Деникин - Георгий Ипполитов 68 стр.


Небезынтересно отметить, что в письме Деникина начальнику РОВС генералу Архангельскому он называл рядовых "так называемой армии Власова" несчастными ее участниками, которые, "попав в тупик, проклиная судьбу, только и искали способ вырваться из своей петли".

В деникинских оценках РОА есть доля истины. Но нельзя не учитывать, что его позиция вырабатывалась на узкой и односторонней информации, полученной от контактов с рядовыми власовцами. Причем, как вспоминает Марина Антоновна, круг допущенных к общению с генералом был небольшим, около 10 человек. Вряд ли безоговорочно можно согласиться с Антоном Ивановичем, что военнопленные поступали на службу в РОА исключительно из-за нечеловеческих условий содержания в фашистских концлагерях. Конечно, это очень существенная причина.

Однако все намного сложнее, чем утверждает генерал…

Общее число бывших советских граждан, с оружием в руках сражавшихся в гитлеровской армии против РККА, составляло, по оценкам советского командования, миллион человек. Только в элитных войсках СС служило более 150 тысяч бывших советских военнопленных. Так что, по логике Деникина, все это надо обосновать нечеловеческими условиями содержания в плену? Весьма проблематично…

В годы войны рельефно обозначилось отношение А. И. Деникина к Красной Армии. Оно было самым доброжелательным. Антон Иванович как бы мысленно находился в ее рядах: тяжело переживал поражения и искренне радовался победам.

"В дни, когда Красная Армия терпела поражения, - вспоминала Марина Антоновна, - отец замыкался в себе. Не хотел говорить о войне ни с кем, даже с домашними. Зато поражение гитлеровцев под Москвой вызвало у Антона Ивановича бурную радость. На столе появился графинчик с разбавленным спиртом, подарок местного аптекаря. То же самое произошло и после Сталинграда, Курской дуги. Генерал праздновал победы Красной Армии".

Как квинтэссенцию деникинского отношения к Красной Армии можно расценивать строки из Обращения бывшего главнокомандующего к добровольцам по случаю 27-й годовщины Добровольческой армии от 15 ноября 1944 года:

"Мы испытали боль в дни поражения армии, хотя она и зовется Красной, а не Российской, и радовались в дни ее побед. И теперь пока мировая война еще не окончена, мы всей душой пожелаем ее победоносного завершения, которая обезопасит страну от наглых посягательств извне".

Чуть позднее Деникин напишет Колтышеву, что русская армия (заметим, русская, а не Красная) сделала все, что "было в человеческих силах".

Не будет преувеличением сказать: именно в отношении к Красной Армии, ведущей смертельную схватку с "коричневой чумой", Антон Иванович наиболее сильно заретушировал свой антикоммунизм.

В годы войны генерал являлся последовательным антисталинистом. Он видел в "отце народов" только лишь кровавого диктатора, не чурающегося любыми средствами ради укрепления своего режима личной власти и всей тоталитарной системы. В Обращении Деникина к белым волонтерам по случаю 27-й годовщины Добровольческой армии Сталин обвиняется в том, что в России люди не могут "жить и работать без самых, хотя бы необходимых условий человеческого существования", так как, благодаря сталинизму, в СССР нет основных свобод, раскрепощения труда, царит "кровавый произвол НКВД".

"Красный террор - это не прошлое, а настоящее, меняются названия органов истребления Чека, ГПУ, НКВД, МВД, - писал Антон Иванович, - меняются названия истребляемых - вместо "буржуев" и "золотопогонников" появились диверсанты, саботажники, "враги народа", "капиталистические шпионы". А кровь лилась и льется без жалости и без меры".

Здесь много горькой, страшной правды. Но не вся!

Нелепо отрицать ту огромную мобилизующе-организую-щую роль деятельности Сталина как председателя Государственного Комитета Обороны в годы Великой Отечественной войны. "За Родину, за Сталина!" - вот лозунг тех, кто шагал из окопов навстречу смерти, уходя в бессмертие. Это историческая реалия! Ее патриот генерал Деникин не увидел, именно благодаря своей внутренней нетерпимости и нежеланию понять реальную действительность. А патриотизм должен быть зрячим!

Обидное для генерала упущение: он не заметил, что идея Великой, Единой, Неделимой России была осуществлена… на советской земле. Еще раз повторимся: это ли не стержневая идея Белого дела?! Сильная империя была как раз построена в годы Сталина да плюс поголовная грамотность народа… Это нельзя сбрасывать со счетов, рассматривая причины победы советского народа в Великой Отечественной войне.

Но Сталин построил именно империю, уровень тоталитаризма в которой превзошел все известные истории мировых цивилизаций, восточные деспотии. И Деникин совершенно справедливо критикует страшные стороны сталинского режима, связанные с нарушением прав человека.

Как-то Антон Иванович заявил: "Мы - и в этой неизбежности трагизм нашего положения - не участники, а лишь свидетели событий, потрясших нашу Родину за последние годы".

Если бы генерал Деникин мог воочию посмотреть, что творилось в пределах его Отечества в 1920-1940-е годы, то у него нашлось бы место в суждениях и более взвешенным оценкам реалий советской действительности. Но он при оценке событий и персоналий руководствовался антикоммунистическим компасом.

Тем не менее у нас нет оснований заподозрить Антона Ивановича в неискренности, когда он рассматривает сталинизм как первопричину тоталитаризма, необратимое явление, которое можно исправить только уничтожением всей системы.

Вот с такими жизненными установками прожил суровые годы мирового катаклизма генерал-изгнанник.

ГРАЖДАНСКИЙ ПОДВИГ ГЕНЕРАЛА ДЕНИКИНА

У каждого мгновенья свой резон,
Свои колокола, свои отметины.
А в общем, надо просто помнить долг,
От первого мгновенья до последнего.

Р. Рождественский

Январь 1942 года. Захолустное местечко Мимизан, что недалеко от испано-французской границы…

- Папа, к нам едут немцы! - воскликнула Марина Антоновна.

- Наверное, это за мной. Ася, дай мой чемоданчик, который ты приготовила на случай ареста, - спокойным тоном обратился Антон Иванович к супруге.

- Папа, три автомобиля!

- Не слишком ли много для того, чтобы арестовать генерала-изгнанника, пусть даже и ненавидящего Гитлера всеми фибрами души? - с сарказмом воскликнул Антон Иванович.

Со скромным чемоданчиком в руке он вышел на порог своего убогого жилища. Из остановившихся машин вышли шесть немецких офицеров во главе с генералом.

- Ваше превосходительство, генерал Деникин Антон Иванович? - уточнил чопорным тоном вальяжный немецкий генерал.

- Да!

- Здравствуйте, - немецкий генерал с фальшивой улыбкой на лице протянул Антону Ивановичу руку.

Генерал Деникин руки не подал.

- Вы меня арестуете сразу? Я готов!

- Что вы говорите, - гримаса фашистского генерала с трудом скрывала раздражение.

"Надо же, этот русский старик не подал руки! Ему, слуге фюрера, генералу непобедимой армии! - со злостью подумал гитлеровец. - Но он нам нужен! Терпи, а хорошо бы да всю обойму…"

- Мы просто приехали, чтобы побеседовать с вами!

- Ну, что ж, прошу зайти в дом, - сказал сухим тоном Антон Иванович.

В своей комнате, не присев за стол, Антон Иванович спросил немецких офицеров:

- О чем же вы хотите беседовать с русским генералом?

- Ваше превосходительство! Я уполномочен командующим войсками во Франции генералом фон Штюльпнагелем передать следующее предложение фюрера: наш вождь просит, чтобы именно вы, дорогой Антон Иванович, приняли под командование русские части, которые мы начали формировать из военнопленных.

- Не понял. Вы официально предлагаете мне стать изменником Родины? Мне, русскому генералу! Нам не о чем говорить! Если вы пришли меня арестовать, я готов. К чему пустые разговоры!

- Не горячитесь, Антон Иванович! - с трудом сдерживая гнев, сказал фашистский генерал. - Ведь вы стойкий борец с коммунизмом, ненавидите Сталина, большевиков…

- Не путайте большевиков и русский народ.

- Извините, но в Гражданскую войну вы стойко дрались не только с большевиками, но и с теми, кто их поддерживал?

- Пока шла Гражданская война, я воевал против большевиков, это дело семейное, но я русский человек и не буду воевать против своего народа.

- Ваше превосходительство! - в разговор вступил один из сопровождающих гитлеровского генерала полковник. - Посмотрите, как вы живете?! Разве это достойно знаменитого на весь мир генерала Деникина? После того как вы примете под командование войска, сформированные из русских пленных, которые хотят уничтожить Сталина…

- И запятнать себя предательством русского народа, - перебил своего визави Деникин.

- Антон Иванович, - на лице полковника вопреки его желанию ярко вырисовывалась злоба, - прошу не перебивать! Вам как командующему будет выделена вилла, автомобиль с шофером, счет в банке.

- Нечто подобное мне уже предлагали из ведомства Геббельса за то, чтобы я переехал в Германию продолжать свою литературную работу. Я сказал геббельсовским эмиссарам: "Нет!" А вы хотите…

- Мы в курсе. Но наши условия значительно выгоднее. Фюреру нужен не отставной генерал-литератор, а бывший вождь Белого движения, который возглавит борьбу своих соотечественников под знаменами третьего рейха за уничтожение коммунизма. Если вас не устраивает материальная сторона, то можно договориться…

- Господин полковник! - гневно перебил тираду фашиста престарелый генерал-изгнанник. - Вы, наверное, меряете всех людей одной меркой. Причем здесь деньги и быт? Генерал Деникин не продается, он никогда не будет стрелять в свой народ! Я слишком стар, чтобы возглавить армию, но у меня достаточно сил, чтобы не стать предателем своего народа.

- Я удивлен, - воскликнул фашистский генерал. - Передо мною стоит не знаменитый борец против большевизма, а большевистский агитатор!

- Прошу меня не называть большевистским агитатором! Я веду себя корректно, не оскорбляйте и вы меня, хотя и оккупанты. Наш диалог - разговор слепого с глухим. Прекратим его.

- Подождите, если вы не хотите воевать в рядах доблестной армии великого фюрера…

- Да не хочу! - резким тоном перебил собеседника Деникин. - Повторяю еще раз, если не понимаете: я слишком стар, чтобы вести в бой армию. Но со старостью я не потерял разум, совесть и честь, чтобы изменить Отечеству.

- Антон Иванович, - вальяжным тоном начал фашистский генерал, - хорошо, вы не хотите командовать войсками ваших же соотечественников, желающих сбросить сталинское ярмо, но вы же еще и писатель. Великолепный писатель!

- Не надо комплиментов, не мне судить, а читателям о том, что я написал!

- Не скромничайте, генерал. Наверное, вам интересно знать, что ваши архивы перевезены в Берлин (врал эсэсовский бонза, РЗИА оставался в Праге). Давайте переезжайте в Берлин, спокойно разберитесь в архивах - и за работу. В шикарных условиях, а не в этой конюшне, вы еще многое напишите.

- Я же сказал, что из ведомства Геббельса мне нечто подобное предлагали… Не пойму, вы мне делаете предложение или отдаете приказ? - поинтересовался Деникин.

- Ну что вы! Это всего лишь предложение.

- В таком случае я ставлю вас в известность, что не собираюсь покидать Мимизан до окончания войны.

- Зря вы так, ваше превосходительство! Вам сделано деловое предложение от имени и по поручению фюрера великой Германии. Отказавшись, вы оскорбляете третий рейх. А это может повлечь за собой строгие санкции. Я не угрожаю, но мое терпение не безгранично. И то, что вы генерал - борец с коммунизмом, может и не спасти от гнева великого фюрера.

- Я готов следовать в гестапо или куда вы там меня поместите. Арестовывайте!

- Еще успеем, надо будет - расстреляем! - истерически вскрикнул фашистский генерал. - Одумайтесь, пока еще не поздно. Подумайте о жене и дочери!

- Генерал Деникин решение принял. Меня можно расстрелять, но нельзя переодеть в форму армии, которая пытается поработить мое Отечество!

…Антон Иванович облегченно вздохнул, когда вереница машин растаяла вдали.

- Ася, Мариша, успокойтесь! Все будет хорошо. Мы - люди русские…

Ксения Васильевна и Марина Антоновна вытирали слезы…

"На этом закончились мои отношения с оккупантами, - вспоминал Деникин. - Добавлю, что когда "фюрер" Жеребков объявил обязательную регистрацию русских, мы с женой не зарегистрировались у него…"

Антон Иванович Деникин свой неравный бой с немецким фашизмом выиграл…

Изможденный голодом и болезнями семидесятилетний генерал-изгнанник, ярый враг советской власти, но пламенный патриот России, совершил гражданский подвиг.

Антон Иванович, сказав решительно "нет" сотрудничеству с гитлеровским фашизмом, руководствовался не нахлынувшими вдруг эмоциями. Здесь был его сознательный выбор, логически вытекающий из всего его эмигрантского бытия. Из всей его жизни…

1940 год. Как только немецкие войска после позорной капитуляции Франции оказались на подступах к Парижу, Деникины на такси русского полковника Глотова отправились на юг в местечко Мимизан, неподалеку от Бордо. Там они прожили долгих пять лет немецкой оккупации, которые оказались самыми трудными в их жизни.

О сложностях повседневной жизни Деникина в оккупации можно судить из его писем к дочери.

"19 марта 1941 года.

Здоровье матери ни лучше ни хуже. Доктор назначил новый курс лечения. Б. не прислал ничего на март месяц (ожидаемая пенсия, 1800 франков). Быть может, почта неисправна. Спроси, пожалуйста, его лично по служебному телефону. Вася (имеется в виду старый кот. - Г. И.) здоров и тебе кланяется".

"30 апреля 1941 года.

Присланные часы не ходят. Не ходят и мои. Живем по солнцу и по фабричным гудкам. Ничего не поделаешь!

Живем по-прежнему. Я чувствую большую усталость. Здоровье матери опять ухудшилось. На днях она взвесилась: потеряла в весе, так же как и я, одиннадцать кило! Причем еще не голодали…"

"5 июня 1941 года.

Не везет и в нашем маленьком хозяйстве. Глядишь - в огороде то солнце что-либо спалит, то вредители уничтожат; петрушку украли; прохвост лавочник пожалел цинка, плохо залудил коробки, и наши консервы из курицы сгнили. И т. д. и т. д. Впрочем, когда миры крушатся!.."

В то трудное время произошло важное событие в жизни дочери Антона Ивановича.

Из воспоминаний Марины Антоновны:

"Отношения между мной и моей матерью с некоторых пор стали натянутыми. Вопреки опасениям отца, пребывание в семье Грей не привило мне вкуса к роскоши, но научило ценить свободу. Мне был уже двадцать один год, а моя мать продолжала относиться ко мне как к маленькой девочке. Я сопротивлялась, ворчала, иногда срываясь на грубость. Моего отца это очень огорчало, и так как он считал мать серьезно больной (специалист диагностировал острую форму неврастении), то принимал сторону матери и защищал ее. Я решила расстаться с семьей.

Один из моих друзей, учащийся школы изящных искусств, с начала войны мобилизованный в парижский полк инженерных войск, попросил моей руки. Я согласилась. Мой отец пришел в отчаяние, так как будущий зять не был крещен. Жених поспешил исправить это и принял православие. В конце декабря 1940 года я покинула Мимизан и переехала к родителям жениха в Париж. Венчание было назначено на 23 февраля 1941 года в православной церкви в Бордо, куда должны были приехать мои родители.

Автобус из Мимизана обычно уходил в пять часов утра. 22 февраля он ушел на четверть часа раньше, и мои родители опоздали на него. Мы с мужем решили задержаться на один день и заехать в Мимизан. Отец, увидев нас, очень обрадовался:

- Вы смогли заехать! Слава Богу! Мать весь день проплакала. Она пыталась меня убедить, что случай с этой проклятой машиной - плохое предзнаменование.

Мать, к сожалению, была права…"

Первый брак Марины Антоновны оказался неудачным…

25 июня отец послал дочери короткую открытку, из которой стало ясно, что Ксения Васильевна заключена в концлагерь:

"Немцы решшги отправить всех русских - как мужчин, так и женщин моложе 55 лет - в концентрационные лагеря. Сегодня немецкие солдаты увезли твою мать в Монде-Марсан. Русские белоэмигранты внушают им такой страх, что они дали только полчаса на сборы. Я условился с матерью принимать меры к ее освобождению только после получения от нее известий".

28 июня 1941 года генерал сообщил Марине Антоновне:

"Сегодня получил первые известия от мамы. Содержат их сносно. Очевидно, перестарались местные власти. Надеется вернуться в ближайшие дни. В приезде твоем сейчас нет необходимости. Если нужно будет, я напишу письмо главнокомандующему оккупационными войсками".

"2 июля 1941 года.

Сегодня мать вернулась. Очень уставшая, но морально бодрая. […] Напиши, как твое здоровье. Выяснилось ли окончательно?"

Бывший вождь Белого дела еще не вступил в открытый бой с оккупационными фашистскими властями, а уже почувствовал все прелести "нового порядка". Впрочем, повезло: Ксению Васильевну не расстреляли. Даже извинились при освобождение, выразив сожаление, что не знали, кого арестовали - жену самого генерала Деникина! Умели лицемерить гитлеровские специалисты по промыванию мозгов…

Были, конечно, в сумрачной жизни генерала под немцами и радостные минуты. 3 января 1942 года он стал дедом. Марина подарила ему внука. Генерал написал дочери:

"Конечно, рады и внуку, и тому, что ты так легко и благополучно перенесла роды, и от души желаем дальнейшего благополучия в твоей новой жизни…"

Но как мало таких вот радостных минут в бытие престарелого генерала! Суровая проза жизни неумолимо давила его.

"Новая жизнь" Деникиных в Мимизане становилась все более и более тяжелой. Поскольку прибрежная зона объявлялась зоной повышенной опасности, семья все время находилась под угрозой эвакуации. Снабжение продовольствием становилось все хуже и хуже.

Марина Антоновна вспоминала:

"Уже несколько недель бывшие подчиненные моего отца (генерал Писарев, полковники Глотов, Чижов и Колтышев, капитан Латкин и другие, чьи имена я забыла), которые как-то сводили концы с концами в Париже и иногда в Германии, складывались и посылали моим родителям посылки. Чтобы не оскорбить моего отца, они в качестве отправителя указывали меня. Отец и мать долго считали, что я веду роскошную жизнь, и я старалась укрепить эту веру в письмах, скрывая отсутствие денег, свои финансовые трудности и нелады в моей семейной жизни".

"Свинцовые мерзости жизни" заставили Деникиных написать завещание. 29 сентября 1942 года они оформили завещание у господина Ривьера, нотариуса Эскурса. Своей дочери они могли завещать только архивы и документы…

Назад Дальше