Он подготовил меморандум "Российская социалистическая федеративная республика". Издал его в начале 1920 года тиражом в 2000 экземпляров и разослал "видным газетам, коммерсантам, членам биржи и членам парламентов" с целью формирования в австралийском обществе благоприятного отношения к Советской России и установления взаимовыгодных торгово-экономических связей . 13 февраля меморандум был направлен премьер-министру.
Этот документ должен был произвести впечатление на австралийские правящие круги. Не дешевая революционная агитка (практически бесполезная, зато идеологически выдержанная), а взвешенное, спокойное объяснение целесообразности нормального общения с социалистическим государством. Подчеркивалось, что РСФСР представляет интересы подавляющего большинства российского населения, следует продуманной экономической политике и не является бесчеловечным, кровавым и варварским режимом, с которым зазорно иметь дело. Автор указывал, что Россия – крестьянская страна, и большевики сумели прийти к власти, потому что дали крестьянам землю, в то время когда "русская автократия" хотела ее отнять. Симонов демонстрировал свою информированность, ссылаясь на известных западной публике авторитетов (генерала Г. Гофа, У. Буллита, Дж. Ллойд-Джорджа ), которые выступали за налаживание контактов с РСФСР .
Советское правительство, писал он, не претендует на то, чтобы называться демократическим, поскольку является правительством диктатуры пролетариата . Однако оно выигрывает на фоне правительств западных стран, которые осуществляют "диктатуру немногих финансовых магнатов". Разница в том, что Советская Россия не лицемерит и открыто признает свою диктатуру. Но диктатура носит временный характер – это инструмент строительства светлого будущего, где все будет по-настоящему демократично. А вот с капиталистической системой управления в светлое будущее не попасть – в Англии, в США, во Франции или в Австралии господствует "диктатура постоянная", которая только маскируется под демократию .
В своем стремлении подать советскую власть как можно привлекательнее Симонов часто выдавал желаемое за действительное. "Сегодня, – уверял он, – средний российский крестьянин живет лучше, чем самые высокопоставленные чины Красной гвардии или советские правительственные деятели, включая самих Ленина и Троцкого" .
Он заявлял, что положение правительства Советской России "сегодня прочнее, чем когда-либо", что это "это самое прочное из всех существующих сегодня правительств" и призывал австралийцев "забыть всю эту чушь" (антисоветскую), признать РСФСР и "немедленно установить с ней политические и экономические отношения" .
В своих восторженных и горделивых оценках советского режима Симонов терял чувство меры. Объявлял, что Красная армия "всех сильней" и при желании может запросто расправиться со всей мировой буржуазией и не делает этого единственно по причине своего миролюбия. Трудно сказать, насколько действенными были подобные аргументы – возможно, они достигали цели обратной желаемой. Уж слишком легко было напугать англосаксов большевистской угрозой. Показателен такой пассаж: "У меня имеются все основания сказать совершенно откровенно, что мое правительство, если захочет, в состоянии создать для Британской империи ад на Ближнем Востоке и в Индии. Однако мое правительство не стало этого делать, поскольку со всей серьезностью и искренностью стремится избежать всякой вражды и хочет установить дипломатические отношения со всеми, в том числе и с Британской империей" . Это можно было расценить как принуждение к мирному сосуществованию…
Подобные рассуждения производят впечатление отчасти наивных, но сделаем скидку на условия, в которых находился Симонов, на ограниченность имевшихся у него источников информации. Он выполнял свою работу добросовестно и не факт, что другой на его месте сумел бы проявить себя лучше.
Симонов буквально засыпал письмами редакции австралийских газет, которые осмеливались усомниться в обоснованности и справедливости того, что происходило в РСФСР. Эти письма наполнили отдельную папку в Архиве внешней политики Российской Федерации, объемистую, пухлую. Стоило Петру Фомичу обнаружить статью или заметку, в которых критиковался опыт советского строительства, как он тут же хватался за ручку или карандаш.
Он направил возмущенное послание в сиднейскую "Дэйли телеграф", которая рассказывала о милитаризации общества в социалистическом государства и делала вывод, что его вожди готовятся "к нападению на небольшевистские нации". Симонов заверял, что все обстоит диаметрально противоположным образом. Это иностранные государства "в течение трех лет и на тринадцати фронтах" вели наступление на Российскую рабоче-крестьянскую республику, и теперь, когда эта затея провалилась, они начинают болтать о "всеобщей милитаризации в России" .
Милитаризация, заявлялось, ей ни к чему, поскольку "все ее мужчины и женщины и так предпочтут умереть, сражаясь за свою свободу, чем уступить международным ненасытным волкам-эксплуататорам", причем умереть не как "овцы", а как "прекрасно подготовленные, обученные и организованные бойцы… сражающиеся против международных грабителей и эксплуататоров, чьи прислужники расхаживают в Лиге Наций…" .
Сиднейская "Сан" обвинила большевизм в диктатуре и анархизме, чем дала хороший козырь в руки советского представителя. Он тут же изобличил редакцию в политической неграмотности. "Диктатура, какой бы она ни была, не может быть анархистской хотя бы потому, что анархисты не признают никаких диктатур и вообще никакой политической власти" .
Симонов вошел во вкус, осаживая буржуазных писак. Временами становился излишне резок и не стеснялся в выражениях. Понятно, это не повышало доходчивость его аргументов, но в какие-то моменты хотелось рубить сплеча. Досталось главному редактору той же "Сан", дерзнувшему высказаться против "товарищей Ленина, Троцкого и Симонова". Симонов был польщен тем, что удостоился оказаться в одном ряду с вождями революции, но, тем не менее, назвал главного редактора "придурочной старухой" . Хотя тот не принадлежал к слабому полу.
Как бы не заносило Симонова в запале полемики, в конечном счете он создавал почву для сближения двух стран. Он стремился к установлению нормальных отношений между Советской Россией и Австралией и в этом плане действовал так же как Мартенс, Красин, Воровский, Ганецкий и другие советские представители за границей. Отдавая дань революционной риторике, они заботились о включении своей страны в систему традиционных международных связей. Это определялось "текущим моментом". Гражданская война заканчивалась, мировая революция не случилась, и РСФСР нуждалась в восстановлении торгово-экономических и политических контактов с развитыми странами.
"Я искренне надеюсь, сэр, – писал Симонов премьер-министру в сопроводительном письме, прилагавшемуся к меморандуму "Российская социалистическая федеративная республика", – что в самом ближайшем будущем наши страны возобновят торговые отношения к взаимной выгоде. Сегодня мистер Ллойд-Джордж и многие другие государственные деятели осознали, что мое правительство было право, настаивая все последние два года на том, что торговые отношения должны развиваться, поскольку изоляция губительна как для моей страны, так и для всех остальных. Россия слишком велика и слишком богата ресурсами, чтобы ее игнорировать… но и Россия не сможет нормально существовать без общения с другими нациями" .
Рассказывая о конкретных шагах Советского правительства, направленных на обеспечение экономического роста и прекращение блокады РСФСР со стороны Антанты, Симонов призывал воспользоваться новыми условиями для взаимовыгодного делового сотрудничества. "Мое правительство, – с пафосом заявлял он, – сегодня является крупнейшим продавцом и покупателем, которого когда-либо видел мир, и отказываться от торговли с такой страной было бы самоубийственно для тех, кто пошел бы на это" . Допустим, это было преувеличением, но в качестве пропагандистской фигуры речи годилось вполне.
Симонов знал, как правильно подать выдвигавшиеся им идеи и делал это ярко, со вкусом, стилистически отточено. Вот пример из его меморандума: "Вы не сможете держать Советскую Россию в изоляции, может год другой, но не до бесконечности. Это будет наносить вам не меньший ущерб, чем нам… Мы не просим нас любить. Мы не просим отказаться от вашего предвзятого отношения к тем теориям, которым мы следуем. С какой стати? Я со своей стороны и пытаться не стану убеждать вас, что нам по душе ваши идеалы. Если бы я так поступал, то был бы лицемером, лжецом. Чего хочет мое правительство, так это установить коммерческие отношения между нашими странами к обоюдной выгоде" .
Нет никаких оснований бояться Советской России, подозревать ее в разных кознях и подрывной деятельности против западных стран, убеждал он австралийцев и советовал брать пример с таких европейских государств, как Финляндия, Эстония, Латвия, Германия и Италия, которые к тому времени начали устанавливать дипломатические и торговые контакты с Москвой. "Во всех этих странах капиталистические правительства. Мы подписали перемирие с Польшей. Наши делегации участвуют в мирных конференциях с Румынией и Чехословакией" .
24 декабря 1920 года Симонов написал министру внутренних дел о том, что имеются большие возможности в торговле между Австралией и РСФСР, что он это знает из бесед с австралийскими бизнесменами, но "в этом отношении пока абсолютно ничего не делается" . Он указывал, что Советская Россия "постепенно устанавливает торговые отношения практически со всеми странами мира" и ссылался на Великобританию. "Безусловно, Вам известно, что мое правительство в последние несколько месяцев приобрело в Великобритании товаров на сумму в несколько миллионов ф. с.". Подчеркивалось: "торговля развивается также в весьма крупных объемах между моей страной и Германией, Италией, Австрией, Швецией, Норвегией и вашей сестрой доминионом Канадой и с США" .
В письме главному редактору "Ивнинг ньюс" от 10 марта 1920 года Симонов указывал на "хорошую возможность установить прямые торговые отношения" между Австралией и Россией и призывал сделать это "скорее, пока не будет слишком поздно". Говорилось, что объем этой торговли может составить до 10 млн. фунтов ежегодно и "Советская Россия вполне готова к этому" .
Совместно с австралийскими бизнесменами Симонов разрабатывал конкретные проекты, например, экспорта российской древесины в Австралию с Дальнего Востока . Пытался заинтересовать Москву в перспективности научно-технического взаимодействия с Австралией. Через Мартенса направил для передачи в центр "описание изобретения и экспериментов для интенсивного использования низших сортов угля". 22 апреля 1920 года из Нью-Йорка пришел ответ – Симонова благодарят, документация переслана в Москву .
Он обращался напрямую к Чичерину, старался заинтересовать наркома заманчивыми, с его точки зрения, перспективами торговли с Австралией. "Многие из коммерсантов желают восстановить торговые сношения с Россией. Здесь страшно нуждаются в нашем лесе. Можно продать миллиона на два фунтов. Две фирмы предлагали мне заказы по полмиллиона фунтов" .
Симонов подчеркивал, что он следовал советам Мартенса – это, как он надеялся, должно было сыграть в его пользу в глазах Чичерина. "Руководствуясь до некоторой степени активностью тов. Мартенса в Америке, я возобновил свою официальную активность с посылки федеральному премьеру меморандума, где я объяснял положение Советской России и указывал на обоюдную выгодность возобновления торговых сношений между Россией и Австралией" .
Симонов сообщал, что на протяжении всего 1920 года он стремился добиться отклика от австралийских коммерческих и промышленных кругов. Это было невероятно сложно, ведь в глазах предпринимателей советский представитель, большевик мог быть кем угодно, только не деловым партнером – "годился только, чтобы его пристрелить ( "was good only to be shot" )" . Но Симонову (он указывал на это без ложной скромности), все-таки удалось заставить австралийцев прислушаться к себе – это стоило немалых трудов, особенно с учетом отсутствия "контактов и инструкций из Советской России, а также соответствующего финансирования" . Он упоминал крупного австралийского торгового брокера Ф. Ч. Мардела, готового способствовать взаимодействию с Советской Россией. Благодаря ему "даже в министерстве торговли, самом твердолобом из австралийских министерств стали благосклонно относиться к возможности торговых связей с Советской Россией".
Осторожно замечая, что торгово-экономическое сотрудничество Москвы с Австралией, конечно, не должно опережать подобное сотрудничество со странами Европы (Симонов давал понять, что не "тянет одеяло на себя" и свое место знает), он докладывал о своих достижениях. Речь шла о предварительной договоренности с крупной корпорацией "Pacifc Supply Company" , головной офис, которой находился в Дании. Оттуда до Москвы было добраться значительно легче, чем из Мельбурна или Сиднея. Симонов заверял, что эта корпорация могла взять на себя осуществление торговли между Советской Россией и Австралией, а также содействовать торговым контактам РСФСР на европейском направлении.
Он обещал, что советско-австралийская торговля за пару лет выйдет на уровень четырех млн. фунтов (два миллиона – на экспорт и два – на импорт), и это только начало. В перспективе стоимость товарооборота должна была возрасти до 10 млн. фунтов. По мнению Симонова, уже в марте 1921 года можно было бы заключить советско-австралийское соглашение с тем, чтобы через 6–7 месяцев "началась реальная торговля" .
Петр Фомич не скрывал своей личной заинтересованности в достижении поставленной цели, это позволило бы ему добиться от австралийского правительства признания в качестве, пусть, не дипломатического, а торгового представителя РСФСР. Согласия Лондона на это не требовалось. Одновременно выражалась надежда, что как только соглашение будет подписано ему пришлют в помощь "какого-нибудь абсолютно надежного человек или несколько человек из России" .
Наряду с зондажем деловых кругов и поиском торговых партнеров он выяснял возможность оказания австралийцами гуманитарной помощи России. Зимой 1920–1921 годов там начался страшный голод, охвативший около 30 губерний, республик и областей с населением более 40 млн. человек. Симонов сообщал в НКИД о частных компаниях, благотворительных организациях и отдельных людях, готовых предоставить донорскую поддержку .
По большому счету отдачи от своих усилий он так и не почувствовал. Одна из причин заключалась в инертности австралийских официальных кругов, их двойственном отношении к Симонову. Он жаловался одному из коммерсантов: "Какая может быть торговля с Россией, когда Ваше правительство отказывается выдавать вам паспорт для выезда туда, когда ваши письма в Россию возвращаются с пометкой "доставка невозможна"? Какая может быть торговля, когда ваше правительство изымает не только мою официальную корреспонденцию, но даже мои деньги?" .
Поведение австралийской верхушки было не единственным и, пожалуй, не главным, что удручало Симонова. Он был уверен, что сумел бы добиться желаемого отклика, если бы располагал необходимой поддержкой Москвы. Но нормального общения с НКИД по-прежнему не получалось. Народный комиссариат не реагировал на информацию о советском представителе в Австралии и на его предложения. Письма, которые передавали в Москву Мартенс и Стрём, оставались без ответа.
Своими переживаниями Симонов поделился со Стрёмом (письмо от 22 июля 1920 года):