Работавший в 80-х годах заместителем начальника УВД Лихонин принимал активное участие в разоблачении сочинских взяточников. Однажды он отвез меня посмотреть этот знаменитый особняк. Стоял он на склоне ущелья. Садовый участок представлял собой террасы с высаженными на них редкими породами деревьев, в том числе и фруктовых. Непосредственно перед домом была площадка размером до 40 квадратных метров, окаймленная ограждением из чугуна ручной работы и цветными фонарями. У края площадки, на склоне, в огромной клетке прогуливались фазаны, павлины, летали попугайчики. Имелись большой, отделанный черным и голубым кафелем бассейн и сауна. Жилой комплекс состоял из двух этажей. На второй вела витая, ручной работы деревянная лестница. Там находились большой холл с качающимися диванами и несколько спален, обставленных шикарными мебельными гарнитурами.
– Как же умудряются отапливать эту громадину? – спросил я Лихонина.
Леонид Семенович улыбнулся:
– Довольно просто. Под домом сделан огромный резервуар для нескольких тонн солярки.
Вот уж воистину: красиво жить не запретишь, как, кстати, и сегодня новым русским.
Любил председатель комиссии партийного контроля такую жизнь. А в рабочее время он умел травить и затравливать неугодных. Как-то к нему на прием попала женщина. Она отчаялась жаловаться по инстанциям, потому что все ее заявления пересылались в Краснодар и заканчивались отписками местных князьков. Выслушав еще один отказ от самого Карнаухова, она обреченно спросила:
– Господи, да где же найти правду?
Карнаухов с иронией посмотрел на посетительницу:
– Вам очень нужна правда? Пойдите и купите ее за углом в киоске "Союзпечать" за пять копеек.
Такие, как он, были "истинными коммунистами" и одновременно большими циниками удивительной страны, хозяевами которой они себя считали.
А расследование между тем набирало темпы. Руководители торговли и общественного питания Сочи давали взятки работникам Главкурортторга и заместителю министра торговли РСФСР Лукьянову. Аресты этих лиц привели следователей на Северный Кавказ, в Ставропольский край.
Здесь и был арестован знаменитый Лобжанидзе, обессмертивший свое имя строительством самых шикарных ресторанов и кафе в Ессентуках и Кисловодске.
Отсюда потянулись ниточки в Министерство легкой промышленности РСФСР. Один из финалов этого огромного дела – скамья подсудимых для министра Кодратенко и группы его приспешников.
В те годы, да и сейчас, мы любим разглагольствовать о мафии, не особенно задумываясь, как понимать это явление. Но все-таки мафия по западному образцу предполагает стройную организационную структуру. Мы же в те годы получили нечто худшее.
Фишман и Фельдман, с которых начались минрыбхозовское, сочинско-краснодарское и другие дела, были связаны с Роговым и Рытовым. Эти в Грузии с Кохреидзе и Асатиани. Они, в свою очередь, с Денисенко, а все вместе – с десятками руководителей в различных регионах страны. Они же с Пруидзе в Сочи и так далее. Сотни, тысячи людей, загнанных в жесткие социалистические рамки нормированной заработной платы, изыскивали возможности улучшения материального положения за счет хищений и взяток.
Почти вся страна воровала, кто как мог и где мог. Даже Леонид Ильич как-то в своих воспоминаниях поделился с народом своими мыслями: мол, не понимаю, почему все любят говорить, как им нелегко живется. Каждый должен о себе заботиться сам. "Вот я по молодости, – писал он, – работал грузчиком и каждый раз пятый мешок забирал себе. И для державы польза, и сам внакладе не оставался". Будущий генсек, впрочем как и миллионы его соотечественников, не видел в подобном ничего зазорного, не слишком-то боясь наказания за содеянное, а безнаказанность, как известно, развращает. Не потому ли высшее руководство страны уже тогда оказалось скомпрометированным подозрением в поголовной коррупции и взяточничестве?
В июле 1991 года в Нью-Йорке рядом с нашим консульством я увидел мужчину лет пятидесяти с плакатом на груди. С ним поздоровался наш вице-консул Виктор Евсеев.
– Кто это? – спросил я.
– Наш эмигрант, который просится домой, – ответил Евсеев и рассказал его историю.
Он приехал в Америку и устроился работать водителем грузовика в одной из компаний. Получил задание отвезти груз в другой город. Едет и ничего не поймет: никаких накладных на груз нет, рефрижератор не опечатан. Украл ящик. Возвращается, никто ничего не говорит. Едет во второй раз. Украл еще один ящик. И услышал: "Вы уволены". Никаких объяснений, никаких проверок. Ни тебе народных контролеров, ни БХСС. Выгнали и – баста! Только устроиться теперь никуда невозможно и пособие по безработице не платят. Попала твоя фамилия в компьютер, и ты – ноль. Жестокое, но по-своему справедливое наказание человека, которого жизнь в Союзе научила одному – воровать.
Вспоминая те годы, я часто думаю о том, каким же глубоким было социальное расслоение народа за все годы существования советской власти. Взять, например, рабочего мясокомбината и рабочего-металлурга. Что украдет второй на своем заводе? А первый? Помню, как на Запорожском мясокомбинате задержали несуна, который, отрезав ножки у свиной туши, надел ее на себя под плащ. Или своего друга-соседа, который, работая на оборонном предприятии, тащил домой шпиндель от токарного станка. На мой вопрос: "Зачем?" – прозаично ответил: "Хочу собрать дома токарный станок и буду подрабатывать".
Естественно, что среди высокорангированных воров и взяточников формировалась элита. Разумеется, из тех, кто обладал властью. Нарекли ее партократией.
Но не бороться с такими "чуждыми социализму явлениями" было нельзя. Вот и организовывались кампании по сохранности собираемого урожая, по борьбе с мелкими хищениями, по-крупному – рыбное, сочинско-краснодарское и другие дела.
В целом расследование крупных дел в отношении заевшихся партократов вызывало в народе одобрение. В справедливости сурового наказания, которое несли взяточники, никто не сомневался.
Одного за другим судили взяткодателей Тарады. И вдруг как гром среди ясного неба – смерть заместителя министра в Лефортовской тюрьме.
Поползли слухи: всесильная мафия и туда добралась. Между тем все обстояло не так.
Тарада буквально изнурял себя писанием сотен заявлений с подробнейшим изложением своей преступной деятельности. Кстати, ни ранее, ни в последующем я не встречал обвиняемых, которые решались на такое. К тому же он страдал гипертонией, и у него постоянно было высокое давление. Как-то при встрече я сказал, чтобы он выбрал себе более щадящий режим. Тарада засмеялся:
– Да я только и живу этим – воспоминаниями о своем прошлом. И с большой пользой для вас!
Непосредственно Тарадой и его окружением занимался следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре СССР Константин Карлович Майданюк. У него-то и появилось сомнение в полной искренности Тарады. Он решил проверить в Москве, Краснодарском и Ставропольском краях вклады на предъявителя, изучив по сходности почерка приходные ордера. Таким путем были выявлены крупные сбережения Тарады, которые он от следствия скрыл. Подлило масла в огонь и еще одно обстоятельство. В частном разговоре один мой знакомый рассказал, как в бытность Тарады секретарем крайкома его хотели с ним познакомить, и не где-нибудь, а в бане. Он пришел туда с черного хода и увидел сцену, которая вызвала у него отвращение. Знакомство не состоялось.
Этим я поделился с Майданюком, и через день он пошел допрашивать Тараду. Что произошло в следственном кабинете, никто не знает. Костя утверждал, что сказал ему только о скрытых вкладах. Я думаю, это и то, что узнал от меня. Во всяком случае, Тарада вернулся в камеру в ужасном состоянии. Таким сокамерники его никогда не видели. Часа два он молчал, не желая разговаривать ни с кем, затем упал. Вызвали бригаду скорой помощи, и Тараду увезли в одну из московских больниц. Через два дня он скончался от инсульта.
Каракозов поручил мне проверить обстоятельства его смерти и организовать похороны. Первое никакой сложности не представляло. Труп вскрывала и давала медицинское заключение комиссия экспертов. Предварительный диагноз подтвердился. Родственники увезли хоронить Тараду на родину. Говорят, что в те дни в Краснодарском крае было много застолий, где радостно поднимали тосты за упокой души бывшего партийного руководителя. А пить было за что, ибо после этой смерти десятки взяткодателей вздохнули свободно. Теперь им ничто не угрожало.
Карнаухова осудили к пятнадцати годам лишения свободы, так же как и Тарановского, Перепадю, Лукьянова. Остальные получили сроки поменьше.
Мерзлый начал давать показания сразу после ареста, а затем замкнулся и все напрочь отрицал. Позабыв, какими методами сам пользовался для расправы со своими противниками, он стал рассуждать по-иному.
"На примере с Шепселевым (бывшим заместителем начальника управления торговли Сочи), – писал Мерзлый Андропову, – я сделал вывод: надо быть осторожным с людьми. Верить нужно, чему нас учит всегда партия и чему я следовал в своей практической работе. Всюду и во всем нужны доказательства, и не расплывчатые. Так уж устроена жизнь. В данном случае я беспокоюсь не о себе, а о правде, потому что речь идет не обо мне, а о городской партийной организации. У нас принято, что среда формирует человека. Так что же получается, что меня сформировала как преступника партийная и комсомольская среда, ибо почти 25 лет я работал на освобожденной партийной и комсомольской работе? Если товарищи прокуроры хотят это так представить, то я с этим согласиться не могу".
Как большинство профессиональных партийных функционеров, Мерзлый привык понимать доказательства по-своему, так же как по-своему понимал и элементарную порядочность.
22 января 1975 года, опаздывая с женой на концерт и находясь за рулем той нелегальной "Волги", он в центре города на не регулируемом светофором пешеходном переходе сбил женщину. Водителем Мерзлый был никудышным, ибо водительское удостоверение ему вручили за семь месяцев до случившегося, естественно, без прохождения курса обучения. Потерпевшую доставили в больницу с закрытым переломом ноги, и она долго лечилась. И при таких, в общем-то бесспорных, доказательствах вины Мерзлого в нарушении правил дорожного движения, то есть в совершении преступления, он умудрился во всем обвинить несчастную женщину, а наказание за содеянное понес спустя много лет. Таким его "сформировала комсомольская и партийная среда".
Видимо, по этой причине, стремясь избежать наказания, попытался он и "косить" на следствии, симулируя психическое заболевание. При беседе с психиатрами Александр Трофимович заявил: "Меня постоянно беспокоит музыка. Навязчивые мелодии начал слышать в июне, находясь в следственном изоляторе. Впервые услышал похоронную музыку, а месяца через полтора появилась другая мелодия: "На сопках Маньчжурии". Она приходила и уходила, исчезала и возвращалась, как испорченная пластинка, а затем сменилась мелодией "Марша энтузиастов".
Не помогло. Мерзлого признали психически здоровым человеком.
Между тем следствием было установлено, что, используя свое служебное положение, он создавал благоприятные условия для получения взяток супругой. Следствие занялось Валентиной Алексеевной вплотную.
Мерзлая села на того же излюбленного конька – обвинения в нарушениях законности. Как бы между прочим она стала активно обрабатывать свидетелей, давших показания о преступлениях, которые она совершила. Закончилось это для нее арестом.
После смерти Андропова на Рекункова с подачи Медунова пытался надавить Черненко. Александр Михайлович заколебался.
– Не допустили ли мы ошибки в деле Мерзлых? – Именно так поставил он вопрос перед нами.
Убедившись, что нет, сказал:
– Пусть все будет по закону.
Супруги получили по пятнадцать лет лишения свободы с конфискацией имущества, в том числе и дачи. Приговор в последней части в Сочи на протяжении многих лет не хотели исполнять. И только после нескольких публикаций в печати преемник Сергея Федоровича Медунова Иван Кузьмич Полозков воспылал гневом, и дача была конфискована. Владимир Петрович Тронов еще задолго до развала партии бросил в горкоме на стол партбилет и занялся на личной автомашине частным извозом.
Медунова перевели на работу в Москву заместителем министра плодоовощного хозяйства СССР. Квартиру дали в престижном районе. Общественно-политическую оценку своей деятельности он получил сразу после смерти Брежнева, но и только.
Фактически Сергей Федорович отделался легким испугом. Но показания по делу ему все же дать пришлось. Он сидел перед мной и Каракозовым в строгом черном костюме с "Золотой Звездой" на лацкане пиджака. Заметно нервничал. Посылая в свое время по матушке генерального прокурора СССР, он, конечно, никогда не думал, что будет объясняться перед его подчиненными. При выходе из кабинета немного задержался и, полуобернувшись, спросил:
– Что же теперь со мной будет?
Пожалуй, это был самый главный и давно мучивший его вопрос.
Суды надзорных инстанций полностью реабилитировали Адуева, Чурганова и Доценко. Получили они и некоторое моральное удовлетворение после публикации в центральной прессе материалов о них.
Хуже было с Надеждой Богачевой. По делу Мерзлой был доказан факт фабрикации против Богачевой уголовного дела в обворовывании покупателей. Эти обстоятельства нашли полное подтверждение в суде. Но в течение нескольких лет никто не хотел опротестовывать приговор по делу. Богачева писала в своих жалобах: "Посмотрите, закон на моей стороне. Все так просто". Десятки должностных лиц делали вид, что ничего не слышат.
Только после нашего настойчивого вмешательства она была полностью оправдана.
Дальше Богачева стала добиваться восстановления в партии, потому что для нее это стало делом принципа. Но ни ей, ни бывшему прокурору Сочи Костюку Комитет партийного контроля (КПК) при ЦК КПСС упорно не хотел возвращать партбилеты.
Помню, как меня вызвали в КПК по поводу Богачевой. Весь разговор свелся к тому, что хотя суд ее и оправдал, но ведь две взятки Мерзлой она дала и, следовательно, совершила преступление. Такая в партии состоять не может.
Я объяснил, что по закону лицо, добровольно заявившее о даче взятки, подлежит освобождению от уголовной ответственности. Дело в этой части нами прекращено. Мне говорят: "Но!.." Отвечаю: "Это я понимаю. Но как быть с теми, кто давал взятки и на следствии упорно не хотел рассказывать правду? Сохранив свое реноме, они остались и при должностях и с партбилетами. Следовательно, Богачева по своей воле (другие скажут: по беспросветной глупости) оказалась в гораздо худшем положении. Как же тогда быть с элементарной человеческой верой в справедливость?"
Партийные функционеры отделались туманным обещанием подумать…
Такая вот получилась история "маленького человечка" Нади Богачевой. На нее обрушил свой гнев партаппарат, добивая ее не мытьем, так катаньем. И пока она на свои кровные ездила в Москву за правдой, рядом спокойно жил организатор ее травли персональный пенсионер, коммунист Медунов.
В 70-х годах он шагал в историю в одной шеренге с другими любимцами вождя. Рашидов выслуживался на хлопке, Кунаев – на пшенице, Алиев – на виноградарстве и нефтедобыче. Медунов – на рисе. Веками Кубань славилась твердыми сортами пшениц и животноводством. По инициативе Сергея Федоровича земли Кубани забрали под рисовые чеки, обещая баснословную урожайность с гектара. Не вышло. С горем пополам, путем приписок, собрали первый миллион кубанского риса, и Медунов получил желанную "Звезду" Героя Социалистического Труда. А что дальше? Риса стали выращивать не больше, чем раньше пшеницы. Выгоды для страны никакой. Страшно другое: чтобы восстановить эту землю в прежнем ее виде, потребуется не одно столетие.
Загубленные земли Кубани… Сотни и тысячи осужденных за взятки и хищения в Краснодарском крае… Всего этого оказалось мало для того, чтобы верный ленинец Сергей Федорович Медунов понес вполне заслуженное наказание.
Ну а что же Мерзлые? Друзья по достоинству оценили молчание Александра Трофимовича и добились отмены ему меры наказания. В 1989 году он появился в Сочи, прибыв в отпуск из колонии-поселения. В 1990 году вернулся насовсем. Говорили, что в ресторанах, где он часто бывал в то время, за него поднимали здравицы. Оказавшись на свободе, Мерзлый поехал в колонию к жене и попросил назвать тайники со спрятанными ценностями, чтобы использовать их для подкупа с целью облегчения участи Валентины Алексеевны. Она согласилась. После освобождения услышала, теперь уже от бывшего мужа, что эти ценности у него "украли" в поезде. Для убедительности он показал бывшей жене заметку об этом в одной из газет. Говорят, Мерзлая с болью в голосе сказала: "Саша, мы с тобой отлично знаем, как это делается!"
Сегодня все участники событий тех лет вышли из мест заключения. Кто-то из них занял прочные позиции в крупном бизнесе в Сочи и в Москве. Кто-то ушел из жизни. Кому-то не повезло, и они влачат жалкое существование. А кое-кто припеваючи живет на деньги, которые следствию изъять не удалось.
Дело о 140 миллиардах (продолжение)
Вернемся вновь к сторонам, подписавшим "контракт века". С российской стороны все ясно. Свиридов якобы загорелся идеей возрождения уральской деревни и этим мотивировал свой интерес к сделке. А что же западные партнеры? Как говорят, полный туман. Фирма "Дов трейдинг Интернэшнл" в Соединенном Королевстве никогда зарегистрирована не была, и указанный в контракте ее юридический адрес являлся квартирой супругов Кэрол и Майкла Растин по адресу: Лондон, Примрос-Хилл. Чалкот-Вэй 13, флэт 2.
Командировка в Англию. Пригород столицы Великобритании. Небольшой – в две-три комнаты – особнячок. Нас встречают испуганные мужчина и женщина. Справку о них навели сотрудники Скотленд-Ярда. По их словам, самый большой бизнес, которым они занимались, – "перепродажа чемодана не слишком престижных мужских рубашек". Более чем скромная обстановка. Майкл Растин – англичанин в третьем поколении. Его дед эмигрировал во время Первой мировой войны из Латвии. С 1982 по 1989 год они жили в ЮАР, работали в фирме, занимающейся продажей мебели. Там же познакомились с Дэвидом Фраем, а через него с Гиббинсом. Именно от них последовало предложение подыскать лиц, заинтересованных в покупке миллиардов рублей.
Запись беседы, состоявшейся 17 августа 1991 года в Лондоне с подданными Великобритании супругами Растин:
"Согласно договоренности с английской стороной 27 августа с. г. с участием Калиниченко В. И., Боярова В. И. и Котова А. П. (члены следственной группы), а также детектива-констебля департамента по борьбе с мошенничеством Фредерика Парра, а также переводчицы Марины Бейт, свободно владеющей английским и русским языками, по адресу: London, Primrose Hill, Chalcot Way 13, flat 2 – состоялась беседа с согласившимися на это супругами Кэрол и Майклом Растин.
Кэрол и Майкл Растин по существу дела пояснили следующее: