По селу постоянно бегали собаки. Среди них, особенно в брачный период, часто возникали драки, что тоже было для нас очень интересным. Могу твердо засвидетельствовать, что поля в округе были обработаны, засеяны и осенью весь урожай убирался в закрома. На поле в основном работали женщины, в том числе и на тракторах, поскольку практически все мужское население было в армии. Кстати, нас тоже иногда привлекали на разного рода не очень тяжелые работы, вроде прополки, окучивания, сбора овощей.
Люди в большинстве своем жили бедно. Но тем не менее общественная жизнь в селе била ключом. По вечерам молодежь расхаживала по селу с гармошками и песнями. Иногда случались драки из-за девчат. Особенно громко и буйно провожали ребят на фронт, с гармошками, песнями, плясками, частушками. Как ни странно, но даже в это военное время в селе действовала художественная самодеятельность. Помнится, что такие коллективы выступали и у нас в интернате. Как-то вместе с мамой был на концерте подобного коллектив, который во время уборки урожая приехал с концертом на полевой стан.
Кировская область – все для фронта, все для победы!
С первых дней войны Кировская область стала надежным тылом, с середины июля 1941 года здесь началось создание новых соединений и частей – 311-й, 355-й и 131-й стрелковых дивизий, 86-й стрелковой, 114-й и 159-й танковых бригад, а также множества отдельных полков и батальонов. Мобилизация в Кирове отличалась высоким патриотизмом людей. Едва началась война, в военкоматы хлынул поток заявлений горожан с просьбой направить в действующую армию. Заявления несли люди всех возрастов, в том числе и не подлежащая пока по возрасту призыву молодежь.
Наряду с созданием резервных (полевых) соединений и частей, в Кирове располагались запасные воинские части. Их целью было учить необученных военнообязанных, готовить из них маршевое пополнение для действующей армии. Самой крупной из них была 34-я стрелковая бригада. За время войны ею было направлено на фронт 701 маршевое подразделение общей численностью 252 353 человека. Большую роль сыграли и другие запасные части. Из области сплошным потоком шло на фронт новое пополнение, которое вливалось в ослабленные полки действующей армии.
Уже через 2–3 месяца после начала войны промышленность области начала выпускать военную продукцию.
Предприятия легкой и кожевенно-обувной отраслей давали армии обувь, полушубки, шапки, рукавицы. На деревообрабатывающих предприятиях начался выпуск лыж, саней и повозок для Красной Армии. Предприятия местной промышленности производили сапоги и спецукупорку для боеприпасов, санитарные носилки и другое медико-санитарное имущество. Кустарно-промысловая кооперация шила армейское обмундирование: шинели, телогрейки, бушлаты, плащ-палатки, портянки, полотенца, изготовляла ремни, вещмешки и другое снаряжение. К концу 1941 года все предприятия города, включая промысловые артели, работали на нужды обороны страны.
Невиданные в истории войн масштабы военных действий, огромные потери, которые страна несла в первые месяцы войны, потребовали резко увеличить выпуск вооружения, особенно боеприпасов, различной боевой техники. Для этих целей были использованы и кировские предприятия.
Однако основной объем оборонной продукции давали главным образом эвакуированные из оккупированных немцами районов предприятия. Благодаря эвакуированным предприятиям в Кировской области возникла танковая и авиационная промышленность, получило развитие производство вооружения и боеприпасов. Эвакуированные заводы через 1–3 месяца со дня размещения на новом месте начинали выпускать необходимую фронту продукцию.
В целом оборонные предприятия за годы войны в три раза увеличили объем производства. Кировская область стала одним из арсеналов Советской Армии, кузницей, ковавшей оружие Победы. Всего здесь за годы войны было произведено 4178 танков и самоходных установок, 1820 "Катюш", 2 миллиона автоматов, огромное количество другой боевой техники, снаряжения и боеприпасов.
Всю войну самоотверженно трудились крестьяне Кировской области. За этот период они поставили государству почти два миллиона тонн зерна, около четырех с половиной тонн картофеля, более пятисот тысяч тонн молока, около ста тысяч тонн мяса и много другой ценной продукции.
Особенно в большом количестве подарки на фронт направлялись к праздникам – к Дню Красной Армии, годовщине Великого Октября. Например, накануне 1 Мая 1942 года рабочие и служащие города Кирова отправили морякам Балтийского флота три вагона кондитерских и гастрономических изделий, вагон вина, вагон спичек, пять баянов, сорок гармошек, много белья, мыла. К отправке посылок на фронт люди готовились как к важному событию. С любовью упаковывали их, а в письмах, вложенных в посылки, обращались со словами материнской любви и отеческого наказа воинам. К 1 Мая 1942 года морякам Балтийского флота из области был направлен 31 вагон с подарками, к 25-й годовщине Октября – 35 вагонов и к 25-й годовщине Красной Армии – 23 таких вагона.
Дважды в год в период 1942–1943 годов в область поступали сотни вагонов фронтового обмундирования солдат и офицеров для стирки и ремонта. Тысячи женщин, вчерашних школьниц, вплоть до самых пожилых, своими руками смывали в корытах с солдатской одежды окровавленную и просоленную потом грязь и глину.
К февралю 1942 года только в городе Кирове действовало 18 госпиталей более чем на 13 тысяч мест. В том числе в Кирове размещались эвакуированные из Ленинграда госпитали № 1171, 2010 и 1356. Под них были выделены лучшие здания. Органы власти провели ремонт и оборудование помещений, отводимых под госпитали, организовали разгрузку санитарных поездов, размещение раненых по госпиталям, шефство над ними предприятий и учебных заведений, обеспечили госпитали хозяйственным инвентарем, привлекли к помощи раненым население. Десятки граждан дежурили на вокзале и пристани, участвовали в разгрузке поездов и пароходов, без всякой оплаты дежурили в палатах, заботливо ухаживали за ранеными. В госпиталях были сосредоточены лучшие силы врачей и сестер, которые, не считаясь со временем и усталостью, боролись за жизнь воинов, помогали им преодолевать тяжелые недуги. Забота и внимание кировчан способствовали выздоровлению раненых и больных, более половины из них после лечения вернулись в действующую армию.
Тысячи граждан стали донорами. Всего за годы войны через областную станцию переливания крови прошло более ста тысяч доноров, которые отдали более тридцати одной тысячи литров крови. Из них более девяти тысяч литров было отправлено на фронт, а одиннадцать тысяч литров передано госпиталям.
Кировская область приняла сотни тысяч эвакуированных жителей Ленинграда и Ленинградской области. Только в августе 1941 года из Ленинграда прибыло в область 100 тысяч человек. Почти столько же их прибыло в январе-марте 1942 года – истощенных, ослабленных от голода и холода, больных, нуждающихся в усиленном питании и заботливом уходе. Все они были обеспечены жильем, топливом, земельными участками под огороды, одеты, обуты и накормлены. Нуждающиеся получили пальто, валенки, шапки и другие теплые вещи. Для ленинградцев только в городе Кирове работали 24 столовые.
Полутора тысячам ленинградцев, нуждавшимся в лечении, были предоставлены койки в больницах. Ленинградские дети и взрослые в первую очередь обслуживались медикаментами. Восстановив здоровье, тысячи ленинградцев смогли вернуться к труду или в ряды Вооруженных Сил.
Уже к 1 августа 1941 года в эвакуацию в Кировскую область из Ленинграда прибыли более 230 детских садов, детских домов и интернатов численностью около 30 тысяч детей. Для их размещения было предоставлено 400 лучших школьных зданий. К апрелю 1942 года в область было эвакуировано из прифронтовых и оккупированных врагом районов 70 тысяч детей, оставшихся без родителей или вынужденных разлучиться с ними, из них абсолютное большинство из Ленинграда.
Область отдала на алтарь победы самое ценное свое достояние – людей. Всего за годы войны из области были призваны в Вооруженные силы около 600 тысяч человек. Посланцы вятской земли при выполнении воинского долга неизменно отмечались с лучшей стороны. Сильна в вятичах воинская жилка.
Очень много выдающихся военоначальников вышло из этих мест. Здесь родились два прославленных маршала Советского Союза – И. С. Конев и Л. В. Говоров. Кировская земля в годы войны дала 200 Героев Советского Союза. 258 тысяч кировчан сложили свои головы на полях сражений за Родину.
Вечная слава им и признание потомков. Даже короткое перечисление того, что сделали кировчане для победы, вызывает глубокое уважение, признательность и благодарность всего нашего народа, в том числе нас, детей блокадного Ленинграда, которых приютила, обогрела и спасла вятская земля.
Помогаю маме в деревне
Мою маму с маленькой дочкой Ларисой поселили в семье крестьян в деревне Большой Лом, расположенной в четырех километрах от села Александровское, где находился наш интернат. Никакого сообщения между этими селами не было. Но я, хоть мне было только десять лет, часто в выходные дни пешком ходил навестить маму и сестру.
Дело в том, что маме постоянно нужна была моя помощь по хозяйству. Помню, что однажды ей, как жене фронтовика, из колхоза привезли целый воз дров для отопления избы и приготовления пищи. Эти дрова нужно было распилить, поколоть, заготовить на всю зиму. Помочь маме было некому, кроме меня. И мы с ней несколько моих посещений пилили и кололи эти дрова. Пила была двуручная, тупая, пилить было очень нелегко. Но я испытывал большое удовольствие от вида громадной поленицы заготовленных на зиму дров. Это был мамин вклад в содержание дома. Летом она работала на огороде. И здесь мне приходилось ей помогать. Осенью мы с ней собирали и сушили на зиму грибы и ягоды. Много было и другой работы, которую я старался облегчить маме.
Дорога в Большой Лом лежала средь лесов и полей – типичный среднерусский ландшафт. Не скрою, ходить одному по этой абсолютно пустынной дороге мне было страшновато, особенно после одного случая.
Дело было летом. Как всегда, я отправился к маме в полдень. Прошел уже примерно половину пути, как вдруг мое внимание привлекла на обочине обильная земляничная поляна. Я не удержался от соблазна и принялся с удовольствием поглощать сладкую ягоду. Закончив это приятное занятие, поднялся, вышел на дорогу, сделал уже первый шаг и вдруг метрах в тридцати увидел волка, сидящего на дороге. Думаю, что он заметил меня еще раньше, когда я был увлечен ягодами. Я замер от испуга и застыл на месте. Некоторое время мы так и смотрели друг на друга. Не знаю, по какой причине, но это противостояние завершилось для меня вполне благополучно. Волк как-то лениво поднялся и медленно ушел в лес. Некоторое время я не мог прийти в себя и лихорадочно соображал, что же мне делать дальше, то ли вернуться назад, то ли продолжать путь. Решил не возвращаться. Когда пришел в деревню и рассказал маме о случившемся, она чуть не умерла от страха. Все решили, что волк был сытым и поэтому не проявил агрессии. В обратный путь мама сопровождала меня до самого села, вооружившись большой дубиной. Впоследствии этот страх как-то улегся в сознании и я продолжал ходить к маме один. Ведь имея маленького ребенка, она не могла постоянно встречать и провожать меня.
Мама старалась угостить меня чем-то вкусненьким. Но возможности ее были невелики. Основными деликатесами, которые она готовила к моему приходу, были замороженное молоко, напоминающее мне вкус ленинградского мороженого, и горячие блинчики из овсяной муки. До сих пор помню верх блаженства, которое я испытывал от этого угощения.
Здесь, на вятской земле, я, пожалуй, впервые оказался лицом к лицу с природой родной страны. Вокруг тянулись волнистые поля, которые чередовались с лесными массивами. Лес по-преимуществу был смешанным, причем преобладала береза, от нее исходило светлое и радостное ощущение. В ягодный сезон все лесные опушки были густо усыпаны сладкой пахучей земляникой, черникой, лесной малиной и другими ягодами. Из-под каждого дерева среди травы выглядывали подберезовики, подосиновики, маслята, нередко встречались и белые грибы.
В лесах водились медведи, волки, лисы, зайцы и много другой живности. Особенно во время войны расплодились волки. Мужчины были на фронте, отстреливать волков было некому, и они стали настоящей проблемой для селян, поскольку нападали на скот.
Навещая в деревне маму, не раз был свидетелем возмущения женщин по поводу разбоев, которые чинили волки.
Климат в тех краях сугубо континентальный. Зимой выпадало много снега. Приходилось постоянно расчищать дорожки и тропинки возле интерната и школы. Нередко трещали сильные морозы. В помещениях интерната зимой было прохладно. Лыж было мало, нас выручали санки и другие приспособления, которые мы использовали для игр и катания по льду рядом расположенного пруда.
Зато летом нещадно палило солнце. Эти края не обижены водой, кругом – ручьи, речки, пруды. Бывали и сильные грозы. Однажды в одну из таких гроз мы с мамой пережили сильнейший стресс.
Дело было так. В один из летних дней 1942 года я в очередной раз пришел в деревню Большой Лом. Погода была прекрасная, все рассказывали об обилии грибов в лесу. Поэтому мы с мамой решили, не теряя времени, отправиться в лес по грибы.
С большим трудом уговорили хозяйку дома, у которой жила мама, побыть с Лорой, и, вооружившись корзинами, отправились в путь. Поначалу все было хорошо. Стали попадаться первые грибы. Мы шли недалеко друг от друга, постоянно поддерживая связь между собой окриками. Вдруг внезапно подул свежий ветер.
Небо быстро заволокло облаками, и ветер мгновенно превратился в ураганный. От шума листвы я перестал слышать голос мамы и решил идти по направлению к ней. Но тут разразился ливень, засверкали молнии. Раздались такие мощные громовые раскаты, по сравнению с которыми даже разрывы немецких снарядов показались бы хлопушками.
Душу мою охватил ужас. Мне нечем было укрыться от мощнейшего ливня. Прижавшись к стволу дерева и постоянно вздрагивая от громовых ударов, я был в полной власти стихии, впервые оказавшись в те минуты наедине с могучими силами природы.
Наконец, буря начала утихать. Но голоса мамы слышно не было, и я пошел искать ее наугад.
Но тут меня ждало новое испытание. Не успел я пройти и двадцати метров, как в зарослях кустарника в полутьме мне почудилась морда медведя, который внимательно наблюдал за мной. От страха я онемел. Лихорадочно осмотрелся вокруг, нет ли вблизи высокого дерева, на которое можно было бы быстро взобраться.
Однако ничего подходящего не было. Бежать от медведя бессмысленно, это я уже знал от местных жителей. Что оставалось делать? Только предаться судьбе. Осторожно наблюдая за мордой медведя, в какой-то момент я обнаружил, что он вдруг исчез.
Не веря своим глазам, я еще и еще раз вглядывался в кустарник. Потом стало понятно, что я стал жертвой оптического обмана и страха.
Я начал громче звать маму, но ответа не было. Метнулся в одну сторону, затем в другую и понял, что я остался в лесу один. Каждый знает, какое неприятное чувство охватывает даже взрослого человека, когда он понимает, что заблудился. А для ребенка в незнакомом густом лесу пережить такое не дай Бог. Я шел и шел, но никаких признаков жилья или дороги не было нигде. Иногда я выходил на опушки, но на них тоже не было ни души. Я уже охрип и обессилел, издавая отчаянные вопли о помощи, но отклика не было.
Когда день уже начал клониться к закату, я, наконец, услышал какие-то звуки, похожие на рыдания. Я был убежден, что мама меня никогда не бросит, она ищет меня, и поэтому сразу решил, что это ее голос. Из последних сил отчаянно побежал в направлении звуков. Постепенно стал различать мамины возгласы. Наконец, мы с ней встретились. Обнимаемся, рыдаем оба и одновременно истерически хохочем от счастья. Вот тогда мама сказала:
– Сынок, мы от немца спаслись не для того, чтобы сгинуть в русском лесу. Надо быть осторожнее, обещай мне это.
Только к темноте мы добрались до дома. Я был совершенно обессилен и еле двигался. Не представляю даже, как нашла дорогу мама из этого незнакомого густого леса. Видимо, ее вывел какой-то инстинкт.
Мы с мамой и впоследствии не раз ходили в лес. Не для того, чтобы подышать свежим воздухом, а чтобы набрать ягод и грибов, которыми питались летом, сушили и солили на зиму. Ведь наша жизнь продолжала быть очень скудной. Но старались уже не заходить далеко и быть внимательнее.
Недалеко от нашего интерната мы обнаружили в лесу небольшое озерцо. Оно было размерами не более чем 50 на 50 метров. Берега поросли осокой. На воде пышно цвели лилии. Вода в озере была исключительно чистой и теплой, идеальной для купания. Мы быстро нашли место, очень удобное для входа в воду, здесь же было пологое дно. Природа вокруг этого лесного озера была какой-то благостной и ласковой. Сочетание чистой, теплой воды, цветов, различных трав и деревьев, множество поющих птиц создавали особый фон душевного слияния с природой. Когда мы в 1944 году уезжали в Ленинград, я специально пришел на озеро, чтобы попрощаться с этой прекрасной частичкой вятской земли.
Сельский быт военной поры
Семья, в которую поселили маму и Ларису, жила в обыкновенной, довольно просторной избе. Хозяйку дома звали Анна Павловна Криницына. Она была тогда еще нестарой, полной сил, женщиной. Вместе с ней жили мать и сын-дошкольник.
Чтобы как-то поддерживать здоровье свое и Ларисы, маме пришлось распродавать собственные вещи. Надо сказать, что местные жители в своем большинстве не имели городской одежды, носили то, что производили сами – пряли, ткали, шили. Главным материалом был лен. Оказалось, что неожиданно большим спросом у местных крестьянок пользовались краски для тканей. Мать стала умолять отца с первой же возможностью добыть и прислать немного краски. И вот однажды он прислал несколько пакетиков.
И когда я в очередной раз пришел в гости к маме, мы организовали торговую операцию. Дома в деревне Большой Лом были окружены высокими заборами и воротами. Подходим к одному дому, дергаем за кольцо. Наконец, выходит хмурая хозяйка:
– Что вам?
Мамаша моя достает какую-то кофточку, показывает ее женщине. Та смотри, щупает, но затем отрицательно качает головой. Тогда мама достает из сумки пакетик краски. Лицо хозяйки расцветает:
– А вот это очень нужно!
Начинается торг. В итоге за пару пакетиков краски получаем несколько яиц и банку сметаны.
В этой деревне я впервые познакомился с устройством деревенского быта. Жилой дом, где разместили маму, представлял собой большое помещение с минимумом перегородок, маленькими окнами, довольно высокими потолками. В доме было множество ранее мне не известных предметов – прялка, ткацкий станок, маслобойка, у печи – различного рода ухваты, кувшины, котлы и прочие приспособления для приготовления пищи. Стены дома сплошь оклеены страницами из какого-то дореволюционного издания, повествующего о русско-японской войне.
В доме доминировала большая печь с огромной лежанкой. В центре помещения установлено деревянное корыто со специальным устройством, которое называется гнеток. В него вставляется лучина. Как только стемнеет, лучина зажигается и освещает комнату скудным светом. Когда она догорает, то огарок падает в корыто, предварительно заполненное водой, где гаснет. После этого в гнеток вставляется следующая лучина, и так весь вечер. Когда я ночевал у мамы, то добровольно брал на себя обязанности зажигать лучину, поскольку возле нее было посветлее, что давало мне возможность читать книгу.