Когда Донован впервые встретился с Абелем, этому преуспевавшему совладельцу солидной адвокатской нью-йорской фирмы было сорок лет. За плечами опыт: на Нюрнбергском процессе над фашистскими военными преступниками он занимал пост помощника главного обвинителя со стороны США. Попал тогда Джеймс Бритт Донован в Берлин не просто так. В беседах с Абелем он как-то признался, что прошел большую школу под мудрым руководством своего однофамильца, генерала Уильяма Донована – шефа Управления стратегических служб (УСС), то есть первой в истории Соединенных Штатов шпионской службы, созданной в июне 1942 года. Она явилась предшественницей нынешнего Центрального разведывательного управления США. И хотя кто-то в Вашингтоне сплел вокруг УСС "ширму" – легенду о том, что, дескать, сие ведомство являлось сборищем слабоумных ученых из колледжей, бизнесменов-неудачников, фокусников и актеришек из Голливуда, разорившихся банкиров с Уолл-стрит, жуликоватых барменов из Чикаго, отставных футболистов и миссионеров, никудышных адвокатов и завзятых авантюристов, все эти типажи верой и правдой отрабатывали доллары во благо власть имущих Америки. И Дж. Донован, вышедший из недр УСС, – не исключение, хотя он защищал в силу своего официального, да еще определенного самим федеральным судом статуса интересы подзащитного Абеля.
А теперь перейдем к существу повествования и покажем, что многие политические аспекты в этой истории просто перекликаются с днем сегодняшним.
Думается, мало кто не помнит киноленту "Мертвый сезон" – одно из кинопроизведений, реалистически выверенно показавших тяжелый, требующий колоссального нервного напряжения труд советских чекистов безо всяких упрощений и выкрутас. И тот, кто смотрел эту картину, конечно, запомнил первые документальные кадры, своего рода увертюру к дальнейшему киноповествованию: советский разведчик полковник Абель неторопливо, хотя и не совсем понятно рассказывает о специфике работы своих коллег. Некоторые зрители тогда посчитали, что фильм повествует о самом Абеле. Но это не так. "Мертвый сезон" был создан на основании отдельных эпизодов из жизни и деятельности друга Рудольфа Ивановича Конона Молодого, или, как его называли на Западе, Гордона Лонсдейла, о котором я уже рассказывал. Дело в том, что судьба Молодого оказалась где-то схожа с его собственной многотрудной жизненной дорогой. Начиналась она так.
– Можно считать, – повествовал Абель, – что ваш покорный слуга получил революционную закваску уже в детстве. Я родился и вырос в семье рабочего-металлиста, участника "Союза борьбы за освобождение рабочего класса". Все, кто окружал отца, отличались жизнерадостностью и неистощимой энергией. Они были людьми идейными, бескорыстными, честными. Особенно мне нравился Василий Андреевич Шелгунов. С ним отец работал еще в девяностых годах прошлого столетия. Несмотря на утрату зрения, Шелгунов обладал стойкостью, живо интересовался всем, что происходило вокруг. Я восхищался тем, что этих людей постоянно окружает ореол таинственности в каждодневно совершаемом подвиге. Они своим примером воспитали во мне уважение к старшим, любовь к труду, преданность делу. Немалое значение имела также служба в Красной Армии, куда я ушел по призыву в 1925 году. Ну и, наконец, должен подчеркнуть влияние старых чекистов, с которыми я начинал работу в ВЧК. Среди них были самые разные люди, в том числе и участники Гражданской войны. Да и сказать откровенно, в органы я двинул не только по идеологическим соображениям, надо было на что-то жить, а там неплохо платили.
– После того, как Абель стал профессиональным разведчиком, обогатился необходимыми знаниями, опытом, которые он приобрел во время войны, ему поручили работать в Соединенных Штатах Америки. Работал я в США не под одним именем, а под тремя, – рассказывал Рудольф Иванович. – В отеле "Латам" я числился как Мартин Коллинз. Появлялся я там нерегулярно, претензий ко мне со стороны гостиничной администрации не было. А постоянно, с конца 1953 года, я проживал в Бруклине, на Фултон-стрит, 252 под именем Эмиля Голдфуса. Хозяин знал, что я профессиональный художник, и отвел мне традиционный застекленный верхний этаж, где разрешил оборудовать для работы и заработка мастерскую. Иногда я прирабатывал фотографией. За угол платил исправно, с соседями ладил. Они иногда заходили посмотреть новые этюды, которые я делал преимущественно в кварталах бедняков. Был у меня и псевдоним – Марк.
– А почему, Рудольф Иванович, вы для студии выбрали район Бруклина?
– Причина, точнее, объяснение, примитивно простое: там ютилось великое множество порой безвестных художников, поэтов-самоучек. Они были скромны и застенчивы от природы, несчастны и одиноки от собственной бедности. Я старался ничем не выделяться: одевался скромнее скромного, питался под стать остальным, жил без семьи.
Случилось так, что в круг связей Абеля проник предатель Рейно Хейханнен, который многое знал о работе полковника. Во всяком случае, он мог сказать там, где этого ожидали, откуда Рудольф Иванович приехал и что он – кадровый советский разведчик. Источник своей осведомленности Абелю выдали сами агенты Федерального бюро расследований, когда нагрянули в его номер нью-йоркской гостиницы "Латам".
…В ту ночь, с 21 на 22 июня 1957 года, Мартин Коллинз решил заночевать в гостинице. Но долго не ложился спать. За окнами во влажной духоте астматически тяжело дышал город-муравейник. Где-то внизу, в черном мареве, нервно вспыхивали, гасли, неслись в адской пляске огни реклам, по тротуарам спешили парочки – кто домой, кто для ночных развлечений. Зазывалы увеселительных заведений жадно вглядывались в лица прохожих. Хлопали двери многочисленных баров. Предлагали свои услуги девицы легкого поведения, откровенно называя почасовую плату за любовь. За четыре года Абель привык к этой ночной круговерти города небоскребов и зловонных трущоб. Он мог с полной достоверностью рассказать, что происходит в этот поздний час не только в Бруклине. Мог сыграть роль безупречного гида или болтливого попутчика, которого любой американец принял бы за своего, за сторожила. Но сейчас его занимали иные мысли: он ждал очередного сеанса радиосвязи с Центром. И никому из обитателей отеля в голову не могло прийти, что происходит в его номере, кроме тех, кто находился в соседнем. Там уже шла подготовка к операции, ее вели агенты ФБР, наведенные на след Хейханненом.
Окончив сеанс связи, Рудольф Иванович не спеша разделся, еще раз пробежал глазами полученную радиограмму и решил, что пора отдохнуть. Все запланированные на минувшие сутки дела были вроде бы сделаны.
А утром Абеля разбудил резкий стук в дверь 839-го номера. Он вскочил. Из коридора грубо окликнули: "Мартин Коллинз?" – "Он самый", – ответил Абель и приоткрыл дверь. И тут произошло непоправимое: сильный удар отбросил его к стене, в комнату ворвались три крепких молодца в штатском. Один из них сказал, усмехаясь:
– Ну что, полковник, теперь-то мы знаем, что вы делаете в нашей стране. Пора знакомиться!
Предложив Абелю опуститься на кровать, они представились: агенты ФБР. Затем последовал допрос. Абель хладнокровно молчал. "В наших руках имеется достоверная информация о том, кто вы есть на самом деле. Мы давно следим за вами. Лучший для вас выход – немедленно дать согласие на сотрудничество с нами. В противном случае – арест".
Абель наотрез отказался от сделки с агентами. Видимо, ФБР предполагало такой вариант и для подстраховки включило в операцию сотрудников службы иммиграции и натурализации. До нужного момента эти люди ждали за дверью номера. Они вошли в нее лишь тогда, когда Абель спокойно и твердо повторил: "Мне не понятно, о каком сотрудничестве вы говорите. Я не могу ничего добавить к тому, что уже сказал".
Американцы чувствовали себя хозяевами положения и торжествовали победу, предъявив по существу беспомощному в такой ситуации Рудольфу Ивановичу незаконный ордер на арест. Основание? Иностранец, нелегально въехавший в страну и находящийся на территории США, не зарегистрированный в службе иммиграции. Затем они приступили к бесцеремонному обыску.
Находчивость не изменила полковнику, оказавшемуся в окружении шестерки профессионалов. Попросив разрешения сходить в туалет, чтобы привести себя в порядок после сна, он ловко избавился там от своего шифра и полученной накануне радиограммы. Однако некоторые другие предметы, свидетельствующие о его профессиональных занятиях, все же оказались в руках агентов ФБР, в том числе и письма из России.
Примерно через час после обыска на Абеля надели наручники и вывели из гостиницы на улицу, где его поджидала специальная машина. По дороге, в тесном окружении охранников из ФБР, ему надо было во что бы то ни стало изъять из зажима для галстука микропленку с очень важным материалом. Но как? Абель сделал вид, что поправляет галстук, хотя в наручниках осуществить этот маневр было не так-то просто. Охранник мгновенно "засек" его движение, выхватил зажим из рук Абеля, и стал изучать. Ему даже удалось открыть тайничок, но… крошечная пленка легко выпорхнула, никем, кроме самого хозяина, не замеченная. "Вы слишком подозрительны", – улыбнулся Абель, когда ему возвратили заколку.
Сперва на специальном самолете "ДС-3", а затем на машине в субботу 22 июня Абеля доставили в федеральный лагерь иммиграционной службы в городе Мак-Аллен (штат Техас) и бросили в одиночку. Допросы продолжались ежедневно. Через три дня, 25 июня, Абель не выдержал и сказал, что он – Рудольф Иванович Абель, гражданин Советского Союза. Версия о том, как он оказался в США, звучала примерно так: случайно после войны нашел в старом блокгаузе крупную сумму американских долларов. Перебрался в Данию, где приобрел фальшивый американский паспорт и через Канаду в 1948 году въехал в США. Пойди проверь!
Однако было бы неразумно отрицать тот факт, что он в течение ряда лет жил под вымышленными фамилиями, что проживал на территории Соединенных Штатов незаконно. И иммиграционные власти тут же ухватились за признания: арестованный объявил себя иностранцем и тем самым лично подтвердил нарушение закона об иммиграции и гражданстве. Абеля спросили, в какое государство он предпочел бы выехать после освобождения. Ответ прозвучал однозначно: в СССР.
Но это не устраивало ФБР. Дело продолжало раскручиваться. Вновь и вновь Абелю предлагали "сотрудничество" во имя его же "выгоды", сулили всякие блага. Несогласие Рудольфа Ивановича бесило агентов, и тогда с их стороны последовал демарш: 7 августа 1957 года ему предъявили еще один ордер на арест и сообщили, что по его делу подготовлен обвинительный акт. Правда, этот документ Абелю так и не показали, причем не случайно: в нем не было никаких конкретных улик ни по первому, ни по второму пункту (из трех), вменяемых Абелю в вину. Выглядела резолютивная часть акта так: 1) заговор с целью передачи Советской России атомной и военной информации; 2) заговор с целью сбора такой информации; 3) заговор с целью пребывания на территории США в качестве агента иностранной державы без регистрации в государственном департаменте.
Что сие означало по американской шкале мер наказания?
По первому пункту – смертный приговор. По второму – десять лет тюрьмы. По третьему – пять лет заключения. После того как Абелю это разъяснили, его познакомили с адвокатом. Им стал Джеймс Бритт Донован.
Абель, разумеется, тогда не мог знать, что 14 октября 1957 года на здании федерального суда Восточного округа Нью-Йорка было вывешено объявление, оповещавшее, что здесь слушается дело № 45094 "Соединенные Штаты Америки против Рудольфа Ивановича Абеля". Он лишь знал, что председательствовать будет окружной судья Байерс, знал состав обвинения и защиты.
Абель был осведомлен и о том, что в ходе всей предварительной возни вокруг его дела агентами ФБР, иммиграционными властями, персоналом тюрем, наконец, следственными и судебными органами чинилось беззаконие за беззаконием. "Наша величайшая трудность, – признавался потом Донован, – бесспорно состояла в том, что речь шла не об обычном гражданине, арестованном у себя дома. Дело касалось полковника Рудольфа Ивановича Абеля. И все же правовой вопрос был абсолютно одинаковым: по конституции Абель обладал точно такими же правами, что и я". Иными словами, Донован, сам будучи американцем, рассуждал о равенстве всех и каждого перед законом, но фактически признавал, что это было в какой-то мере фикцией.
Обратите внимание: первыми в гостиничный номер Рудольфа Абеля проникли агенты ФБР. Тогда это ведомство находилось в руках Гувера. Он считался одной из наиболее влиятельных фигур в американской системе государственной власти. Иногда задаются вопросом: каким образом Гуверу удалось "пересидеть" в своем кресле семерых президентов? Секрет прост: в правило его игры входил один беспроигрышный прием – пальцем не трогать элитарные эшелоны, а также гангстеров, мафию. С простыми смертными он не церемонился, а тем более с иностранцами. Факт остается фактом: ФБР вело и продолжает вести великолепно поставленную и до мелочей отработанную борьбу с преступностью и розыскную работу. В штаб-квартире этого ведомства, его неисчислимых местных отделениях на отдельных граждан и различные организации заведены тысячи и тысячи досье. Его детективы вскрывают частные письма, перехватывают телеграммы, собирают самую подробную информацию о жизни и взглядах бесчисленного количества людей. Так, на всякий случай. А вдруг и они будут заподозрены в каком-либо преступлении. Правда, как отмечала однажды "Вашингтон пост", "Конгресс тоже должен нести ответственность за подобную деятельность со стороны ФБР". Но увещевания газеты ими и остались. ФБР на то оно и ФБР, чтобы методы его работы не ушли в лету.
Приведу еще одно высказывание Донована, который, оценивая показания Хейханнена, писал: "Его утверждения были расплывчаты и не подкреплялись твердыми данными, датами, указанием времени, точного местонахождения и конкретных лиц". Фактически показания осведомителя подтвердили лишь третий пункт обвинительного акта. Не лучше выглядели и другие свидетели. И все же тучи над Абелем сгущались. Судья Байерс, обвинитель Томпинке прилагали максимум усилий, дабы в нужном им направлении обойти все острые углы дела № 45094, манипулируя статьями конституции и кодексов.
Много лет спустя, когда однажды мы весенним воскресным днем прогуливались с Рудольфом Ивановичем по тихим Арбатским переулкам, он вдруг остановился, запрокинул голову и через линзы своих очков взглянул на затянутое сиреневой дымкой небо.
– А ведь сейчас, пожалуй, хлынет первый осенний дождь, – заметил он и продолжал: – Помню, как предателя Хейханнена на суде мой адвокат озадачил, попросив уточнить время одного рассказанного им эпизода. Хейханнен ответил, что это, дескать, произошло весной, а для пущей важности пояснил: "Ибо шел дождь". Спустя секунду-другую выпалил: "Впрочем, это могло быть и осенью", так как осенью "тоже идет дождь". Вот так! – Рудольф Иванович улыбнулся. А нам нужно возвращаться домой. Во-первых, потому, что скоро разразится весенний дождь, а во-вторых, потому, что мне еще предстоит сегодня поработать. Воскресенье – это для молодых…
Абель любил на досуге порассуждать о человеческом возрасте. По его мнению, здоровье определяется резервами организма человеческой особи, запасом прочности организма. А прочность достигается тренировкой. Однако любой "прочности" может прийти конец, ибо даже стальные мосты и те рушатся. С годами организм изнашивается, и конец фатален. Однако Абель отвергал сугубо пессимистические воззрения на проблему старения. Он признавал, что "убежать" от старости никому еще не удавалось, да и вряд ли удастся. А вот "отодвинуть" ее елико возможно дальше – можно… Способы? Ну, они разные, это – особая тема для разговора. Тут нужно принимать во внимание действия самого индивидуума, его работу.
Однако давайте мысленно вернемся в зал федерального суда, в грохочущий, перенасыщенный ядовитыми парами выхлопных газов автомобилей Нью-Йорк. Выносится вердикт присяжных: Абель виновен. А затем судья приговаривает Абеля к 30 годам тюремного заключения. Американская Фемида добилась своего. Впрочем, доказательств было достаточно. Но стойкость советского разведчика буквально потрясла местную общественность. Вот что писал о Рудольфе Ивановиче американский публицист И. Естен в книге "Как работает американская секретная служба": "…В течение трех недель Абеля пытались перевербовать, обещая ему все блага жизни… Когда это не удалось, его начали пугать электрическим стулом… Но и это не сделало русского более податливым. На вопрос судьи, признает ли Абель себя виновным, он, не колеблясь, отвечал: "Нет"."
Добавим: от дачи показаний Абель заранее отказался.
"Вынесение приговора, – писал Донован, – заняло всего 16 минут. Приговор был объявлен, и Абеля вывели из зала суда. Я смотрел ему вслед и думал… Для человека в 55 лет 30 лет тюремного заключения означали пожизненное заключение… Прощаясь, он протянул мне руку, и я пожал ее. Для человека, готовящегося отбывать тридцатилетний срок заключения в иностранной тюрьме, полковник Абель обладал поразительным спокойствием".
Во время интервью я спросил Рудольфа Ивановича: – О вас слывет молва, что вы совмещаете в себе мастерство художника с прекрасными знаниями математики и криптографии. Существует ли связь между искусством и точными науками?
Он немного задержался с ответом, на какую-то долю секунды прикрыл глаза и четко ответил:
– Если угодно – да, существует. В криптографии, в математике, в живописи можно обнаружить общее явление: процесс кодирования. Шифровать – значит кодировать. Математическая формула есть код, то есть предельная сжатость информации. А возьмите древних художников, которые создавали наскальные росписи где-нибудь в Китае или на Цейлоне. Если всмотреться в линии контуров людей, животных, начертанных древними живописцами на стенах примитивных храмов, жилищ, то ведь это также передано в спрессованной форме, в форме видения того или иного предмета. Иными словами – кодирование. Вообще контур, мне думается, и в современной живописи, рисунке – это как бы выделение, выпячивание основного элемента сюжета на холсте или картоне. Техника оконтуривания помогает зрителю ухватить главное. К ней прибегали художники эпохи классицизма, ее не чураются и деятели современного искусства. А что такое шифр, код? Передача информации в сжатом виде. Код облегчает читающему не расплываться "мыслию по древу", а быстро "выуживать" существо вопроса. Хотя, разумеется, шифровальщик существует еще и для того, чтобы посланное им донесение смог прочитать лишь тот, кто знает ключ для его расшифровки. Шифровальщик работает с секретными документами…
"Полковник был на редкость своеобразной личностью, – вспоминает адвокат Донован. – Его съедала постоянная потребность в духовной пище, свойственная каждому образованному человеку. Он жаждал общения с людьми и обмена мыслями".
А теперь попробуем сопоставить некоторые события, происходившие в США до, во время и после ареста Абеля. Попытаемся, так сказать, спроецировать их на действия американской администрации.