Постепенно до меня стало доходить и кое-что еще. Всю оставшуюся жизнь я буду ненавидеть себя как труса, если сейчас не всплыву и не сделаю круг, чтобы реабилитировать себя. И когда я подумал об этом в таком свете, решение не показалось слишком трудным. Мне не нравилась перспектива всплывать в таком неспокойном и усиленно патрулируемом море, но альтернатива была еще хуже.
Я подождал несколько минут, пока последний из огромных танкеров не исчезнет за горизонтом.
– Сохранять боевую позицию… Держать наготове группу управления огнем… Приготовиться к всплытию.
– Есть, сэр.
– Приготовить четыре дизеля на винт. Будем бороздить море, используя все мощности.
Команда докатилась до кормы, и ответ пришел из электромеханического поста:
– Есть четыре главных двигателя.
– Очень хорошо. Всплываем.
Прозвучал сигнал всплытия, и корабль устремился к поверхности. Сразу же на нем началась сильная качка в бурном море. Сигнальщики-наблюдатели, вахтенный офицер и я взобрались на мостик, с которого стекала вода.
– Открыть главный впускной… Полный вперед.
Когда лодка набрала скорость, нос начал зарываться в воду и подниматься на крутых волнах, накатывавшихся с севера. Эта неприветливая картина соответствовала моему настроению. Я чувствовал себя на закате своей карьеры, поносил себя всеми известными бранными словами. Я был и неудачник, и трус, меня вообще не следовало брать на флот. Казалась невероятной мысль, что кто-то доверил мне командование.
Круговой маневр зависит от скорости. Идея состоит в том, чтобы всплыть незаметно для противника, развить самую большую скорость, на которую способна лодка, править по курсу так, чтобы кончики мачт были в виду, не раскрывая свое собственное присутствие, и, наконец, обойти конвой с фронта, чтобы можно было подстеречь его. Мерзкая погода или нет, мы должны двигаться быстро.
Водных процедур в бурном море было не избежать, так как каждый раз, когда "Флэшер" окуналась, вода потоком перекатывалась через мостик. Вместо того чтобы ставить сигнальщиков наверху у перископа, я оставил их на уровне вахтенного офицера, где они могли держаться за что-нибудь основательное. Один из них был поставлен у рубочного люка, на котором лежала его рука. Как только вахтенный офицер видел приближающийся вал, он кричал: "Закрыть люк!" Люк захлопывался, волна проносилась через мостик, окатывая всех нас, а когда она спадала, сигнальщик открывал люк.
Но идущая по бурному морю подлодка не разовьет большую скорость, а японский конвой двигался быстро. Дело выглядело безнадежным. Я продолжал оставаться на мостике, глотая соленую воду, борясь с ветром, в любой момент ожидая преследования самолета и ругая себя последними словами. Уже на уровне подсознания я пытался думать о сладкозвучной фразе донесения о конвое, чтобы объяснить, почему конвой ушел.
Через пару часов погода начала меняться. Волны стали слабее, ветер стих, и мы пошли мористее. Но против этого преимущества был становившийся все более обидным факт, что мы потеряли из виду конвой. Судя по некоторым сверкам, мы приблизились к его скорости, будучи в подводном положении, и должны были поймать его в зенитный перископ в течение примерно трех часов или даже раньше. Но, несмотря на то что на протяжении всего послеобеденного времени мы шли в подводном положении на максимальной скорости, вглядываясь в морскую даль, мы так и не увидели их. Вероятность того, что они зашли в одну из маленьких бухт вдоль побережья и потеряны для нас окончательно, становилась все очевидней с каждым бесплодным часом.
Пока тянулось время после полудня, я с горьким чувством пошел в кают-компанию, чтобы угрюмо съесть обед, за которым со мной никто не разговаривал. Они, я догадывался, думали обо мне то же самое, что и я временами думал в прошлом, когда старший по званию офицер, казалось, не сумел продемонстрировать храбрость и боевитость. После обеда я пытался читать, но откладывал книгу и то и дело поднимался на мостик. Каждый раз меня встречало пустынное море, поверхность которого теперь уже была спокойной, как стекло.
Мы были уже далеко от назначенного района и того места, поблизости от которого была другая наша подлодка. Это допускалось в случае преследования, но нельзя было этим злоупотреблять. Я решил прервать преследование, если мы не увидим ничего к часу следующего дня.
Около полуночи я еще раз поднялся в боевую рубку, где Фил был занят нанесением нашего маршрута на карту.
– Никаких их признаков?
– Нет, сэр, пока нет. Боюсь, что они укрылись в бухте на ночь.
Мы с надеждой посмотрели друг на друга в темноте боевой рубки.
– Ладно, давай подождем еще час и тогда уже вернемся на позицию.
– Да, сэр. – Фил согнулся и вернулся к своей штурманской карте.
Час пробил, а с мостика не было никаких сообщений. Мы все пришли к убеждению, что только зря сжигаем топливо на полных оборотах двигателей. Я поднялся в боевую рубку, чтобы сказать Филу, что надо прекратить преследование, и поймал себя на том, что машинально прислушиваюсь к спору между ним и рулевым.
– Нет, этого не может быть, – говорил Фил, когда я поднимался по трапу. – Это остров Тортю.
– Но, сэр, я наблюдал его пять минут, и пеленг не изменился.
Фил склонился над экраном радара с большим интересом.
– Что это? Какой сейчас пеленг?
– Пеленг три три шесть ровно, сэр. Он такой уже по крайней мере три минуты.
– Ей-богу, ты, наверное, прав.
Неожиданно обретший надежду, я протиснулся между ними, и мы все трое стояли несколько минут, наблюдая за неясной маленькой точкой, мерцающей на экране радара, и сравнивая ее положение с показанием репитера гирокомпаса в отношении этой точки.
– Пеленг все еще три три шесть, сэр.
– Ты прав! – Голос Фила прозвучал как торжествующий крик. – Это не Тортю, это что-то, двигающееся на полном ходу! Это конвой, капитан!
Чувство облегчения, охватившее меня, было огромным. Я чувствовал себя как приговоренный к смерти заключенный, который был помилован по пути к электрическому стулу. На этот раз я сказал себе ликующе, что либо нанесу урон этому конвою, либо умру, пытаясь это сделать. На этот раз никто не посмеет сказать или даже подумать, что из-за колебаний Грайдера упущена благоприятная возможность.
– Передай группе слежения приказ занять свои позиции.
– Слушаюсь, сэр.
Несколько спешных звонков по телефону созвали офицеров "Флэшер" в боевую рубку. Были разобраны карандаши, ВУРТА приведена в действие, и мы начали первые предварительные маневрирования в чрезвычайно важной задаче выведения лодки на курс противника.
Скоро стало совершенно ясно, что это и впрямь была наша сбежавшая прошлым утром цель – конвой из четырех огромных, великолепных и необычайно быстроходных танкеров с несколькими кораблями эскорта. Теперь я был на мостике, всматривался в темноту через наши лучшие бинокли и постепенно смог различить пятна, из которых вырисовались очертания судов. Фил, внимательно изучавший в боевой рубке показания радара, передавал наверх каждую порцию информации, которую ему удавалось добыть.
– Они очень близко к берегу, командир. Слишком близко для удобной атаки.
– Сколько эскортных кораблей, Фил?
– Трудно точно определить, командир. По меньшей мере один эсминец и несколько более легких кораблей. Судя по поведению эсминца, у него есть радар.
Нудная работа продолжалась. Мы должны были выйти на одну линию с конвоем и занять положение по правому борту конвоя носовой части лодки, и только так мы могли проникнуть через заслон из эскортных кораблей и выйти в атаку. Когда мы находились в семи милях от правого борта по курсу головного танкера, мы сбавили обороты двигателей и осторожно повернули к нему.
– Где эсминец, Фил?
– Примерно на траверзе третьего танкера, капитан. Если он останется там, мы сможем пройти внутрь конвоя.
– Хорошо, тогда начали. Полный вперед, обычный. Всем на лодке занять боевые посты.
Последний приказ был не нужен. К настоящему моменту каждый из моряков, чувствуя появление благоприятной возможности для атаки, уже давно занял свой пост, надел наушники телефонов, взялся за рычаги, сделал то, что требуется, чтобы быть готовым, когда "Флэшер" встретится с противником.
– Командир, эсминец, вероятно, обнаружил нас, подходит.
– О'кей, Фил. Я его уже вижу. Он на траверзе второго судна… Похоже, он рвется вперед довольно резво… Немного отворачивает к нам… Стоп моторы.
Учитывая действия эсминца, было бы глупо лезть на рожон, потому что было такое впечатление, что он либо знал, где мы находились, либо об этом подозревал.
– Право на борт.
Мы повернули на курс, несколько отличный от того, на котором был конвой, и немного развернулись, внимательно следя за эсминцем, который, вместо того чтобы продолжать двигаться в нашем направлении, стоял на траверзе главной цели. Каждое его движение указывало на то, что ему было известно об угрозе его драгоценному конвою.
– Фил, мы отойдем назад и попытаемся подойти с правой раковины.
– О'кей, командир. Похоже, удачное решение.
Гребные винты замерли, и мы дрейфовали, позволяя конвою подтянуться до позиции, при которой мы оказывались на траверзе четвертого судна.
– Полный вперед, по норме.
Лодка взяла скорость в четырнадцать узлов, чтобы держаться на одной линии с этим резвым конвоем.
– Возьми влево по курсу триста. Фил, не упускай из виду этот эсминец.
Сигнальщик правого борта прокричал нам сверху предостережение:
– Командир, эсминец продвигается по направлению к корме!
Я приложил к глазам бинокль и увидел, что он повернул к нам и, казалось, вклинивался между нами и конвоем. Он охранял этот правый борт, как волкодав.
– Может быть, это просто формальный маневр. Давай продолжим сближение.
– Дистанция до эсминца пять тысяч ярдов, пеленг постоянный.
Из боевой рубки прозвучало сообщение от оператора радара:
– Дистанция до эсминца: четыре, семь, пять, ноль.
Я посмотрел снова. Было очевидно, что эсминец опять почувствовал наше присутствие и решил вмешаться.
– Черт с ним, Фил. Давай поднимемся снова, попытаемся подойти с носа и на этот раз сблизимся, независимо от того, что он делает.
– Слушаюсь, командир. – В голосе Фила чувствовалась тень сомнения. Если эсминец знает, где мы находимся, то никогда не пройдем мимо него. Но если мы его торпедируем первыми, то другие эскортные корабли сразу же нападут на нас, а конвой, вероятно, уйдет.
Долгая неторопливая работа по опережению конвоя, при преимуществе в скорости всего в четыре узла, была произведена снова. И когда мы вновь оказались на позиции у правого борта с носа, возникла та же ситуация, как и до этого.
– Командир, эсминец взял направление на нас. Пеленг постоянный, дистанция сокращается.
Я вновь посмотрел на него в бинокль. Следует ли нам рискнуть и атаковать ведущий танкер, полагая, что эсминец лишь случайно опять пошел на нас, или же нам следует снова попытаться атаковать с другой четверти румба? Но мы уже пытались это сделать, и нам не повезло. Конвой держался у береговой линии, и мы все время были отрезаны от его левого борта. А я сохранял непоколебимую уверенность в том, что мы пойдем на сближение и выйдем в атаку на этот конвой. Ничего иного не оставалось.
– Самый полный вперед… Какой курс у конвоя, Фил?
– Курс конвоя ноль ноль восемь, командир.
– Хорошо, перейди на курс ноль ноль восемь. Фил, мы пересечем курс конвоя, проберемся к береговой линии и будем ждать там.
– Там мелководье, командир.
– Мы сумеем это использовать. Не думаю, что эсминец последует нам наперерез. Он, должно быть, использует свой радар, а эти японские радары всегда отказывают, когда цель скрыта за сушей.
– Хорошо, сэр. Мы попробуем. – Фил был настроен скептически.
Теперь, когда мы составили реальный план, напряженное возбуждение охватило мостик и боевую рубку. Я его чувствовал, и настрой был позитивным. Мы на четыре, пять, восемь и, наконец, десять миль опередили конвой. Затем, не опасаясь быть замеченными, проделали маневр, пересекая его курс.
– Лево руля по норме.
– Есть лево руля по норме, сэр.
– Идем влево по курсу три два пять.
Лодка повернула и была удержана на новом курсе, выставляя напоказ маленький силуэт стремительно идущему вперед конвою, но достаточно далеко опередив его.
– Что делает эсминец, Фил?
– Он подтянулся и теперь прямо перед конвоем, командир. Такое впечатление, что он, как и мы, пересекает его курс.
У меня упало сердце. Нам все равно придется атаковать, но мы окажемся в ужасно невыгодном положении, прижатые к берегу на недостаточной для погружения глубине и малом пространстве для маневра.
– Следи за ним внимательно, Фил. Мы будем атаковать независимо от того, что он делает.
– Слушаюсь, сэр.
Фил и каждый член команды был со мной в решимости, независимо от того, что он предпримет, накрыть этот привлекательный для атаки конвой, который мы так долго преследовали.
– Стоп моторы. – Команда полетела к корме, и приглушенный рокот дизельных моторов сразу стих. – Переключиться на электродвигатели.
– Есть, сэр. Есть переключение по сигналу на электродвигатели.
Ответ прозвучал в переговорном устройстве из энергетического отсека.
А потом мы ждали. За нами был враждебный берег, малая глубина под килем, а впереди нас – конвой во главе с эсминцем, все еще, по-видимому, не решившим, что предпринять: пересечь курс или оттянуться назад к морю.
Маленький остров лежал примерно в миле от побережья, а напротив него на берегу был расположен маяк. На наших картах был обозначен проход для судов между мысом и островом, хотя на маяке было темно все время, пока мы находились в пределах его видимости. На небе месяц проглядывал сквозь длинную гряду облаков. Мы дрейфовали в тишине, прерываемой лишь спокойным жужжанием радара, когда он поворачивался и пытался пронзить своим оком черноту темной ночи.
Я прильнул глазами к окулярам бинокля и посмотрел не прямо на горизонт, а немного выше его и смог различить нашу приближающуюся добычу.
– Фил, я разглядел их с мостика. Джим, посмотри через ДПЦ.
Стоявший вместе со мной на мостике Джим Хэмлин отложил бинокль и прильнул глазами к массивным окулярам датчика пеленга на цель, который передает данные вниз группе управления огнем в боевой рубке.
Прошла долгая минута, прежде чем он заговорил:
– Я запеленговал их, командир. Засек первое большое судно. Не вижу эскорта.
– Хорошо, Джим. Фил, у тебя есть на радаре эсминец?
– Да, сэр. Он все еще впереди. Он может направляться сюда.
В тот же миг, к нашему ужасу, зажегся свет маяка. Он был вне нашего левого траверза, поэтому силуэт лодки не вырисовывался от его света, но такое зрелище нервировало. Враг был повсюду вокруг нас в темноте – на суше и на море. И не означал ли этот свет, что водное пространство вокруг мыса, где мы находились, было заминировано? Не был ли сам маяк предназначен для того, чтобы указать путь конвою в минном поле, на которое мы можем наскочить в любую минуту?
Сам эсминец стал теперь смутно виден – маленькое пятно прямо впереди громады первого танкера.
– Фил, что он делает?
– Он все еще там, командир. Нет, погодите, он поворачивает.
Я перевел дыхание. Куда он повернет?
– Дистанция до эсминца шесть, два, три, пять. – Было слышно, как докладывал оператор радара. – Дистанция до эсминца шесть, два, семь… Дистанция шесть, два, семь, пять.
Я облегченно вздохнул. Эсминец направлялся назад к правому флангу конвоя. Он не пересекал его курс.
Теперь уже Джим Хэмлин передавал выверенные данные по пеленгу в группу управления огнем. Конвой прекратил свой зигзагообразный маневр у прохода между островом и маяком, и, когда подошло время действовать, условия были великолепными, почти классическими: ночная атака в надводном положении, отсутствие эскортных кораблей с нашей стороны, цель не идет зигзагом и, благодаря долгому преследованию, абсолютно идеальный расчет курса и скорости цели.
– Открыть передние крышки аппаратов. – Я отдал эту команду шепотом, не в состоянии отделаться от ощущения, что, если мы так четко видим цели впереди нас, они, конечно, тоже должны видеть нас, даже несмотря на то, что острый нос нашей лодки смотрел прямо на них, а силуэт сливался с сушей позади нас. – Фил, выстрелим тремя торпедами по идущему впереди судну… Потом Джим повернет на второй, и мы выпустим три другие торпеды по нему… Затем повернем направо и сделаем четыре выстрела из кормовых аппаратов по третьему судну.
Это означало проигнорировать четвертый танкер, но танкеры были такие большие, что по меньшей мере три торпеды требовалось на каждый, чтобы обеспечить успех.
– Есть, сэр. – Голос Фила становился все возбужденней.
Восходящая луна постепенно выползала из гряды облаков, закрывавших ее. Она была прямо за нами, так что в этот заключительный момент наш силуэт вырисовывался для судов конвоя в ее тусклом свете. Но мысль о том, что нас могут увидеть, теперь меня не особенно беспокоила. Не было места для физической слабости и власти эмоций, а было только осознание того, что мы призваны предпринять атаку и предпримем ее, что бы ни произошло. Судьба на нашей стороне, в противном случае мы бы никогда так далеко не забрались.
Массивные суда напирали, казалось почти нависая над нами. Когда дистанция сократилась до тысячи пятисот ярдов, я переговорил с Джимом:
– Задержись на средней части идущей впереди цели. Мы готовы к выстрелу. – Затем сказал Филу: – Хорошо. Давай залп, когда будешь готов.
Фил и группа управления огнем рассчитают время стрельбы, подготовят залп и сделают всю оставшуюся работу. Я ждал с чувством странного умиротворения того, что сейчас произойдет.
– Первый, пли. – Голос Фила приглушенно раздавался над люком. – Второй, пли… Третий, пли.
Джим Хэмлин навел ДПЦ на второе судно.
– Пеленг… на цель.
– Хорошо, Фил, приготовиться… приготовиться… ладно, можешь давать залп.
– Четвертый, пли… Пятый, пли… Шестой, пли.
В то время как он отдавал команды, мы услышали удар по первому судну и увидели вспышку, когда взорвалась торпеда.
Время молчания прошло.
– Полный вперед!
Мы использовали всю мощь своих двигателей.
– Право на борт!
"Флэшер" начала разворачиваться кормой. Мы почти завершили разворот, когда услышали щелчок… Бу-ум! И второй танкер получил торпедный удар, который вызвал ужасающий взрыв.
Я открыл рот от изумления. Никогда в жизни не видел подобного огня: танкер водоизмещением в десять тысяч тонн с грузом нефти, которая вспыхивала даже выброшенная в воздух от удара торпеды. Почти в тот же момент первый танкер оказался объят пламенем.
В ярком зареве пожара мы выглядели как актеры на сцене. Эскортные корабли, деревья на берегу, даже заклепки на судах как будто испускали снопы света вокруг нас. А посреди сцены была "Флэшер", с палубой, залитой таким ярким светом, что он почти ослеплял. Джим Хэмлин, как благоразумный человек, схватил свой бинокль и направился к люку, полагая, что и мы в спешке последуем за ним.