На "Куин Мэри" верный себе Бёрджесс завязал любовную связь с молодым американским студентом Миллером. Оба прекрасно поладили между собой, и Гай пригласил своего нового знакомого остановиться у него на квартире в Лондоне. Вступив на родную землю, Бёрджесс тут же встретился с Блантом, который, как всегда, служил посредником между ним и нашей резидентурой. Он рассказал Энтони о серьезности положения и изложил свои и Филби соображения о том, что следует предпринять. Короче говоря, они пришли к выводу, что Дональду Маклину нужно бежать из Англии в Советский Союз, и как можно быстрее. Блант немедленно согласился довести их решения до нашего сведения, благо моя с ним встреча должна была состояться в ближайшее время.
Мы встретились на следующий день. Блант явился на явку, как всегда, уравновешенный, но я понял, что случилось что-то ужасное. Под обычным спокойствием таилась глубокая тревога. В нормальных условиях первым беседу начинал я, но на этот раз заговорил он.
- Питер, случилась большая беда. Только что вернулся в Лондон Бёрджесс. Маклина должны вот-вот арестовать. Контрразведка нацелилась было на троих, но сейчас они, кажется, остановились на одном Маклине. Его разоблачение - вопрос дней, а может быть, часов.
Бёрджесс, Филби и он сам, - сказал далее Блант, - считают, что грозящий Маклину допрос положит конец всей нашей агентуре. Поэтому мы должны действовать, не теряя времени, но крайне осторожно, ибо Маклин вне сомнения уже находится под пристальным наблюдением.
Я слушал его с беспокойством, хотя, после того, как мы узнали, что у американцев дело с расшифровкой телеграмм продвигается, был готов к такому повороту событий.
- Дональд сейчас в таком состоянии, что признается во всем на первом же допросе, - подвел итог Блант.
Я знал, что на этой стадии не могу принять никакого решения самостоятельно. Нужно было посоветоваться с Москвой. Мы договорились встретиться вновь через два дня, но я попросил Бланта передать Бёрджессу, чтобы на этот раз он пришел на встречу сам. Я полагал, что у Гая могут быть какие-нибудь новые сведения для нас, и, учитывая чрезвычайность ситуации, предпочел действовать не через посредника.
Чтобы показать Бланту, насколько серьезно мы относимся к делу, я сказал, что приведу с собой на встречу нашего резидента. Коровин, конечно, не отказался от встречи, в конце концов это была его прямая обязанность. Однако меня все это беспокоило, так как в последнее время Коровин начал с пренебрежением относиться к тем строгим правилам безопасности, которые сам же составил для всех нас. Он ставил себя выше таких "мелочей". Были известны случаи, когда он отправлялся на секретные встречи в посольской машине, а иногда умудрялся звонить по телефону агентам прямо на службу. Подобная небрежность легко могла оказаться фатальной в создавшейся опасной ситуации. Но я тут ничего не мог поделать. Не критиковать же мне, подчиненному, свое служебное начальство? К тому же я знал, что у Коровина стало барахлить сердце. Это, вероятно, и послужило причиной такого отношения к делу с его стороны. Поэтому я лишь доложил ему о серьезности положения, намеренно сгустив краски, в надежде на то, что это его припугнет и он станет вести себя осторожней. Замысел, кажется, удался, потому что с тех пор Коровин скрупулезно соблюдал наши правила.
За сорок восемь часов мы связались с Москвой, получили инструкции и спланировали наши действия. Центр отреагировал очень быстро. Его ответ был ясен и однозначен: "согласны на организацию побега Маклина. Его примут здесь и предоставят все, что нужно, если он согласится".
Во время встречи, в которой участвовал Коровин, Бёрджесс подтвердил все, что говорил Блант. Мы дали ему указание как можно скорее связаться с Дональдом, обрисовать ему положение и убедить в том, что у него нет другого выхода, кроме эмиграции.
По прибытии в Лондон Бёрджесс попросил отдел кадров министерства дать ему несколько свободных дней для устройства личных дел. С этого времени он стал единственным звеном, связующим нас с Маклином, потому что Бланту стало небезопасно встречаться с ним.
Гай нанес сугубо официальный визит своему другу. Они поболтали несколько минут о том о сем, как это принято у приятелей, возвратившихся из служебных командировок. Во время разговора Бёрджесс быстро написал Маклину записку, предлагая срочно встретиться в "Реформ"- клубе. Он поступил благоразумно: было ясно, что за Дональдом неотступно следят, и, возможно, его телефонные разговоры и беседы в кабинете прослушиваются.
После работы они встретились в "Реформе". Гай сообщил ему подробности того, что знал. Маклин не удивился.
- За мной уже давно следят и не показывают секретных телеграмм и документов. Я обо всем рассказал Бланту. В любой день ожидаю вызова к начальству или в контрразведку.
Тогда Бёрджесс высказал ему свое мнение в связи с сложившейся обстановкой, а также заметил, что Филби, Блант и Центр разделяют его точку зрения: Маклину лучше всего теперь бежать. Дональд заметно пал духом.
После долгой паузы он сознался, что не в силах выдержать предстоящего испытания. Он понимал свою собственную слабость и знал, что не сможет держаться месяцы, может быть, даже годы, упорно все отрицая. Маклин пришел к выводу, что в конце концов признается. И все же не мог решиться на побег. Ведь надо и о семье подумать. Через три недели у жены должен родиться ребенок, он не может бросить ее.
В течение этого напряженного периода Коровин и я по очереди встречались с Блантом и Бёрджессом. При встрече с Коровиным Гай рассказал ему о своем последнем разговоре с Маклином, состоявшемся за несколько часов до встречи. Через час мы передали это сообщение в Центр, и сразу же получили ответ:
"Маклин должен согласиться на побег".
Коровин снова встретился с Бёрджессом и велел ему добиваться от Маклина согласия на побег. Гай сделал все, о чем его просили. Но на этот раз Маклин нашел новый предлог для своего отказа. Он заявил, что если ему предстоит добираться до России через Париж, то он никогда не попадет на советскую территорию. Бёрджесс его не понял.
- У меня в Париже старые друзья, - пояснил Маклин, - и если я их увижу, то снова запью и не смогу найти в себе силы уехать.
Гай отмахнулся от этого аргумента, сказав ему, что, в таком случае, мы найдем ему сопровождающего. А это-то как раз и нужно было Маклину - он не мог сделать и шага в одиночку.
Гораздо сложнее был вопрос, как поступить с Мелиндой, ожидающей вскоре третьего ребенка. Я дал согласие Бёрджессу разрешить Маклину сообщить жене о необходимости эмиграции, чтобы узнать, как она к этому отнесется. Центр не возражал против этого - ведь Мелинда (вопреки тому, что писали об этом позднее разные эксперты) хорошо знала, чем занимался ее муж. До своей женитьбы Дональд, в нарушение всех наших профессиональных правил, рассказал ей о том, что он работает на советскую разведку. Маклин считал своим долгом предупредить ее об этом до того, как она станет его женой. И как это ни удивительно, Мелинда, хоть и не была без памяти влюблена в Маклина, не изменила при этом своего решения выйти за него замуж. А в 1943 году, когда мы решили изменить нашу систему связи с Маклином, он сам предложил, чтобы посредником между ним и нашими связными стала его жена. Эту мысль западные эксперты опровергали, но факт остается фактом. Мелинда Маклин отлично знала, что ее муж - советский агент.
Когда Дональд рассказал ей о разговоре с Бёрджессом и о нашем предложении, она тотчас согласилась и сказала мужу:
- Они правы. Беги, как можно скорее, не теряй ни минуты.
Мелинде стало ясно, что если грянет гром, то ее муж очень быстро сломится на допросах. Поэтому она сделала все возможное, чтобы помочь нам быстро вывезти его из страны.
Теперь нужно было срочно найти ему спутника. Снова посоветовались с Центром. Радио принесло ответ: "С Маклином поедет Бёрджесс, но только как сопровождающий".
Когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что это несколько коротких и туманных слов легли, как сургучная печать на судьбу наших кембриджских агентов. Если бы Маклин согласился ехать один, их могли бы и не обнаружить, и Гай Бёрджесс до сих пор счастливо проводил свои последние годы в Англии, а может быть и жил бы там до сих пор.
При следующей встрече мы спросили Бёрджесса, захочет ли он поехать с Маклином в качестве сопровождающего. Гай был изумлен.
- Если я это сделаю, то никогда не смогу вернуться назад. А я нигде не смогу жить, кроме Лондона, вы прекрасно это знаете.
Коровин не посчитал это возражение серьезным. Тогда Бёрджесс привел другой аргумент, который по его мнению был исчерпывающим.
- Об этом не может быть и речи. Я дал Киму честное слово, что не уеду. Перед моим отъездом из Вашингтона он сказал: "Обязательно предупреди Маклина, но с ним не уезжай. Если ты это сделаешь, мне - конец. Поклянись, что не уедешь". И я поклялся.
Гай говорил горячо и торопливо. Он был близок к истерике.
- Хорошо, - сказал Коровин, - я вас понимаю. И понимаю ваше желание обезопасить Филби. Сейчас я хочу от вас только одного: проводите Маклина. По возвращении домой в случае допроса, вы поведете себя так, чтобы всем было ясно: у вас не было ни малейшего намерения совершить побег. Любому, кто вас спросит, сможете сказать, что только хотели помочь другу, который попросил вас срочно отвезти его на машине за границу.
Уж не знаю, действительно ли Бёрджесс поверил этому вздору, но он согласился. Мне кажется, он был парализован быстротой развивающихся событий, иначе мог бы догадаться, что Коровин намеренно умолчал о том, где именно Гай расстанется с Маклиным. Резидент ни словом не обмолвился о том, надо или не надо Бёрджессу продвигаться дальше "железного занавеса". Гай же его об этом, конечно, не спросил.
Неужели английская контрразведка поверила бы объяснению Бёрджесса, будто он помог другу только из приятельских соображений и совершенно ничего не знал о шпионской деятельности Маклина? У меня не укладывается в голове, почему Бёрджесс согласился на предложение Коровина безо всяких гарантий на возвращение. Напрашивается мысль, что Центр теперь уже не очень-то беспокоился, что станет с самим Бёрджессом. Нужно было, чтобы он согласился вывезти Маклина, остальное не имело никакого значения. Центр сделал довольно циничный вывод: у нас на руках не один, а два "погоревших" агента. Бёрджесс утратил для нас большую часть своей ценности, даже если бы его оставили на работе, что было весьма сомнительно, принимая во внимание его недавние проделки. Он больше не мог снабжать МГБ информацией. С ним - покончено.
Теперь мне кажется, мы могли бы поступить иначе. Вместо того, чтобы отправлять из Англии обоих агентов, следовало бы послать кого-нибудь из наших людей, может быть даже меня самого, чтобы проводить Маклина через Францию, держась от него на некотором расстоянии. Но хорошие мысли, к сожалению, приходят поздно.
На следующий день я снова увиделся с Блантом. Он принес еще одну плохую новость. Филби пошел на неоправданный риск, отправив Бёрджессу телеграмму из Соединенных Штатов. Довольно безобидная телеграмма, касающаяся проблемы, что делать с "Линкольном" Бёрджесса, оставленном им на посольской парковочной стоянке, заканчивалась довольно зловещим продолжением: "Здесь становится очень жарко".
За предупреждением Филби крылась целая цепочка событий, о которых мы пока ничего не знали. Джеффри Пэттерсон, офицер английской контрразведки, ведущий расследование по делу "Гомера", сообщил Киму, что его завершающее донесение в Лондоне получат 22 или 23 мая. Следовательно, у нас оставалась только неделя, чтобы убрать нашего агента из Англии. Но, как я сказал, мы этого тогда не знали.
Блант информировал меня, что Бёрджесс сильно возбужден и может выйти из-под контроля. И Дональда и Гая надо отправлять как можно скорее. Но как?
Шагая вместе по Риджентс Парку, мы взвешивали один вариант за другим. Поезда и самолеты исключались. Бёрджесс мог пересекать границы, не вызывая подозрений, но Маклина полиция станет караулить везде. Если учесть, что контрразведка уже имеет его на прицеле, то пограничные службы, безусловно, должны быть предупреждены.
Фальшивые документы - еще одна возможность. Но как их раздобыть в Англии за такое короткое время? Был один способ, фигурирующий в классических детективах - где-нибудь у побережья появляется таинственная подводная лодка. Хотите верьте, хотите нет, но мы не считали такой вариант фантастичным, если дело касалось Англии. Но опять же на это не хватало времени.
Тогда Блант предложил использовать один из кораблей, совершающих праздничные круизы вдоль побережья Франции. Эти суда отплывали из южных портов Англии по пятницам вечером, заходили в два-три континентальных порта и возвращались назад в воскресенье ночью или в понедельник утром. А главное, что нас устраивало, - иммиграционный контроль на этих экскурсионных судах практически отсутствовал. Я не верил своим ушам, но Блант объяснил мне, что такие круизы особенно любят бизнесмены и важные правительственные чиновники, то есть люди, которые хотят провести несколько дней и ночей наедине с секретаршей или любовницей. По этой причине иммиграционные службы проявляют уникальную сдержанность.
Я решил, что это идея вполне приемлема. Мы договорились встретиться еще раз, теперь уже вместе с Бёрджессом, и распрощались. Следующий шаг заключался в практической организации побега.
С одобрения Коровина я набрал целую стопку буклетов, рекламирующих экскурсии, ознакомился с расписанием и распорядком посадки и выбрал самый подходящий на мой взгляд корабль - "Фале". Он отправлялся в полночь в пятницу из Саутгемптона и должен был совершить круиз вдоль французского побережья в течение сорока восьми часов. Возвращался "Фале" в воскресенье вечером. В расписании были указаны две-три коротких остановки, одна из них в Сент-Мало. Уточнив все подробности в бюро путешествий, я сказал, что намерен поехать на экскурсию инкогнито вместе с одной молодой особой. Блант оказался прав. Документы пассажиров не проверялись, так как теоретически корабль считался британской территорией. Я сообщил эти сведения Коровину, и он сразу же согласился с разработанным нами планом действий.
Встретившись с Бёрджессом, Коровин объяснил ему план побега и дал указание заказать два места на "Фале" на 25–27 мая. Он также посоветовал Гаю придумать что-нибудь, чтобы, заметая следы, распустить о поездке ложный слух.
Коровину показалось, что Бёрджесс нервничает уже значительно меньше, чем в прошлый раз. Гай рассказал Коровину о новых неприятностях. Во время встречи в клубе "Реформ" Маклин сообщил, что за ним несколько дней по пятам ходит "хвост" и ему оказалось трудно оторваться от него, чтобы прийти на встречу в клуб. По его словам выходило, что "наружка" отстала от него у вокзала Виктория, когда он садился в поезд на Татсфилд (графство Кент), чтобы ехать домой к семье. Дональд также заметил, что его встречают на вокзале каждое утро, когда он приезжает из Татсфилда и едет на работу в министерство. Короче, за ним повсюду ходят, но только в пределах Лондона.
Картина стала мне совершенно ясна, так как я по собственному опыту знал, как трудно установить наблюдение вне города. В городской обстановке наблюдателю очень легко скрыться, другое дело - в сельской местности. "Наружке" не сподручно было топать за Маклином вплоть до его порога в Татсфилде. В поезде Дональд знал каждого пассажира в лицо, так как он из года в год ездил в одном и том же вагоне на работу и домой. На маленькой станции в Татсфилде наблюдатель сразу же обнаружил бы себя, особенно если учесть, что от станции к дому Дональд никогда не ходил пешком, а ездил на машине. МИ-5 могла успешно проводить его до дому один-два раза и прекратить наблюдение в Татсфилде. Так что мы знали, что у английской контрразведки имелись большие пробелы и, хотя она явно готовилась к худшему, еще не полностью "обложила" нашего агента.
Не теряя времени, мы провели операцию по контрнаблюдению, то есть послали наших людей проверить, как англичане преследуют Маклина. Все так и происходило, как говорил Дональд. Проводив поезд, преследователи Маклина послушно возвращались назад и в Татсфилде никто не приходил им на смену. Мы поняли, что Маклин может исчезнуть из дому, не опасаясь преследования.
Бёрджесс проявил себя великолепно. 24 мая он купил два билета на воскресный круиз и принялся наводить тень на плетень. Он сказал своему новому дружку Миллеру, что собирается с другом в маленькое путешествие. Потом он несколько раз забегал в "Реформ" и возился там с огромными дорожными картами севера Англии. Он даже поговорил о преимуществах тех или иных шоссейных дорог с одним из служителей клуба, а потом заказал на прокат машину, сделав достоянием гласности окружающих, что "собирается в Шотландию".
Наступил знаменательный день 25 мая. Бёрджесс позвонил Миллеру и сказал, что вечером поедет кататься на яхте своего друга. Потом зашел в магазин, купил там чемодан и несколько дорожных принадлежностей, все время распространяясь на счет своего предстоящего путешествия на севере. Он считал, что все это может ему пригодиться при возвращении домой.
Наступил вечер. Во взятой напрокат машине Бёрджесс подъехал к дому Маклина в Татсфилде. В этот день Дональду исполнилось тридцать восемь лет. Мелинда стряпала в кухне праздничный обед, когда в дверях показался Гай и громко представился:
- Здравствуйте! Я - Роджер Стайл, сослуживец Дональда по министерству.
Мелинда, прекрасно знавшая Бёрджесса, позвала мужа:
- Дональд, иди сюда. К тебе пришли. Мужчины поговорили немного наедине, потом все сели за стол. Около 9 часов вечера Маклин поднялся в спальные комнаты и поцеловал на ночь сыновей. Гай ждал его в холле. Затем Дональд попрощался с Мелиндой, и оба друга ушли.
Мелинда слышала, как прошумела машина Бёрджесса. Затем все стихло.
Когда в понедельник к Мелинде заявились агенты МИ-5, она сказала, что муж с приятелем ушли в бар, чтобы скоротать там вечер за кружкой пива.
Чтобы доехать до Саутгемптона, у Гая и Дональда оставалось мало времени. Они поочередно вели машину и гнали ее насколько позволяли правила.
Им было неизвестно, что утром того же дня на совещании между руководителями контрразведки и министерством иностранных дел было принято решение задержать и допросить Маклина. Позднее я узнал, что нам сопутствовала невероятная удача: принимая это решение, МИ-5 попадала в щекотливое положение. Дело в том, что британская секретная служба (разведка) решила не давать официального подтверждения результатов программы "Венона", которая содержала единственную конкретную улику против "Гомера". Поэтому следователям пришлось бы выжимать признание из подозреваемого, если они собирались привлечь его к ответственности. А им было слишком хорошо известно, что добиться чистосердечного признания весьма нелегкая задача.
Это частично объясняет причину нерешительности и промедления со стороны контрразведки. Она не могла определить, каким методом вернее всего заставить Маклина "расколоться".
Заместитель помощника министра иностранных дел Роджер Мейкинз присутствовал на судьбоносном утреннем совещании в пятницу, когда сильные мира сего, наконец, выработали программу действий. В полуденные часы той же пятницы Герберт Моррисон, сменивший Эрнеста Бевина на посту министра иностранных дел, дал команду начать расследование сразу же, как только Маклин в понедельник явится на работу.