Переговоры между Сталиным и Гопкинсом в основном касались судьбы Польши, а точнее шестнадцати представителей "Армии Крайовы" (АК), которые вылетели рейсом Варшава - Лондон, но были перехвачены и доставлены в Москву, где советское правительство задержало их на неопределенное время. В результате переговоров, которые проходили в течение недели в непринужденной обстановке, как Гопкинс, так, надо полагать, и американский президент, остались довольны позицией Сталина, великодушно заявившего, что его устроит в Польше "любое правительство, приемлемое для польского народа и дружелюбно расположенное к правительству Советского Союза".
Это туманное заявление удовлетворило Трумэна и Гопкинса, но отнюдь не Черчилля. В своих телеграммах от 5 июня к Трумэну британский лидер в довольно решительных выражениях высказал свою точку зрения. Каков бы ни был, по его мнению, результат предстоящих выборов в Польше, Сталин вовсе не намерен освободить заложников АК. Поэтому вне зависимости от грядущих событий союзники должны всеми силами стоять за поляков и всячески их поддерживать. Черчилль считал, что Трумэн станет плохо выглядеть в глазах мирового общественного мнения, в том числе и русских, если создастся впечатление, будто польский вопрос получил свое решение.
Краткое изложение этих телеграмм, которое мы получили, имело для нас очень важное значение. Теперь мы заранее были предупреждены, что англичане не согласятся с компромиссом Гопкинса - Сталина по польскому вопросу на Потсдамской конференции, которая открывалась в следующем месяце.
Благодаря своей работе в посольстве, "Гомер" имел доступ к содержанию телеграмм, адресованных его премьер-министром Белому Дому, и лично передал их своему связному "Генри" в его нью-йоркской квартире. Поскольку жена Маклина продолжала жить на Манхэттене в доме у своей матери и к тому же оказалась в положении, он имел возможность часто ездить в Нью-Йорк.
Но в это время наша до сих пор надежно действовавшая система неожиданно дала осечку. Наш шифровальщик в Нью-Йорке, зашифровывая справку" Гомера" с комментариями "Генри" допустил ужасную оплошность. По глупости или нерадению, а может быть, по обеим причинам сразу, он обозначил в своей телеграмме внутренний код английского МИДа, проставленный в оригинале, принесенном Маклином. Имея перед глазами этот код, самый неопытный сотрудник, в чьи руки могла попасть телеграмма, за считанные часы определил бы ее происхождение из английского посольства в Вашингтоне. Создалась напряженная ситуация. Все равно если бы нам подложили бомбу с часовым механизмом, которая через четыре года мощным взрывом разрушила нашу агентуру.
Через четыре года… А между тем всего через восемь дней после отправки в Москву материалов "Генри", ФБР напало на след Маклина.
15-го июня 1945 года Дрю Пирсон, известный американский журналист, опубликовал в одном журнале статью на семи страницах, в которой раскрыл суть переговоров между Сталиным и Гопкинсом в Кремле и телеграмм Черчилля Трумэну. Его статья приводила столько подробностей, что возбудила сильные подозрения у ФБР. Существовала и другая причина: Пирсон, казалось, из кожи вон лез, стараясь изобразить Сталина терпимым, гениальным, искренним и почитающим демократию, в то время как он вовсе не собирался идти на уступки Западу в польском вопросе.
ФБР сразу же безошибочно заподозрило здесь советскую пропаганду. Внимательно проанализировав содержание статьи, его сотрудники сделали вывод, что где-то произошла серьезная утечка информации. Они почти сразу исключили мысль, что источником утечки мог явиться Белый Дом, имевший тексты телеграмм, которыми обменивались Черчилль и Трумэн. Если бы это было так, то в своей статье Пирсон упомянул бы и другие детали, не фигурировавшие в упомянутом им резюме. Таким образом, виновником утечки мог быть кто-то из сотрудников двух других учреждений, через которые проходило резюме телеграмм: госдепартамента или британского посольства.
Поскольку Дж. Эдгар Гувер, директор ФБР, презирал всех дипломатов и, в особенности, английских, он злорадно направил острие расследования на посольство Его Величества. Первоначально заподозрили атташе Джона Расселла в том, что он стал информатором Пирсона, но стоило Расселлу вернуться в Лондон, как подозрение отпало.
Тогда ФБР повело поиски в другом направлении. Его работники заметили крайнюю неправдоподобность фактов, приведенных в статье Пирсона. Там, например, упоминались прямые телефонные разговоры между Гопкинсом и Черчиллем. ФБР навело справки в телефонном узле Белого Дома. Выяснилось, что таких разговоров не было. Исходя из этого, ФБР сделало вывод, что журналист дал слишком много воли своему воображению.
Следы повели к Маклину. Если бы ФБР копнуло чуть поглубже, оно бы обнаружило, что в Белом Доме им дали неправильную информацию. Наделе Черчилль и Гопкинс пять раз беседовали по телефону в течение трех дней, но не сочли необходимым послать запись своих бесед ни Трумэну, ни на телефонный узел Белого Дома. Из этого Бюро заключило с полной уверенностью, что какая-то третья сторона могла знать о беседе Черчилля с Гопкинсом, и эта сторона - британское посольство.
Как же обстояло дело в действительности? Американский журналист, сам того не подозревая, оказался орудием в руках Москвы. Он и знать не знал, что его статья была инспирирована советской секретной службой. Само собой разумеется, что он почерпнул информацию прямо из сообщения, добытого Маклином и переданного через "Генри" в Центр.
А на другом конце мира эта же самая информация, переданная из Нью-Йорка в Москву, была зафиксирована австралийской перехватывающей радиостанцией. Она лежала там в покое до 1948 года, пока Меридит Гарднер не принялся за сложную работу в поисках ключа к советским шифрам. Гарднеру пришлось поломать голову над сотнями телеграмм, перехваченных во время войны англичанами, американцами и австралийцами.
Разгадку головоломки бригаде Гарднера облегчила сильно пострадавшая от огня книжка советских шифров, попавшая в руки финнов в июне 1941 года. После начала второй мировой войны финны предприняли успешное наступление в Карелии и к северу от Финского залива с целью вернуть Финляндии город Петсамо (Печенга), который был взят русскими во время русско-финской войны 1940 года. Шифровальщики Красной Армии имели приказ уничтожать свои шифровальные книги в случае нужды, чтобы ни под каким видом они не попали в руки врага. Но во время боев под Петсамо, финны захватили русского шифровальщика как раз в то время, когда он жег свой справочник. Финны едва успели выхватить его из огня, и от него почти ничего не осталось. В книжке фигурировало лишь несколько имен с их соответствующими кодовыми обозначениями.
Финны хранили этот драгоценный самородок всю войну. А в 1944 году, в надежде ублажить американцев и, не видя в нем пользы для себя, отдали США этот русский кодовый справочник. Заполучив столь важный документ, американские эксперты, затратив несколько месяцев упорного труда, получили возможность расшифровать несколько фрагментов текста. Но, когда Гарднер и его ассистенты обнаружили, что шифровальщик советского посольства в Вашингтоне дважды использовал одну и ту же перешифровальную таблицу, работа по дешифровке сильно продвинулась вперед.
Итак, Гарднер получил два важнейших элемента: переданный финнами справочник и повторное использование перешифровальной таблицы. Теперь он мог прочесть отдельные слова, чтобы потом, если повезет, разгадать специальную терминологию, которой пользовались военные, дипломаты и ученые. Проявляя терпение, сообразительность, воображение и интуицию, можно было теперь перевести одну или две закодированные фразы, а затем, разматывая клубок Ариадны, раскрыть содержание отдельных предложений и, наконец, всего текста.
Случилось так, что летом 1948 года Гарднер заинтересовался текстом резюме телеграмм № 72 и № 73, посланных Черчиллем Трумэну в 1945 году.
Дешифровка одного-двух не связанных между собой членов предложения заняла примерно год, но расшифровка подписи стала для специалистов тем ключом, который позволил раскрыть тайну нашего агента. С этого момента английская контрразведка и ФБР могли начать облаву.
Осенью 1949 года Ким Филби ("Стенли") прислал к нам в Лондон сообщение, содержавшее информацию первостепенной важности. Гарднер показал ему отрывки из только что расшифрованных документов. В их тексте упоминались телеграммы, которыми обменивались Черчилль и Трумэн, в придачу с отрывками комментариев, вставленных в текст связным из МГБ. Имя источника информации сообщалось впервые черным по белому - "Гомер". Филби не имел представления, кто скрывается за этим псевдонимом, но был совершенно уверен, что это один из наших агентов. А через несколько месяцев ничего не подозревающий Гарднер дал ему знать, что у него не осталось сомнений в существовании таинственного советского агента, скрывающегося в аппарате английского министерства иностранных дел.
Катастрофическая оплошность нашего шифровальщика навела ищейку на след.
Сотрудник Армейской службы безопасности догадался, что цифры, стоявшие в начале информации, не что иное как внутренний кодовый номер английского МИДа. Сразу же вслед за первым сообщением Филби прислал нам в Лондон новое. Расшифровав его, мы прочли: "Я думаю, что это Маклин".
Нам это, конечно, уже стало известно, но мы решили пока ничего не говорить Филби.
Его следующее сообщение звучало менее тревожно. По словам Филби, американцам пока не удалось подобрать ключ к шифру и они еще не знают, кто такой "Гомер". Ведь под такой кличкой могло скрываться несколько сотен людей. Однако для того, чтобы найти подозреваемого, достаточно было установить, кто имел доступ к секретным документам 1946 года. Такой человек мог находиться в Лондоне или в Вашингтоне.
Английская контрразведка МИ-5 пала духом от одной мысли, какую колоссальную работу придется проделать, чтобы отыскать этого "некто" внутри министерства иностранных дел. А ФБРовские подчиненные Гувера с самого начала сосредоточили свое внимание на сотрудниках британского посольства, находившихся в то время в Вашингтоне. Так что дипломат высокого ранга Маклин мог пока спать спокойно. И тем не менее "Венона", по словам Филби, оставалась "серьезной причиной для беспокойства".
Коровин и я пересылали все сообщения Филби в Центр, стараясь дать объективную оценку и предупреждая об опасности. Ответ Москвы не заставил себя долго ждать: "Маклина надо сохранить на месте как можно дольше".
На исходе 1950 года тиски начали неудержимо сжиматься. Ищейки сузили число подозреваемых до тридцати пяти. К январю 1951 года их число сократилось до четырех дипломатов: Поля Гор-Бута, Роджера Мейкинза, Майкла Райта и Дональда Маклина.
Английским контрразведчикам пришла в голову мысль: кличка "Гомер" начинается с буквы "Г", фамилия Гор-Бут - тоже с этой буквы. Нет ли тут прямой связи?
Англичане остановились на фамилии Гор-Бута еще и потому, что им вспомнились признания Вальтера Кривицкого. Этот известный шпион, служивший начальником Западно-Европейского отдела ГПУ, был направлен в Париж. Когда он узнал, что его друга Игнаца Рейсса - тоже агента ГПУ и скрытого противника сталинского режима, - нашли убитым, Кривицкий понял, что и его песенка спета. Получив из Москвы билет и паспорт для возвращения в СССР, Кривицкий окончательно догадался, чем дело пахнет, и решил бежать. После ряда сногсшибательных приключений он объявился в ноябре 1937 года в Нью-Йорке и многое рассказал ФБР. В следующем году Кривицкий написал книгу "Я был одним из агентов Сталина". Через несколько месяцев после ее опубликования его нашли в вашингтонской гостинице мертвым. Кривицкий был убит выстрелом в голову.
Давая свои разоблачения американской разведке, Кривицкий назвал имя одного советского агента, служившего в английском МИДе. Он когда-то учился в Итоне и окончил Оксфордский университет. Это описание подходило к Гор-Буту. Подозрение, казалось, попало в точку, но тут контрразведка откопала какой-то факт - какой точно, я не знаю, - который полностью оправдал Гор-Бута.
Ким Филби не имел никакого отношения к этому ложному следу. Некоторые авторы в своих книгах о кембриджском звене агентов утверждают, будто он нарочно указал контрразведчикам на Гор-Бута. Это - бессмыслица. У него не было причин вмешиваться в эти дела. Филби ограничивался наблюдением за ходом работы по "Веноне". Каких трудов ему это стоило, мы легко могли себе представить.
И без того краткий список подозреваемых сократился до троих. Маклин мог быть задержан в любую минуту. Поэтому Филби, посоветовавшись с Бёрджессом, который по-прежнему жил в его доме, решил, что МГБ и главное Маклин должны быть предупреждены.
Так как по причинам безопасности ни он, ни Бёрджесс не имели прямой связи с нашими агентами в Вашингтоне, лондонская резидентура оставалась их единственной связью с нами. Послать телеграмму было слишком рискованно, так как ФБР наверняка знало, что Филби известны имена лиц, находящихся под подозрением. Гай решил, что он сам поедет в Англию и даст сигнал тревоги. Но как было выехать из Соединенных Штатов, не возбуждая подозрений?
Бёрджесс не мог отлучиться из посольства даже на сутки, не мог использовать никакой предлог, скажем, сообщить сэру Оливеру Фрэнксу, что его престарелую маму вдруг спешно отправили в лондонскую больницу. В сложившейся обстановке даже самый зеленый новичок в контрразведке без труда бы понял, в чем дело. Поэтому Бёрджесс, у которого идеи били, как из фонтана, предложил сыграть на своей плохой репутации и добиться отправки домой. Ему нужен был только предлог.
Капризы Гая давно уже дискредитировали его в глазах посла, который не только невзлюбил его, но и сильно побаивался острого языка Бёрджесса. Только благодаря последнему обстоятельству, он не решался отчислить Бёрджесса из посольства.
Гаю нужно было лишь зайти в своих безобразиях подальше, с тем, чтобы терпение посла истощилось и он отправил бы его в Англию. Бёрджесс ухватился за первый представившийся случай и устроил скандал.
28 февраля 1951 года он получил приглашение в Чарльстон (Южная Каролина) в качестве представителя Великобритании на конференцию по вопросам международных отношений, которую устраивали слушатели частной военной академии "Цитадель". С утра пораньше Гай сел в свою машину марки "Линкольн" и отправился из Вашингтона в Чарльстон. Ему предстояло проехать 560 миль. По дороге он подсадил к себе попутчика в форме летчика ВВС Соединенных Штатов по имени Джеймс Терк. Они не отъехали еще и двадцати миль от Вашингтона, как около Вудбриджа (Виргиния) полицейский патруль на мотоцикле остановил Бёрджесса за превышение скорости. Гай показал ему свое дипломатическое удостоверение, и тот его отпустил, но при этом известил свое начальство об инциденте. Гай повторил такой же маневр в Эшланде (тоже штат Виргиния), где обогнал колонну военных грузовиков со скоростью 90 миль в час, и имел точно такой же результат. Проверив его документы, дорожный полицейский позволил ему ехать дальше. Когда они подъезжали к Ричмонду, Бёрджесс попросил своего пассажира сменить его за рулем. На шоссе номер 301 близ Питтсбурга "Линкольн" в третий раз намного превысил скорость. За ним помчалась полицейская машина. Терк предъявил свои водительские права, но в разговор вмешался Бёрджесс. Он стал размахивать своим дипломатическим удостоверением и во все горло кричать, заявляя, что американец - его "шофер". На этот раз полицейский не проявил снисхождения и велел им следовать в полицейский участок. Телефонный звонок в центр дорожного управления подтвердил, что Бёрджесс уже дважды за один день нарушал правила дорожного движения. Его тут же на месте оштрафовали на пятьдесят долларов, а районный судья передал дело о нарушении губернатору Виргинии.
В Чарльстоне Бёрджесс распрощался с Терком и взял номер в гостинице. Следующий день он благополучно отсидел на конференции и в понедельник, 5 марта, возвратился в Вашингтон.
Через десять дней начальник Протокольного отдела госдепартамента получил от губернатора Виргинии гневное письмо с жалобой на неоднократные и вопиющие нарушения Бёрджессом Дорожного кодекса, которые могли повлечь за собой трагические последствия. Далее губернатор обвинял британского дипломата в непочтительном и грубом обращении с представителями закона.
Как и следовало ожидать, письмо губернатора получили в британском посольстве вместе с копией заявлений, сделанных полицейскими, которые были далеко не лестными для Гая. 7 апреля посол Фрэнкс посоветовался со своим МИДовским начальством. Девять дней спустя, по возвращении с уик-энда Бёрджесс был вызван к послу и уведомлен об выдворении с позором в Англию. Бёрджесс, притворно разгневавшись, вылетел из комнаты, хлопнув дверью. 18 апреля британское посольство информировало госдепартамент Соединенных Штатов о том, что Бёрджесс отозван министерством иностранных дел Великобритании и покинет Вашингтон в ближайшее время.
В начале 1993 года я встретился с сотрудниками ФБР, занимавшимися делом Бёрджесса в 1951 году. Они по-прежнему были уверены, что он уехал из Вашингтона не по своей воле и его скандальное поведение с дорожной полицией не имеет никакого отношения к какому-либо задуманному им плану. Как же они ошибались! Повторяю, эту тактику сфабриковали Филби и Бёрджесс для того, чтобы Гай смог вернуться в Англию.
Перед отъездом Бёрджесса оба друга обедали вместе, и Ким впервые объяснил Гаю всю серьезность положения. Еще одна часть телеграммы поддалась расшифровке, а она касалась новой детали, все ближе подводящей американцев к "Гомеру". Наш дежурный шифровальщик в предложении, пояснявшем текст, упомянул слова: "наш вашингтонский агент". А телеграммы-то он зашифровывал и отправлял из Нью-Йорка! Кто бы там ни был этот посольский "Гомер", но с точки зрения Гарднера он ездил из одного города в другой после 5 июня 1945 года, специально для передачи телеграмм за № 72 и № 73 своему советскому связному. Филби сразу понял, что это был Маклин. Он очень хорошо помнил, что Мелинда в 1945 году жила у своей матери в Нью-Йорке и Дональд часто приезжал из Вашингтона, чтобы повидаться с ней.
За обедом друзья составили план, по которому, во-первых, надо было предупредить Маклина в Лондоне, и, во-вторых, устроить ему побег, ставший теперь неизбежным. Нельзя было терять ни минуты: МИ-5 могла арестовать Дональда в любой момент. В конце обеда Филби заставил Бёрджесса поклясться, что после отъезда Маклина в Советский Союз он останется в Лондоне и не сдвинется с места. Ким объяснил ему, что если Гай дрогнет и отправится в Россию вместе с Дональдом, то логичным шагом контрразведки будет его - Кима Филби - арест. Бёрджесс дал ему честное слово, что не уедет из Лондона. На этом друзья расстались. Они знали, что им надо спешить, ведь океанскому лайнеру "Куин Мэри" потребуется по крайней мере пять дней, чтобы пересечь Атлантику.
В это время я в нервном напряжении ждал в Лондоне дальнейшего развития событий. Последний раз Энтони Блант виделся с Маклином в апреле. Дональд выглядел встревоженным и озабоченным и, по словам Бланта, был близок к срыву. Конечно, Маклин уже видел, что на работе к нему относятся с подозрением, сослуживцы его избегают и секретные документы больше не попадают к нему на стол.