Мама сначала очень испугалось, трясла меня за плечи и спрашивала:
– Что с тобой, что с тобой?
Но потом, видимо, поняв мое состояние, крепко прижала меня к себе и тихим голосом, медленно стала говорить:
– Поплачь, поплачь, сынок, это из тебя выходит тяжесть и муки этой зимы.
Когда я уже было начал успокаиваться, мама, уткнув лицо в сверток с дочерью, вдруг сама зарыдала навзрыд, во весь голос. Все ее тело сотрясали конвульсии. Она что-то приговаривала, но я не мог разобрать слов. Мне стало так ее жалко, что я вновь заплакал. Услышав наши дружные рыдания, заревела в своем свертке Лариса. Постепенно все успокоились. Как ни странно, я почувствовал некое облегчение. Мама носовым платком, смоченном в луже с талой водой, тщательно стерла с моего лица следы слез и пережитых волнений, затем привела в порядок себя. Немного еще посидели, и уже совсем другим голосом она сказала:
– Трудно представить, что нас ждет дальше. Единственная надежда и спасение – это помощь папы. Но если его пошлют на фронт, для нас все сразу изменится в худшую сторону. В этом случае нам придется взять огород. Будем выращивать овощи и кормиться ими. Ведь за эту зиму мы стали сильнее, правда? Ну, а теперь Боря, иди в магазин, а я еще посижу здесь.
Я быстро вскочил.
От моего резкого движения взлетели несколько галок, которые разгуливали рядом в ожидании подачки.
Не успел я сделать несколько шагов, как где-то вдалеке раздался звук артиллерийского выстрела, сразу напомнивший мне о реальной жизни, о войне.
С той памятной весны прошло пятьдесят лет. Однажды мне сообщили, что мама серьезно болеет и я постарался побыстрее приехать в Серпухов.
Провели углубленное медицинское обследование.
Услышали неутешительный диагноз: жить ей оставалось не больше двух месяцев.
Я был, естественно, подавлен. Вечером, сидя за столом, я спросил ее:
– Мама! Всю жизнь мы прошли вместе, помогая друг другу, чем могли. Но нет ли у тебя каких-либо обид на меня, чего-то такого, что отягощает твою душу?
Мама внимательно посмотрела на меня и ответила:
– Нет, Боря, никаких обид на тебя у меня нет, будь спокоен. Ты помнишь, как мы сидели с тобой в Ленинграде, в солнечный мартовский день, радуясь тому, что выжили в эту жуткую блокадную зиму? Я помню эти минуты всю свою жизнь. Ведь мы спаслись тогда лишь благодаря взаимной выручке и взаимопомощи. Это задало нам курс на всю последующую жизнь. Так что – никаких обид, наоборот, я готова снова повторить тебе мои слова благодарности.
Самое интересное – ведь никогда ранее, вплоть до этого горького дня, предшествовавшего концу жизненного пути мамы, мы с ней не вспоминали о наших рыданиях весенним днем 1942 года.
И в этом, несомненно, был какой-то скрытый смысл.
Посылка от жителей Узбекистана
В марте 1942 года произошло одно очень приятное для нашей семьи событие. Однажды пришел отец и сказал:
– Боря! Пойдем с тобой получать посылку!
Оказывается, ему выделили на семью какую-то продовольственную посылку, которую нам предстояло получить. Я быстро собрался, и мы пошли. Пока шли, мое воображение разыгралось. Мне представлялись соблазнительные картины поглощения разных вкусных продуктов. Наконец, мы пришли в какое-то подвальное помещение, где выдавались эти самые посылки. Мы встали в очередь, большинство которой составляли военные.
Наконец, очередь дошла до нас. Получаем посылку. Это оказался довольно вместительный ящичек из фанеры, обшитый белой тканью. Мне очень хотелось самому его нести, но ввиду довольно приличной тяжести пришлось уступить это отцу. По пути я измучил его вопросами по поводу содержания посылки. Поскольку мы уже успели рассмотреть, что посылка отправлена из Узбекистана, то мы сразу стали рисовать в своем воображении прекрасные южные лакомства. И здесь мы, как говорится, попали в точку.
Дома нас с нетерпением ждало все семейство. Увидев посылку, мои братья жадно бросились к ней, стали ее гладить, разглядывать, просить быстрее ее открыть. Они еще были маленькие, в школу не ходили, читать не умели, и поэтому требовали меня прочитать, что написано на ящике.
Я старательно читал надписи, объяснял им, что посылка направлена из южной страны Узбекистан для детей блокадного Ленинграда.
Наконец, настал торжественный момент открытия посылки. Первым делом сверху обнаружили письмо, адресованное ленинградцам. Мне поручили его громко прочитать, что я с удовольствием сделал.
Послание было очень трогательным. В нем ярко, по-южному цветисто, выражалось восхищение мужеством ленинградцев, не склонившихся перед фашистами. Далее говорилось: посылаем все лучшее, что имеем, детям этого великого города, пусть наши подарки помогут им восстановить здоровье и силы. Было еще много других сердечных пожеланий. В письме было много подписей.
Затем приступили к главному – извлечению содержимого посылки. Сразу скажу, что мы не обманулись в своих ожиданиях. До сих пор стоит в глазах эта умилительная картина: мама в центре событий, у посылки, мы все сидим кругом, жадно разглядывая очередную вкуснятину, которую она достает из ящичка.
Правда у меня опять нагрузка – на моих коленях сидит сестренка Лариса, которую я непрерывно качаю, чтобы ослабить ее стремление к плачу. Немножко в сторонке сидит отец. По выражению его лица заметно, что ему доставляет удовольствие видеть нашу радость.
Сначала мы увидели нечто, что нас озадачило – длинные белые полосы. Мы не имели понятия, что же это такое. Отец пояснил, что это – сушеная дыня, и сказал, что она очень вкусная. Потом достали какие-то узкие, сероватого цвета, явно сушеные, полоски. Оказалось – вяленое мясо, вероятно, баранина. В другом пакете был сыр. Потом пошли невероятно соблазнительные вещи – изюм, курага, чернослив, еще какие-то сушеные фрукты и большая банка виноградного варенья. Мама сказала, что даст каждому отведать понемногу всего.
Первым делом мама отрезала всем по кусочку сушеной дыни. Дыня вызвала бурю восторга. Даже сестрице, а ей шел шестой месяц, дали кусочек, после чего она сразу прекратила свои хныканья и начала с интересом сосать южный фрукт.
Потом начали пробовать все остальное, и всё неизменно вызывало наш восторг. После фруктов особенно запомнились своим необычным вкусом сушеное мясо и овечий сыр.
Одним словом, в этот день на нашей улице, как говорится, состоялся настоящий праздник.
Но праздник быстро кончился. Мама собрала продукты опять в ящик и сообщила, что будет выдавать нам понемногу каждый день. Но не смогла удержаться, и вечером этого же дня мы съели всю банку виноградного варенья – каждый получил по блюдцу этого замечательного, пахучего, сладчайшего продукта.
Мы так радовались в тот день, не подозревая, что подобных наслаждений у нас больше не будет долгие годы.
Благодаря этой посылке, последующие дни марта были для нас окрашены радостью от наслаждения вкусными продуктами.
Мама, как и обещала, вечером давала каждому по маленькому кусочку дыни, мяса или сыра, курагу или другой сушеный фрукт.
И хотя это блаженство длилось недолго, но запомнилось на многие последующие годы.
Мне за свою жизнь пришлось много встречаться с узбеками. И всегда в таких случаях я не упускал возможности выразить всему узбекскому народу признательность за бескорыстную душевную помощь ленинградцам, которая оставила благодарную память в наших сердцах.
"Невский пятачок"
О "Невском пятачке" я впервые услышал от отца в апреле 1942 года, еще до отъезда в эвакуацию. Как-то он пришел к нам. Принес газету и посоветовал маме прочитать нам какой-то материал. Потом, сидя на стуле, сказал, обращаясь к нам:
– Да, ребята, вы должны знать, что в эти дни на "Невском пятачке" множество солдат терпят страшные лишения, страдания, гибнут для того, чтобы спасти Ленинград и его жителей.
После этих слов он замолчал. Я начал просить его рассказать нам подробнее о "Невском пятачке". Но он не стал распространяться на эту тему, сказав: "Вы обо всем узнаете в свое время".
С самого начала история "Невского пятачка" была окружена какой-то пеленой таинственности. Лишь после войны стали известны невероятные цифры потерь, которые понесли здесь наши войска. Возможно, поэтому вокруг него возникло множество домыслов и измышлений. Сегодня славная история "Невского пятачка" достоверно известна и достойна того, чтобы о ней вспомнить. Этот плацдарм на берегу Невы – одна из самых героических и одновременно самых трагических страниц обороны Ленинграда.
Фашистское кольцо блокады вокруг Ленинграда замкнулось 8 сентября 1941 года, когда немецкие войска захватили станцию Мга, а на следующий день овладели городом Шлиссельбург.
Из документов известно, что этот факт вызвал шоковое состояние в Ставке Верховного Главного командования в Москве, среди руководителей Ленинградского фронта и города Ленинграда. Очень скоро выяснилось, что кормить огромный город в условиях окружения практически нечем, поскольку запасы продовольствия были очень невелики. Естественно, перед руководителями города встал призрак грядущего голода со всеми вытекающими последствиями.
Отсюда возникло стремление как можно быстрее прорвать блокаду, возобновить связь города со страной.
После взятия Шлиссельбурга немцы пробили узкий коридор в обороне советских войск, разделив этим войска Ленинградского фронта на те, которые оказались внутри кольца окружения, и вне его. Коридор имел ширину не более 15 километров. У советского командования, постоянно и напряженно думающего о необходимости прорыва блокады, возникла мысль именно здесь ударить с обеих сторон коридора и разорвать фашистское кольцо.
Но для решения этой задачи было одно очень серьезное препятствие. С внутренней стороны блокадного кольца немцы занимали оборону по берегу Невы. Ширина реки здесь достигала от 300 до 500 метров. Следовательно, для того, чтобы начать здесь операцию по прорыву блокады, надо было сначала отвоевать на левом берегу реки пространство с тем, чтобы на этом плацдарме собрать необходимые силы для прорыва блокады.
Началась лихорадочная подготовка к операции. Очень серьезной проблемой оказалась организация форсирования широкой реки в холодную осеннюю погоду. Средств для переправы на месте не было.
Начали повсюду искать и собирать лодки, шлюпки, понтоны и прочие плавсредства. Не менее сложной оказалась проблема нехватки сил для проведения столь серьезной операции. Поэтому в срочном порядке сюда направили 115-ю стрелковую дивизию, которая только что вырвалась из окружения в районе Выборга. Затем подошла 4-я бригада морской пехоты, а также части стрелковой дивизии НКВД.
После пополнения войск и соответствующей подготовки началась операция по захвату плацдармов на левом берегу Невы. Успех сопутствовал только частям 115-й стрелковой дивизии, которые 19 сентября захватили плацдарм в районе поселка Московская Дубровка, что в 15 километрах южнее города Шлиссельбург. Размер плацдарма составлял всего лишь 2–4 километра по фронту и 400–500 метров в глубину. С этого дня и исчисляется история "Невского пятачка", как называли этот плацдарм на всем Ленинградском фронте.
Пытаясь сбросить десант в воду, при поддержке танков, авиации и артиллерии, противник ожесточенно непрерывно атаковал.
Но его старания оказались напрасными – плацдарм устоял. Советское командование продолжило переброску войск на плацдарм, и к концу сентября на нем оказалась почти вся 115-я стрелковая дивизия. Отсюда одна за другой организовывались попытки прорыва блокады в направлении поселка Синявино, навстречу нашей 54-й армии, наступавшей с другой стороны блокадного кольца.
Но несмотря на все прилагаемые усилия и большие потери, расширить плацдарм не удалось. Причиной неудач явилось то, что наш берег Невы был открыт для противника. Немцы с высокого берега видели водную гладь реки и немедленно открывали сплошной огонь по переправлявшимся войскам и наносили им большие потери.
Кроме того, и это главное – наши войска были плохо вооружены и очень слабо подготовлены. Основным оружием пехоты была винтовка, а артиллерия была не в состоянии подавить оборону противника из-за нехватки снарядов и низкой точности стрельбы. Хорошо вооруженные немцы укрепили оборону. Они заменили 20-ю моторизованную дивизию на 7-ю авиадесантную дивизию. Непосредственно против "Невского пятачка" занял оборону парашютно-десантный полк. Совершенствуется инженерное оборудование немецких позиций, создается система огня, устанавливаются проволочные заграждения. Из Европы доставляются 150-миллиметровые орудия и 210-миллиметровые мортиры, снаряды которых обладают большой разрушительной силой.
С учетом всех этих обстоятельств, командованию Ленинградского фронта наверняка уже в октябре стало ясно, что с этого плацдарма блокаду города не прорвать. Но ужесточение голода в Ленинграде, постоянный нажим из Москвы побуждали военных, несмотря на громадные потери, вновь и вновь предпринимать атаки с целью прорыва душащей город вражеской блокады.
И все было безрезультатно. Командование фронта буквально мечется в поисках выхода. 8 ноября И. В. Сталин по телефону начал упрекать руководство фронта и города, что они плохо используют войска и в результате потеряют и фронт, и город.
После чего дал совет: "Попробуйте выделить группы охотников-добровольцев. Сформируйте из них два сводных полка. Возможно, они потянут за собой всю пехоту".
Совет, без сомнения, дельный. Но что он означал на деле? На деле нужно было найти в войсках таких охотников, распределить их по подразделениям, элементарно подкормить, воодушевить, дать им хорошее оружие и хотя бы немного потренировать в умении проломить вражескую оборону. Только после этого можно было приступать к решению задачи. Но ведь на это требовалось время, а все понимали, что такой "совет" исполнять нужно немедленно, ибо в городе ежедневно погибало от голода тысячи людей.
И эти сводные полки начали формировать уже на следующий день. 10 ноября первый ударный полк добровольцев пошел в атаку. Вслед за ним – второй, затем – третий. Атаки продолжались до 15 ноября, практически без результата и с громадными потерями.
Большая часть героев-добровольцев всех трех полков погибли и полки, в конечном счете, были расформированы.
Сейчас трудно без замирания сердца даже представить себя на месте молодого солдата, прибывшего сюда для выполнения воинского долга. Еще на нашем берегу Невы он попадает под огонь немецкой артиллерии. Рвутся снаряды, гибнут товарищи, со страшным ревом проносятся вражеские истребители, поливая всех свинцовым дождем. Все оставшиеся в живых садятся в лодки или понтоны, отгребают веслами к другому берегу под вой и грохот взрывов, фонтаны воды, крики утопающих, раненых, просьбы о помощи.
Достигнув кромки берега, что видит солдат на плацдарме? Кругом множество разрушенных блиндажей, окопов, воронка на воронке от взрывов тяжелых снарядов, сгоревшие танки, разбитые орудия, а самое жуткое – огромное количество не захороненных трупов бойцов, павших в предыдущих боях. Все это крохотное пространство простреливается, от пуль и осколков снарядов спрятаться негде.
И в такой обстановке, подчиняясь команде и воинскому долгу, надо было с винтовкой наперевес идти в атаку. Под пулеметным огнем, среди разрывов снарядов преодолеть противотанковый ров, затем проволочные заграждения и, наконец, вступить в рукопашный бой с сытым и хорошо обученным врагом. Если повезло солдату и он остался жив, то его ждали новые испытания. Вот свидетельство очевидца, побывавшего на "Невском пятачке" в ноябре 1941 года: "Холод, мороз, снег, оледенелая земля. Бойцы сутками сидят в ячейках, которые едва скрывают их от глаз врага. Рыть окопы в мерзлой земле у обессилевших от голода бойцов нет сил. Мест для отдыха и обогрева тоже нет. Горячая пища не доставляется, питаться приходится сухим пайком. Кипяченой воды тоже нет. Раненым оказывается только первая помощь – элементарная перевязка, они по 2–3 дня лежат на морозе без хирургической обработки в ожидании эвакуации. И все это под постоянным обстрелом противника".
Но отчаянное положение города, голод, массовая смертность среди жителей Ленинграда вынуждали командование фронта все к новой и новой активности, поэтому атаки с "Невского пятачка", несмотря на огромнейшие потери, продолжались весь ноябрь и декабрь 1941 года. Считается, что только за эти три месяца советские войска потеряли здесь более 60 тысяч человек.
Затем до весны 1942 года на плацдарме наступило затишье. К тому времени здесь находился лишь один 330-й стрелковый полк 86-й стрелковой дивизии. Полк насчитывал чуть более пятисот человек. Этими силами он оборонял плацдарм по фронту около 4-х километров и в глубину 500–800 метров. На правом фланге расстояние от линии наших окопов до уреза воды составляло менее ста метров. Укреплений особых не было по причине отсутствия материалов, а самое главное, ослабевшие от голода солдаты просто были не в состоянии выполнять тяжелые земляные работы.
Очевидец вспоминает, как выглядел "Невский пятачок" в конце апреля 1942 года. Это была страшная картина. Клочок выжженной, перепаханной взрывами тяжелых снарядов и бомб земли, пересеченной во всех направлениях остатками окопов и траншей. Кругом в беспорядке разбросано множество противотанковых ежей, мотков колючей проволоки, стоят несколько сожженных танков. Повсюду торчат пни разбитых деревьев.
Под весенним солнцем началось таяние снега, и в полуразрушенных окопах стали обнажаться руки, ноги, головы бойцов, погибших здесь зимой. На Неве начался ледоход, что еще более затруднило связь плацдарма с противоположным берегом.
Невозможно представить себе картину, более угнетающую человеческую психику.
Вот в такой обстановке 24 апреля 1942 года немцы начинают операцию по ликвидации "Невского пятачка". В этой тяжелейшей ситуации советские воины проявили невероятную силу духа, стойкости и героизма. Они бились до конца, постоянно контратаковали противника. В плен не сдался никто. Однако силы были неравны, и в течение двух суток фашисты добились своей цели и ликвидировали плацдарм. Но отдельные группы наших солдат оказывали ожесточенное сопротивление немцам у командного пункта полка вплоть до 28 апреля, о чем ярко рассказывают воспоминания участников событий.
Существуют уникальные свидетельства о последних часах обороны "Невского пятачка". Группа воинов под командованием командира полка майора С. А. Блохина (раненного в шею и с перебитыми ногами) билась до конца в районе командного пункта второго батальона. К командному пункту полка, который находился у самого берега, под натиском врага отошла оставшаяся в живых группа офицеров и солдат полка, штаба и политотдела 86-й стрелковой дивизии. В одной из контратак был тяжело ранен в грудь начальник политотдела дивизии А. В. Щуров. К вечеру, придя в сознание, он вместе с начальником штаба дивизии Я. В. Козловым и начальником штаба полка майором А. М. Соколовым, тяжело раненным в бедро, обсудили создавшееся положение и приняли решение драться насмерть. Но даже перед лицом неминуемой смерти они стремились поднять моральный дух тех, кому предстояло воевать дальше. Поскольку никакой связи с противоположным берегом Невы не было, они предложили А. М. Соколову, который был мастером спорта по плаванию, переплыть реку и доложить командованию о героизме защитников плацдарма.
– Постарайся доплыть, – сказал майору А. В. Щуров. – Передай нашим, что немцам сдаваться не будем. Фашисты займут "пятачок" только перешагнув наши трупы.