна первого этажа, была танцплощадка. Небольшая, пары на три-четыре. На одном из подоконников стоял патефон, и дядя Баля или его старший сын Славка – плотный, довольно высокий парень – распоряжались музыкой.
Наша компания – двенадцати-, тринадцатилетние подростки были на "подначке", бросали ехидные словечки в адрес танцующих, иногда даже пытались подставить подножку кому-нибудь из девчонок.
Танцевали танго или фокстрот, так как вальс танцевать на этом пятачке было невозможно.
Посреди двора росли тополя, посаженные все тем же дядей Балей когда-то давно и теперь уже большие и всегда почему-то распылявшие пух, который лез в глаза и рот. А под тополями стояли скамейки, на которых восседало старшее поколение двора, которое обсуждало и осуждало танцующих.
Танцевали в основном молодые мужички и старшеклассницы – наши затаенные мечты и мучительницы. Опускался вечер, зажигались в окнах огни. Дядя Баля выставлял треногу, к которой прикреплял лампочку, яркую и противную. Она била по глазам и снимала тот чувственный полумрак, который охватывал всех в этом закутке. Ближе к ночи появлялся районный оперуполномоченный Руженцев – коренастый брюнет с вьющейся шевелюрой.
И мы все знали: он ищет Кольку Кадыкова, нашего дворового вора. Наверное, опять что-то натворил. Кольку мы не боялись и даже гордились тем, что у нас во дворе жил настоящий вор. Была у него сестренка – горбунья, с резким, но красивым голосом. Иногда она пела, сидя на лавочке, русские надрывные песни. Здорово! Но никогда не танцевала – стыдилась своего горба. А если кто-то в чем-то винил ее, она задорно отвечала: горбатого могила исправит!
Звали ее Клава. А мы дразнили ее: Клавка – кривая лавка! Но только не при Кольке – он мог накостылять за сестру.
Как по команде, открывались форточки, и через них раздавались голоса: "Аля, домой!..", "Колюка, ужинать!..", "Сережа, папа пришел!" И мы нехотя отправлялись спать.
А в закутке продолжались танцы. Иногда возникали конфликты. Очень редко бывали драки, но мужики тут же выпроваживали со двора чужака, и все снова становилось на свои места. Часам к двенадцати начинали расходиться.
И мы уже из дома, через окно, пытались углядеть, кто кого уводит, именно уводит, а не провожает, чтобы завтра ехидничать над девчонками. И наступала ночь. Дворник Федул закрывал ворота на цепочку, оставляя только калитку, и шел спать. И никто никогда не боялся, что на нашем дворе может что-то случиться. Вот такие были времена. 09.03.2009
Сын Человеческий
Две сороки трещали на поляне под окном спальни, выясняя свои житейские проблемы. Да так громко, что я проснулся. Солнце било прямо в глаза – значит, было около девяти. Захотелось встать, размяться, почистить зубы, умыться, побриться – и начать жить!
С некоторых пор я понял, что жить – это хорошо! Особенно в первой половине дня, когда Сын Человеческий готов помочь тебе во всем. Я имею в виду, во всем хорошем, конечно.
Ты можешь любоваться сорочьей болтовней, наслаждаться легким завтраком, не думать о вчерашней ссоре и твердо знать, что тебе никто не помешает во всех благих начинаниях.
А начинаний с утра – хоть отбавляй!
Надо погулять с собакой, покормить галок, которые слетаются к твоим ногам, глядят голубыми глазами прямо в твои глаза и, если ты вовремя не подбросил им сухого собачьего корма, подпрыгивают на месте и требуют.
Попросить у жены несколько кусочков колбасы для приходящего каждое утро, как к себе домой, ничейного кобеля по кличке Бакс, проверить оба фонтанчика (не засорились ли) и сделать еще много, много добрых дел.
И только потом, поднявшись по любимой лестнице на второй этаж, оказаться в студии.
Боже мой! Сколько же часов здесь просижено, сколько песен и стихов написано, сколько всего видано через Интернет.
Если посчитать, то не меньше полжизни прожито здесь.
Я сажусь на привычное место. На стене передо мной липовые доски, на которых изображены святые: Сергий, Павел, Матерь Божья с Младенцем, Сын Человеческий, Николай, – и все они смотрят на меня. Это вам, братцы мои, не цензура, а посильней.
Может быть, поэтому мне не стыдно за мои стихи и песни.
Как рождается песня?
Сейчас расскажу…
Каждый раз "ключевое слово" или удачная мысль рождаются еще в постели в полусонном мозгу, и, если ты не затвердил их, легко можешь потерять песню или стих. А иногда, когда мысль особенно удачна, вскакиваешь с постели и бежишь скорее записать ее. Сколько раз, поленившись встать, я терял навсегда самые "гениальные" свои песни.
Локатор, который сидит в твоей башке, отлавливает хорошее название песни, скажем "Гроза над городом", это напрямую связано с вчерашним тайфуном над Москвой (кстати, тоже неплохая строчка – "Тайфун над Москвой").
Я с непокрытой головой
Лечу к тебе по Моховой.
Жуть, конечно, но образ есть…
Возвращаюсь, ищу рифму, нахожу: "Над лесом вороном, / Грозой над городом" – неплохо. Начинаю разрабатывать:
Шальная жизнь
Дорогой стелется,
Ручьем бежит -
За поворотом поворот.
С рекою встретится,
С волной поделится судьбой
И на прощание
Махнет тебе рукой.
Совсем неплохо.
Думаю…
Твоя любовь
За мной потянется.
От горьких слов
Одной останется навек.
И обернется вдруг -
Туманом серым над рекой…
И закольцовываю:
Над лесом вороном!
Грозой над городом!
Вроде бы получилось.
Дальше – вариации на тему с тем, чтобы выйти на последние две строчки.
Вот и все…
На это уходит все утро. Сел в полдесятого, очнулся в половине первого.
Жена кричит: чай готов!
Но и слова песни готовы; все три куплета с рефреном:
Над лесом – вороном
Грозой над городом.
Иду вниз, на кухню. Показываю жене, жду одобрения.
Ей не до меня, надо цветы сажать, поэтому – ноль эмоций!
"Черненький" – только и ждет момента.
Я срываюсь, кричу – попробуй написать, как я!
Она отвечает с презрением: а ты попробуй вырастить такие цветы, как у меня!!
Скандал налицо.
Сын Человеческий – светит мне в затылок: угомонись.
И я ласково говорю жене: угомонись… "Черненький" скрывается.
Я поднимаюсь на второй этаж и сажусь за музыку.
Здесь задача посложнее. Надо, чтобы музыка была узнаваема и в то же время оставалась твоей, оригинальной. Получается не всегда. Или уж очень на что-то похожа, или твоя, но очень занудная. В общем, пробуешь и так и сяк.
Бросаешь все к черту. А-аа! Вот оно в чем дело… "Черненький" тут как тут.
Ждать придется, пока уйдет. А в голове уже звучит напев, пока еще наполовину чужой, но в нем что-то есть.
Всю остальную половину дня ноешь мотивчик. Меняя мелодию – то в грусть, то в радость.
И наконец, появляется твоя, раньше не существовавшая МЕЛОДИЯ!
Это Он, Тот, что живет в твоей башке, в твоем сердце, в твоей душе, отдал тебе твое!
Владей, радуйся и радуй других!
День и ночь,
Вечер или утро,
Все придумано так мудро
Испокон веков.
День и ночь.
Снежным перламутром
Замело пути-дороги,
Все приходит вновь.В жизни так бывает -
Лед от счастья тает!
И порой в мороз, зимою,
Лес шумит листвою.День и ночь,
Зима иль лето,
Вечер или утро -
Все придумано так мудро
Испокон веков!Плач и смех,
Счастье или горе.
На земле иль бурном море
Все приходит вновь.Жизнь и смерть,
Солнце или свечи,
Расставанья или встречи -
Все приходит вновь.В жизни так бывает -
Лед от счастья тает,
И порой в мороз, зимою,
Лес шумит листвою.
День и ночь,
Зима и лето,
Вечер или утро -
Все придумано так мудро
Испокон веков!4 августа 2009 г.
Тандем
Давным-давно, во времена моего детства, я впервые увидел двухместный велосипед. Пришел в полный восторг. Очень долго мечтал прокатиться на такой машине, чего мне так и не удалось сделать за всю мою долгую жизнь.
Одна мысль преследовала меня: кто главный в этом тандеме? Тот, кто рулит? Или тот, кто держит равновесие?
Гораздо позже, создавая свои сказки, песни, мультфильмы, я вдруг понял, что работал все время с кем-нибудь в паре.
Например, я писал стихи – Гладков музыку, я пел за трубадура – Витя Бабушкин делал прекрасную запись на пленку. И очень высоко ценил единство, которое помогало нам быть впереди других.
Но время шло, менялись люди. Все больше и больше таланты пытались проявить себя самостоятельно: и петь, и плясать, и на дуде играть. И я был один из них. Разваливались группы, квартеты, дуэты. Каждый хотел ехать на своем велосипеде. Каждый хотел быть звездой. Счастье мое, что я был в самом начале этого процесса и благополучно дожил до старости в роли "человека-оркестра", как меня называли.
Но те, кто вчера еще был звездой, сегодня сиротливо жмутся друг к другу. Звезда превращается в "Две звезды", сольные концерты в "Шоу звезд", где все старенькое и потрепанное перелицовывается и утомительно повторяется и никак не напоминает тот старенький велосипед на двоих, где один рулил, а другой сохранял равновесие.
Невольно возникает сравнение: там, в СССР, в стране моей молодости, "звездное шоу" – и "тандем" в стране моей старости.
И все та же мысль преследует меня: кто рулит? и кто держит равновесие?
Не знаю… Впрочем, это не так уж и важно.
5 августа 2009 г.
Авторские права
Какое счастье, что я жил в то благодатное время, когда никакого авторского права не было.
То есть оно, конечно, было, но где-то там, в разных союзах или научных объединениях, где за свои книги, открытия или изобретения какие-то авторы получали большие деньги.
В эти союзы, объединения входили "избранные", "помазанники" от науки и искусства. О них ходили легенды, они имели огромные гонорары с тиражей.
Мы, например, свято верили, что у Михаила Шолохова открытый счет в банке!
А Сергей Михалков платил такие партийные взносы, что нам оставалось только догадываться о его богатстве.
Сами же мы прекрасно укладывались в мизерную – но очень большую для других – зарплату и были счастливы. Ведь наши песни или стихи знал народ, а это – главное.
Однако "потиражные" мы были бы не прочь получать, да только – руки коротки! Для этого надо было стать членом союза, куда никого из нас не допускали.
Это были неприступные крепости, на охране которых стояли "избранные".
Сколько моих талантливых друзей разбили свои физиономии о двери этих союзов. И сколько моих талантливых друзей, становясь членами таких союзов, превращались в моих врагов, потому что они, работая в одних со мной проектах, теперь получали "авторские", а я – нет!
Но жизнь текла. Мы взрослели, старели и становились ненужными – и с "потиражными", и без них.
И перед каждым из нас вставал главный вопрос жизни: кто же из нас имеет право на авторское право?
А и правда – кто?
Тот написал книгу, тот – песню, а этот – целую пьесу, да не одну!
И все это теми же словами, теми же буквами.
А ведь эти буквы и слова существовали испокон веков.
Только смысл этих слов и букв был иным:
"В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога" (Ин.1.3)
Так вот Кому принадлежат "авторские права" на все, что было, есть и будет на белом свете!
Все остальное – жалкие потуги присвоить себе то, что всегда принадлежало Ему!
Это Он отдает тебе мысли, слова и буквы и говорит: "Передай людям, не скупись! Забудь про свое авторское право, его у тебя нет".
Сегодня, когда идет беспощадная война с "пиратами", когда на защиту интеллектуальной собственности встали целые армии, мне хочется сказать: "Слово – не воробей, вылетело – не поймаешь!"
Да и стоит ли ловить его – пусть летит!
8 августа 2009 г.
Хорошее пиво
Моя голова напоминает мне пивной котел. Вот и сейчас, греясь на солнышке (не осуждайте меня, ведь я уже почти двадцать лет – пенсионер), я ясно себе представил этот медный котел, в котором бурлит жизнетворная смесь, превращаясь в искрящийся напиток.
Всякий знает: хорошее пиво рождается из хороших компонентов.
Так и у меня в голове.
Если веселые люди посадили хороший хмель, а добрые люди вырастили отменный ячмень, если я залил свой котел чистейшей родниковой водой, то и напиток будет отличным!
Я смотрю вокруг себя, слушаю анекдоты, запоминаю пословицы и прибаутки, смеюсь вместе со всеми – и получаю первоклассный хмель.
Читая хорошие книги и смотря талантливые фильмы, я загружаю отборный ячмень и все это омываю хрустальной водой.
Откуда же тут появиться плохому пиву?
И тут уже все зависит от головы!
Она может не доварить или переварить животворную смесь.
Может с избытком засыпать хмеля или перезрелого ячменя.
Словом, случайно или намеренно испортить напиток.
А если вместо доброго хмеля получаешь НТВ, а вместо отборного ячменя загружаешь "След" или, того хуже, – "Русские сенсации"?!
Откуда же получишь доброе пиво?
Да все оттуда же, из головы!
Хорошо еще, что "живое пиво" фильтруется. Хорошие стихи – вдвойне!
И вот сейчас, греясь на солнышке (уже просил не осуждать меня), я вновь и вновь фильтрую:
Как в поле речка появилась
Из ручейков и родников,
Так песня русская сложилась
Из теплых чувств,
Из добрых слов.
Игривой лентой голубою
(игривой – плохо!)
Ты к нам из прошлого течешь;
Твою судьбу с моей судьбою
Вовек водой не разольешь.Река – судьба,
Судьба – река,
Ты и печальна, и легка,
Ты и светла, и глубока -
Моя судьба,
Москва-река.Тебя, как птицу, не поймаешь,
И, как загадку, не поймешь,
Тебя, как сердце, не обманешь,
Тебя, как детство, не вернешь.
Ах, мне бы птицей обернуться,
Летать бы с песней над рекой,
Тебя заставить улыбнуться,
И подружить тебя с Москвой.