Даже Филби, уже занимавший в то время высокую должность в разведке, не имел права доступа к этим документам. Он лишь мельком видел их в кабинете своего непосредственного начальника. Английское правительство тщательно следило за хранением расшифрованных материалов и не разрешало пересылать их дальше названных инстанций. Это в особенности касалось тех документов, где говорилось о союзниках, и вообще всего того, что могло представлять интерес для русских.
Чтобы скрыть факт расшифровки кода "Энигмы", англичане обычно говорили, что такого рода работу выполняют для них немецкие агенты в Германии или в оккупированных нацистами странах. Они даже делали надписи на документах: "получено от X из Австрии" или "от Y с Украины". Только ограниченное число сотрудников Блечли Парка знало о действительном происхождении этих материалов. Кроме Туринга и его ассистентов, в тайну были посвящены также Черчилль, один-два начальника разведки и, благодаря нашей английской агентуре, - Советский Союз.
Англичане отказывались делиться с нами своей информацией не только по политическим причинам. Они были уверены, что немецкие шпионы проникли в высшие эшелоны Красной Армии. Эта уверенность имела под собой кое-какие основания. У НКВД были свои подозрения на сей счет. Во время войны двух или трех сотрудников советского генерального штаба арестовали и расстреляли как немецких агентов; другие, возможно, избежали наказания.
На своей новой работе Кэрнкросс мог передавать нам все, что правительство Англии ревниво хранило для себя. Например, зимой 19421943 годов он добыл несколько чрезвычайно важных документов, которые спасли жизнь десяткам тысяч советских солдат во время последнего наступления немцев летом 1943 года, так называемой операции "Цитадель".
Вскоре "Генри" передал Кэрнкросса на связь с Кретеншильдом (Крешиным). Стиль работы нового связного понравился "Карелу", и он стал поставлять секретной информации в два раза больше. Крешин относился к своему подопечному очень тепло, что дало превосходные результаты.
Кэрнкросс начал поставлять нам документы, которые можно было разделить на две категории. Первая касалась технических данных о новом немецком танке "Тигр". Созданный в 1942 году, этот танк впервые использовали в массовом масштабе на Курской дуге во время третьего и последнего наступления немцев. Его главная отличительная черта - толщина брони, которую наши снаряды не пробивали. Немцы были уверены, что русские окажутся не в силах остановить новый танк. Благодаря документам, полученным от Кэрнкросса, мы смогли изучить качество стали и толщину брони и затем изготовить снаряды, которые смогли поражать "Тигра".
Советская победа в великом танковом сражении на Курской дуге под Прохоровкой в июле 1943 года, когда две тысячи танков намертво сцепились в кровавой битве, длившейся два дня и две ночи, могла быть отчасти отнесена за счет Джона Кэрнкросса.
Вторая категория документов касалась планов самих немцев. Весной 1943 года английское правительство сообщило советскому генштабу о готовящемся наступлении на Курской дуге. Оно также сообщило, что немцам известно точное расположение каждой советской воинской части в этом районе. Однако Кэрнкросс пошел намного дальше: он передал Крешину полные тексты перехваченных сообщений, в которых указывались все данные, касавшиеся советских подразделений: численность войск и их точное местоположение. Получив такое уведомление, командир части имел возможность произвести передислоцирование в самую последнюю минуту и обмануть врага. А что еще важнее - Кретин получил список всех эскадрилий люфтваффе, сконцентрированных в этом районе, что дало возможность советскому командованию произвести массированные налеты на несколько десятков полевых аэродромов. В результате немцы потеряли пятьсот самолетов и утратили свое господство в воздухе. И это за несколько недель до наступления немцев на Курск!
После победы на Курской дуге мощное контрнаступление наших войск отбросило захватчиков за пределы советских границ.
За эти два удивительных подвига Джона Кэрнкросса наградили орденом Красного Знамени. Орден доставили в Лондон, где Крешин торжественно вручил его Кэрнкроссу, объявив, что это одна из самых высоких наград в Советском Союзе. Кэрнкросс подержал коробочку, отделанную красным бархатом, на котором покоился орден, и со слезами на глазах посмотрел на него. Было видно, что он очень доволен. Потом Крешин деликатно забрал у него награду, упаковал ее, отнес в резидентуру и отправил в Москву.
Вскоре после встречи с Крешиным Кэрнкросс сказал своему начальнику, что хотел бы оставить работу в Блечли Парке и заняться чем-либо другим в разведке. Его перевели сначала в Немецкое бюро 5-го отдела, а оттуда - в 1-ый отдел (политический), где он проработал до окончания войны.
Когда я принял его на связь, Кэрнкросс продолжал пересылать нам все, что мог. Но в ту пору важность его материалов стала уже далеко не столь значительной. Документы, передаваемые им, не шли ни в какое сравнение с теми, которые поставлял Филби, занимавший очень высокое положение в разведке. А Кэрнкросс, старательно служивший своей стране, оставался всего-навсего младшим чиновником.
Я перевернул последнюю страницу двух папок в бежевых обложках - личное дело Джона Кэрнкросса. Я составил себе более или менее полное представление о его жизни, но мне и в голову не могло прийти, что этому человеку когда-нибудь придется посвятить все мое время.
Сообщения из Лондона, особенно важные, поступали в Москву по большей части в виде шифротелеграмм. В то время наше Управление внешней разведки работало в основном на Политбюро, то есть на Сталина, Молотова, Берию. Наши документы редко попадали в низшие сферы министерства иностранных дел и другие ведомства. Все материалы, которые получал МИД, находились в единоличном распоряжении Молотова.
Документы, содержавшие военную развединформацию, направлялись в Главное Разведывательное Управление либо непосредственно верховному командованию Советской Армии. Что же касается других государственных учреждений, то руководство НКВД не проявляло слишком большой готовности ставить их в известность о своих делах. Оно считало необходимым давать информацию только в том случае, когда без нее нельзя было обойтись, и предпочитало концентрировать усилия своих иностранных агентов на сборе информации для Кремля.
Во всех других странах мира секретные службы стараются добыть как можно больше информации по самым разным вопросам, затем она оценивается и распределяется между различными правительственными организациями, которым может понадобиться. Наши методы работы были совершенно иными. Мы всегда получали приказ свыше добывать только строго определенную информацию. Сталин, например, хотел точно знать о всех разговорах Черчилля и Рузвельта. Поэтому нашим агентам за границей давалось указание во что бы то ни стало достать именно эти сведения. Такой в высшей степени авторитарный стиль давал отличные результаты. Информация, которую мы получали из нашей лондонской резидентуры, оказывалась чрезвычайно полезной. Например, в 1942 году, когда наши союзники обсуждали вопрос об открытии второго фронта, Черчилль дал Сталину честное слово, что это произойдет буквально на следующий год. А когда он разговаривал с американцами, то было принято совместное решение совершенно обратного характера. Дескать, время для этого еще не созрело, западные союзники не подготовлены к высадке на континент. Союзников вполне устраивало существовавшее тогда положение дел. Пусть, мол, немцы еще годик повоюют на востоке. Им хотелось видеть русских, стоящими на коленях, вконец обескровленными, прежде чем стоило начать наступление, которое облегчит положение России.
Несмотря на неоднократные уверения Черчилля, Сталин быстро понял, что в 1943 году ждать от союзников открытия второго фронта не придется. Поэтому секретная информация, приходившая к нему из Лондона, имела огромную ценность в свете прогнозов дальнейшего хода войны.
То же самое произошло и в 1944 году, когда СССР попросил у союзников поставок взрывчатки. Конец войны приближался, и взрывчатые вещества оказались жизненно необходимы для наших войск, развивавших свое наступление на запад. А англичане и американцы затеяли саботаж. В Мурманск не пришло ни одно судно с порохом. Сталин был вне себя от ярости.
Однако он успокоился, когда узнал через Бёрджесса и Филби, что союзники действовали умышленно. Их совсем не устраивало быстрое продвижение советских войск к границам Германии. Сталин же, информированный заранее, мог принимать решения, не дожидаясь милости союзников.
Мы в НКВД хорошо знали, что Сталин и его кремлевские аппаратчики не верят Черчиллю, несмотря на официальные обещания помочь СССР, которые английский премьер, не скупясь, давал в своих выступлениях и при встречах с советскими представителями. Мы понимали, почему Сталин так интересуется англо-американскими переговорами. Ему надо было знать, о чем союзники договариваются друг с другом. В 1944 году беспокойство Сталина возросло, когда начали распространяться слухи о встречах между немцами, англичанами и американцами в Швейцарии и Швеции. Он опасался, что теперь, когда исход войны предрешен, союзники могут встать на путь измены. Антирусский союз англичан, немцев и американцев означал бы бессмысленную гибель миллионов русских солдат в ходе второй мировой войны.
Когда рассматриваешь сложившуюся тогда ситуацию, легко можно понять, почему внешняя политика союзников представляла для нас такой интерес. Не случайно основные усилия советских секретных служб сконцентрировались на этом аспекте.
В начале 1945 года к нам просочились сведения о том, что американцы ведут переговоры с немцами в Швейцарии. Я своими глазами видел несколько документов, подтверждающих этот факт. Причем речь шла не о сепаратном мире, а о пакте, который позволил бы немцам стянуть все свои войска на восток, против России.
В течение этого критического периода я регулярно получал сообщения о секретных переговорах, которые велись в то время между английским и американским генеральными штабами. Речь шла о возможной войне против России в том случае, если Советская Армия продолжит свое наступление на запад после захвата Берлина. Но Сталин не считал эту информацию достоверной.
Если хозяина Кремля донимали реальные или воображаемые козни, которые затевали против него союзники, то для Молотова в списке необходимой информации на первом месте стояли англо-американские переговоры о создании атомной бомбы. Нашим агентам за границей поручили заняться этой проблемой. Даже самой скудной информации придавалось приоритетное значение. Шифрограммы, которые мы получали, как правило, не содержали технических данных. Мы чаще всего знакомились с протоколами политических дискуссий и конспектами переговоров. Оценивалось моральное состояние участников, вскрывались скрытые мотивы. С 1942 года от наших агентов, особенно Кэрнкросса, стали поступать сведения, что англичане и американцы при участии Канады ведут тайную разработку ядерной программы. Американцы старались привлечь в Соединенные Штаты выдающихся ученых, чтобы как можно скорее создать атомную бомбу. Мы также знали, что американцы обманывают англичан на каждом шагу. Они значительно отставали от англичан в области теории и рассчитывали продвинуться вперед на базе достижений своего союзника и с помощью таких ученых, как немецкий физик, беженец из Германии Клаус Фукс, который позднее был заключен в тюрьму за шпионскую деятельность в пользу Советского Союза. Позднее американцы, догнав англичан, постарались отделаться от них.
Без преувеличений могу сказать, что мы в СССР знали абсолютно все о технических и политических аспектах, предшествующих созданию атомной бомбы.
Среди наших источников был один, имевший ключевое значение для получения политической информации об англо-американской ядерной программе. Это был "Гомер" (Дональд Маклин). В начале 1944 года он занял пост первого секретаря английского посольства в Вашингтоне.
Мелинда не последовала за ним в Вашингтон, хотя и назвала посольство в качестве своего официального адреса. Она взяла с собой сына Фергуса и переехала в Нью-Йорк в дом своего отчима и матери, госпожи Данбар. К тому же она ожидала второго ребенка. О Маклине говорили, что, находясь в Соединенных Штатах, он не хотел жить со своей женой. На самом же деле, Мелинда поселилась у родных в Нью-Йорке только потому, что в этом городе находился связник "Гомера". Раз или два в неделю Дональд ездил из Вашингтона на Манхэттен под идеальным предлогом навестить семью.
Время от времени он отправлялся в Лондон, где встречался с Гаем Бёрджессом и передавал ему собранную информацию.
Сразу же по прибытию в Вашингтон Маклин был включен в состав англо-американского комитета, по подготовке проекта мирного договора с Италией. Английский посол, лорд Галифакс, бывший некогда близким другом отца Маклина, присмотревшись к молодому Дональду, убедился в его компетентности, прилежании и готовности отдавать все свои силы порученному ему делу. Маклину доверяли самые закрытые документы и разрешали знакомиться почти без ограничения с ультрасекретной входящей и исходящей корреспонденцией.
В марте 1945 года из Польши вылетел в Лондон самолет с шестнадцатью руководящими деятелями "АК" (Армии Крайовой), в числе которых был Сикорский. Наши военные задержали самолет и заставили его совершить посадку в Москве. За сим последовал шквальный обмен телеграммами между Черчиллем и Трумэном. Они выразили Сталину резкий протест против этого акта "воздушного пиратства". Британского премьер-министра всегда глубоко заботила судьба Польши. Он часто затрагивал эту тему в беседах с Трумэном, понимая, какую важную роль играет Польша в отношениях между Западом и Востоком.
Английское посольство в Вашингтоне получало копии полных или сокращенных текстов телеграмм, которыми обменивались оба лидера. "Гомер", естественно, их читал и добросовестно передавал содержание своему связному, когда приезжал в Нью-Йорк. Связной кодировал полученную информацию и отправлял ее в Центр. Две из этих телеграмм, № 72 и № 73, посланных 5-го июня 1945 года, имели поистине историческое значение. Но о них я расскажу позже.
Летом 1945 года Дональд Маклин, работавший в Комитете совместной политики, получил сверхсекретное задание скоординировать деятельность американского "Манхэттен Проекта" с английским "Тьюб Аллойз Проект" - обе организации занимались вопросами создания атомной бомбы. Начало английской организации положил летом 1941 года научный консультативный комитет, возглавлявшийся лордом Хэнки, секретарем которого был тогда Джон Кэрнкросс. А как уже было сказано, НКВД мог наблюдать за политической эволюцией атомной программы Запада с момента ее зарождения вплоть до первого испытательного взрыва близ Аламогордо в Нью-Мексико. Я не говорю о научной стороне программы. Здесь нас просвещали ученые Клаус Фукс, Бруно Понтекорво и Даниэль Грингласс.
Поскольку Маклин не был ученым-физиком, он не имел доступа к научной информации. Но все, что касалось англо-американской политики в области атомной энергии, рано или поздно неизбежно попадало на его письменный стол в посольстве.
К сожалению, для англичан - а, следовательно, и для нас - в 1946 году американцы создали "Комиссию по атомной энергии" для разработки чисто американской ядерной программы. За год до этого Черчилля сменил Этгли, Рузвельта - Трумэн. Англо-американские отношения по инициативе Белого дома стали холоднее, и в результате англичане оказались отрезанными от всей информации, связанной с развитием американского ядерного проекта. Делать было нечего, пришлось английскому правительству продолжать свою собственную программу. Решение, принятое в США, было воспринято в Англии как серьезное оскорбление, а Дональд Маклин еще более неприязненно стал относиться к американцам.
В течение нескольких лет английское правительство посылало своих главных специалистов в Соединенные Штаты, но не извлекло никакой пользы от наблюдения за научными исследованиями, проводившимися там. Англичане отозвали специалистов и предложили им нагнать упущенное. Ограничения на общее пользование информацией не распространялись, однако, на исследования, которые проводились совместно во время второй мировой войны. Они не коснулись и стратегического сырья. Таким образом, Маклин имел возможность продолжать, хотя и в ограниченных размерах, сбор секретной информации для Центра. Как лицо, ответственное за ядерные вопросы в английском посольстве в Вашингтоне, он имел право заходить в помещения, где работала американская "Комиссия по атомной энергии". Такое право он использовал на все сто процентов и на протяжении нескольких месяцев даже ночью заходил в эти помещения. В общей сложности Маклин побывал там раз двадцать и собрал много ценных сведений, особенно данных о качестве необходимого для создания атомной бомбы урана, который американцы производили или готовили к производству.
Дональд Маклин работал так хорошо, что в феврале 1947 года его сделали директором секретариата по координированию англо-американо-канадской ядерной политики. Работая на этом посту, он продолжал снабжать нас непрерывным потоком секретных сведений, в большинстве случаев депешами, которыми обменивались американцы и англичане.
Во время своего пребывания в Вашингтоне Маклин получил и передал нам информацию об отношении союзников к "войне нервов", которую разыграл Сталин в попытке найти выход из Черного моря через важные в стратегическом отношении проливы Босфор и Дарданеллы в Средиземное море. Продолжая традиции царской России, Сталин добивался для Советского Союза выхода в Индийский океан, что давало также возможность сохранять контроль над Турцией. Великобритания же, ослабленная войной, больше не являлась для него серьезным препятствием. Только Трумэн, по мнению Сталина, мог помешать ему добиться этой цели. Но Лондон и Анкара не знали наверняка, захочет ли американский президент воспротивиться стремлениям русских.
Центр дал "Гомеру" задание выяснить, как далеко пойдет Запад в вопросе о проливах. Выполнение этого задания оказалось вполне осуществимым для Маклина, так как он имел прямой доступ к тайным переговорам между Анкарой, Лондоном и Вашингтоном. "Гомер" прислал нам целый пакет англо-американских предложений по контролю над Босфором, составленных объединенной комиссией. Через несколько дней после того, как мы получили этот важный документ, газета "Нью-Йорк Таймс" объявила на первой странице, что правительства Англии и США договорились с Турцией об общей позиции, суть которой заключалась в противостоянии советским попыткам завладеть проливами. Молотов сделал вид, что пришел в ярость от такого "надувательства" и потребовал объяснения. Союзники, не зная, каким образом "Нью-Йорк Таймс" пронюхала о соглашении, пришли в полное замешательство. Напряжение росло. Сталин снял с чешской границы три дивизии Советской Армии и направил их в Румынию и Болгарию, а турки стянули в свою очередь войска к границам Болгарии и Грузии.