* * *
После предательства Кузенного прибывшая в Ушачскую зону бригада Гудкова остановилась жить в двух деревнях - Красное и Березово. Эти деревни находились в тылу партизанской зоны, и жизнь гудковцев стала спокойной, без особых приключений.
Но это спокойствие не очень-то нравилось Гудкову. Партизаны были без дела, так как до действующих железных дорог противника было очень далеко, кроме того, местность была гудковцам мало знакомая, да и мин в бригаде уже не было. Поэтому на боевые задания гудковцы почти не ходили. Для снабжения бригады продовольствием и сеном приходилось посылать большие группы партизан на заготовку всего этого за несколько десятков километров от партизанской зоны, в другие районы. Это создавало больше трудности в снабжении гудковцев. Комиссар бригады Финогеев, беседуя с отдельными партизанами, выявил у них большое желание вернуться на Бук, особенно за это ратовали те, семьи которых находились в районе Бука. Однажды между Гудковым и комиссаром на совещании в штабе бригады произошел следующий разговор.
- Николай Петрович, - обратился Финогеев к Гудкову, - может быть, нам вернуться на Бук? Многие партизаны хотят этого. Там нам хорошо известны все гарнизоны противника, в них у нас есть свои связные и сравнительно близко там находится железная дорога Москва - Минск, где можно выполнять боевые задания. Наконец, чего мы здесь сидим? Комбриг Мельников нам отказал в помощи оружием и боеприпасами, так как ему самому их не хватает. За линию фронта мы не прошли, так чего же нам здесь делать? От такого безделья и дисциплина у партизан ослабнет. Им остается только резаться в карты.
- Все вы говорите правильно, Иван Григорьевич! Я и сам уже думал об этом. Только пока повременим с возвращением на Бук, так как я жду нарочного от Агапоненко. Что он нам сообщит, тогда и решим этот вопрос. Да, я еще хотел тебе сказать вот что: в штабе Мельникова я узнал, что они получили несколько экземпляров текста партизанской присяги, утвержденной Центральным штабом партизанского движения. Один экземпляр дали и мне. Нам нужно будет организовать так, чтобы в ближайшие дни все партизаны приняли "присягу белорусского партизана", а тогда уж мы и тронемся на Бук.
- Разрешите мне ознакомиться с присягой, - попросил Финогеев. Он взял текст и стал читать вслух партизанам, сидящим в штабной хате:
"Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, верный сын героического белорусского народа, присягаю, что не пожалею ни сил, ни самой жизни для дела освобождения моего народа от немецко-фашистских захватчиков и палачей и не сложу оружия до тех пор, пока родная белорусская земля не будет очищена от немецко-фашистской нечисти.
Я клянусь строго и неуклонно выполнять приказы своих командиров и начальников, строго соблюдать военную дисциплину и хранить военную тайну.
Я клянусь за сожженные города и деревни, за кровь и смерть наших жен и детей, отцов и матерей, за насилие и издевательства над моим народом жестоко мстить врагу и беспрерывно, не останавливаясь ни перед чем, всегда и везде смело, решительно, дерзко и беспощадно уничтожать немецких оккупантов.
Я клянусь всеми путями и средствами активно помогать Красной Армии, повсеместно уничтожать фашистских палачей и тем самым содействовать скорейшему и окончательному разгрому кровавого фашизма.
Я клянусь, что скорее погибну в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и белорусский народ в рабство кровавому фашизму.
Слова моей священной клятвы, сказанные перед моими товарищами, я скрепляю собственноручной подписью и от этой клятвы не отступлю никогда.
Если же по своей слабости, трусости или по злой воле я нарушу свою присягу и изменю интересам народа, пускай умру я позорной смертью от рук своих товарищей".
Финогеев кончил читать. Сидящие в хате партизаны некоторое время молчали, обдумывая ее текст. И вдруг один из них нарушил эту затянувшуюся паузу и заявил:
- Присяга здорово составлена, даже за душу берет!
На другой день после обеда партизаны были построены среди деревни, и в торжественной обстановке начался прием партизанской присяги. Каждый партизан отряда выходил из строя и, повернувшись лицом к строю, читал текст присяги. А когда он кончал читать, к нему подходил комиссар Финогеев и крепко жал руку:
- Поздравляю с принятием присяги!
К вечеру эта церемония была закончена. Комиссар бригады еще раз поздравил всех партизан и громко дал команду: "Разойдись!"
У комбрига Гудкова уже давно назревало решение вернуться на Бук. Окончательно оно созрело, когда произошел такой инцидент.
Однажды вечером командир отряда Шныркевич послал на заготовку продуктов питания троих партизан: Василия Малковского, Василия и Алексея Короткевичей (в бригаде было два Алексея Короткевича: один в разведке, а второй в отряде Шныркевича). По заданию они должны были ехать далеко из партизанской зоны в сторону Чашников. Это от деревни Березово нужно было ехать километров 30, так как ближе была партизанская зона, в которой заготовку продуктов гудковцам производить запрещалось. Была сильно морозная ночь. Ехать так далеко, да еще по морозу, этим партизанам не захотелось, и они, проехав километров 15 от Березова, решили в одной из деревень, находящейся в подчинении местной бригады Мельникова, произвести заготовку. Они забрали у жителей несколько овечек, свиного сала, хлеба и других продуктов и поехали назад, в Березово.
Обиженные таким неслыханным в этой зоне мародерством со стороны неизвестных вооруженных людей, местные жители пожаловались партизанскому командованию. Эти трое гудковцев были тут же арестованы и отправлены в штаб бригады Мельникова, где их посадили под замок в один из деревенских амбаров. За мародерство они должны были предстать перед партизанским судом. На другой день арестованных гудковцев привезли в штаб к Гудкову, и представитель бригады Мельникова доложил ему о преступлении, которое они совершили. Сюда же, в деревню Красное, приехали и пострадавшие местные жители.
Комбриг Гудков, сильно рассердившись, приказал всем гудковцам собраться в Красное, где будет совершен суд над этими преступниками. Командиры отрядов построили в середине деревни своих партизан. Вокруг строя собрались и все местные жители деревни Красное, а также приехавшие пострадавшие. Старики, женщины и дети стояли перед строем в ожидании этого суда. Через некоторое время перед строем появились комбриг Гудков, комиссар Финогеев и представитель от бригады Мельникова. Все обратили внимание на то, что Гудков очень расстроен случившимся и был необычайно суров. К строю партизан под конвоем привели арестованных. Они стояли молча, опустив головы.
- Слушайте приговор! - услышали все громкий голос комиссара Финогеева.
Комиссар начал читать сначала тихо, а потом все громче и громче. Партизаны, стоящие в строю, и жители деревни напряженно слушали. Приговор был краткий, но суровый - расстрел!
Прочитав приговор, Финогеев аккуратно сложил листок с текстом и положил его в свою полевую сумку. На некоторое время наступила мертвая тишина. И вдруг произошло неожиданное. Из толпы жителей деревни вышел невысокий старичок с седой бородкой. Он быстрым шагом подошел к партизанам и встал между строем и командирами. Все с удивлением и надеждой глядели на этого старика.
- Люди добрые! - крикнул во весь свой голос этот старик, обводя своими глазами партизанский строй. - Что же это у вас тут делается? Разве мало крови льется теперь на нашей земле? Разве мало наших людей убивают проклятые фашисты? А кто же будет победу делать над врагом, если вы тут за каждую паршивую овечку будете стрелять своих братьев? Это не справедливо, это совсем не по-нашему!
Все, и партизаны, и жители деревни, смотрели с восхищением на этого старика. "Молодец, дед!" - выразительно говорили лица партизан. Слова старика признаны всеми, в том числе пострадавшими жителями соседней деревни, очень справедливыми. Теперь вышел из толпы один из пострадавших и громко крикнул:
- Холера их возьми, этих овечек! За что же должны погибнуть эти хлопцы! Мы просим отменить этот приговор!
Среди стоящих жителей деревни вначале поднялся приглушенный ропот, а затем раздались отдельные женские выкрики:
- Отменить приговор!
Комбриг Гудков, комиссар Финогеев и представитель бригады Мельникова вопросительно посмотрели друг на друга.
- Что будем делать? - вполголоса спросил Гудков.
- Если мы расстреляем хлопцев, жители нам этого не простят, - ответил финогеев.
Комиссар окинул взглядом жителей деревни и увидел, как многие женщины уголками своих платков вытирали слезы. Тогда, мгновенно решившись, он громко заявил:
- Приговор будет отменен, если местные жители подпишут акт!
- Подпишем! Подпишем! - закричали в толпе.
Комбриг, комиссар и представитель Мельникова пошли в ближайшую хату писать акт. Всей деревней туда же двинулись и жители.
В это время в деревню Красное пришли с Бука наши летчики во главе с проводником, нарочным от командира разведки Агапоненко.
- Что тут у вас происходит? - спросил разведчик у первого попавшегося на глаза партизана.
- Да чуть не расстреляли своих троих хлопцев.
- А где комбриг Гудков?
- Там где-то, в хате, акт пишут с комиссаром.
Повременив, пока не кончится вся эта процедура с подписью акта, нарочный от Агапоненко повел в одну из хат летчиков и попросил хозяйку дома чем-нибудь накормить их. Узнав от партизан, что прибыл нарочный от Агапоненко, комбриг тут же поспешил найти его. Зайдя в хату, где сидели за столом летчики и нарочный, комбриг сказал:
- Здорово, хлопцы! Как дошли до нас? Что нового на Буке?
- У нас там все хорошо. В гарнизонах спокойно, немцы пока не беспокоят нас. Вот мы, товарищ комбриг, пришли сюда вместе с летчиками, которые бежали из немецкого плена. Нужно их отправить за линию фронта, - доложил нарочный.
- Вы сегодня отдохните, - обратился комбриг к летчикам, - а завтра мы вас отвезем в штаб местной партизанской бригады. У них есть рация, они сделают запрос в Центральный штаб партизанского движения, и за вами вышлют самолет.
- Да, - вспомнил разведчик, - я еще вам, товарищ комбриг, должен сообщить о Кузенном. Он сейчас находится в Толочине. Убежал туда к немцам и находится у них в госпитале. Его там лечат как своего солдата. А на нас во Взносном, после побега Кузенного к немцам, было совершено нападение гитлеровских карателей. Во время этого боя был убит бургомистр Зель, - сообщил Гудкову нарочный.
- А у разведчиков все живы и здоровы? - тревожно спросил Гудков.
- У нас все хорошо, все живы и здоровы. Есть пополнение, трое летчиков решили остаться в нашей разведке.
Долго еще Гудков расспрашивал нарочного о жизни на Буке, а потом он поинтересовался:
- Как это летчики попали к вам в разведку?
Сами летчики все подробно рассказали о том, как они находились в плену у немцев, как им удалось бежать из плена, как они чуть было снова не попали в немецкий гарнизон в Волосове. Весь этот вечер прошел в расспросах и рассказах. Летчиков, в свою очередь, интересовало, каково сейчас положение на фронтах войны. На отправку их за линию фронта ушло три дня. Все это время Гудков находился в штабе Мельникова. В ночь прилета самолета Гудков сам дежурил на аэродроме вместе с местными партизанами, и его внимание и забота, проявленные к летчикам, были щедро отмечены. Летчики прилетевшего самолета лично отблагодарили комбрига Гудкова, подарив ему новенький автомат и коробку патронов к нему. Вернувшись в хорошем настроении с аэродрома, Гудков приказал партизанам подготовиться к возвращению на Бук.
Была середина февраля, когда большой обоз гудковцев выехал из Ушачской зоны к себе на Бук. Дорога шла теперь все время почти на юг, по известному партизанам пути. На третий день гудковцы уже подъезжали к своему Буку. Вечером бригада в полном составе вернулась к своим старым землянкам под Яновом. И снова в засыпанных снегом землянках в железных печках ярко запылал огонь, от которого повеяло теплом и стало уютно, как дома. Узнав о возвращении бригады, Агапоненко, забрав с собой троих "летчиков", как нас называли в разведке, повез в партизанский лагерь для знакомства с комбригом, да и со всеми партизанами. В зимнем лагере у гудковцев жизнь кипела ключом. Среди высоких елей горели костры, на которых готовилась еда. В стороне от землянок стояли лошади, жующие сено, и было слышно, как оно хрустело у них на зубах. Снег кругом был уже притоптан. Всюду к землянкам шли протоптанные в снегу дорожки. Часть партизан находилась у костров, где были слышны гомон и смех. Видимо, кто-то из партизан рассказывал какую-то смешную историю, а может быть, новый анекдот, привезенный из Ушачского района. Въехав на санях в лагерь и увидев партизан, Агапоненко крикнул им:
- Здорово, хлопцы!
- Привет разведчикам! - ответили сидящие у костра.
- Где же ваши новые автоматы? Как сходили за линию фронта? - спросил Агапоненко, увидев Евсеенко.
- Ничего из этого у нас не получилось. Мы даже до линии фронта 100 километров не дошли, как нас немцы так пуганули, что мы еле ноги унесли, и то не все. Одного партизана потеряли - Костю Подоляцкого, - ответил за всех Евсеенко.
- Плохо это у вас получилось… А где сейчас комбриг?
- Вон там, у второго костра сидит.
Привязав лошадей к деревьям, мы пошли в сторону костра, где в окружении партизан сидел Гудков и что-то рассказывал им.
- Здравствуйте, товарищ комбриг, с благополучным вас возвращением на Бук, - поприветствовал Агапоненко.
- Здорово, Николай! А что это за хлопцы пришли с тобой? - обратив на нас внимание, спросил Гудков.
- Это трое летчиков, которые пожелали остаться у нас.
- Хорошо. Теперь у нас свои летчики есть, - с улыбкой заявил он.
- Товарищ комбриг, это не совсем так, - решил я вступить в разговор. - Я, например, совсем не летчик, а по военной специальности парашютист-диверсант. Правда, я был до этой специальности также мастером по авиационному вооружению.
- Ну, так это очень хорошо. Значит, ты знаешь подрывное дело и пулеметы. Это как раз нам и нужно в партизанах.
Затем комбриг стал расспрашивать, откуда мы родом, где воевали, как попали в плен и т. д. Когда я сказал, что в плену был в городе Шахты Ростовской области, то Гудков сразу оживился и сказал:
- Шахты - это моя родина. Там я родился, учился и работал до призыва в армию. - А потом он вдруг спросил: - Город сильно разрушен?
- Нет, в городе особых разрушений не было видно, а вот шахты все взорваны. Мне один день пришлось работать по расчистке руин и завалов на одной из шахт, так, я думаю, немцам не скоро удастся освободить их от завалов.
- Ну что же, Николай, - обратился Гудков к Агапоненко, - оставляй этих молодцов у себя в разведке.
- Николай Петрович, мне с вами надо поговорить по секрету.
- Хорошо, Николай, пошли ко мне в землянку.
Мне комбриг Гудков очень понравился. Он был невысокого роста, с шевелюрой черных волос на голове, с симпатичным лицом, карими глазами и черными бровями, с несколько орлиным носом, стройный, подтянутый - настоящий командир. Носил он даже зимой хромовые сапоги, одет был в гимнастерку с обтянутыми поверх ее ремнями портупеи. У костра он сидел с накинутым на плечи белым армейским полушубком, а на голове у него красовалась шапка-кубанка. По своей выправке он был похож на донского казака. Разговаривал с нами спокойно, и часто на его лице во время разговора возникала чарующая улыбка. Он любил пошутить и был отличным собеседником. Уходя с комбригом в штабную землянку, Агапоненко нам приказал возвращаться без него в наш "Терем".
- Меня не ждите! Я приеду завтра утром.
Зайдя в землянку к комбригу, Агапоненко спросил:
- Николай Петрович, вы получили мое донесение о Кузенном?
- Получил. Что же будем делать с ним?
- Я предлагаю уничтожить его как изменника Родины.
- А как это сделать? Он же находится под крылышком у немцев.
- Николай Петрович, у вас сохранились те деньги, которые мы забрали летом у немцев при разгроме гарнизона в Белице?
- Конечно, сохранились. А что ты придумал, зачем тебе они?
- Давайте пошлем этому Кузенному записку от нас, партизан, к ней приложим несколько сот немецких марок якобы для поддержания его здоровья. Пусть тогда немцы разбираются, почему партизаны послали ему деньги, не ведет ли он двойную игру?
- А ты, Николай, здорово придумал. Давай так и сделаем. Но как все это передать Кузенному, причем так, чтобы немцы узнали?
- Я все это уже продумал. Мы это сделаем через наших связных.
- Хорошо, Николай, действуй. А теперь надо и по чарочке нам с тобой выпить за нашу встречу. Лена, - позвал комбриг Лену Сушко, с которой он познакомился еще будучи в плену и которая теперь всегда находилась при штабе бригады, - приготовь нам что-нибудь закусить да и бутылочку достань из нашего энзэ.
Через день после этой встречи, где они вместе составили письмо к Кузенному, Агапоненко, забрав это письмо и тысячу немецких марок, выехал вместе со своими разведчиками в деревню Дроздово, к связной Подоляцкой. Оставшись наедине, они долго беседовали относительно плана передачи записки и денег Кузенному.
В один из воскресных дней конца февраля, рано утром, Подоляцкая, забрав с собой в корзинке два десятка яичек, пакет с письмом и деньгами, отправилась в Толочин на рынок. Больше двух часов эта старая женщина бродила по рынку, чтобы случайно встретиться с женой Кузенного, но ее на этот раз встретить на рынке так и не удалось. В отчаянии Подоляцкая уже хотела уходить с рынка, как вдруг увидела среди рыночной толпы сестру жены Кузенного. Осторожно подойдя к ней, Подоляцкая потянула ее за рукав полушубка и шепотом попросила отойти в сторону ото всей остальной толпы. Когда они вышли из этой людской сутолоки, Подоляцкая молча вложила в ее руки пакет с письмом и деньгами. Та в недоумении взяла этот пакет и спросила:
- Это что за пакет? От кого он?
- Спрячьте скорее и поспешите домой, а там узнаете. Не оглядывайтесь и идите прямо домой.
После этих слов Подоляцкая быстрым шагом отошла от нее и затерялась в базарной толчее. Женское любопытство требовало от девушки, чтобы она посмотрела, что же находится в этом загадочном пакете, но, получив от незнакомой старой женщины этот пакет и предупреждение, что нужно его спрятать и поспешить домой, заставило ее выполнить это требование. Постояв некоторое время в каком-то замешательстве, девушка, быстро засунув пакет в свою сумку, зашагала от рынка по улице. А в это время Подоляцкая, следя за девушкой, заметила, что один из немецких солдат и полицай ходят вместе по рынку, пристают к женщинам и у них отбирают яйца. Она, быстро сообразив, смело подошла к ним и укоризненно сказала: