– Революция победила у нас в сентябре 1944 года. Однако проблем еще оставалось немало, – подчеркивает мой собеседник. – Надо было укреплять власть Отечественного фронта. Меня избрали членом ЦК партии и поручили руководство военным отделом. Первая задача, как сейчас помню, заключалась в установлении прямой связи с командующим 3-м Украинским фронтом маршалом Ф. И. Толбухиным. В кабинете маршала я неожиданно встретил своего друга, с которым когда-то работал в управлении, – Рогова. Здесь он возглавлял штабную военную разведку. Выполнив задание командования, я распрощался с Ф. И. Толбухиным и вернулся в Софию, где меня ждали другие оперативные дела. Их в моей жизни всегда хватало. Но я никогда не раскаивался в том решении, которое принял несколько десятилетий назад, дав согласие моему другу и учителю генералу Берзину стать советским разведчиком…
Я не знаю, право, что бы сейчас сказал о своем решении Иван Винаров, после развала Советского Союза, а вместе с ним и социалистической Болгарии. Может быть, разочаровался бы в совершенных им бесполезных подвигах. А может быть, нет. Человеком он мне показался при встрече твердокаменным. А такие не признают своих ошибок, даже если они очевидны…
Глава 16
У расстрельной стены
Что чувствует и как ведет себя человек, приговоренный к смерти, когда наступает этот трагический миг ухода в мир иной? Философы, писатели и поэты, каждый по-своему, старались как-то успокоить человечество: одни с юмором, другие – с невозмутимым спокойствием. Французский философ Готье, например, сказал очень коротко и ясно: "Рождение – это всего лишь начало смерти". И тем не менее… Наверное, важно, из-за чего умирает человек. За непростительное преступление, из-за ошибки судей или за идею. Мне кажется, что чем мерзостнее человек, чем больше зла он натворил за свою жизнь, тем трусливее ведет он себя перед фатальным мгновением. Свидетели утверждают, что патологический бабник Лаврентий Берия, погубивший множество человеческих жизней, буквально валялся в ногах у исполнителя своего вполне заслуженного смертного приговора, умоляя оставить его в живых. А вот человек, судьба которого однажды находилась в руках у Берии, встретил свой смертный час достойно и спокойно, ибо знал, что умирает за идею, в которую верил. Тогда верил, уже много, много лет тому назад…
Его поставили к тюремной стене последним, последним из двенадцати венгерских партизан, приговоренных фашистами к смертной казни. Одиннадцать трупов еще лежали неубранными на земле в неестественных позах, которые придает людям только внезапная или насильственная смерть. "Хорошо, что не виселица, – подумал человек с седыми, как лунь, волосами и бородой. – Ведь приговорили к повешению, а заменили расстрелом. Видно, торопятся…"
Неярко светило ноябрьское полуденное солнце. Слышался гул артиллерийской канонады. Наступавшие части Советской Армии были совсем близко. Да, конечно, спешили расправиться с партизанами хортистские жандармы… К седому человеку подошел старенький священник.
– Желаете ли исповедаться, сын мой?
– Нет, батюшка, спасибо. Я ведь неверующий, и все мои грехи уйдут вместе со мной в землю. Есть одна большая просьба. Перешлите, пожалуйста, моей семье в Москву вот это письмо, если, конечно, представится такая возможность.
Старик-священник незаметно взял сложенный вчетверо листочек и спрятал его в рясе. Он оказался очень порядочным человеком, этот тюремный служитель культа. Письмо дошло до Москвы и хранится в архивах сына казненного. Я держал в руках этот пожелтевший клочок бумаги с мужественными словами, начертанными красивым почерком и твердой рукой.
…Старик-священник отошел в сторону. Раздались слова команды, грянул нестройный ружейный залп… Утверждают, что перед смертью, в последнюю минуту, в голове человека с молниеносной быстротой прокручивается вся его жизнь. А она началась в небольшом курортном местечке Геркулесовые ванны, что неподалеку от города Темишвар, в бывшей Австро-Венгерской империи, когда в семье простого мадьярского труженика Владислава Патаки 1 декабря 1892 года родился сын, нареченный Ференцем. Отец был, как говорится, мастером на все руки: и пекарь, и столяр, и садовник, и маляр… Но денег в семье все равно не хватало. Посему и матушке Патаки приходилось работать у чужих людей то белошвейкой, то поварихой, то экономкой. Звали ее Берта Ференцевна, а родом она была из сербского города Нови Сад. Но все равно семья, в которой помимо Ференца была еще дочь Ирма, на тринадцать лет старше своего брата, жила дружно и весело. А потом в дом пришла беда. Умер отец, а через три года за ним последовала и мать, не пережившая тоски и материальных невзгод. Шестилетний Ференц и девятнадцатилетняя Ирма остались круглыми сиротами. Девушку взял на воспитание дядя. Вскоре она вышла замуж за молодого архитектора, и след ее затерялся в водовороте быстротекущей жизни. Во всяком случае, сестра с братом так больше и не повстречались. С Ференцем судьба обошлась более сурово. Его определили в городской приют. Здесь было совсем несладко. Но зато мальчишка научился штопать, стирать, сапожничать и даже выпивать. И потом, никогда не оставлять недоеденным кусок хлеба. Эта привычка осталась на всю жизнь. Заболел в приюте туберкулезом и, чтобы выжить, начал усиленно заниматься спортом. Утренняя зарядка стала такой же необходимостью, как чашка чая на завтрак. Физическая закалка и выносливость, а также отличные успехи в учебе обратили на себя внимание приютского начальства. За казенный счет муниципалитета города Темишвара Ференца определили в учительскую семинарию…
В то время Темишвар, входивший в территорию Австро-Венгрии, имел до ста тысяч населения. Городом он был многонациональным, с быстро развивающейся экономикой. В нем проживали мадьяры, сербы, немцы, румыны, словаки, болгары и представители других национальностей. Мадьяр было большинство, они пользовались тогда некоторой самостоятельностью в управлении провинцией, предоставленной им Австро-Венгерским правительством. Проходя курс в учительской семинарии, Ференц пытливо ко всему присматривался, вращаясь в этой многонациональной среде, знал ее быт, нравы и обычаи. В юношеские годы у него стали проявляться бунтарские наклонности. Его бесили такие проявления, как разделение на богатых и бедных, угнетение одной народности другой, национализм, проявляемый мадьярскими городскими заправилами. В последний год учебы в семинарии Ференц стал уже в открытую поносить националистический шовинизм мадьяр и мракобесие католической церкви. Он начал демонстративно уклоняться от участия в церковных церемониях, прекратил посещение богослужений, церковных служб, перестал посещать уроки вероучения. Об этом узнала дирекция семинарии. На студента-бунтаря стали поглядывать косо, с опаской. Особенно ополчился на Ференца ксендз, которому пришлись не по нраву богоотступнические высказывания семинариста. Нависла серьезная угроза исключения из богоугодного заведения. Но на защиту Ференца Патаки встала часть прогрессивной интеллигенции города, и благодаря ее ходатайству он в 1911 году, будучи допущенным к конкурсным испытаниям, летом блестяще сдал выпускной экзамен и получил диплом учителя начальной школы. "Теперь в Будапешт, продолжать учебу", – решил Ференц.
Однако жизнь в Будапеште оказалась нелегкой и несладкой. Прежде всего нужно было подумать о заработке. Пришлось на первых порах пойти учеником в кустарные мастерские. Довелось побывать и в чернорабочих. И лишь значительно позднее – устроиться на один из заводов подмастерьем. Работая в мастерских и на заводе, продолжал бороться за социальную справедливость, высмеивал фискалов, доносчиков, некоторых мастеров, раболепствовавших перед хозяевами. Рисовал на них карикатуры и раздавал их по рукам. Тут, видимо, кто-то из социал-демократов левого крыла обратил на него внимание и втянул Ференца в один из политических кружков. В мае 1912 года он принял участие в вооруженном столкновении с войсками и полицией во время всеобщей забастовки. Не бросал учебы. Освоил в совершенстве немецкий и английский языки. В то же время не замыкался в себе, был жизнелюбом, весельчаком. Тогда же, в 1912 году, ему наконец удалось сдать государственный экзамен на учителя средней школы. После этого некоторое время учительствовал у разных состоятельных лиц, а затем получил место преподавателя в средней школе. Одновременно поступил в университет и принялся изучать юридические науки.
В 1913 году Ференца Патаки призвали на военную службу, зачислили вольноопределяющимся в 8-й Гонведский полк, а затем откомандировали в офицерскую школу. Учеба в университете и работа учителем, естественно, оборвались. Грянула первая империалистическая война. В сентябре 1914 года, после окончания офицерской школы, в звании младшего офицера Патаки направляется на фронт, в свой 8-й пехотный Гонведский полк. С этим полком и попал он затем в город Перемышль, считавшийся в то время одной из сильно укрепленных крепостей.
Потекли, сменяя друг друга, беспокойные дни фронтовой жизни. Долгие месяцы в мокрых окопах. Грязь, вши. Издевательства офицеров над солдатами. В Перемышле во время осады солдаты голодали, а офицеры и прочее начальство пьянствовали и развратничали, что все более убеждало молодого офицера Патаки в несовершенстве социального мироздания.
После известного Брусиловского наступления и падения Перемышля Ференц Патаки вместе с другими солдатами и офицерами в марте 1915 года попал в плен к русским. Вначале был направлен в лагерь военнопленных в Симбирск, где пробыл до середины октября 1915 года, а затем вместе с другими был этапирован в крупный сибирский лагерь военнопленных в Красноярске. Здесь содержалось около пятнадцати тысяч рядовых солдат и более трех тысяч офицеров военнопленных разных национальностей: немцы, австрийцы, венгры, чехи, сербы и другие. Обстановка, особенно для рядового состава, была тяжелой. В общем, лагерная жизнь в условиях полной разрухи. Офицеры обособились от солдатской массы, жизнью своих рядовых не интересовались. Ничем не занимались, бездельничали, жили только сегодняшним днем, махнув на все рукой. Ференц Патаки не поддался общему настроению. Упорно занялся самообразованием. Присматривался к людям. У него создались широкие связи с солдатами и с наиболее революционно настроенными людьми из офицерской среды.
А дальше жизнь закрутилась в бешеном ритме. Первое знакомство с русскими революционерами. Чтобы лучше понять их, начал изучать русский язык. На всю жизнь запомнился мартовский день 1918 года, когда был принят в члены Российской Коммунистической партии (большевиков) и стал гражданином революционной России. Какое бурное, трагическое и прекрасное время!
Первое испытание на твердость духа – плен у Колчака и "эшелон смерти", в котором везли в Читу на расстрел. И потом неожиданная, ослепившая лучами солнца, ворвавшимися в распахнутые красными партизанами двери теплушек, свобода… Случилось это неподалеку от шахтерского городка Черемхово. Здесь же черемховские большевики доверили ему ответственный пост – назначили начальником штаба рабоче-крестьянских дружин. Первая награда – именное оружие – за участие в пленении Колчака и его министров. Но что самое главное – удалось захватить "золотой поезд" адмирала, в котором находились ценности и валюта на 651 миллион рублей в золотом исчислении.
Потом опять борьба с контрреволюцией и экономической разрухой… Октябрь 1920 года. Начинается работа в ВЧК. Сначала рядовым сотрудником, потом начальником отдела по борьбе с бандитизмом. Опытных людей было мало. Поэтому Патаки выполнял еще обязанности помощника начальника контрразведывательного отряда. В то время неспокойно было на границах молодой республики, и в докладной записке на имя Феликса Эдмундовича Дзержинского изложил он несколько предложений по реорганизации пограничной охраны и ее усилению. Через несколько дней вызвал к себе Феликс Эдмундович. Улыбаясь, молча протянул докладную. На ней была начертана резолюция: "Очень хорошо. Прошу представить проект декрета СНК. В. Ульянов (Ленин)".
Феликс Эдмундович, подождав, пока пройдет минута радостной неожиданности, сказал коротко: "Владимир Ильич просил не задерживать с составлением документа".
4 декабря 1921 года Патаки составил по этому вопросу проект декрета и представил его руководству ГПУ. Проект был доложен на заседании СНК и принят единогласно.
Помимо своих прямых обязанностей как сотрудник ВЧК – ОГЛУ Ференц Патаки вел и общественную работу. В 1922 году он был избран от одного из батальонов войск ВЧК членом Московского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. Одновременно являлся членом фракции РКП(б) Моссовета. Однако все пережитое в 1917–1920 годах в Сибири, длительное пребывание в красноярской тюрьме, "эшелон смерти", черемховский период подполья и потом чрезвычайно напряженная работа в органах ВЧК – ОГПУ, конечно, не могло не сказаться на здоровье Ференца Патаки.
В апреле 1923 года его, согласно личной просьбе, освободили от работы в органах и откомандировали в распоряжение ЦК ВКП(б). В связи с этим начальник контрразведывательного отдела (КРО) ГПУ Артур Христианович Артузов дал Ференцу Патаки характеристику. В ней говорилось: "Знаю т. Патаки по работе с 1920 года как весьма энергичного, неутомимого работника, дисциплинированного и обладающего большой личной инициативой, прекрасного товарища. Тов. Патаки принадлежит значительная доля заслуги в ликвидации бандитизма в Республике как начальнику отдела ГПУ по борьбе с бандитизмом. Исключительно болезнь и нервное переутомление заставили т. Патаки сделать большой перерыв в работе ГПУ. Артузов".
С этого времени для Ференца Патаки начался бурный период деятельности в гражданских и общественных учреждениях. Партийная, хозяйственная и общественная работа, в том числе и в высших учебных заведениях. Так, в мае 1923 года по заданию ЦК ВКП(б) Патаки едет в Среднюю Азию, в Ташкент, где становится заместителем председателя Комитета по сооружению гидростанции на Бозсу и заместителем председателя "Туркмануфактура" по строительству текстильной фабрики в Ташкенте. С апреля 1924 года он уже на ответственной работе в ВСНХ СССР в Москве – председатель Ревизионной комиссии по угольной, текстильной и другим отраслям промышленности. Одновременно исполняет обязанности председателя Ревизионной комиссии ВСНХ Туркменской ССР.
В 1925 году был председателем Ревизионной комиссии по Пензенскому, Тамбовскому и Ульяновскому суконным трестам. В 1927 году – старшим экономистом мобилизационно-планового Управления ВСНХ СССР. В декабре 1927 года ЦК ВКП(б) направлен заместителем ректора Коммунистического университета трудящихся Востока по административно-хозяйственным вопросам. В период чистки рядов партии Ференц Патаки парторганизацией характеризовался так: "Тов. Патаки является прямолинейным партийцем, ленинцем-большевиком. Вполне выдержанный". В 1930 году его послали на учебу во Всесоюзную Торговую академию, а в 1931 году по мобилизации ЦК ВКП(б), прервав учебу, он идет на работу в Кинематографический комитет, где занимает разные руководящие должности вплоть до 1936 года.
В 1930 году Патаки встретил свою будущую жену – Наталию Иосифовну Горбань, с которой прожил до конца жизни.
В апреле 1932 года решением Краснопресненского райкома ВКП(б) Москвы Патаки был введен в состав постоянного совещания по вопросам литературы и искусства при РК ВКП(б). Тогда же в состав этого совещания вошли известные в то время деятели литературы и искусства: Серафимович, Безымянский, Мате Залка, Мейерхольд и некоторые другие. С 1936 и по конец 1937 года Патаки использовался по линии профсоюзов, потом некоторое время работал в Коминтерне и наконец – заместителем директора химического завода им. Баранова.
Идет 1938 год. Болезни заставляют Ференца Патаки бросить работу и серьезно заняться лечением. И тут следует очередной жестокий удар судьбы. В стране продолжается охота на "врагов народа". Судят очередную жертву сталинского произвола. В ходе следствия выясняется, что партийную характеристику ему дал в 1935 году Ференц Патаки. Жертву приговаривают к высшей мере наказания, Патаки же исключают из рядов партии. Это был конец для верного ленинца-чекиста. Вне партии Ференц Патаки себя не мыслил. Он попробовал обратиться в КПК (Комиссия партийного контроля – прим. ред.) и в ЦК ВКП(б) с просьбой об отмене казавшегося чудовищным решения. Но все было тщетно. Формула "Партия не ошибается" работала железно. Но Патаки все же не теряет надежды на восстановление его в рядах большевиков. Он по-прежнему считает себя коммунистом, членом "дорогой для него Коммунистической партии", с которой связана вся его сознательная жизнь. Вне ее он не мыслит своего существования. Все чаще приходит мысль о самоубийстве, но старый чекист ее отвергает. Пробует бороться до конца. Преодолев болезнь, идет на "беспартийную" работу. На этот раз его прибежищем становится Всесоюзная сельскохозяйственная выставка. В 1939 году Главный выставочный комитет за "ударную работу" Ференца Патаки объявляет ему благодарность. А через несколько дней коллеги в штатском глубокой ночью арестовывают Патаки, и после недолгого следствия и скорого суда он оказывается за колючей проволокой в лагере строгого режима. Там же он встречает известие о начале войны…
Мне, конечно, не дано знать, что пережил и о чем думал ленинец-чекист, потерял ли он веру в "вождя всех народов" и в светлые идеалы коммунизма. Известно лишь, что было еще много заявлений и в ЦК ВКП(б), и в Наркомат обороны, и в НКВД с просьбой использовать его опыт для диверсионной работы в тылу гитлеровцев. Но все эти заявления, видимо, не перешагнули через колючую проволоку, кроме одного, самого последнего и отчаянного. "Или расстреляйте меня, – писал Ференц Патаки, – или дайте возможность помочь моей второй родине. Я готов с любой группой разведчиков развернуть диверсионную борьбу на территории оккупированной Венгрии, где у меня сохранились многочисленные связи…"
Письмо попало в руки Лаврентия Берии. "Очень любопытный тип, – сказал лучший друг Сталина. – Надо дать ему группу людей из заключенных венгерских уголовников. Следует особо подготовить одного человека, который должен уничтожить Патаки, если он окажется предателем… Сначала переговоришь с ним ты, потом встречусь с ним я. Действуй…" Последние слова относились к начальнику одного из спецотделов Наркомата государственной безопасности, который находился в кабинете Берии.
…Москва. Июль 1942 года. Гитлеровцы отброшены от столицы, но положение на фронтах тяжелое. Впереди еще без малого три года кровопролитнейшей войны. Поздний вечер. Небо в аэростатах воздушного заграждения. В одном из кабинетов печально известного всем здания на Дзержинской площади разговаривают двое.
– Я вас понимаю, гражданин Патаки. Понимаю, что вы не можете сидеть сложа руки, когда сражается весь народ. Нам нравится ваша идея о необходимости организации групп Сопротивления в Закарпатье и в тылу противника…
– Может быть, вы имеете что-нибудь против моей кандидатуры?
– В принципе, нет. Вы – подходящая кандидатура, товарищ Патаки. Кстати, сколькими языками вы владеете?
– Венгерским, сербским, английским, немецким, немного французским и румынским.