"В древнем грузинском диалекте слово "джуга" означает "железо", а "вили" переводится как "сын", – читаем мы далее в "Истории шпионажа". – В общем, если соединить эти слова воедино, получится "сын железа". А превращение "железа" в "сталь" не такой уж сложный процесс. Так и родился "человек из стали", который никогда более не изменял своего имени. Только самые близкие друзья имели право произносить имя "Коба". Да и то лишь до 1930 года… Превратившись в Сталина, Коба в очередной раз вернулся в Петербург в феврале 1913 года. 23 февраля он был арестован в шестой и последний раз. Ссылка в Сибирь продолжалась более четырех лет. Может быть, Охранка разочаровалась в своем подопечном? 2 марта 1917 года русский царь был свергнут, а 12 марта Сталин возвратился в Петроград. Но Охранка уже была упразднена. Это случилось 27 февраля 1917 года. Круг замкнулся. Чрезвычайная Комиссия заняла место царской тайной полиции".
На этом кончается раздел из пятитомника "История шпионажа", посвященный самой тайной странице из жизни самого кровавого тирана во всей истории человечества. Поставим точку и мы. А может быть, многоточие. Самое разумное – это ничего не утверждать. И ничего не отрицать. Все может статься в нашей наипарадоксальнейшей жизни. И даже если документ о причастности Джугашвили-Сталина к Охранке есть всего лишь ловко сработанная фальшивка, то сам факт того, что Коба мог быть ее агентом, – не самое тяжкое преступление, которое он совершил в своей неправедной жизни.
Несколько позже на Западе появилось другое исследование о некоторых аспектах деятельности Сталина. Но и в нем утверждалось, что будущий "отец народов" являлся осведомителем Охранки, получал за свои услуги деньги. Это во-первых. Во-вторых, мы находим там основанные на документах сведения о взаимоотношениях Сталина с Максимом Горьким, писателем Степаном Злобиным, Иваном Козловским.
Горький, как известно, уехал за границу не только по состоянию здоровья. Его постоянно преследовал один из руководящих деятелей Петрограда. Впоследствии Сталин от имени правительства направил ему телеграмму с предложением навсегда вернуться в Россию. Сталину как воздух нужен был живой русский, советский классик. В 1928 году Москва восторженно встречала Горького. Начался буквально необузданный культ писателя. Все шло нормально. Но когда Горький заступился за Бориса Пильняка, вождь проявил нервозность, негодование.
Многие годы писатель собирал фигурки из дерева, слоновой кости, бамбука. Для реставрации коллекции он частенько приглашал мастеров-специалистов. В тот злополучный день у Горького работали сотрудники Исторического музея. После обеда Алексею Максимовичу вручили запечатанный пакет из Кремля. В нем оказалась фарфоровая бонбоньерка кроваво-красного цвета, наполненная первосортными шоколадными конфетами. Время от времени Сталин любил напоминать о себе щедрыми подарками. Горький угостил реставраторов конфетами и удалился в свой кабинет. Спустя некоторое время он зашел в гостиную посмотреть, как продвигается работа… На его крик сбежались домочадцы: на полу лежали трупы обоих рабочих. Подарок, конечно, предназначался "родоначальнику социалистического реализма", великому русскому писателю, при жизни ставшему классиком.
В книге "Дневник моих встреч" художник Юрий Анненков приводит любопытное высказывание Льва Троцкого: "Горький не был ни конспиратором, ни политиком. Он был добрым и чувствительным стариком, защитником слабых, чувствительным протестантом. Во время голода и двух первых пятилеток, когда всеобщее возмущение угрожало власти – репрессии превзошли все пределы, – Горький, пользовавшийся влиянием внутри страны и за границей, представлял собой серьезную опасность и, в особенности, не смог бы вытерпеть ликвидацию старых большевиков, подготовлявшуюся Сталиным. Горький немедленно запротестовал бы, его голос был бы услышан, и сталинские процессы так называемых заговорщиков оказались бы неосуществимыми. Была бы также абсурдной попытка предписать Горькому молчание. Его арест, высылка или открытая ликвидация являлись еще более немыслимыми. Оставалась одна возможность: ускорить его смерть при помощи яда, без пролития крови. Кремлевский диктатор не видел иного выхода".
За несколько дней до смерти писателя с ним приехали проститься члены правительства. Умирающий Горький тихо проговорил: "Сталина видеть не хочу. Не пускайте его ко мне!"
Так что мнения о "великом вожде" великого пролетарского писателя и выдающегося разведчика-интернационалиста сошлись на финише жизненного пути и того, и другого. Все-таки оба умерли своей смертью. Максим Горький не скушал отравленную конфетку, а Шандора Радо не успели расстрелять. Впрочем, для многих советских разведчиков хуже смертной казни было ничем не оправданное забвение. Только через несколько десятков лет после окончания Второй мировой войны и смерти самого главного "конспиратора" Сталина узнали мы о трагической судьбе группы разведчиков, работавших под боком у Гитлера на советскую секретную службу, вошедшей в историю под названием "Красная капелла". И руководители, и рядовые ее члены погибли задолго до того, как кончилась война.
Глава 14
Трагедия "Красной капеллы"
За три десятка лет, которые я проработал в "Известиях", лучше всех из главных редакторов газеты относился ко мне Лев Николаевич Толкунов. Может быть, сочувствовал моей "двойной" жизни, а возможно, считал, что как журналист я выгляжу более перспективно, чем как разведчик. Но тем не менее самые двусмысленные задания с неопределенным исходом он поручал все же мне. Так случилось и в тот раз, когда помощник главного, мой хороший приятель Николай Иванов попросил меня по внутреннему телефону срочно предстать перед начальственными очами.
– В чем дело, Коля? – спросил я, оказавшись в приемной на шестом этаже еще старого здания "Известий".
– А черт его знает, Ленька, – отвечал Иванов. – Но настроение у шефа мрачное.
Лев Николаевич действительно выглядел необычно встревоженным. Поздоровавшись, он прошел несколько раз вдоль длинного стола, за которым обычно восседали члены редколлегии газеты, а затем присел на краешек одного из стульев.
– Вам никогда не приходилось слышать о разведгруппе под названием "Красная капелла"?
– Да вроде нет.
– Вот и мне не приходилось. Понимаешь, в самом начале войны действовала в Берлине некая "Красная капелла", так ее окрестили гитлеровцы. То ли ее создала наша секретная служба, то ли она родилась сама по себе, ей-Богу, не знаю. Группа провалилась в конце 1942 года, и все ее участники или почти все были казнены по личному приказу Гитлера. А теперь вот товарищ Ульбрихт обратился лично к товарищу Брежневу с просьбой наградить некоторых героев-антифашистов из "Капеллы" советскими орденами. Уже готовится соответствующий указ. А вот нам повелели подготовить и опубликовать об этих пока неизвестных героях статью… или две. Так что вам перо в руки, так сказать, в плане второй профессии…
– Спасибо, Лев Николаевич, за доверие. Перо у меня есть. А вот где взять исходные материалы?
Главный сел за свой необъятный письменный стол и что-то нацарапал на листочке из отрывного блокнота.
– Здесь телефон одного учреждения. Позвоните срочно, назовите свою фамилию и вам подробно объяснят, что к чему. Желаю успеха. И самое главное – обязательно постарайтесь вернуться в родную редакцию…
Лев Николаевич довольно ехидно улыбнулся и похлопал меня по плечу…
Номер телефона, начертанный на листочке, начинался с цифр 224… Короче говоря, в тот же день имярек очутился в Комитете государственной безопасности на Дзержинской площади. Встретивший в вестибюле вежливый чекист, после тщательной проверки моего редакционного удостоверения, провел в тесный кабинет, усадил за письменный стол, на котором лежала солидная стопка папок.
– Здесь вы найдете все, касающееся деятельности разведывательной группы немецких антифашистов: копии последних документов, их перевод на русский язык и соответствующие фотографии. Отберите все нужное для вашей работы. А вот вам подробный перечень вопросов, которые вы должны осветить в вашем материале. Учтите, что в нем не должно упоминаться имя Леопольда Треппера, который якобы руководил "Красной капеллой". Это во-первых. Во-вторых, не должно быть никакого намека на то, что "Красная капелла" была создана в Германии нашим ведомством. Перед публикацией вашу статью, естественно, покажете нам.
Лев Николаевич расщедрился. "Известия" напечатали целых три очерка под названием "Бессмертие павших". В центральных газетах было помещено сообщение о награждении советскими орденами "Группы немецких граждан за активное участие в борьбе против фашизма, помощь Советскому Союзу в период Великой Отечественной войны и проявленные при этом мужество, инициативу и стойкость".
Так кто же они были, эти немецкие граждане, герои-антифашисты? Попытаюсь рассказать о них не по тем газетным статьям, которые написал в 1969 году под контролем товарищей с Лубянки, а используя уже без ограничений заготовки и документы, которые два с лишним десятка лет назад остались, так сказать, за бортом. Итак, начинаю свой рассказ о том, как сражались и как погибли антифашисты берлинского подполья, во главе которых стояли офицер разведотдела штаба геринговского Люфтваффе Харро Шульце-Бойзен и советник гитлеровского министерства экономики Арвид Харнак. И какую роль играл во всей этой истории "большой шеф" Леопольд Треппер, агент Главного разведывательного управления Красной армии, имя которого до самого последнего времени находилось под строжайшим запретом для всей советской печати.
…29 декабря 1942 года. Ледяной ветер пляшет на берлинских улицах. Если бы не война, жители столицы справляли бы Рождество по всем традиционным канонам. Да и погода соответствующая: глубокий снег в парках, затянувшиеся льдом озера и прозрачное, как стекло, без единого облачка голубое небо. Но кончается четвертый год войны, и все более очевидными становятся казавшиеся случайными симптомы приближающейся катастрофы…
Сводки генерального штаба фюрера продолжают еще кричать о молниеносных и грандиозных победах, но почтовые ящики тысяч немецких домов каждодневно наполняются желтыми извещениями высшего командования вермахта, в которых содержатся сообщения о погибших на Восточном фронте… Самолеты союзников каждую ночь бомбят германские города. В самый разгар зимы ощущается нехватка топлива и продовольствия. Столица Третьего рейха зажата мертвой хваткой холодов. На льду озера Ванзее никто не катается на коньках, не видно лыжников в пригородных лесах, с Унтер-ден-Линден уже давно исчезли парочки влюбленных…
Пожилая женщина, изящная, с аристократическими чертами лица, пересаживаясь из трамвая в трамвай, объезжает городские тюрьмы: из Плетцензее в Моабит, затем в Центральную тюрьму гестапо на Принц-Альбрехтштрассе… Повсюду она обращается к тюремщикам с одной и той же просьбой: передать пакет с рождественскими подарками ее сыну, лейтенанту Люфтваффе Харро Шульце-Бойзену. Но везде холодный отказ. Измученная мать попадает наконец в здание верховного суда рейха и умоляет о встрече с прокурором Манфредом Редером, одним из самых близких к фюреру стражей "нового порядка". После нескольких часов томительного ожидания Редер приглашает ее в кабинет и, не давая женщине даже приблизиться к письменному столу, цинично бросает: "Ваш сын был казнен вчера по приказу фюрера. Так что гостинцы ему вроде бы ни к чему…"
Харро Шульце-Бойзен был повешен за двенадцать часов до этого разговора в тюрьме Плетцензее, а его жена Либертас гильотирована несколькими минутами позже. С ними и после них взошли на виселицу или были обезглавлены многие подпольщики. Казнь завершила беспрецедентный по своей быстроте и секретности судебный процесс над членами "Красной капеллы", антифашистской группы Сопротивления, действовавшей в Берлине. Дело "Красной капеллы" даже после гибели значительной части участников организации оставалось государственной тайной. Гестапо пригрозило родственникам казненных смертной карой, если они сообщат кому-нибудь о трагической гибели своих близких. Гитлер и его окружение были страшно перепуганы. Действительно, впервые открытое сопротивление нацизму проявилось вне традиционных схем. Кое-кто попытался, причем не без успеха, подорвать рейх изнутри… Врагами стали не молодые анархисты и не генералы, озабоченные тем, чтобы вместе с проигрышем войны не проиграть и свою воинскую честь. Враги на этот раз представляли собой организацию борцов, глубоко убежденных в том, что только военное поражение в состоянии окончательно похоронить нацизм и его фюрера. Это убеждение стало основой их деятельности, помогло проникнуть в секретные и важные организации Третьего рейха…
Истории известны примеры, когда завоеватели всех мастей и эпох, пытаясь унизить непокоренных, давали им всевозможные прозвища. Вспомним, например, испанских конкистадоров, которые в далеком XVI веке окрестили борцов за свободу Фландрии "гезами", то бишь нищими. Но народ, поднявшийся на святую борьбу против поработителей, превратил уничижительный ярлык в высокое звание, коим гордо именовались повстанцы.
Нечто подобное произошло с названием "Красная капелла", под которым стала известна всему миру разведывательная группа антифашистского Сопротивления Харро Шульце-Бойзена и его соратников. Ее настоящее название было "Коро".
Офицеры абвера, гитлеровской военной контрразведки, называли на своем профессиональном жаргоне "музыкантами" или "пианистами" запеленгованные подпольные радиопередатчики, работавшие на территории Германии или оккупированных фашистами стран и поддерживавшие связь с участниками антигитлеровской коалиции. В тех случаях, когда они приходили к выводу, что несколько передатчиков работают в рамках единой подпольной организации, их называли "оркестром", то бишь по-немецки "капеллой". Осенью 1942 года, когда начались аресты членов берлинской подпольной организации, один из абверовских контрразведчиков, капитан Пипе, предложил называть ее в служебных документах "Красной капеллой". Так наименование "Красная капелла" появилось сначала в документах абвера, затем гестапо и уже оттуда перекочевало на страницы мемуаров и исторических исследований. Одним из первых, кто придал этому имени новое, гордое звучание, был ныне покойный участник подполья, известный немецкий писатель Гюнтер Вайзенборн, избежавший смертного приговора благодаря мужеству своих друзей-подпольщиков, которые не выдали его на допросах.
В западной, прежде всего в западногерманской, историографии освещение деятельности берлинской подпольной организации быстро обрастало легендами разного характера и разных оттенков. Что ж, в этом не было ничего странного. Офицеры абвера, выслеживавшие подпольщиков, и гестаповцы, истязавшие их на допросах, в большинстве своем довольно благополучно пережили войну и весьма быстро акклиматизировались в новых условиях после разгрома фашистской Германии. Почувствовав себя в безопасности, все они в один голос заявили о том, что "Красная капелла" была всего-навсего звеном агентурной сети, созданной советской военной разведкой, а ее участники либо старые немецкие коммунисты, "всегда готовые бороться" по приказу из Москвы, либо авантюристы, люди отнюдь не робкого десятка, для которых "шпионские связи диктовались честолюбивыми замыслами". Так началась полная неразбериха с освещением деятельности "Красной капеллы"…
В этой кампании мемуаристов принял участие и бывший гитлеровский прокурор Редер, и председатель палаты военного суда Крэль, скреплявший своей подписью смертные приговоры подпольщикам. Мать Шульце-Бойзена писала в мемуарах, что до конца дней своих не забудет цинизм и холодную жестокость палачей. Редер, который и после войны не скрывал своих нацистских убеждений, использовал любой случай, чтобы вновь и вновь оправдать свою жестокость по отношению к антифашистам.
"Тот, кто полагает, – писал прокурор в своих мемуарах, – что "Красная капелла" была антигитлеровской организацией Сопротивления, совершает самую жестокую историческую ошибку". Редер утверждает, что руководящая верхушка организации состояла из сексуальных психопатов, в их среде царило неприкрытое распутство, что в конечном итоге и привело к провалу организации. Харро Шульце-Бойзен имел многочисленных любовниц как в самой своей организации (Ода Шотмюллер, графиня Эрика фон Брокдорф, жена активного участника Сопротивления скульптора Курта Шумахера Элизабет…), так и в министерстве авиации, где он служил. Его жена Либертас была, по свидетельству Редера, лесбиянкой и часто, переодевшись проституткой, искала случайные половые связи с "клиентами" на улицах Берлина. Бывший прокурор утверждает, что попав после ареста в тюрьму, она выболтала своей сокамернице Гертруде Брейтер – "подсадной утке" гестапо – неизвестные дотоле имена участников подпольной организации. Когда запахло смертным приговором, Либертас отдалась тюремному надсмотрщику – молодому эсэсовцу, чтобы забеременеть и таким образом избежать гильотины. По свидетельству итальянского прогрессивного еженедельника "Вие нуове", многие родственники казненных участников "Красной капеллы" обвиняли после войны Либертас в предательстве…
Те из немногих уцелевших участников берлинского подполья, которые после войны поселились в Западной Германии (в частности, социал-демократы Гримме и Вайзенборн), пытались дать отпор авторам некоторых мемуаров. Но тщетно доказывал Вайзенборн, что главная цель антифашистов состояла в быстрейшем окончании войны, которая неизбежно должна была завершиться поражением Германии, что могло сохранить жизнь миллионам немецких солдат. Впрочем, на что было рассчитывать социал-демократам, когда Панцингер, начальник отдела в гестапо, возглавлявший следствие по делу "Красной капеллы", получал до самой смерти крупную пенсию, а непосредственно проводивший следствие гестаповец Штрюбинг до 1963 года (!) занимал видный пост в боннской контрразведке "Ферфассунгсщутц", где по-прежнему занимался слежкой за "инакомыслящими". Более того, бывшие абверовцы и гестаповцы сделали все возможное, чтобы задним числом дать свою версию о деятельности подпольщиков, бросить тень на их поведение на допросах, на мотивы их поступков и так далее.