На все лады пересказывался получивший широкую известность случай, взятый из мирной жизни. Обучая молодых солдат, старшина внушал им, что "пуля железная". Когда же на проверке боец, не желая подводить старшину, ответил, что пуля сделана из свинца с оболочкой из прочного сплава, старшина возмутился и строго спросил: "Как было сказано на занятиях?" Боец ответил: "На занятиях было сказано- пуля железная!" "Так и отвечать!" - приказал старшина, давая понять, что он не потерпит возражений, а за свои ошибки готов ответить…
Говорят, после занятий командир полка похвалил старшину за настойчивость и требовательность, но тут же заметил: "А все-таки пуля не железная!"
Давно прошли те времена, когда старшинами были малограмотные воины, считавшие пулю железной. На их смену пришли грамотные, хорошо обученные, знающие свое дело люди. Роль их еще больше возросла.
Помню, как незадолго до войны генерал-майор С. С. Бирюзов на совещании командного состава дивизии, говоря о роли сержантов и старшин, сказал: "Старшина должен быть хозяином в подразделении, правой рукой командира. К нему даже взводные обязаны относиться с уважением…"
Это действительно так. Положение обязывало старшину быть хозяином.
Большие требования предъявлялись к старшинам в боевых условиях, особенно в партизанских отрядах. На эти должности назначались испытанные воины из числа отличившихся в боях командиров отделений и бойцов. Большинство из них имели за своими плечами житейский опыт. и с работой справлялись успешно.
Самым опытным среди старшин нашего соединения, на мой взгляд, был старшина хозяйственной части Семен Семенович Кадурин. Он и по возрасту старше многих, и в боях не новичок.
Кадурин восьмилетним несмышленышем пошел в наймы. А после победы Октября шестнадцатилетним пареньком в 1918 году ушел в партизанский отряд. Затем был разведчиком в 10-м стрелковом полку. Дрался с деникинцами, белополяками, гайдамаками, бандами всех мастей. Воевать закончил в Крыму. После изгнания Врангеля, израненный и контуженный, вернулся домой… Поправился, работал на селе. Был первым трактористом, потом бригадиром тракторной бригады, одно время даже председателем колхоза.
Весть о нападении фашистской Германии застала Семена Семеновича на колхозном поле.
Мне не раз доводилось слышать рассказ Кадурина, как он попал в отряд. Обычно он, окруженный партизанами, говорил не спеша, растягивая слова и хмуря брови.
- Стало быть, я командовал тракторной бригадой в Путивльской машинно-тракторной станции, - начинал он свой рассказ. - В воскресенье утром в наш стан прискакал на неоседланной лошадке мальчонка: "Война". Не верим: как это так, вдруг война? Мчусь в село - действительно война. Я, не заезжая домой, прямым путем в военкомат. Так, мол, и так, прошу отправить на фронт. "Не торопись, успеешь, - отвечают. - Вот вам, трактористам, боевая задача: возле Шарповки спланировать аэродром". Спорить бесполезно. Аэродром так аэродром. Взялись за дело. Несколько суток, дни и ночи напролет потели. Наконец подготовили. Можно принимать самолеты. И тут новый приказ директора МТС Петренко: эвакуировать тракторы… Отправили одну колонну, со второй - я. Добрались до Белополья. Это где станция Ворожба. Видим, в балке десятка два машин. Трактористов - ни одного. Нашлись такие молодчики, которые побросали тракторы и дали деру: кто домой, а кто подался на восток. Нет, думаю, я этого так не оставлю! Наказал трактористам своей бригады двигаться на восток, взял с собой Саньку Сабодашева и обратно. Идем себе, разговариваем, возмущаемся поведением товарищей. Злость распирает. Подождите, думаю, я вам покажу, как бросать технику, это же форменное преступление!.. Только ничего я им не показал, а влип, как кур в ощип.
На пути неожиданно повстречали немецкую разведку. Я еле успел выбросить документы, что партизанил в гражданскую войну.
Подкатили к нам на мотоциклах, орут:
- Хальт!
- Руки доверх!
Обыскали, ничего не нашли. По лоснящимся от мазута и керосина комбинезонам догадались, что мы трактористы.
- Пальшевик там есть? - спрашивает немец, указывая на восток.
Я понял, что не расстреляют, немного пришел в себя, правда, ноги в коленях дрожали, но все-таки набрался смелости, прикинулся дурачком и отвечаю:
- Есть.
- Далеко? Много?
- Далеко, - говорю. - Если вот так прямо идти на восток, то до Тихого океана, восемь тысяч километров - везде большевики…
Немцы насторожились, уставились на восток, даже за автоматы схватились, переспрашивают:
- Восемь тысяч пальшевик? Где?
- До океана восемь тысяч, - отвечаю.
Что-то полопотали между собой, а потом зареготали во всю глотку, видно, сообразили…
- О, гросс океан! Ми будешь там… А руссиш зольдат, пальшевик близко - есть?
- Чего не видел, того не видел…
И действительно, по пути мы не встретили ни одного красноармейца. Считали, что фронт далеко. Наверное, наши отошли стороной.
Гитлеровцы посовещались, приказали нам идти на запад, а сами покатили на восток.
Тут мы с Санькой и призадумались: куда податься. Путь один - на восток. Но прежде надо повидаться с семьей, решить, что с ней делать. Дома жена, пятеро детей, самому маленькому два месяца. Да еще мать-старушка.
Пришли домой, а там фашистов, что муравьев. Успели даже назначить старосту. Предатели к ним потянулись.
Встречаю Параску Гончарову.
- А, активист объявился! - говорит. - Не иначе - партизан. Иди, иди, зараз тебя расстреляют.
- Пусть стреляют, - отвечаю безразлично, хотя внутри что-то ёкнуло. А сам думаю: "Эх, почему не ушел сразу в лес?" Один товарищ сказал, что мой сосед Алексей Ильич Коренев и Иван Веткин в партизанах. Надо и самому туда подаваться. Но теперь труднее. Фрицы уже выставили заставы. В поселок пропускают, а из поселка ни-ни. И другое дело, опять же боязно за семью. Узнают немцы, что я в партизанах - всю семью расстреляют. По своей наивности тогда я еще думал, что сумею защитить детей. А на деле получилось защищать их надо было не так, как я хотел, а с оружием. Это я уже потом понял…
Одно из двух: или умереть ни за понюх табаку, или бороться. Бежал в Новую Шарповку. Попал на квартиру колхозника Секерина. Оказывается, туда заходили Ковпак, Руднев и Коренев… Связался с ними. На первых порах выполнял отдельные поручения партизан.
Как-то вечером сидим в квартире с Секериным. Время позднее. И тут врывается предатель-полицай с наганом.
- Руки вверх, большевики! - кричит пьяным голосом и грозит револьвером.
Федька Секерин юркнул во вторую комнату. Я остался один на один с полицаем. Между нами произошла потасовка. Верх оказался за мной… Оставаться в деревне опасно. Подался к партизанам. Меня зачислили в разведку…
На этом месте Семен Семенович обычно прерывал свой рассказ, задумывался, вновь и вновь переживая трудное время, потом продолжал:
- Вызывает как-то Семен Васильевич Руднев и приказывает привести из Путивля семью партизана Попова. Ей грозила расправа.
Прихожу в Путивль. Иду по улице Первомайской. До дома Попова - рукой подать. И, как назло, столкнулся с полицаем, бывшим агрономом Колосовым. Он вцепился в мой рукав.
- Попался, голубчик! - говорит, а у самого даже руки трясутся от радости. - Теперь ты от меня не уйдешь!
У меня с собой был пистолет. Первое, что пришло в голову - ухлопать. Но рядом немецкая комендатура. Выстрелю- и мне конец. Жалко отдавать жизнь за шкуру одного предателя. Ну, думаю, ты от меня никуда не денешься. Веди. Застрелю нескольких фашистов, потом тебя. Последнюю пулю- себе.
Смотрю, он тащит меня мимо комендатуры, и заводит к старосте города Бурцеву Александру.
- Вот он, партизан, - доложил предатель, втолкнув меня в кабинет.
Староста уже знал меня. У него я получал документ. Такой аусвайс, написанный по-немецки и по-русски.
- Хорошо, можете идти, - распорядился Бурцев, а когда Колосов вышел, зло спросил - Как ты к нему попал?
Объясняю: шел по улице, никого не трогал, а он ни с того ни с сего придрался.
- Видишь? - указывает на стопку бумаги. - Это доносы на триста человек с требованием расстрелять или повесить. Не хватало еще тебя - триста первого. Уматывай, пока не поздно.
Я, конечно, не заставил себя упрашивать… На этот раз пронесло. Так я и не понял, почему он меня отпустил. Может, не поверил предателю, что я партизан. А возможно, побоялся за себя, ведь документы мне он выдавал. Прошло немного времени, узнаю - посадили мою жену с грудным ребенком Сашей и старшим сыном четырнадцатилетним Мишей. Поместили их в камеру смертников. Пришлось выручать…
- А вот еще случай, - вспоминал Кадурин. - Фашисты окружили нас в Новослободском лесу. Это было в июне сорок второго года. Комиссар послал меня связаться с четвертой ротой Пятыщкина и девятой Бывалина. К тому времени каратели сумели проникнуть в лес, и я напоролся на их цепь. Первыми залпами подстрелили мою лошадь. Она упала и придавила мне ногу. Пока выбирался из-под коня, гитлеровцы уже рядом. Видимо, хотели схватить меня живым. Но я шмыгнул в кусты и, отстреливаясь, бежал. Помогли кусты и густой лес… Прибежал, доложил комиссару, что человек четыреста фашистов прут прямо к штабу.
Быстро заняли оборону. Даже Ковпак и комиссар залегли в цепи. Дали достойный отпор карателям.
В Брянском лесу назначили меня старшиной штаба. Кто не понимает, скажет: подумаешь, старшина! Так и я думал, пока сам не поварился в этом котле. Людей кормить надо?
Надо. Одеть, обуть надо? Надо. А где все это брать? Только в бою. Вот и приходится ради куска хлеба вести тяжелые бои. Да и это еще не все. Не всякий раз достается мука. Допустим, разгромили гарнизон, захватили склады зерна. Не будешь же зерно жевать? А однажды оперативная группа вернулась с задания и привозит, что бы вы думали? Снопы… Меня, понимаешь, зло взяло.
- Зачем? - спрашиваю.
- Молотить.
- Как молотить?
- Это уж твоя забота, - отвечают.
Даже ушам своим не поверил. Тоже мне придумали. Потом вместе с Подгорным, он до Павловского был помпохозом, сели, обмозговали и приступили к делу. Раздобыли молотилку, даже мельницу соорудили в лесу. Вы, молодежь, не поверите: молотили, мололи, пекли хлеб. И все это в тылу врага, - обращался Семен Семенович к новичкам, не пережившим того трудного времени вместе с ковпаковцами. - Зато, когда выступали в рейд, становилось веселее. Гарнизонов противника достаточно. А где фашисты, там и склады….А как вы думаете? На пустой желудок не навоюешь. Вспомните, как тяжело приходилось в Карпатах без продуктов… Нет, что ни говорите, а старшиной быть дело непростое, - заканчивал рассказ Кадурин.
Слушая Кадурина, я в который раз подумал: действительно, быть старшиной в партизанском отряде дело не из легких. На эту должность отбирали самых боевых, самых толковых товарищей, таких, как Семен Семенович Кадурин, Семен Калачевский, Константин Руднев, Николай Боголюбов, Петр Шепшинский, Василий Зяблицкий…
Должен сказать, мне повезло, что старшиной главразведки был неутомимый, заботливый сибиряк Василий Варлаамович Зяблицкий. Это не избалованный, трудолюбивый человек. Да и не удивительно. У своих родителей он был двадцать первым. Не до баловства, прокормить бы такую ораву. Семья была дружная. Все дети с малых лет приучены к труду.
Вася начал воевать пулеметчиком в дивизии полковника Бахарева. В первых же боях показал себя отважным воином. Попав в партизанское соединение С. А. Ковпака и став разведчиком, Зяблицкий успешно действовал в разведке и в бою. Много выполнил ответственных и опасных заданий, добывал ценные сведения о враге, приводил "языков". Скоро заслужил славу хорошего разведчика. Эта слава за ним сохранилась и когда его назначили старшиной. Да и старшиной он не упускал случая, чтобы вместе с товарищами сходить на задание. Стоило удивляться, когда только он успевал.
Разведчики гордились своим "интендантом". А я был уверен в нем, как в самом себе. Мне было легко с ним работать. Знал - разведчики всегда будут накормлены, одеты, обуты, готовы к действиям. Не говоря уже о раненых и больных. О них Зяблицкий заботился в первую очередь. Справедливо говорят: хороший старшина - командир может быть спокойным за успех дела.
А работы старшинам хватало всегда, даже тогда, когда для подразделений выпадали короткие передышки. Надо было позаботиться о людях, привести в порядок ротное хозяйство, подготовиться к походу.
И на этот раз, выступая на марш, больше всего беспокойств у старшин. В их обязанность входило - проследить, чтобы уложили весь груз, ничего не забыли, проверить упряжь, транспорт. Все помнят строгое требование Ковпака: "Чтобы на марше ни стуку, ни грюку, чтобы только шелест пошел по Украине". Это требование оставалось в силе и при Вершигоре. И старшины старались.
По тылам четвертой танковой
Каверзная зима выдалась на Волыни в 1944 году. На смену снегопадам с легкими морозами приходили затяжные оттепели с дождями. Уже конец января, а дороги развезло, как дождливой осенью. Мы никак не могли приноровиться к погоде. За один лишь месяц трижды приходилось менять брички на сани и снова переходить на брички. Вязкие дороги затрудняли передвижение, изматывали людей и лошадей. А сейчас, как никогда, от партизан требовалась подвижность.
Радио приносило радостные вести: войска Украинских фронтов успешно наступают. Наши разведчики доложили о бегстве немцев по дорогам Луцк-Грубешов и Ровно-Львов. Бои идут за Ровно и Луцк. Надо было усилить помощь Красной Армии; глубже проникать во вражеский тыл, резать коммуникации, срывать переброски войск и грузов противника, дезорганизовывать работу его тылов, поднимать народ на вооруженную борьбу. Поэтому, прежде чем идти на запад, Вершигора решил нанести удар по магистралям, связывающим Львов с Ровно.
- Кому поручим? - спросил Петр Петрович.
- На очереди третий батальон. Думаю, Брайко справится, - сказал Войцехович.
Через час командир третьего батальона Брайко прибыл в штаб соединения. Петр Евсеевич - невысокий, шустрый, опрятно одетый. На румяном юношеском лице - плутоватая улыбка.
- Как настроение? - поинтересовался Петр Петрович.
- Люди и лошади устали, но настроение, как всегда, боевое. Ждем указаний, - ответил комбат.
Вершигора предложил комбату табуретку и заговорил:
- Обстановка тебе известна? Дороги на Львов забиты отступающими. В районе Брод размещен крупный штаб. Скорее всего - это штаб четвертой танковой армии немцев. По железной дороге Ровно-Львов через каждые десять - пятнадцать минут проходят эшелоны. Надо на широком фронте провести диверсии. Хотим поручить тебе…
- Слушаюсь, - с готовностью ответил Брайко, поднимаясь с табуретки.
- Хорошо. Пододвигайся ближе к карте, - пригласил Вершигора.
Головы Вершигоры и Брайко склонились над картой, а Войцехович, водя карандашом по карте, начал уточнять маршрут и задачу батальону.
Третьему батальону предстояло организовать диверсии на железных дорогах Луцк-Львов, Ровно-Львов, разведать расположение штаба четвертой танковой армии и прощупать его. Для диверсионных работ батальону придавалась группа опытных минеров.
- Пойдете облегченной колонной. Хозяйственный, санитарный обоз и все, без чего можете обойтись в бою, оставьте. Мы здесь задержимся два-три дня. Постарайтесь управиться до десятого февраля. Если же не поспеете к сроку - следуйте на Цешанув. Это уже в Польше. Поддерживайте постоянную радиосвязь, - напутствовал Войцехович.
А Вершигора добавил:
- Надеюсь на твою инициативу, находчивость и на хитрость. В этом деле ты мастак. Не забывай о разведке. Понятно? Вопросы есть?
Вопросов не было. Брайко распрощался и поспешил в батальон.
…Лейтенант Брайко первый бой провел на границе. От заставы в живых осталось несколько человек, в том числе и он. Долгое скитание по тылам врага. Неудачные попытки перейти линию фронта… В одном селе жители приютили на время изнуренного лейтенанта, дали хороший костюм, добротное пальто. В этой одежде и заявился Брайко к партизанам.
В отряде его встретили настороженно, недоверчиво. Редко кто приходил так одетым. Ковпак и Руднев долго и придирчиво расспрашивали, где он служил, в каких боях участвовал, где и когда попал в окружение… Брайко отвечал бойко и точно показывал по карте места, по которым проходил. Это-то особенно и насторожило Ковпака.
- М-да, подозрительный тип, - сказал Сидор Артемович комиссару, когда Брайко вышел из штаба.
- Почему? - спросил Руднев.
- А разве ты не бачишь, как он зазубрил ответы? По карте, как рыба в воде…
- В этом нет ничего удивительного. Просто грамотный, культурный офицер. Обязан уметь читать карту, на то его и учили.
- Всех учат, но не все так читают… А ты погляди, как он одет, - стоял на своем командир.
- Да, одет он с иголочки, - согласился Руднев.
- То-то же! Как бы нам тут промашки не допустить.
- Что ты предлагаешь? В расход?
- Зачем же так сразу? Оставим в отряде. Только за ним нужен надежный глаз, - сказал Ковпак.
На том и порешили: оставить, проверить на деле.
Нового партизана зачислили рядовым в разведывательный взвод. Проверка оказалась в пользу Брайко. В бою он не терялся, был не из трусливых. Ненависть к врагу бурлила в нем. Опыт, приобретенный Петром в пограничных войсках, пригодился в партизанах. Скоро его назначили командиром взвода, а затем помощником начальника штаба по разведке и, наконец, начальником штаба четвертого батальона.
Батальоном командовал уважаемый человек Василий Моисеевич Кудрявский. Вместе с ним воевала и его дочь Женя. Комбату страшно не везло. Только поправится от одного ранения, проведет несколько боев, и снова ранение. И приходилось лейтенанту Брайко больше командовать батальоном, чем заниматься штабными делами.
Брайко оказался сообразительным и находчивым командиром. Не случайно, когда в Карпатах был ранен В. М. Кудрявский, он возглавил батальон и вывел его с наименьшими потерями. За это Брайко был награжден орденом Красного Знамени…
Сейчас капитан Брайко командовал третьим батальоном. Он самый молодой среди комбатов. Ему около двадцати четырех лет. Почти никто не называет его по отчеству, а просто- Петей Брайко. Но это не вредило его авторитету среди подчиненных и командования.
И на этот раз, поручая трудную задачу, Вершигора верил, что Петя Брайко выполнит ее.
В 15.00 3 февраля 1944 года облегченная колонна третьего батальона покинула село и взяла направление на восток.
Через двенадцать суток батальон присоединился к главным силам, и Брайко подробно доложил о выполнении задания.
…Город Горохов обошли с севера и повернули на юго-восток. Шли ускоренным маршем.
Первый шестидесятикилометровый переход близился к концу. До места дневки в селе Ольховке Гороховского района оставалось чуть больше трех километров.
- В селе около сотни гитлеровцев. Ведут себя спокойно. Видно, о нас им ничего не известно, - доложил командир разведки Берсенев.
- Этого еще не хватало, - возмутился начальник штаба Попов.
- Может, это и лучше. На этом гарнизоне испытаем свои силы, - сказал Брайко.
- Люди устали, с ног валятся, - напомнил Попов.