На полицию возлагалась ответственность за постоянное освещение улиц столицы, где должно было гореть более трех с половиной тысяч масляных фонарей. Много беспокойства доставляли ей строго запрещенные карточные азартные игры. В связи с этим сразу же по вступлении в должность Кутузов предписал: "…господам инспекторам повешение (объявлений) во всех домах обывателям учинить с таким в подписках подтверждением, чтобы не только обыватели и в домах ныне живущие запрещенных азартных игр не производили, но приезжающим в домы их в самый первый день прибытия о том объявляли, а дабы впоследствии, когда случится и будет открыта игра, не мог никто ограждаться неведением сего высочайшего запрещения, то по собранию подписок хранить оные в бережливости в городских судах на случаи быть могущих справок". Новым губернатором были предприняты энергичные меры по борьбе с бродяжничеством и разбоем в окрестностях Петербурга, а также по упорядочению постоев в столице.
Михаил Илларионович беспокоится о простом и бедном люде. Он ходатайствует перед царским двором о скорейшей передаче положенных дотаций казенным больницам. Добивается предоставления мест в городских больницах для рабочих, строивших Казанский собор. Решительно становится на защиту прав крепостных крестьян подчиненных ему губерний.
Вот что вынужден был отвечать царь на одно из представленных Кутузовым ходатайств: "…Поступки помещицы Славищевой с крестьянами ее Гдовского уезда деревни Coca, в записке Вашей описанные и следствием на месте обнаруженные, лишают ее права управлять сим имением; почему, поручив его управление дворянской опеке, помещицу сию за жестокости ее… и за злоупотребление власти ее в отягощении крестьян налогами повелеваю Вам предать суду по закону". По ходатайству Кутузова же был предан суду поручик Постригин "за предосудительный поступок, выразившийся в неуплате крестьянину Шапову 59 рублей 20 копеек за купленные у него товары".
Много хлопот доставляли губернатору малоурожайные северо-западные губернии. В донесении царю относительно видов на урожай в Выборгской губернии он писал: "…нынешний урожай гораздо лучше прошлогоднего, посеянный на будущий год озимый хлеб большею частию так хорош, что от него надеяться можно обильной жатвы, если в будущую весну по сходе снегу и когда земля начнет таять не будут сильные утренние морозы и северные ветры, которые в той стороне почасту наилучшие виды доброй жатвы уничтожают".
Однако более всего занимали губернатора дела самого Петербурга. Здесь все - от снабжения фуражом лошадей казачьих и кавалерийских полков до встреч и сопровождения августейших особ - проходило через губернаторскую канцелярию. Между прочим в ведении его оказались и приехавшие в Петербург немецкая и итальянская оперные труппы. Михаилу Илларионовичу пришлось знакомиться с их репертуаром, заниматься размещением артистов, а также всемерно "способствовать их выступлениям".
Усилиями нового губернатора были увеличены и "суммы за питейные сборы" в столице. В результате казна получила дополнительную прибыль в 365500 рублей. Вместе с тем военный губернатор поддерживал твердый порядок в караульной службе и в войсках гарнизона. "При осмотре моем, - пишет он в рапорте царю, - найден мною в неисправности Павловского гренадерского полку подпоручик Хотяинцев и за сие арестован". Командира же роты капитана Панкова за задолженность в артель солдатскую и за взятки "во взаимообраз у нижних чинов денег до ста пятидесяти рублей" просит также предать суду.
Губернатором были определены штаты и Положение Санкт-Петербургской думы, а также Положение канцелярии городской думы. Принимал он меры и по улучшению продовольственного снабжения столицы, для чего близ Калинкина моста были открыты провиантские магазины-склады.
Не осталось без внимания губернатора и строительство Казанского собора, утвержденный проект которого предусматривал открытие храма в 1804 году. К вступлению в губернаторскую должность Кутузова работы здесь развернулись вовсю.
Михаила Илларионовича поражала личность зодчего Андрея Никифоровича Воронихина, удивительного русского самородка.
Михаилу Илларионовичу импонировало и то, что Казанский собор строился не только по проекту русского зодчего, но и "руками русских мастеровых и только из продуктов земли русской".
Генерал Кутузов оказывал Воронихину неоценимую помощь. Помимо моральной поддержки он способствовал скорейшему прохождению дел по различным инстанциям, оперативно отводил в распоряжение Воронихина территории на прилегающих улицах для размещения там различных строительных материалов и складов, привлекал солдат гарнизона для выполнения неотложных и трудоемких работ.
Немало времени отрывали у губернатора и дуэли. Приходилось проводить подробные разбирательства этих происшествий с подробными докладами императору. Вот что писалось в одном из них: "Сего числа узнал я, что в недавнем времени имели дуэли лейб-гвардии конного полку офицер Владек с каким-то Растворовским, которого состояние по краткости времени еще не успел узнать, а вчерашнего числа на Каменном острове лейб-гвардии Семеновского полку поручик князь Голицын и двора Вашего императорского Величества камергер Давыдов, из коих, как сказывают, последние оба легко ранены, а из первых Растворовский по лицу нелегко изрублен".
Следует также сказать, что в должностные обязанности губернатора Петербурга входило и руководство войсками гарнизона. Уже в первые дни он познакомился с размещением столичных полков. Особое недоумение и беспокойство вызвали у него казармы Конногвардейского полка, размещенного в Таврическом дворце. Изумительное творение архитектора И. Е. Старова с торжественным парадным фасадом, купольным залом, большой галереей, с грандиозной двойной ионической колоннадой, с прекрасным внутренним убранством некогда поражало своим великолепием. Здесь проводились торжественные приемы, на которых приходилось бывать и Кутузову. При Павле I обстановку дворца вывезли. Колонный зал Таврического был превращен в полковую конюшню, а купольный - в манеж. Другие помещения были заняты под казармы, службы, мастерские и эскадронные каптерки, где лежали груды седел, сбруи, солдатской обуви, снаряжения и прочей кавалерийской утвари. Дворец оказался на грани разрушения. Усилиями Кутузова полк вскоре был возвращен в его прежние казармы, что в Конногвардейском переулке.
Как уже говорилось, еще до назначения на пост военного губернатора Кутузов состоял членом Военной комиссии. В период литовского губернаторства участие в работе комиссий являло собою предлог для поездок в Петербург и встреч с семьей. Однако случалось это не так уж часто.
Теперь же, находясь в Петербурге, Кутузов обязан был присутствовать на всех заседаниях Военной комиссии. Со свойственными ему тактом и настойчивостью он отстаивал здесь передовые взгляды на состав, организацию, снаряжение армии и поддерживал дельные предложения. В протоколах комиссии, подписанных Михаилом Илларионовичем за период пребывания его в губернаторской должности, рекомендованы: рациональное соотношение родов войск в сухопутных силах, наиболее целесообразные штаты пехотных полков, нормы снабжения солдат, размеры ремонтных сумм на лошадей, образцы конного снаряжения. Было также разработано положение о пенсиях младшим чинам, офицерам и их вдовам. Небезынтересно отметить, что деятельности Кутузова в Военной комиссии русская армия обязана появлением серой шинели. В протоколе от 14 августа 1801 года обосновано это было следующим образом: "Не прилично ли будет присвоить шинели натуральный серый цвет, как сукна из станов выходят, а не крашеный, без различия, какой бы он ни был, темно- или светло-серый, лишь бы в каждый полк отпускалось сукно на шинели одинаковое из одного из тех цветов, в том уважении, что такое серое сукно не станет дороже, но дешевле белого, поелику удобно приготовляться может без разбору шерсти, как черной так и серой, которой, по роду большей части здешнего края овец, находится в множайшем количестве, нежели белой, и не будет подвержено такой неопрятности, как белое, которое, сверх того, что марается, неудобно еще и по предмету воинских осторожностей, что часовых на отводных караулах делает видными, с чем и Воинская комиссия согласна, находя серого цвета сукно для употребления в шинелях пристойнейшим и со стороны казенных издержек сходнейшим".
На представлении сохранилась резолюция Александра I: "Согласен с мнением комиссии".
Конечно, приходилось вести и безуспешные жаркие споры, примером тому - попытка замены неудобных в обращении и "в деле" треугольных шляп на круглые, "коя, хотя и не составляет особой важности, однако… не делая никакого безобразия, имеет преимущество, что закрывает глаза от солнца и от дождя, а первая ни сей выгоды, ни простоты солдатской одежде приличной не доставляет". Большинство членов комиссии (в том числе и Кутузов) настаивали также на отказе от кос, применения пудры, сала и лент, "которые, сверх того, что из солдатского жалованья больших издержек бесполезно требуют, подвергают еще солдат безвременному утомлению прежде настоящего дела в строю или отправления иной какой должности, заставляя вставать рано или совсем не высыпаться, чтобы завивать косы друг друга, пудрить и салить". К сожалению, император одобрил позицию цесаревича Константина и генерала иностранца Ламба, утверждавших, что "шляпы лучше оставить треугольные, а не круглые, и волос у солдат не обрезать, но завязывать или заплетать для того, чтобы не оставить их в виде, мужикам свойственном".
Если принять во внимание исполнение Кутузовым должности инспектора инфантерии войск, расположенных в Финляндии и на Карельском перешейке, с бесконечными смотрами и инспекциями, лагерными сборами и проверкой состояния боевой готовности, то работы в Петербурге у генерала снова оказалось "превеликое множество".
Радость Екатерины Ильиничны длилась недолго. Уже в начале 1802 года в отношениях Кутузова с царем появилась напряженность, после чего они стали ухудшаться. Даже человеку малосведущему это было ясно. Если первые свои рескрипты губернатору император подписывал: "Пребываю Вам благосклонный Александр", то затем к этой формулировке вежливости добавляется слово "впрочем", а в последних рескриптах сугубо официально - одно слово "Александр".
В сентябре 1802 года император без всяких видимых на то причин генерала Кутузова от поста военного губернатора столицы, как и от других занимаемых должностей, отстранил. Новым военным губернатором Петербурга был назначен генерал-фельдмаршал М. Ф. Каменский. Однако из-за его отсутствия дела было приказано принять графу Евграфу Комаровскому. Утром 5 сентября в кабинете Кутузова появился новый помощник военного губернатора. Будучи другом дома Кутузовых, стараясь как-то скрыть неловкость своего положения, полушутя-полусерьезно Комаровский принимает временное генерал-губернаторство столицы. В тот же день Кутузов доносит царю об исполнении его повеления. Александр I, чтобы избежать встречи с Кутузовым на последнем докладе, уехал в Красное Село.
Глубоко оскорбленный несправедливостью, Кутузов обращается к императору с полным горечи письмом, в котором с болью, обидой и плохо скрываемым гневом взывает к совести монарха, просит его обратить внимание на службу "сорокалетнюю в должностях военных и других, долго с честью отправляемых; на понесенные мною раны; на многочисленное мое семейство; на приближающуюся старость и на довольно расстроенное мое состояние от прохождения по службе из одного в другое место".
Однако упование на монаршее человеколюбие было напрасным. Александр I оказался глух к мольбе.
8 сентября в императорском указе Сенату лицемерно говорилось: "Снисходя на всеподданнейшее прошение генерала от инфантерии Санкт-Петербургского военного губернатора, управляющего в здешней и Выборгской губерниях гражданскою частию, Голенищева-Кутузова, по приключившейся ему болезни для поправления здоровья всемилостивейше увольняем его на год от всех должностей". Через день отставка Кутузова была объявлена указом Сената, а 10 сентября - приказом по армии.
Истинная причина отстранения генерала Кутузова от должности губернатора Петербурга до сих пор окончательно неясна. Есть сведения, что император якобы был недоволен им "за неудовлетворительное состояние петербургской полиции". В подтверждение приводятся случаи разбоя, грабежей и азартных карточных игр. Думается, что доводы эти вряд ли можно признать убедительными, поскольку подобные происшествия известны были и раньше. При этом, конечно, следует иметь в виду как послабление, которое получил Петербург после Павла, так и кратковременность пребывания Кутузова в губернаторской должности.
Неубедительны и намеки на якобы готовившееся покушение на царя и на непринятие в этой связи должных мер со стороны военного губернатора. Дело в том, что сколь-либо достоверных данных на сей счет нет, а если бы они были, то это являлось бы прерогативой тайной полиции, подчиненной непосредственно монарху.
Главным здесь, по-видимому, было то, что Кутузов - человек больших талантов, огромного боевого опыта, снискавший широкую популярность, был неприятен царю именно этим. Александр I не мог не ощущать в нем противника прусской военной системы, для которой "тайны военных побед - в узких мундирах, в маленьких шляпах, в начищенных пуговицах, в блестящем оружии, в унизительном низкопоклонстве да удивительном педантизме соизмерения шагов с секундами".
Неприязненность царя к Кутузову наиболее убедительно можно объяснить и другими более важными данными. Будучи губернатором Петербурга, он должен был знать не только об истинной причине смерти Павла I, но и о причастности Александра к заговору. Вступив на престол, император вначале удалил из столицы непосредственных участников, а затем людей, осведомленных о заговоре, дабы те и другие присутствием своим не напоминали о том, как он пришел к власти.
Обострившиеся отношения Кутузова с царем особенно тяжело переживал дядюшка полководца Иван Логинович. Старый и больной к тому времени человек, хорошо знакомый с жизнью и обычаями двора, он понимал, что дела идут к неприятной для племянника развязке. До нее Иван Логинович не дожил. Незадолго до отставки Михаил Илларионович похоронил своего "второго отца" на кладбище Александро-Невской лавры.
Словом, Кутузов с петербургской сцены сошел. Осенью 1802 года он отправляется в "добровольную ссылку" в свое имение в Волынской губернии - деревню Горошки, где и живет более трех лет.
Здесь он пытается наладить пришедшее в упадок хозяйство имения. Делает попытки к разведению там заморских культур. Строит селитряный завод, добивается у властей проведения торговых ярмарок; организует продажу поташа, льна и пеньки, направляя вырученные деньги на содержание семьи, на погашение ссуд в банке и выкуп ценностей, заложенных Екатериной Ильиничной в петербургском ломбарде. "Посылаю Вам тысячу рублей, дорогая, и пошлю еще, сколько смогу", - читаем мы в одном из писем к жене. Однако успехи Кутузова-помещика, судя по тем же письмам, оказались куда скромнее его успехов на военном и дипломатическом поприщах. "Трудное это дело - пытаться поставить имение на ноги, когда все находится в таком упадке", - признается он.
Кутузов все еще не терял надежды на возвращение в армию.
Узнав о вакансии инспектора инфантерии Днепровской флотилии, он пишет в Петербург жене: "…Вздумал, что очень бы не худо было, ежели бы случилось, чтобы меня определили на место Розенберха… Я бы об этом тот час написал, но бог знает к кому попасть, особливо же угодно ли будет великому князю, для того, что тут его инспекция. Ежели, мой друг, увидишь Волконского или Уварова, то можно бы об этом и намекнуть". Как видно, Михаил Илларионович обращается за содействием к людям, близким ему и его семье.
Петр Михайлович Волконский, известный русский военный деятель и генерал-фельдмаршал, занимал в ту пору при дворе видное положение, являясь помощником начальника военно-походной канцелярии. Что же касается также столь известного в последующем кавалерийского генерала и боевого соратника Кутузова Федора Петровича Уварова, то здесь Кутузов мог рассчитывать на связи Уварова - командира столичного Кавалергардского полка.
По-видимому, не без их помощи Михаил Илларионович был приглашен в 1804 году в Петербург на "генеральный смотр армии" и маневры. В числе удостоенных царской благодарности за маневры также значилась фамилия генерала от инфантерии Голенищева-Кутузова. Однако на этом все и закончилось.
Снова потянулось серое однообразие и безысходность пребывания в захолустном имении. Это был один из наиболее трудных периодов в жизни Кутузова, в письмах его в Петербург чувствуется душевный надлом. "Видя же себя уж в таких летах и здоровье, что другого имения не наживу, боюсь проводить дни старости в бедности и нужде, а все труды, и опасности молодых лет, и раны видеть потерянными. И эта скучная мысль отвлекает меня от всего и делает неспособным", - сетует он.
Тем временем обострились отношения в Европе в связи с агрессивной политикой Наполеона. Дело явно шло к войне. Чтобы противостоять Франции, европейские государства вынуждены были объединиться в союзы. В одном из них в 1805 году оказались Россия и Австрия. Россия при этом должна была участвовать в войне, выставив для этого две армии: Волынскую и Подольскую. Необходимо было подыскать как командующих для каждой из них, так и общего главнокомандующего. На Волынскую армию был назначен генерал Ф. Ф. Буксгевден, Подольскую армию и общее командование должен был возглавить также иностранец, французский эмигрант генерал Ланжерон.
Приезд Ланжерона задерживался. В окружении царя полководцев не имелось. Тут-то и пришлось вспомнить о Кутузове. В Горошки (как при Павле в Кончанское к Суворову) мчится курьер с требованием немедленно прибыть ко двору.
В августе 1805 года Кутузов снова в Петербурге. Михаилу Илларионовичу предложено принять под начальство Подольскую армию и общее командование русскими войсками в походе против Наполеона.
Положение главнокомандующего оказалось весьма сложным. План войны, составленный без его участия, был далеко не идеален. Соображения Кутузова относительно его улучшения во внимание приняты не были. Действия главнокомандующего, регламентированные до мелочей, ставились к тому же в полное подчинение австрийскому штабу. Кутузова назначили командовать армиями, по существу, без прав главнокомандующего, кои должны были принадлежать русскому императору.
И тем не менее предложение Михаил Илларионович принял.
Екатерина Ильинична, довольная возвращением мужа в армию и Петербург, в то же время недоумевала, размышляя над странным поступком царя: он назначил главнокомандующему всего лишь десять тысяч рублей подъемных с последующей помесячной выплатой ста рублей столовых. Ведь всего лишь каких-то шесть лет тому назад Александр Васильевич Суворов, отправляясь в поход против тех же французов в союзе с теми же австрийцами, получил тридцать тысяч подъемных и тысячу рублей столовых денег ежемесячно.
Сразу же по возвращении в Петербург и вступлении в новую должность Кутузову пришлось вершить уйму дел. Прежде всего в дополнение к штабу Волынской армии необходимо было создать канцелярию главнокомандующего. Зная по предыдущей службе многих способных офицеров, он и привлек их к этому.