Таганский дневник. Книга 1 - Золотухин Валерий Сергеевич 16 стр.


31 марта 1968

Вчера была мрачная погода и ныли кости. Сегодня опять солнце. Мать уехала на похороны. Зайчик накормил меня и собирается с Кузькой. У меня к Кузьке, как он на мне остался и в Питер скатал, нежность появилась огромная. Животина - сидел в мешке, молчал, однажды только в автобусе залаял, когда мимо его носа ногами стали шаркать, не выдержал.

Я ничего не пишу об общественной жизни, а, между тем, дела серьезные.

Новотный дал Дубчека. Чехи отменили цензуру, выступление Гомулки, "никаких послаблений в области борьбы двух идеологий" и т. п. Под этот шухер и Кузькин может влипнуть.

Я предложил Зайчику писать мне из Душанбе письма. Просто так, что за окном промелькнет, то и запомнить и мне обрисовать. И перед сном, вместе с чисткой зубов и вроде дневника, записать дневные впечатления, настроения, случаи и отослать мне утром. И вот сегодня я получил такое Зайчиково послание.

"Любимый, все хорошо. 31-го прилететь должна в 2 часа. Что ль ждать будешь? Все. Летим 5 минут.

Красиво за окном.

Выспалась. Через 10 минут Душанбе. Говорят, +40. Днем было 22°.

Завтра - работа. Ни пуха, ни пера - мне ты.

Самолет поташнивает, поплясывает.

Привет тебе.

Спи. Спокойной ночи. Сейчас прилечу, а ты только начнешь спектакль.

Зайка".

Речь пожарника.

Я хочу еще раз напомнить о культуре быта. Я с этими речами выступаю на каждом собрании, но результата пока не видно глазом.

1 апреля 1968

Последние два дня заняты делами Высоцкого.

31-го были у него дома, вернее, у отца его, вырабатывали план действий. Володя согласился принять амбулаторное лечение у проф. Рябоконя, лечение какое-то омерзительное, но эффективное. В Соловьевку он уже не ляжет. - У меня свои дела.

Сегодня утром Володя принял первый сеанс лечения "Банкет № 14". Венька еле живого отвез его домой, но вечером он уже брился, бодро шутил и вострил лыжи из дома. Поразительного здоровья человек. Всю кухню, весь сеанс, впечатления и пр. я просил записывать Веньку, Володя сказал, что запишет сам.

Но самое главное - не напрасны ли все эти мучения, разговоры-уговоры, возвращение в театр и пр. - нужно ли Высоцкому это теперь. Чувствовать себя почему-то виноватым, выносить все вопросы, терпеть фамильярности, выслушивать грубости, унижения - притом, что Галилей уже сыгран, а с другой стороны появляется с каждым днем все больше отхожих занятий - песни, писание и постановка собственных пьес, сценариев, авторство, соавторство и никакого ограничения в действиях, вольность и свободная жизнь. Не надо куда-то ходить обязательно строго и вовремя, расписываться и играть нелюбимые роли и выслушивать замечания шефа и т. д. и т. п., а доверия прежнего нет, любви нет, во взаимоотношениях трещина, замены произведены, молодые артисты подпирают. С другой стороны, кинематограф может погасить ролевый голод, да еще к тому же реклама.

Я убежден, что все эти вопросы и еще много других его мучают, да и нас тоже. Только я думаю, что без театра он погибнет, погрязнет в халтуре, в стяжательстве, разменяет талант на копейки и рассыпет их по закоулкам. Театр - это ограничитель, режим, это постоянная форма, это воздух и вода. Все промыслы возможны, если есть фундамент. Он вечен, прочен и необходим. Все остальное - преходяще. Экзюпери не бросил летать, как занялся литературой, совершенно чужим делом. А все, чем занимается Володя, это не так далеко от театра, смежные дела, которые в сто крат выигрывают от содружества с театром.

10 апреля 1968

Три дня не писал. С перерывами пошло. Ну, ничего. Сегодня среда, выходной день, срочных дел с утра нет. Зайчик поскакал на студию Горького, а я попытаюсь навести порядок дома, в мыслях и в дневнике. Основным событием, которым жил эти три дня, и которое, быть может, и выбило из установившейся колеи, был первый адовый прогон "Живого" и для того, чтобы не очень думать о нем и переваривать в себе его, я навалил на себя побочных занятий - ездил два раза с Кузей в школу, на студию, занимался делами по дому и т. д. И времени не было сесть и подумать, остановиться, осмыслить, да и не больно хотелось.

А сегодня как раз все и подошло - хочется и поразмыслить, поколдовать над дневником и времени предостаточно.

8-го апреля. Репетиция и спектакль, между ними был на студии в группе "Трое". Туда же и Зайчика вызывают.

9-го апреля. Вывел Кузьку днем и упал не раздеваясь, успел только будильник завести. Вечером делал квас.

И вот первый адовый прогон. Для меня он прошел неудачно. Я сразу зажался, сбился с тона, от волнения забыл мотив частушки и т. д. Шеф вместо того чтобы подбодрить, стал нервничать сам.

Я это и сам чувствовал, но победить себя не мог. Отчего так заволновался? Не пойму. Все оттого, что не Божьего суда жду, а людского… Зачем спешить на суд людской? Как много мне еще нужно трудиться над собой, переделывать себя, чтобы не бояться людей, служить им и не требовать от них ни благодарности, ни суда… Когда же я, наконец, обрету эту свободу, независимость своего духа?..

Штейнрах. Поцеловал меня: - Вы мне очень понравились, это по большому счету, без дураков. Я даже не хочу говорить о частностях. Получилось главное. Вы убедили, доказали, что вы имеете полное право быть три часа перед глазами. Тема Живого трепещет в спектакле, ваша тема, значит, все правильно. Я очень рад за вас, положить такой ролевой запас в сумку - это очень хорошо.

Зин. Дмитриевна. Умница, молодец, все получается, а я ведь очень боялась, все время на сцене, не сходя, целую, целую…

Шеф. Давай, Валерий, давай, милый.

- Даю, но не получается, Ю.П.

Автор. Все получается, не прибедняйся.

Шеф. Даже автора расстроил прогоном.

Я. То ли еще будет.

Шеф. Но я думаю, большего падения у тебя уже не будет. Давай, не подводи меня.

Пожарники хвалили, сапожники, портные, травести - пенсионерка растроганная целовала.

Заметил. Подлинную свободу на сцене обрести очень сложно, т. е. ту свободу, когда легко дышится, брызжет из тебя. Часто бываешь и не зажат, свободен вроде, но свобода превращается в нахальство, аккумулируется в наглость, во фрондерство, в злость, в "бесшабашность" и т. д.

Опять потеря святости, доброты. Много думал эти дни о своей жизни, о профессии и вот до чего додумался. Другой жизни у меня нет и другой профессии тоже нет и не будет. Я артист и на этом надо успокоиться и поставить точку. Плохой ли, хороший ли, но артист, и ничего другого делать не умею, и никогда делать не буду. Потому мое рассуждение от пятого марта о "деле на черный день, коль не удастся Кузькин" я считаю недействительным и поступать ни в литературный, ни в какой другой институт я не буду. А если несчастье - ну что ж, чему быть, того не миновать, будем и относиться к нему, как к несчастью, будем изворачиваться. В этом смысле мне понравилась мысль Наташи из редакции "Смены", когда Замошкин посоветовал мне писать с учетом времени: - Нет, Валерий, я не согласна с Кир. Ник., писать надо без всякого учета, как пишется, как получается, а у вас получается прекрасно, так и пишите, кусок хлеба у вас есть, и поэтому печататься особенно не торопитесь".

"Не заботься о завтрашнем дне". Евангелие.

И письменный стол я куплю себе только после премьеры, и писать буду в свободное от работы артистом время. И заниматься своим образованием буду сам, коль возникает в том желание и потребность. Образование ума не прибавляет, а самообразование - прибавляет - чья-то мысль, по-моему, очень правильная.

Третьего дня получил письма от т. Лены, от Тони. Хорошие. Вот, оказывается, почему молчит Междуреченск, из письма Тони:

- Тебе не пишут, потому что отцу вдруг не понравилось твое письмо, вернее, одна фраза: "…Напиши, Таня, как они там живут". Или что-то в этом роде "Вишь, мол, зазнался, мать ему плохо, некрасиво пишет". Мама-то, конечно, хочет написать, да уж что отец сказал, то она ослушаться боится. Ну я их постыдила. Володя говорит - я что буду писать, ошибки делать - он все стесняется, а мама говорит: - Давно бы написал, живешь чужим умом.

Валера, пиши родителям письма попроще, без лирики. Как говорится, комментарии излишни. Узнаю отца.

Вечер. Прискакал с двух концертов. Тридцатка в кармане.

Записки:

№ 1. Снимается ли где-нибудь еще артист В. Золотухин после удачного выступления в фильме "Пакет"?

№ 2, 3, 4. Почему молчит артист Буткеев?

Зинка-дура ляпнула: - "Импрессарио".

№ 5, 6, 7 "Что с Высоцким?"

Правда ли, что Высоцкий уволен из театра? И т. д. Нет, Высоцкий снова в театре, вчера мы играли "Послушайте" первым составом. Взят на договор с какими-то унизительными оговорками, условиями и т. д. Но иначе, в общем, и быть не могло.

Афоризм Буткеева: "Деньги - зло, слушай музыку и ты будешь гармоничным человеком".

12 апреля 1968

С утра бодр, свеж - выспался. Отличное настроение, дай Бог, чтоб на целый день. С 11 до 8–9 часов нормальный сон. А теперь несколько слов о приказах, запрещающих халтурные (т. е. левые) концерты.

- У каждого свой хлеб, господин директор. Я же не спрашиваю Вас, на какие деньги Вы купили в свое время голубую "Волгу" и шеф своего "Москвича" тоже. На зарплату в театре, сами понимаете, это невозможно. Наследство? Шутки. Богатая жена? Чушь. В наше время?! Я краем уха слышал, как Вы похвалялись количеством таких дел, при помощи автомобиля Сатановского, а потом и своего. Так что, давайте не будем, господин директор, пусть каждый отвечает сам за свою шкуру… И не лишайте дела ОБХСС, у них тоже свой хлеб, господин директор. Фельетон в газетке? Согласен, неприятно, но что поделаешь? Есть вода, есть и сырость, ветер - есть насморк, что поделаешь, любишь кататься… помните детскую поговорку…

Насчет ответственности художника вы мне не говорите и слушать не стану. Вы не мальчик и должны понимать. Я денег не требую, не прошу - народ дает сам их мне, и благодарит, и извиняется, что мало дал. Что же мне, отказываться? Никогда бизнес не считался позорным занятием, кроме Божественных заповедей и книг, это не воровство, я получаю за свой труд. А кто знает, сколько мой труд стоит? ОБХСС? "Бесплатно только птички поют" - сказал Шаляпин, а он достопочтенный человек, скалы скупал. Это не лучшее, конечно, что он сказал и сделал, но ведь он и бесплатно пел. Так что, так на так.

Я хожу в "задрипанном пальто", изволил заметить егерь, Зайчик без обувки, без одежки, соответствующей, конечно, это все суета, и в бочке можно жить, но что поделаешь, не приучены.

13 апреля 1968

Вчера приходил Назаров. Просил замолвить словечко за него Можаеву. Арнштам - (худ. рук объединения вместо Пырьева) дает ему делать можаевский сценарий, мелкотравчатый, но выбирать Назарову не приходится, три года без работы. Тут же пришел Можаев. Замолвил. Приезжал Колька. С Мотылем уладилось. Работает, но денег лишили пока. Рассказывал про тюрьму. Страшно, но тянет испытать самому. Сохранил его чертеж, пригодится для рассказа о двух бродягах.

Кольку в тюрьме окрестили - Кавказский пленник.

Колька как всегда "много ел", ночевал. И сейчас спит в носках, в верхней рубахе на белых простынях - тюремная привычка, спать, не раздеваясь. Романовский не отвечает на открытку, стыдно, наверное.

С утра ходил с Кузькой. Сыпется что-то сверху вроде манной крупы и мерзнут руки. Сегодня собачьи испытания, может быть, стоит поехать, посмотреть? Концерт с Высоцким - "возвращение блудного сына". Купил две бутылки вина, 3 "табака". Устроил встречу притравщикам. Колька с Ниной ездили к лисе, возили Кузю. Читаю "Исповедь" Толстого. "Подростка" пока бросил, "круг Кузькина" мешает вникать в интриги.

14 апреля 1968

Обед. Сегодня снова утром почувствовал себя гением. Проснулся и чувствую - гений, гений и все. Я стараюсь разубедить себя, проснуться, сплю, не сплю, хожу - гений и все. Жена не поймет в чем дело, - гением, говорю, снова себя чувствую, и не пил как будто вчера, а чувствую себя гением и точка.

Вот что сделай, как с тобой случится это в следующий раз. Беги в ванную, раздевайся догола и становись под холодный душ. Все внимание уделяй на верхнюю часть, особенно на голову. Полчаса нужно стоять. Первые 15 минут вода будет кипеть, отскакивать, как плевок от утюга, не обращай внимания, так и положено, по себе знаю, вторые 15 мин. появится соблазн выскочить из-под струи, ни в коем случае, на миг отстраниться, все надо будет начинать сначала, снова 15 мин. вода в пар от головы будет превращаться. Потом быстро одеться и к шефу на репетицию, он закончит курс лечения. Особенно эффективен метод, когда шеф не в духе, а если в духе, постарайся как-нибудь испортить дух ему, и о том, что ты гений, ты забудешь в момент и долго не вспомнишь об этом потом.

Утренний "Галилей". Снова Высоцкий на арене. Зал наэлектризован. Прошел на "ура". Алые тюльпаны. Трогательно.

Толстой, "Исповедь": "…Вера есть знание смысла человеческой жизни, вследствие которого человек не уничтожает себя, а живет. Вера есть сила жизни. Если человек живет, то он во что-нибудь да верит. Если бы он не верил, что для чего-нибудь надо жить, то он бы не жил. Без веры нельзя жить".

Конечное к бесконечному…

Славина. У вас с Венькой появилось перед Володькой подобострастие… Вы как будто в чем извиняетесь, лебезите, заискиваете…

Есть несчастье и незнание, как относиться к нему, что делать, что будет дальше… тем более, что для него самого нет этого несчастья, он не считает себя больным и в чем-то виноватым, во всяком случае, в той степени, в которой считаем мы… И мы растеряны… Это как, - видишь язву на лбу другого и знаешь, чем она грозит, а сказать боишься и сознаешь беспомощность, коль скажешь, - потому что ничем помочь уже нельзя… Вот и мнешься и теряешься.

15 апреля 1968

Домашние с утра по делам разбежались: кто с Кузькой, кто в магазин…

Начинаю взаправду о "Живом" бояться… Вдруг закроют, что тогда? Это с одной стороны. А с другой, жду, как начнутся прогоны, как обрету я силу и спокойствие, как до фонаря мне станут лица большие и малые, только успевай, поворачивайся… Крылья пока еще связаны и связаны неразберихой, постановочной неточностью… текстовой неуверенностью… Павлу Орленеву посвящается… Это надо помнить, милостивый государь…

Говорят, что Толстиков станет министром культуры вместо мадам. Нам конец придет полный и не только нам. Известный хунвейбин, прославившийся в борьбе с интеллигенцией, сделавший колыбель революции строгорежимным лагерем.

16 апреля 1968

С утра хорошо себя чувствую и прекрасное настроение. Занимаюсь письмами. Надо много написать.

Записываю попурри на гармошке для "Живого". Получил зарплату 33 рубля. Ездил в редакцию, забрал рукописи. Зашел к Романовским. Славки не было, проводил Леру до театра. Поехал домой. Написал письмо Тоне. Завтра ей отошлю свои рассказы.

18 апреля 1968

Только успел вчера запечатать письмо Романовскому, как явился сам с Лерой. А у меня как душа чуяла - на каждый звонок, шумок вздрагивал и прислушивался - не идет ли? Гены какие-то существуют, телепатия. Ночевали. Я спал на кухне. Отключили холодильник, чтоб не мешал. Но не мог заснуть долго, все текст мерещился, частушки, "Березонька", а потом кошмарный сон, будто прогон, а у меня балалайка не та, на балалайке шесть струн натянуто. Шеф на сцену, за мной гоняется. - Почему не играешь? - Не могу, - говорю, - на балалайке шесть струн натянуто. - Ну и что? Играй… - Не умею на шестиструнной балалайке играть, только на трех-, а "Камаринскую" вообще на одной играю…

В общем, чушь какая-то.

Хвалил шеф, Можаев просто обалдел от радости, как хорошо, и сам чувствую - с Богом живу. И в то же время такая тревога на душе после репетиции. Что-то должно случиться, сердце стучит от волнения и от сознания, что что-то выходит из меня настоящее и общечеловеческое.

Отец мой, не оставь меня, не погуби тщеславием и самовлюбленностью, всели в меня силы и уверенность для ведения дела любви и придай скромности и доброты духа моего, не погуби корыстью и суетой. Чтобы все так и еще лучше, но не мне, а людям, а через них и мне что-нибудь перепадет от нашей общей любви. Аминь.

Подлетел Глаголин. На ухо шепчет. - Театр в ужасном положении. Ты не представляешь, насколько все серьезно. Нужно срочно вступить в партию - в два дня. В субботу собрание, три рекомендации, и дело в шляпе. Нужно укрепить нашу организацию молодыми кадрами, Любимова могут снять в любую минуту. Завтра и послезавтра прогонов не будет. Надо срочно вступить в партию вам со Смеховым.

Я за правое дело в огонь и в воду, но это ведь очень серьезное дело, сейчас сгоряча влипнешь, потом не рассчитаешься. В два дня такие дела не делаются. Ты пойми меня правильно, это расходится по всем пунктам с моими убеждениями. Да потом, наивно думать, что два партийных человека молодых могут спасти что-то. Если сверху нацелились и есть на этот счет указания, хоть весь театр подастся в партию, ничего не добьется и не изменит.

Смотрел репетицию Анхель. Хвалил. Ездили в ВТО обедать. Проводил его до дому. Рассказывал, как его обокрал Хмелик и отнял два года жизни, - за эти два года я бы уже фильм снял и новый начал.

Можаев. Этот Назаров - дерьмо, по-моему. Начал считать, сколько у меня положительных героев, сколько отрицательных, чего-то переставляет, передвигает, одних в положительные, других еще куда-то, арифметикой занимается, а не делом. Ты мне честно скажи, что он за мужик?

Провожал Анхеля и попал на Новый Арбат и подумал, глядя на эту архитектуру модерновую - ну кого мы удивить хотим? И чем! Коробкой спичечной на попа или ребро?

А рядом, между этими коробушками, стиснутая ими со всех сторон, притаилась церквушка и нет особого в ней "изюма", но хорошо и на сердце мило. И еще подумал: как давно я не ходил по Москве просто так, не по делу, - гуляя и дивясь на нее, ведь хоть постарались некоторые деятели на атеистической ниве, истребили татары своего засола очень много красот русской в Белокаменной столице, но все ж кое-что осталось и удивляет. И решил - как освобожусь немного, пойду пешком по московским церквам и храмам и отдохну сердцем. Возьму сумку, посох, перехватить что-нибудь и буду ходить, смотреть и радоваться просто так, просто от того, что есть такая красота на земле нашей и что, действительно, человек рождается, чтоб полюбоваться ею и уйти с миром назад, чтоб рассказать другим там, что видел здесь, на что обратить внимание, коль случится кому родиться.

Назад Дальше