Командование Добровольческой армии связывало нравственное обязательство перед кубанцами, которые шли под знамена белых волонтеров не только под влиянием лозунга спасения России, но и освобождения Кубани от советской власти. Невыполнение данного слова имело бы два тяжелых военно-политических последствия: сильнейшее расстройство армии, в особенности ее конницы, из рядов которой ушло бы много кубанских казаков, и оккупация Кубани немцами.
"Все измучились, - говорил генералу Алексееву председатель Кубанского правительства в изгнании Быч, - Кубань ждать не может… Екатеринодарская интеллигенция обращает взоры на немцев. Казаки и интеллигенция обратятся и пригласят немцев…"
Поэтому Деникин, при полной поддержке своего начальника штаба Романовского, решительно настроился двинуть войска на Кубань. А верховного руководителя Добровольческой армии в это время терзали сомнения. В письме Милюкову он писал:
"1) Армия доживает последние гроши; 2) немцы, их скрытые политические цели и намерения; 3) личность (донского) атамана, генерала Краснова. Его деятельность в октябре 1917 года, его отношение к Добровольческой армии; 4) беспомощность Кубани, невозможность и бесцельность повторения туда похода при данной обстановке, не рискуя погубить армию…"
Отец Белого дела мучился извечным гамлетовским вопросом: быть или не быть и "куда нам идти".
"На Кубани - гибель, - писал он. - На Кавказе - мало привлекательного и делать нечего. Генерал Краснов, беря начальственный тон по отношению к армии, указывает ей путь: скорее берите Царицын, но Дроздовского я удержу в Новочеркасске до создания регулярной Донской армии. Цель - сунув нос в непосильное предприятие, на пути к выполнению которого мы можем столкнуться с немцами, избавиться от нас на Дону…"
Тем не менее, не видя другого выхода, верховный руководитель Добровольческой армии поддержал в конечном итоге стратегические намерения командующего и его начальника штаба.
Итак, жребий брошен…
В конце июня 1918 года Добровольческая армия выступила во 2-й Кубанский поход. Она была значительно сильнее по составу, силам и средствам, чем в 1-м Кубанском походе (см. Приложение 15). Ей предстояли операции против Красной Армии на Северном Кавказе. Деникин не располагал точными сведениями о противнике. Исходя из данных Московского антисоветского подпольного центра, он оценивал группировку противника примерно в 80-100 тысяч человек.
Однако состояние красных войск было в то время не на должной высоте.
8 июня 1918 года командование Северо-Кавказского военного округа, проанализировав состояние подчиненных им войск, доложило в Высший военный совет Советской республики следующие оценки: командный состав, за малым исключением, совершенно не подготовлен к исполнению своих обязанностей; боевые приказы в некоторых случаях выполняются "по соглашению", то есть после обсуждения их на митингах. Кроме того, отмечался уникальный факт. Численность отрядов установить трудно. Она постоянно меняется… "к моменту выдачи жалованья отряд увеличивается, а затем уменьшается".
Генерал Деникин понимал, что Гражданская война в отличие от обычной имеет свои законы, здесь непременно вырастает роль политического фактора и, прежде всего, состояния общества, степень его стабильности. Анализ генерала показывал, что подконтрольная Советам территория переживает сложные времена, ее раздирают внутренние противоречия. И хотя по своей численности части Красной Армии превосходят Добровольческую, фактор нестабильности может перевесить чашу весов в пользу белой гвардии - благодаря ее сплоченности, одержимости и отличной военнопрофессиональной подготовке.
"Нас было мало: 8–9 тысяч против 80-100 тысяч большевиков. Но за нами было военное искусство… В армии был порыв, сознание правоты своего дела, уверенность в своей силе и надежда на будущее", - писал А. И. Деникин.
Командующий Добровольческой армией выработал план операции: овладеть станцией Торговая, прервав тем самым железнодорожное сообщение с центром России; прикрыть себя со стороны Царицына, повернуть на Тихорецкую. Завладеть важным узлом северокавказских дорог, обеспечить операцию с севера на юг захватом Кущевки и Кавказской, продолжить движение на Екатеринодар - важнейший военный и политический центр области и всего Северного Кавказа.
Стратегический план генерала отличался несомненной оригинальностью. Но для его реализации не хватало сил и средств (их соотношение: по орудиям - 1:4; по штыкам - 1:8 в пользу красных). Однако все это должно компенсироваться, по мнению Деникина, высоким моральным духом белых волонтеров и их отличной военно-профессиональной подготовкой.
Однако Антон Иванович понимал, что у Красной Армии на Северном Кавказе было немало сильных в военном отношении и тяготеющих к советской власти частей. Нельзя было не учитывать, что красные были хорошо снабжены оружием и боеприпасами с войсковых складов бывшего Кавказского фронта, в то время как добровольцы могли рассчитывать только на свои скудные ресурсы. Помощи извне фактически не было. Неудачей завершились переговоры генерала Алексеева с правительством Украины о передаче для помощи Добровольческой армии чешских частей, дислоцировавшихся в Киеве.
И снова полилась братская кровь…
25 июня в тяжелом бою Торговая была взята. Крупный успех, ибо в течение 20 месяцев Северный Кавказ был отрезан от Центральной России, а центр страны - от всероссийских житниц - Кубанской области и Ставропольской губернии и от грозненской нефти. Подобное положение несомненно подрывало экономический базис советской власти.
В самом начале похода белых волонтеров постигло большое несчастье: погиб генерал С. Л. Марков.
Он занимался очисткой от мелких красных отрядов районов между Юлой и Манычем и приступил к операции против Шаблиевки. Станция оказалась занята сильным отрядом с артиллерией и бронепоездами. Взять ее с ходу не удалось. Весь день 12 (25) продолжался тяжелый и упорный бой, вызвавший серьезные потери, и только к вечеру, очевидно в связи с общей обстановкой, красные начали отступать. Уходили и бронепоезда, посылая последние снаряды по направлению к брошенной станции. Одним из них был тяжело ранен капитан Дурасов… Другой выстрел оказался роковым для генерала Маркова. Придя в сознание, он попрощался со своими друзьями, онемевшими от горя.
- Вы умирали за меня, теперь я умираю за вас…
Наутро 1-й Кубанский стрелковый полк прощался со своим начальником дивизии. Раздалась команда: "Слушай - на караул!.." Ружья валились из рук, офицеры и казаки плакали навзрыд…
К вечеру тело привезли в Торговую. Гроб понесли на руках в Вознесенскую церковь сквозь строй добровольческих дивизий. В сумраке среди тишины, спустившейся на село, тихо продвигалась колонна, над гробом реял черный с крестом флаг, его флаг, мелькавший так часто в самых опасных местах боя…
Ночью два грузовика с пулеметами по бортам везли гроб с телом генерала Маркова по манычской степи, еще кишевшей разрозненными мелкими отрядами красных, в Новороссийск. Там осталась семья покойного - мать, жена и дети, там его полк и десятки тысяч народа отдали последний долг праху боевого русского генерала…
13 (26) июня 1918 года Деникин отдал приказ по Добровольческой армии, которым увековечил память погибшего генерала Маркова:
§ 1
Русская армия понесла тяжелую утрату: 12 июня при взятии станции Шаблиевки пал смертельно раненный генерал С. Л. Марков.
Рыцарь, герой, патриот с горячим сердцем и мятежной душой, он не жил, а горел любовью к Родине и бранным подвигам.
Железные стрелки чтут подвиги его под Творильной, Журавином, Борыньей, Перемышлем, Луцком, Чарторыйском… Добровольческая армия никогда не забудет горячо любимого генерала, водившего в бой ее части под Екатеринодаром, в "Ледяном" походе, у Медведовской…
В непрестанных боях, в двух кампаниях, вражеская пуля щадила его. Слепой судьбе угодно было, чтобы великий русский патриот пал от братоубийственной руки…
Вечная память со славой павшему…
§ 2
Для увековечивания памяти первого командира 1-го офицерского полка части этой впредь именоваться 1-й офицерский генерала Маркова полк.
Из двух сотоварищей Деникина по Быховской тюрьме в живых остался один Романовский, который до конца своей жизни будет его лучшим другом, его "ангелом-хранителем".
Рассказывая в своих "Воспоминаниях" об их отношениях, профессор К. Н. Соколов, будущий начальник ОСВАГ, член Особого совещания, напишет следующее:
"Было что-то исключительно трогательное в отношении Деникина к генералу Романовскому. "Иван Павлович и я…", "Мы думаем с Иваном Павловичем…", "Мы решили с Иваном Павловичем…" - эти слова произносились с теплотой, почти с нежностью. Что касается меня, то я никогда не мог проникнуть в существо личности Романовского. Он получил досадную репутацию "человека левых взглядов". Конечно, близость с генералом Деникиным, типичным русским интеллигентом и либералом, обязывала его в какой-то степени к либерализму, но, судя по тому, как он видел людей и вещи, этот умный человек, несмотря на часто безразличный вид, сонный взгляд, сохранял твердость и решительность и придерживался правых взглядов".
Другое мнение об Иване Павловиче имел Дроздовский:
"Мы достаточно хорошо знали Романовского: он был злым, ревнивым, самолюбивым, не останавливался ни перед чем, чтобы сохранить свое влияние и свою власть, и сметал со своей дороги всех тех, кого он считал опасным для себя…"
Этот "злой гений", "социалист", "взяточник", "скрытый еврей", как называли его многочисленные клеветники, был для Деникина "прямым и откровенным человеком, говорящим что он думает, иногда даже слишком грубо, без дипломатических уверток". Это задевало собеседников.
"Он приобрел репутацию "сухого формалиста", - отмечал Антон Иванович - тогда как был преисполнен доброты и снисходительности и всегда был готов пожертвовать собой ради людей".
Одним словом, сколько людей, столько и мнений. Но для моего героя Романовский оставался по-настоящему близким человеком…
А бои шли своим чередом…
Белые волонтеры упорно продвигались к заветной цели. Более месяца войска армии, выполняя решение командарма, вели кровопролитные сражения, ломая упорное сопротивление красных, продвигаясь к Екатеринодару. У генерала Деникина возникли серьезные трудности в управлении войсками.
Воистину "каждый мнил себя стратегом, видя бой со стороны…".
Генерал Б. Казанович в неопубликованной рукописи "Бой на екатеринодарском направлении" (хранится в ГАРФ) отмечал, что, например, полковник Тимановский, храбрый офицер, сменивший на посту погибшего генерала Маркова, был недостаточно подготовлен к самостоятельному командованию и "совершенно не считался с нужными указаниями". Проявлял неисполнительность и Дроздовский. Подразделения тыла отличались низкими морально-психологическими качествами.
В полку Дроздовского "обозные" случайно наткнулись на один из отрядов белых. Приняв их за красных, сразу же сдались им с криком: "Кадеты нас силой забрали". За эту подлость, пишет Казанович, "они были порублены на месте".
Но низкие моральные качества тыловых подразделений компенсировались доблестью волонтеров первой линии.
У Антона Ивановича имелись веские основания для того, чтобы сообщить в письме генералу Алексееву, что вера и подъем в войсках растут. "Армия полностью в руках начальников".
Деникин, как явствует из архивных документов, проявив железную волю, личный пример смелости (переместил свой КП ближе к первой линии), смог восстановить нарушенное управление. Но бои продолжались в неимоверно трудной обстановке. Были моменты, когда у добровольцев не было даже патронов. Их добывали в бою у красных после штыковых атак и рукопашного боя. Армия понесла большие потери. В 1-й и 3-й дивизиях выбыло из строя 25–30 процентов личного состава. Характерно, что в столь трудный момент Деникин пытается даже проявлять гуманизм по отношению к пленным. Он писал жене:
"Хотел быть жестоким и не выполнил обещания. Объявил прощение всем глупым вооруженным людям, дерущимся против меня. Стекаются сотнями и сдают оружие.
Среди грозной обстановки, жестокой и беспощадной борьбы не черствеет почему-то сердце".
Можно поверить, что Деникин здесь искренен. Но если У него сердце и не ожесточилось, то у других оно стало каменным. 2-й Кубанский поход принес немало случаев жестокости и зверства с обеих сторон. Зачастую немотивированных, трудно поддающихся осмыслению даже с дистанции времени…
Между тем нельзя не отметить, как свидетельствуют очевидцы, что население с восторгом встречало белых волонтеров. В одной из станиц, освобожденной на пути к Екатеринодару, генералу Кутепову поднесли букет, бросали цветы проходившим войскам, приглашали офицеров в гости, кормили и, видя что большинство из этих офицеров были оборваны, давали им белье и обувь.
На 24 (5 августа) 1918 года командующий Добровольческой армией назначил общее наступление на Екатеринодар. Такое решение он принял, несмотря на крайнюю усталость добровольцев. Генерал исходил из того, что в войсках царил высокий наступательный порыв, которому нельзя было дать угаснуть. Тем более кубанские казачьи части стремились, как можно быстрее освободить от большевиков столицу родного края.
Красные же части, судя по неопубликованным воспоминаниям Г. К. Орджоникидзе, а также воспоминаниям Е. Ковтюха, видного военачальника красных на Северном Кавказе, ставшего впоследствии жертвой сталинских репрессий, были деморализованы. Последний характеризовал защитников Екатеринодара так:
"Везде среди разбегающихся частей раздавались крики: "Продали нас и пропили!" Власти были бессильны что-либо сделать с этой массой, а противник находился уже в 18 верстах от Екатеринодара…"
Тем не менее белым волонтерам пришлось пролить немало крови, прежде чем они взяли Кореновскую. Только с этого момента генерал Деникин приобрел полную свободу действий и получил возможность продолжать выполнение своего основного плана.
Армия красного командарма И. Л. Сорокина уходила с большой поспешностью главной массой в направлении на Екатеринодар, частью на Тимашевскую. Там по-прежнему групппа Е. Ковтюха (12 ООО штыков, 600 сабель) оказывала упорное сопротивление коннице генерала Покровского и даже 10 августа предприняла серьезное контрнаступление в направлении на Роговскую… На юге отдельная группа красных - 4–6 тысяч человек с артиллерией и бронепоездами - располагалась в районе Усть-Лабинской (постоянная переправа через Кубань), занимая станицы Воронежскую и Ладожскую и выдвинувшись передовыми частями к Раздольной и Кирпильской. Советское командование перебрасывало свои тылы и коммуникации за реку Кубань.
Невзирая на крайне утомленное состояние белых волонтеров, командующий двинул Добровольческую армию для преследования противника. К 1(14) августа вся Екатеринодарская группа Добровольческой армии подошла на переход к Екатеринодару, окружив его кольцом с севера и востока. Начались бои на всем Екатеринодарском фронте. Противник дрался до последнего патрона. Военное счастье качалось - то в сторону белых, то в сторону красных.
Тем не менее 2 (15) августа войска Добровольческой армии вошли в Екатеринодар. Белые волонтеры вступали в тот город, который за полтора года белой борьбы перестал уже вызывать представление о политическом и стратегическом центре, приобретая, по меткой характеристике Деникина, "какое-то особое мистическое значение".
В тот момент он узнал две новости: плохую - расстрел царской семьи. И хорошую - Ксения Васильевна ждала ребенка. Муж писал ей:
"5–8-18. Курьер уезжает. В моем распоряжении лишь несколько минут.
Безмерно рад, если правда, что исполнится моя мечта о Ваньке.
Операция разворачивается с огромным успехом. Красный сброд пытается контратаковать, но выдыхается.
Глубоко и искренне люблю".