В 1926 году экс-лидер Белого движения писал соратнику-добровольцу полковнику Петру Васильевичу Колтышеву, что он все более и более убеждается в преимуществе отшельнического жилья.
Оно давало, по мнению бывшего главкома ВСЮР, "возможность со спокойствием и некоторым скептицизмом смотреть на ту политическую кухню, которую варят наши именитые беженцы".
Деникин видит в них разных - глубоко идейных и авантюристов, и политических маклеров.
Находясь вроде бы в стороне от суетной политической жизни белой эмиграции, Антон Иванович внимательно наблюдает, делая удивительно тонкие предсказания.
В 1923 году он пишет письмо генералу Кутепову и прямо указывает, что пользы будет мало, когда великий князь Николай Николаевич возглавит объединенные белые силы в изгнании.
Бывший главком ВСЮР укрепляет связи с бывшими сослуживцами. Присылая ему свои личные воспоминания об участии в антибольшевистской борьбе, они сообщали Антону Ивановичу последние новости политической и общественной жизни белой эмиграции.
Генерал Сергиевский, бывший начальник связи ставки верховного главнокомандующего в 1917 году, препроводил свои воспоминания в письме от 18 июня 1923 года своеобразным отчетом перед Деникиным о деятельности Константиновского военного училища, дислоцированного в Болгарии. Автор письма обращается к бывшему вождю Белого движения не иначе, как "ваше превосходительство, высокочтимый Антон Иванович", демонстрируя тем самым, уважение к своему бывшему начальнику, в то время как в некоторых кругах белой эмиграции пытались предать его обструкции.
Многие эмигранты предлагали услуги сильным мира сего, чтобы "задушить в колыбели" Республику Советов. Деникин, напротив, отвергал любые попытки втянуть его не только в политическую борьбу внутри эмиграции, но и в возобновление вооруженной борьбы против Советской России. В 1921 году он решительно отстранился от деятельности фон Лампе и Глазенапа в Венгрии, где те пытались создать из бывших офицеров вооруженные отряды для агрессии против Советской России.
Генерал Глазенап после того, как удалось создать 15-тысячный корпус при помощи правительства Венгрии, заявил, что у него "нет веры в генерала Деникина".
Аптон Иванович пристально следил за событиями в Советской России. По возможности знакомился с советскими публикациями, белоэмигрантской прессы и нелегальными источниками, поступавшими с Родины. В ГАРФ хранится письмо анонимного автора от ноября 1923 года из Москвы в Париж о положении в Советской России.
Отдельные положения этого письма, судя по литературным трудам Деникина, нашли опосредованное выражение в его публикациях: народ поддерживает советскую власть, но это не значит, что он доволен, ибо он знает, что "власти его обманывают"; об эмиграции в "Совдепии" знают мало. "Судят больше по поверхности, на которой много сора и грязи".
И все же недостает Антону Ивановичу объективности в оценке большевизма и советской власти, ибо горечь поражения довлела над ним болезненно и безраздельно.
Бывший белый вождь прямо и косвенно ощущал большую неприязнь к себе как к личности и обанкротившемуся военно-политическому деятелю. Об антиденикинских настроениях в белой эмиграции доложили в секретариат Ленина.
В 1921 году аналитики Коминтерна отмечали, что Деникин и "полуденикинские лидеры", по мнению монархических кругов белой эмиграции, скомпрометировали себя в глазах народа, что ставку на них в антибольшевистской борьбе делать нельзя.
Вырабатывая свою мировоззренческую, политическую позицию, Антон Иванович выделил для себя ключевые события, по которым ему было необходимо определиться: отношение к остаткам белых армий и образовавшемуся РОВС; тактика белой эмиграции по отношению к Советской России.
В отношении остатков белых армий его позиция была категоричной: армия должна быть сохранена.
Он писал Кутепову, что, если удастся сохранить организационные ячейки, армия "будет предохранена от распыления". Для этого, считал генерал, остатки частей нужно расселить в Балканских странах и при содействии правительств поставить их "на положение вольных работ". При этом следует поддерживать нравственную связь с теми родными ячейками, где под именем "полков", "батарей" образуются рабочие артели. Главное - сохранить традицию и организацию. "Без них добровольчество обратится в бесконечную пыль". В сложившемся же статус-кво белых частей их бывший главком советовал остаткам белого воинства "терпеть, учиться и работать".
Деникин крайне осторожно и деликатно высказывал свои суждения. Общественность еще помнила о его борьбе с Врангелем за власть в 1919–1920 годах. Поэтому Антон Иванович держался отстраненно от своего преемника, не желая, по личной оценке, "хоть одним словом помешать новому командованию".
Возникновение РОВС вполне удовлетворяло его. Но у генерала возникли определенные сложности с руководством новообразованного союза. Он тесно контактировал в основном с генералом Кутеповым, который стал с первых дней образования РОВС одной из ключевых фигур в руководстве. Генерал Деникин не хотел вмешиваться в дела РОВС. Но командование союза (генералы Врангель, Шатилов), видимо, помня прежние обиды на своего бывшего главкома, старалось подчеркнуто не замечать Антона Ивановича.
Более того, Шатилов чинил препятствия в работе Деникина над "Очерками русской смуты". Материалы, хранящиеся в ГАРФ, показывают: Деникин высказывает искреннее недоумение в связи с отказом в высылке некоторых архивных документов штаба ВСЮР, необходимых ему для работы над мемуарами. Антон Иванович деликатно напоминает при этом, что он имеет "моральное право на архив", так как являлся главнокомандующим ВСЮР. Проволочки же срывают его обязательства перед издателями. Шатилов не удостоил генерала ответом. Началась бюрократическая волокита. Лишь через месяц бывшему вождю Белого движения на юге России были высланы 49 дел штаба ВСЮР.
Позиция генерала Деникина о тактике белой эмиграции по отношению к советской власти базируется на главном положении: большевизм - злейший враг, с которым не могло быть допущено даже мысли о компромиссе. И рассуждая о путях дальнейшей борьбы, Деникин оформил свои взгляды в стройную концепцию. Для ее понимания представляет интерес недатированный черновик статьи генерала "Искание Родины", хранящийся в ГАРФ.
Статья ориентировочно написана между 1922–1926 годами, так как по ее контексту чувствуется, что работа над "Очерками русской смуты" близится к завершению, а о генерале Слащеве, вернувшимся на Родину в 1921 году, говорится как о живом (погиб в 1929 году). Статья не публиковалась в эмигрантской прессе. Впоследствии сам генерал мельком говорил о ней в своей работе "Русский вопрос на Дальнем Востоке".
Побудительным мотивом для написания статьи послужило то, что соратники по Белому движению стали задавать Антону Ивановичу вопросы: что же делать дальше? Генерал Деникин и дал в статье подробные ответы на три вопроса: какую позицию должно занимать добровольчество в случае международного конфликта; допустимо ли сотрудничество русских людей и организаций с иностранной агентурой "в деле разведки советской республики", главным образом стратегического положения и военной подготовки; можно ли возвращаться в Россию.
Отвечая на первый вопрос, бывший главком ВСЮР констатирует:
В Европе налицо опасность новой мировой войны. В этой распре между чужими народами "русское добровольчество не может принять участия". Иначе возможно братоубийство, так как добровольчество разбросано по всему свету. На том же основании, считает Антон Иванович, недопустимо участие добровольцев в политических распрях и в гражданских войнах в тех странах, в которых они нашли приют, и лишь только местные коммунистические восстания могли бы заставить бывших белогвардейцев взяться за оружие.
Далее генерал пишет, что в данное время не существует стран, которые бы желали "серьезно и бескорыстно помочь вооруженной силой в свержении советской власти в России". Наоборот, многие хотят быстрее признать Советскую Россию, боясь потерять экономическую выгоду. Следовательно, добровольцы не имеют нравственного права участвовать в войне против своей Родины на "стороне держав, имеющих целью отторгнуть Российские окраины".
Правда, Антон Иванович делает оговорку, что теоретически не отрицает "просветления общественной мысли", которая поймет всю опасность, исходящую из большевистской России. В случае появления силы, направленной на свержение большевизма, а не на территориальный захват России, добровольцы могут ее поддержать.
Отвечая на второй вопрос, Деникин признает:
Активная борьба с советской властью всеми способами и средствами является патриотическим и нравственным долгом русской эмиграции. Собирание же сведений о военном положении Советской России и сосредоточении их в руках русских противобольшевистских организаций необходимо в интересах планируемой борьбы.
Следовательно, разведывательные данные нужно копить в белоэмигрантских военно-политических кругах, а в вопросе передачи их иностранным державам проявлять крайнюю осторожность.
Отвечая на третий вопрос, генерал пишет:
Нельзя возвращаться в Советскую Россию, где "невыносимые условия жизни привели к физическому и моральному отчаянию, где материальные условия зачастую хуже, чем на болгарских рудниках". Вернуться же в Россию можно будет лишь тогда, когда эмиграция станет "приносить свой труд, свой разум, свою жизнь на службу Родине, а не советской власти. При наших условиях это невозможно".
Деникин особо предостерегает добровольцев от того, чтобы они не попали под влияние большевистской пропаганды и не вернулись в Россию. Добровольцы, которые вернутся в Россию, будут всячески преследоваться.
История показала, что генерал, к сожалению, оказался прав. Советская власть с репатриантами, поддавшимися их призывам о возвращении на Родину, особо не церемонилась, многие из них были репрессированы, а их отчаянные письма комиссару по делам беженцев при Лиге Наций Нансену оказались запоздалыми.
Были и коллективные письма репатриантов, среди которых насчитывалось более 150 офицеров, совсем о другом - о том, что они нашли свое место на Родине. И имел место еще врангелевский террор на Балканах против тех, кто хотел вернуться. Об этом Антон Иванович предпочитает в своей статье не упоминать. О многом он, конечно, не знал. Но в случае же со Слащевым бывший вождь Белого движения усматривает пропагандистский трюк большевистского руководства и непорядочность генерала-возвращенца.
Более того, генерал Деникин за десять с лишним лет до развертывания в РККА сталинских репрессий против офицеров предсказал, что с теми, кто вернется из эмиграции (равно и со старыми "военспецами") большевистский режим поступит жестоко.
Жизнь старого воина, потерявшего Отечество, коему он всю жизнь служил, между тем шла своим чередом…
Пятитомные "Очерки русской смуты", появившиеся потом в сокращенном виде на английском, французском, немецком языках, давали семье Деникиных временную иллюзию материального благополучия, а спокойная жизнь в Венгрии начала тяготить оторванностью от людей. Предлогом к переезду было письмо от генерала Шапрона дю Ларре, женившегося в Бельгии на дочери генерала Корнилова. Этот верный друг Антона Ивановича настойчиво уговаривал его вернуться в Брюссель. Переезд произошел в середине 1925 года.
Живя в Брюсселе, Антон Иванович все чаще бросал взоры в сторону Парижа, который стал своеобразной Меккой русской эмиграции. Здесь обосновались 72 тысячи русских интеллигентов, действовало около 300 организаций, издавалось 7 наиболее крупных газет русских эмигрантов.
Весной 1926 года Деникины переезжают во французскую столицу, где они поселились в маленьком отеле неподалеку от Эйфелевой башни.
В МЕККЕ БЕЛОЙ ЭМИГРАЦИИ
Надвинулись Тени? Склони же
Смягченные взоры твои
И дай мне в вечернем Париже
Парижской, а все же любви.Жюль Ромен
- Входите, мадам, чем обязан? А, это опять вы! Понятно, здесь господин Бальмонт.
- Что, господин офицер, опять пьяная драка в ресторане? - с грустью в голосе спросила Ксения Васильевна дежурного офицера полицейского участка.
- Да, и не первый раз, позвольте заметить, господин Бальмонт попадает к нам.
- Понимаю, но может быть, еще раз… Штраф я уплачу!
- Сколько же можно, - возмутился дежурный офицер.
- Поймите…
- Ладно, только ради вашего мужа, мадам Деникина. Я однажды видел его в Одессе в 1919 году.
- Вы были в России?
- Да. Ваш муж - порядочный офицер. Хотя мы тогда, покинув Одессу, здорово подставили его. Впрочем, что ворошить прошлое… Забирайте своего Бальмонта. Штраф заплатите завтра. И поговорите, мадам Деникина, с Бальмонтом. Что это такое? В ресторане после двух-трех рюмок он теряет человеческий облик, шумит, скандалит, бьет посуду и зеркала. Так и в тюрьму угодить можно.
- Я обязательно поговорю. Большое вам спасибо, господин офицер!
- Не стоит благодарности. Кстати, не в качестве комплимента, а правды: для русской эмигрантки у вас замечательный французский.
- Спасибо, до свиданья!
Ксения Васильевна покинула полицейский участок с Константином Бальмонтом, крупным русским поэтом Серебряного века. Он являлся одним из немногих, кто был вхож в семью Деникиных.
Антон Иванович надолго запомнил свое появление в Мекке белой эмиграции. Друзья Деникина из Брюсселя проводили семью на Южный вокзал. Парижские друзья ожидали их на Северном вокзале. Самые тяжелые чемоданы остались в камере хранения. Таксист родом из России отвез путешественников в гостиницу, где для них забронировали комнату. Ксения Васильевна стала жаловаться на сильные боли - перитонит. Врач, также русский, настоял на немедленной операции. Профессор Алексинский, бывший хирург императорской семьи, заведовал клиникой в Вильжюифе. Операция прошла удачно. Каждый день Деникин провожал маленькую Машу (он всегда предпочитал это уменьшительное от Марии уменьшительному Мариша от Марины) на метро или трамвае в больницу к матери. Новая неприятность: у дочери началась лихорадка, и она покрылась красными бляшками. Врач диагностировал корь. Деникин принялся его умолять:
- Не говорите ничего хозяйке гостиницы! Она нас выгонит. И куда же мы пойдем?
Теперь он один ездил в Вильжюиф, оправдывая отсутствие Марины разными причинами. Но лгал он так неумело, что мать, беспокоясь о дочери, сбежала из больницы и приехала в гостиницу. В конце концов, все утряслось. Уже выздоравливающая Марина и Ксения Васильевна и их вконец замучившаяся сиделка уехали в Капбретон, где писатель Шмелев нашел для них жилье. Они приезжали туда три года подряд.
Вилла Марк-Анри оказалась деревянным летним домиком. Осенью оттуда надо было уезжать. Кутепов, только что проведший лето в Фонтенбло, нашел там сдававшийся флигель. Он был из камня, но отапливалась одна лишь кухня. Наконец в январе 1927 года семья нашла современную квартиру (центральное отопление и ванная) в Ванве, на авеню Астрид Дарю, 19. В письме от 17 мая 1928 года к генералу Драгомирову Антон Иванович писал о своей жизни во Франции:
"В 1926 году весною мы переехали во Францию. Житье наше началось невесело - жене с места пришлось подвергнуться операции. И вообще, эти два года, как и предыдущие, прошли для меня в постоянном недомогании. Меняем врачей, системы и режимы, а толку мало. Живем мы оседло в Ванве. Это не совсем трущоба, как вы полагаете. Ванве - пригород Парижа, от нас до парижского вокзала Монпарнас всего 10 минут по железной дороге. Жена научилась делать шляпы, я продолжаю писать - труд по беженским условиям, оплачивающийся хуже, чем заводской. Очередная работа моя - очерки жизни и быта старой армии. Необходимо один из очерков посвятить памяти М. И. Драгомирова. Если вы мне поможете материалами, буду благодарен.
Марина растет и учится очень хорошо: во французской школе идет первой.
Собственно, в Ванве мы живем в общем семь месяцев в году. На лето квартиру свою сдаем и переезжаем в деревню - к океану на юг, где покойнее, дешевле и полное благорастворение воздухов. Зовут нашу деревню Капбретон. Живет в ней постоянно поэт Бальмонт, летом - Шмелев, так что, как видите, писательская братия представлена густо".
К тому времени Антон Иванович на законном основании причислял себя к "писательской братии". Славу принесли "Очерки русской смуты". Литературное творчество стало единственным источником существования бывшего вождя Белого дела. Правда, гонорар обнаружил свойство быстро таять…
Среди известных писателей, покинувших Россию, особенно тепло и дружески приветствовали Деникина Бунин, Куприн и Шмелев. Не менее горячо встретили его Бальмонт и Марина Цветаева. Они часто навещали его, проводили с ним вечера в долгих беседах на литературные и исторические темы, вспоминая прошлое. Иван Алексеевич Бунин подарил генералу свою книгу "Чаша жизни", где с необычайной для себя экспансивностью написал на первой странице:
"Антону Ивановичу Деникину в память прекрасного дня моей жизни - 25 сентября 1919 года в Одессе, когда я не задумываясь и с радостью умер бы за него!"
Эта надпись относилась ко времени приезда генерала Деникина в освобожденную от красных Одессу, где жители города (среди которых был и Бунин) с неподдельным восторгом встречали и чествовали главнокомандующего ВСЮР.
Встреча Деникина с Буниным была мимолетной, но она запомнилась Антону Ивановичу, так как давно он заочно любил и уважал большого писателя и художника слова, а теперь радовался возможности сойтись с ним. Бунин рассказывал ему о своих злоключениях, о бегстве из Одессы после краха Белого дела и о том, что творилось в "русском литературном мире" за границей. Но особой близости между ними не было, так как Бунин жил на юге, встречались они довольно редко.
С Куприным Деникин прежде не был знаком. Он ценил его большой талант, но далеко не все произведения нравились ему. Антон Иванович не принимал купринские повести и романы из военной жизни, в свое время нашумевшие на всю Россию. Он считал "Поединок" и "На переломе" искажающими военный быт. Но поручик в отставке, служивший в армии царской России в 1888–1894 годах, впоследствии изменил свое отрицательное отношение к ней. Такой Куприн, бежавший от красных из Гатчины с отрядами Юденича, был близок Деникину.
Когда-то добрые приятели, ко времени их жизни во Франции Бунин и Куприн охладели друг другу. Слава пришла к Куприну из России, а в эмиграции творчество не находило выхода. Как раз обратное произошло с Буниным. В эмиграции он написал свои лучшие книги: "Митина любовь", "Темные аллеи", "Жизнь Арсеньева". В 1953 году его ждала Нобелевская премия.