Мне довелось в те дни встретиться с министром иностранных дел Японии, вместе официально поужинали с г-ном Таро Накаямой. Он говорил о трех вариантах развития отношений Японии с нашей страной. "Они могут оставаться такими, как есть, могут ухудшиться, но могут и улучшиться", - сказал мне тогда японский министр. Он подарил мне на память часы с интересным циферблатом, где вместе с его именем изображена была Япония. Но, присмотревшись внимательно, я обнаружил, что на часах эта маленькая страна географически расширилась: там Курильские острова уже значились в составе Японии. Я не удержался, спросил: "Господин Накаяма, а почему на ваших часах Курилы уже японские?". Он улыбнулся и очень учтиво заметил: "И я, и вы, господин Кравченко, являемся профессиональными пропагандистами. Считайте, что мои часы, мой подарок, - это часть пропагандистской деятельности".
Уже около 20 лет я ношу эти часы и поражаюсь их высочайшему качеству. Они идут секунда в секунду, отмеряя годы надежд японцев на возвращение себе четырех островов. Но переговоров с тех горбачевских пор было множество, ничего существенного не происходит, и лишь однажды Борис Ельцин чуть было не позволил преподнести царский подарок японцам в виде некоторых островов. Но он все-таки вовремя протрезвел тогда, и все вернулось на круги своя.
Я еще не раз, находясь в составе делегаций в месте с Горбачевым, удивлялся и радовался его таланту вести дипломатичные переговоры. И тем не менее хорошо известно, что ему во многих других случаях не хватило твердости отстаивать наши государственные интересы. Примеров немало, о некоторых я расскажу ниже. Но почему же так происходило? В мучительных поисках ответов однажды я пришел в принципе к простым выводам, которые в истории случались даже с великими государственными деятелями. У каждого из них, и конкретно у Горбачева, нередко не хватало политической воли. И парализовалась она всякий раз, когда нужно было делать трудный выбор между личным и государственным интересами. Если ты державник до мозга костей, то тогда твое личное, сокровенное, твоя вселенская популярность должны уйти в тень. Ты приносишь их в жертву ради высших интересов державы. Но если ты так высоко вознесся в своей мировой популярности, если "гласность и перестройка" на всех языках звучат без перевода, если становишься "человеком года", "лучшим немцем года", нобелевским лауреатом, а твоей державе все труднее жить, и ты дрогнул, уступил и даже жертвуешь национальными интересами, то это уже великая драма, трагедия личности. Так именно история распорядилась Горбачевым. Ему не хватило мужества политической воли, твердости характера в противостоянии с Ельциным, а дипломатические тонкие игры и ухищрения, в которые втянули и народ, и страну, и партию, принесенную в итоге в жертву, - все это не помогло Горбачеву победить. Его приговорят заговорщики в Беловежской Пуще к "увольнению по сокращению штатов". Так это обычно делается в организациях, где, избавляясь от какого-то руководителя, проводят сокращение структурных подразделений вместе с их руководителями. Так поступят с великой державой СССР, проведя структурную реорганизацию, подвыпившие сидельцы в Беловежской Пуще. Они утвердят "новое" штатное расписание", где не будет ни СССР, ни, естественно, его президента. Правда, позднее их история тоже выкинет на свалку, а вот потерянную великую страну очень жалко…
Непростые вопросы возникали у международных обозревателей, когда после некоторых зарубежных поездок М. Горбачева в бывшие соцстраны Восточной Европы там сразу же возникали "бархатные" революции. А вот визиты в Румынию и КНР вызвали даже трагические последствия. В Бухаресте свергли Чаушеску и вместе с женой расстреляли и бросили в одном из грязных дворов.
В Пекине на центральной площади Тайаминь тоже пролилась кровь десятков людей, когда власти жестоко подавили массовое выступление оппозиции. Китай - это не Румыния. Там уже успели извлечь уроки и своевременно приняли защитные меры от насильственного введения "демократии". Больше того, в КНР спецслужбы внимательно отслеживали деятельность заговорщиков, часть из которых окажется агентами ЦРУ. Они терпеливо следили за многими персонажами, которые успели "засветить" в США и других странах скрытыми камерами и создать убедительный фильм о подрывной деятельности зарубежной агентуры и втянутых в заговор китайцев. Когда же случилась трагедия в Пекине, китайское телевидение показало сенсационный фильм, где китайские телезрители увидели и ряд персонажей из числа своих соотечественников, подстрекавших население на восстание. Их арестовали, а в США поднялась великая шумиха о "нарушениях прав человека", подавлении "демократии". Угрожали даже разрывом дипломатических отношений. Но руководство КНР проявило твердость и уберегло огромную страну от страшных катаклизмов. Пройдет немало времени, и с Китаем опять будут считаться как с великой державой. Это прекрасный урок!
У нас в СССР вольготно чувствовали в те времена многочисленные агенты влияния. Позднее они будут, в 90-е годы, рулить нашей внешней политикой. Господа Козыревы через многочисленные уступки предадут наши национальные интересы.
Но ведь начиналось это при Горбачеве, у которого даже в самом близком окружении оказались опасные "поводыри". А надо учесть, что происходило это в резком противостоянии с командой Ельцина, откровенно поддержанной в западных странах. Само противостояние было губительным для СССР, для его экономики, для его народа. А тут вокруг появились сотни иностранных советников по развитию "демократических" процессов в России, реформированию ее экономики. Позднее их станет тысячи - советников и консультантов по приватизации и т. п.
Вот что не смог Горбачев вовремя оценить как великую угрозу извне, осуществлявшуюся под одобрительные приветствия наших демократических преобразований в условиях, повторяю, обострявшихся отношений между Горбачевым и Ельциным.
Глава XXVI
Я БЫЛ ТЕЛЕВИЗИОННЫМ КАМИКАДЗЕ
Август считается месяцем, приятным во всех отношениях, месяцем отпусков. По традиции именно в начале августа всегда уходили в отпуск наши политические лидеры. И на этот раз лучший летний месяц года не стал исключением. Президент СССР, Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев отправился на отдых в Форос. Одновременно уехали на юг многие министры и руководители ведущих государственных средств информации. Собрался в отпуск и я, но Горбачев обязал меня остаться в Москве и готовить телевидение и радио к важнейшему событию года - подписанию ново-огаревского договора.
А теперь вернемся к началу месяца. Уже 8 августа я должен был отправиться в Ленинград и присутствовать на важнейшей церемонии подписания протокола о проведении Игр доброй воли. Подписать договор, скрепить его своими подписями должны были председатель Спорткомитета СССР Николай Русак, мэр города Анатолий Собчак и я. Кроме нас в торжественной церемонии подписания документа участвовали высокопоставленные представители американской телевизионной компании Си-эн-эн. Ее возглавлял известный американский бизнесмен Тернер, который был в свое время инициатором проведения этих соревнований.
9 августа во время обеда в ленинградской гостинице "Смольнинская" меня нашел по телефону из Фороса Михаил Горбачев. Поздоровавшись, он спросил:
- Что ты, Леонид, скрылся в Ленинграде?
[В оригинальном файле отсутствуют три страницы]
дента СССР, а затем в ходе подписания договора предполагались выступления лидеров шести союзных республик, которые первыми ставили свои подписи под документом. Все остальное время отводилось процедуре подписания документа. Все это монотонное действие смотреть в течение четырех часов было бы невыносимо. Поэтому я внес такое предложение: мы передаем речи основных действующих лиц, в том числе и заключительное слово Горбачева, а в моменты подписания договора выходим из зала на показ документальных фильмов, фрагментов музыкальных программ тех республик, руководители которых в этот момент ставят свои подписи. Хотелось создать образ Союза, показать, что мы остаемся в единой семье народов с идеей сохранения единого экономического, культурного и духовного пространства.
Болдин согласился с моими доводами и сказал, что 19 августа Горбачев прилетит в Москву, и вечером в его кабинете мы окончательно согласуем телевизионный сценарий. На том и порешили. Но, как показали дальнейшие события, в жизни уже писался другой сценарий. Утром в субботу Болдин в составе группы руководителей страны улетел в Фо-рос для переговоров с Горбачевым.
Об этой драматической встрече много сказано-пере-сказано. Я убежден в одном: близкие сподвижники президента улетели к нему для согласования одного из проектов введения чрезвычайного положения. Надо было заручиться его поддержкой, хотя бы устной.
Какие основания так считать? Ну, во-первых, об этом свидетельствуют в своих признаниях сами высокопоставленные визитеры в Форос. Им можно поверить хотя бы по той причине, что еще весной 1991 года Горбачев поручил Павлову, Пуго, Крючкову, Янаеву и Язову готовить предложения по введению чрезвычайного положения. Чем это было вызвано? Тем, что Россия, по существу, объявила банкротом Советский Союз: отказ платить в федеральный бюджет основную часть российских налоговых сборов, признание верховенства Конституции РСФСР и российских законов над федеральными, бойкот любых постановлений союзного правительства, если они касаются России, и т. п. Вся обстановка в СССР стала неуправляемой. Есть президент, есть премьер, есть союзное правительство, но их никто уже не слушается. Прибалтика и другие республики готовы покинуть СССР. Вот потому загнанный в угол Горбачев и дал поручение относительно введения чрезвычайного положения.
Признаться, я только позднее узнал, что было разработано четыре варианта введения чрезвычайного положения. Когда с ними познакомили Горбачева, он сказал: "Хорошо. Пусть пока полежат". И документы, которые готовились заранее, должны были снова всплыть в Форосе.
До сих пор с содроганием вспоминаю ночь с 18 на 19 августа 1991 года. Сотрудники КГБ вывезли меня с государственной дачи в Жуковке и доставили на Старую площадь к зданию ЦК КПСС. Но прежде был телефонный звонок примерно в час ночи. Звонил секретарь ЦК Манаенков.
- Леонид Петрович, - сказал он, - нам срочно надо встретиться. Дело крайне важное.
Я попробовал поартачиться, мол, нельзя ли подождать до утра?
- Нет, - твердо возразил Манаенков, - когда вы приедете к нам, поймете, что дело не терпит отлагательств.
…В кабинете Манаенкова был еще первый секретарь Московского горкома партии Прокофьев. Без особых предисловий мне был показан для ознакомления документ, точнее, его проект, которым объявлялось о создании ГКЧП. В порядке комментария было сказано, что готовится введение чрезвычайного положения. Но пока не ясно, то ли в стране, то ли в Москве и Ленинграде. Манаенков разъяснил, что основные документы еще в работе и их надо будет забрать после четырех утра у Олега Шенина, который замещал Горбачева на посту генсека.
У меня до встречи с Шениным еще было в запасе полтора часа, и я заехал предварительно на Таганку, в свою квартиру. В какой-то момент осенило: "А не посоветоваться ли мне с Горбачевым?" Как обычно, набрал соответствующий номер (у меня и дома была установлена правительственная связь), однако вызов не проходил. Мое беспокойство нарастало, с нелегким сердцем я направился к Шенину.
Он встретил меня в кабинете, но отвел для разговора подальше от своих телефонов, за стол заседаний. Без предисловий объявил: "Чрезвычайное положение введено в Москве. Вот пакет документов, которые надо с шести утра передавать по телевидению и радио". Пока я бегло просматривал бумаги, Шенин успел рассказать, что накануне представительная делегация была у Горбачева в Форосе (он дал понять, что сам находился в составе делегации) и провела с ним острый разговор по поводу введения чрезвычайного положения. Горбачев якобы предлагал это сделать, только заручившись предварительно поддержкой Верховного Совета. Но, как Шенин дал понять, делегация настаивала на своем: вводить чрезвычайное положение немедленно. В конце концов Горбачев с гневом сказал: "Ну черт с вами, делайте. Но обязательно и в срочном порядке надо собрать Верховный Совет, чтобы все законно было".
Я не сумел прочитать все документы - времени было в обрез, но успел ознакомиться с письмом Лукьянова и указом Янаева, где было сказано, что в связи с болезнью Горбачева вице-президент берет обязанности президента на себя. У меня кошки заскребли на сердце. Что же могло быть на самом деле с Горбачевым? В тот момент только одна мысль тревожила: не произошла ли с президентом беда в результате драматических переговоров? Вспомнил также, как во время официального визита в Корею Раиса Максимовна жаловалась мне на чрезвычайную физическую и интеллектуальную перегрузку Михаила Сергеевича. На память пришли ее слова, что она боится за него, в любой час с ним может приключиться беда.
Эта тревога понемногу улеглась в тот день только после сообщения, что на специальной пресс-конференции выступит лечащий врач и все объяснит.
Из машины по телефону успел предупредить своих коллег, что все программы нужно перестроить с учетом чрезвычайного положения. К этому времени телецентр был окружен десантниками и бронетранспортерами. Поначалу меня самого в здание не пускали, не помогало даже мое депутатское удостоверение. Но вмешался сопровождавший меня офицер безопасности, он куда-то позвонил по телефону из машины - и все уладилось. Правда, обратил внимание, что Останкинская башня окружена автоматчиками, в эфирных зонах находятся усиленные наряды милиции. В мой кабинет тянули какую-то дополнительную связь. То и дело попадались на глаза незнакомые люди в гражданском. Мы стали работать в условиях захваченного телецентра.
С моей стороны указания были только программного характера. Дикторы читали документы, которые мне вручил Шенин. Хочу особо подчеркнуть, что это были заявления Председателя Верховного Совета А. И. Лукьянова, указ вице-президента Г. Янаева, Заявление советского руководства, подписанное Янаевым, Павловым и Баклановым. Кроме того, обращение вице-президента СССР к Генеральному секретарю ООН и первое обращение ГКЧП к советскому народу. Другими словами, это были документы, подписанные всеми высшими руководителями страны, кроме Горбачева. И когда по прошествии времени многие пытались дать юридическую оценку того, как называть произошедшее 19 августа - государственным переворотом, путчем или как-то иначе, то надо помнить, что во главе ГКЧП стояли люди, которые имели высшую власть в стране.
Меня не раз спрашивали потом, в том числе и следователи на многочисленных допросах: не могли бы мы отказаться читать документы ГКЧП по ТВ и радио? В ответ я всякий раз подчеркивал, что выбора у нас не было. В соответствии со статьей 23 Закона о печати, мы обязаны были огласить эти документы без всякой правки, поскольку они подписаны высшими должностными лицами страны. Ас точки зрения профессиональной такой отказ был бы тягчайшей ошибкой. Как это понимать: с утра в Москве введено чрезвычайное положение, а мы должны вместо документов показывать развлекательную программу "Телеутро" - так, что ли? Было бы дикостью с нашей стороны, если бы в условиях, когда захвачен телецентр, когда на этажах разместились представители трех-четырех родов войск, когда на улицы и площади столицы входили танки и вооруженные формирования, мы на ТВ и радио делали бы вид, что ничего особого не происходит. Я уж не говорю о том, что надо быть реалистами, ведь мы работали под неослабевающим контролем. Чужие люди дежурили на этажах, находились в моей приемной. У меня было ощущение, что все, что происходит вокруг, о чем говорится в кабинетах, в зале заседаний, абсолютно прозрачно.
Вышло так, что именно на этот месяц выпал пик моих перегрузок. 5 августа я рассмотрел и утвердил программы телевидения и радиовещания на неделю - с 19 по 26 августа. Это всегда делалось заранее, чтобы объявленные передачи успели опубликовать не только газеты, но и журналы. Такой порядок сохранился и по сей день. И тогда, и теперь по четвергам и пятницам в печати публикуются программы телевидения на следующую неделю. И если сегодня открыть газеты за 16 и 17 августа 1991 года, то в них можно обнаружить теленеделю на 19–26 августа.
Посмотрите, каким был объявлен телевизионный день на роковой понедельник 19 августа. Вы обнаружите, что там планировался показ фильма-балета "Лебединое озеро" и нового художественного телефильма "Три ночи".
Однако вспомним: сколько же позднее было публикаций, теле- и радиопередач, в которых складывался миф, будто Кравченко специально поставил в первый же день путча "Лебединое озеро". Полная чушь! Как чушь и то, что на этот же день была специально спланирована премьера телефильма под красноречивым названием "Три ночи". Надо же было такому случиться, что путч длился ровно три ночи и три дня!
Моим коллегам-журналистам, столько сил потратившим на создание мифа о "Лебедином озере", куда уместнее было бы спросить, почему в день путча я так и не отменил объявленный показ "Лебединого озера". Не правда ли, интересный вопрос? Но ответ на него будет дан чуть позже.
Одной из самых крупных ошибок руководителей ГКЧП была полнейшая неспособность грамотно распорядиться и умело использовать работу государственных средств массовой информации. И прежде всего электронных - телевидения и радиовещания. Осуществлялись меры только запретительные, тогда как надо было задействовать теле- и радиоканалы для обстоятельного, а главное, доказательного разъяснения целей и задач создания ГКЧП. Вместо этого было приказано исключить из программ какой бы то ни было живой эфир, а работу Второго канала дублировать с Первым, чтобы российские власти не могли использовать свой канал "в подрывных целях".
Модель сдвоенного канала, когда одни и те же передачи идут одновременно по обоим общесоюзным каналам, мне была хорошо известна по печальным временам похорон генеральных секретарей ЦК. Так что все это не раз отрабатывалось в программной сетке. Принципиальным было то, что я принял решение не ломать по возможности заранее объявленную и опубликованную на предыдущей неделе программу телевизионного дня на 19 августа. А она предусматривала показ фильма-балета "Лебединое озеро" и нового телефильма "Три ночи".
Почему я так поступил? Мне совершенно не ясна была роль Горбачева в объявлении чрезвычайного положения. Хорошо зная его склонность к большим политическим маневрам и стремление никогда не "засвечиваться" при принятии рискованных и непопулярных решений, я вполне мог предполагать, что ГКЧП освящен и волею президента. С другой стороны, а вдруг он действительно тяжело болен и его фактически отстраняют от власти? Тогда мне, слывшему человеком Горбачева, просто неприлично было восставать против него.