Очень многих она лечила по фотографиям. Отвечала на письма, когда, какого числа было проведено лечение. Иногда видела: пока письмо шло, человек уже умер. Рассказывала: "Смотрю, а человек уже неживой. Ничего не отвечаю, откладываю в сторону. У людей и так горе, зачем писать".
Принимала Вера Алексеевна не всех. Бывало, говорила: "Уходите, я вас не приму. Или он уходит, или на сегодня приём окончен". Так было, когда она чувствовала, что человек к ней с недобрыми намерениями приехал: что-то выпытать хочет или вовсе от сатаны. Это она сразу чувствовала. Бывало, такого выгонит, а он на другой день опять приезжает.
Тогда Вера Алексеевна выходит и говорит: "Так, опять тот вчерашний явился? Или уходит, или я прекращаю приём". Гостинцы Вера Алексеевна брала не у всех и что-то чисто символическое: масло, крупы, фрукты. Не любила лимоны. И продукты-то эти она раздавала, отправляла посылками в детские дома, бедным помогала. Всю еду благословит – и забирай вместо таблеток.
Я всегда ей возила помидоры. Мои помидоры ей нравились. Она говорила: "Таких вкусных, как твои, нигде нет. Такие сладкие, такие мясистые!"
Вера Алексеевна довольна была, когда ей ручки, тетрадки, конверты привозили. Это всё ей было нужно: она много писала, а в деревне где купишь? Ей привозили это и свечи везли. Коробки, сумки всюду подпихивали.
Зачастую те, кто побывал у Веры Алексеевны однажды, приезжали к ней во второй, в третий раз.
Приезжала девушка из Мурманска. У неё был жених. Юноша служил на подводной лодке. Он должен был прийти с моря, и вскоре они собирались справить свадьбу. Но судьба распорядилась иначе. Этой свадьбе не суждено было состояться: жених оказался на "Курске" в момент трагедии… Девушка пережила сильнейший стресс. На нервной почве она облысела, у неё выпали брови и ресницы. Дважды она приезжала к Вере Алексеевне и останавливалась у меня. Когда приезжала во второй раз, спустя два года, у неё уже появились брови, ресницы и пушок на голове.
После гибели "Курска" она так сильно переживала, что попала в психиатрическую больницу. И, приехав к Вере Алексеевне во второй раз, она мне сказала: "Меня уже считали безнадёжной. А сейчас у меня даже стали расти брови, значит, и волосы вырастут".
Приезжала женщина с девочкой месяцев восьми. У ребёнка вместо одного глаза была щёлочка 2–3 мм, а второй глаз – сросшийся. Златой звали.
Мать – нотариус из какого-то города. Спрашивает Веру Алексеевну: "Увидит ли дочка хоть одним глазом?"
Она сказала: "Ребёнок подрастёт – поправится: сделай операцию – и она одним глазом видеть будет, а второй можно поставить искусственный".
В 1990-е годы была сильная коррупция. Коснулась она и паромной переправы.
Однажды хозяина парома очень сильно избили. Он попал в реанимацию.
Врачи сомневались, будет ли он жить: мужчина находился в критическом состоянии.
Жена взяла его фотографию и поехала к Вере Алексеевне, попросила помочь.
Вера Алексеевна сказала: "Через три дня домой придёт".
И так и вышло.
Жена приехала поблагодарить, а она говорит: "Мне ничего не надо".
Он потом поправился и приехал сам, привёз холодильник и телевизор, выгрузил перед домом Веры Алексеевны, оставил и уехал.
К Вере Алексеевне стремилось попасть столько людей, что она физически не могла всех принять. Нередко её буквально осаждали…
Как-то она рассказывала: "В бане помыться не дадут. Дома – замок; в бане моюсь. И в баню стучат: "Дак вы будете принимать или не будете?" – "Дайте мне помыться-то! Что я, раздетая буду принимать?"
И такое бывало!"
"Иди и лечи, народ тебя ждёт"
РАССКАЗ РАИСЫ ПАВЛОВНЫ ЗАШИХИНОЙ, Д. БОРОК
Приехав в очередной раз в Белую Слуду, я застала у Валентины Павловны Зашихиной, которая принимала меня как родную, её сватью Раису Павловну Зашихину. Эта милая пожилая женщина тут же откликнулась на мою просьбу рассказать о Вере Алексеевне. Раньше Раиса Павловна жила постоянно в деревне Борок и хорошо её знала.
"Вера Алексеевна приехала в Середовину вскоре после войны. Её привёз муж Александр. Он был с 24-го года, а она – с 27-го. У них родился сын Коля. Александр прожил недолго: пришёл с войны инвалидом, болел, в конце концов нервы не выдержали – застрелился.
Через какое-то время вернулся из армии его брат Николай и посватался к Вере Алексеевне. Она вышла за него замуж. Родилось ещё четверо сыновей.
В мостах в зелёном дому у них была зимовочка. Она маленькая, её надо меньше отоплять. И когда людей много, там живут. Коля, старший сын, жил у неё в этой зимовочке.
Вера Алексеевна сначала работала просто зоотехником, потом научилась осеменять коров: ходила по домам, по скоту.
Лечить она начала, будучи уже в годах. Она у человека все внутренности видела. Так и говорила: "Я вижу человека насквозь".
Я её спросила однажды: "Вера Алексеевна, как к вам это пришло?" "А это мне Господь послал свыше: что лечить надо". И космос упомянула. Руку вверх подняла, показала. "Я в человеке, – говорит, – всё вижу". Я знаю, что у её свекрови лечила свекровь. Кое-чему она научила Веру Алексеевну.
Раз по весне приехала ко мне золовка Мария. Был праздник, наверное Николин день. Вода большая была. Золовка попросила сводить её к Вере Алексеевне. Приходим. Вера Алексеевна одета красиво, по-праздничному: на ней нарядный передник, платочек цветной. Говорит: "Ой, Павловна, так не хотелось мне сегодня идти-то. Смотрю: народ-то ходит… А мне Господь-то говорит: "Иди! Народ тебя ждёт. Иди и лечи".
Я бывала у Веры Алексеевны каждый год. Приду к ней, она сажает на стул, а сама читает молитвы какие-то и говорит, говорит с кем-то. Мне непонятно было… Лечит-лечит меня и, бывает, вдруг вся аж как вздрогнет, аж передёрнет её; глазами и головой потрясёт, словно столкнулась с чем-то нечистым, будто ужаснулась чему-то… Она даже в лице в эти моменты менялась!
Я к ней часто с ногами обращалась: сильно болели. Схожу – полечит, и лучше становится. Она говорила: "Ну, ничего, полечим опять, полечим ещё… Поживёшь, походишь, Павловна, ещё". Побываю у неё, и потом целое лето на ногах хожу, да ещё огородом занимаюсь.
Каждый раз возвращаюсь от неё домой – и в сон. Я могла целый день спать после её лечения. А потом просыпалась свежая. Сразу становилось легко, будто она что-то с меня снимала тяжёлое… Она молилась, крестилась. Ей что-то Господь давал. Я в это верю. Я верю Господу Богу. Есть какая-то сила, есть. И сама я молюсь каждый день. Помолишься, попросишь Господа – и на душе станет легче.
Однажды, когда мне было чуть больше двадцати, мне приснился сон. Я никогда этот сон не забуду: будто я иду где-то по улице, и ко мне с небес спускается Господь Бог. Он из облаков выходит постепенно. И на Нём вроде как плащаница накинута. Он ко мне подходит, как наяву, и слова: "Надо в церковь ходить", – слышу…
Вера Алексеевна жила с Богом. Я всегда верила ей и верила в её дар. Она говорила всё про иконы, про Господа Бога и что-то про космос. Наставляла: "Надо прощать человека. Надо не обижаться. Пусть тебе человек делает зло, надо прощать". Все деревни: Верховина, Уфтюга, Берёзо-Наво-лок, Куликово, Комарово – все по больницам не ездили, все у Веры Алексеевны лечились. Люди даже на лодке к ней ездили под самую деревню.
От нас ходила к ней женщина. Вера Алексеевна потом мне говорит: "Вот, Градислава Ивановна была от вас. От жалуется. А ты знала отца её, Ивана Дмитриевича? Как не знала? Он и церковь-то разрушил на Белой Слуде". А он в самом деле был здесь в войну каким-то начальником. Человек был жестокий, грубый, над людьми издевался, принижал и над святыней глумился… На него все люди в обиде были. Вера Алексеевна говорит о Градиславе-то Ивановне: "А ведь у неё всё нутро больное. Она вся больная. И пришла. Я ей сказала: из бани икону убери! В баню вместо рамки в окошко её поставили. Убери икону – и болеть не будешь. А он, отец её, лежит и над вами над всеми смеётся!"
Мне потом это Градислава рассказывала. Пришла домой и сразу в баню побежала. Смотрит, в самом деле, вместо окошка киот от иконы встроен! На нём – украшения: узор церковный, а самой иконы не было. Граня была поражена: откуда Вера Алексеевна знала, что этот оклад у неё вместо окна стоит в бане? И убрала его немедленно.
Первое время Вера Алексеевна не лечила людей старше себя. А потом стала лечить. Она рассказывала, что ей Боженька сказал: "А если б твоя мать пришла?"
Я бывала у Веры Алексеевны с дочкой и с внучкой. Внучку мучила аллергия на все цветы и на кошек и собак. Весной она особенно болела, когда всё зацветает. Пошли к Вере Алексеевне. Она принимала тогда в зелёном доме, в жилом. Сказала нам: "Заходите. Я полечу вас". После посещения Веры Алексеевны внучке стало значительно легче. Правда, на собачью шерсть всё-таки реакция осталась, а в целом помогло. Сейчас бывают только какие-то отголоски: нет-нет чихнёт, слёзы из глаз покажутся.
И дочке помогло.
Дом, в котором Вера Алексеевна стала потом принимать, ей достался от дальней родни; там жили сёстры Орехины, Фаина и Агния. Когда Агния умерла, дом перешёл к Вере Алексеевне. А ещё там же неподалёку жил старовер. Кажется, его звали Андреем, но чаще люди называли старовером. Он был добрый дедушка, держал пчёл и делал деревянные ложки. В доме у него было много икон. Он разрешал ребятишкам их посмотреть, угощал мёдом и дарил ложки. Вера Алексеевна помогала ему по-соседски.
Моя золовка, Мария Ивановна Бурдачева, ездила к Вере Алексеевне каждый год. У неё и спина болела, и ноги; аллергия на лекарства была – она не могла пить таблетки. И Вера Алексеевна её лечила. Она обычно ездила по весне. Съездит Мария Ивановна к ней – и всё лето хорошо себя чувствует.
Но, видимо, годы берут своё… У золовки случился первый инсульт, и она настояла, чтобы мы свозили её к Вере Алексеевне. Она не могла руки поднять, а после того, как съездила, ей помогло. Она говорила: "Как съезжу, я себя много лучше чувствую". Моя золовка – ровесница Вере Алексеевне. Недавно у неё произошёл второй инсульт. Сейчас она сокрушается: "Ой, Веры нет Алексеевны! Она бы меня опять полечила".
Помогала Вера Алексеевна не каждому. Не всем, но большинству помогала. Однажды на одеяле к ней занесли мужчину. Его из-за реки привезли. Говорит: "Мне так было тяжело от этого мужчины. А тут я столько с ним билась. Жалко его". Что-то на неё влияло, мешало его лечить. Потом он встал, пошёл. После этого как не верить в Господа Бога? Есть Господь Бог.
Вера Алексеевна очень любила преснечики. Я ей их носила. Приду к ней. Она: "Павловна, что, опять с ноженьками? Садись, давай, полечимся. Полечим – походишь лето-то". Полечит-полечит меня. Я ей гостинцы поставлю, а она говорит: "Вот преснечики возьму твои. Остальное всё забирай".
Когда мне было уже за семьдесят, стало сердечко прихватывать: износилось, видно. Раз пришла я к Вере Алексеевне. Она меня полечила, потом говорит: "Ты, Павловна, до восьмидесяти-то лет проживёшь". Я: "Ну, ладно", – говорю. И я не боялась помереть. И живу: вот уже 82, 83 скоро будет.
О себе же Вера Алексеевна говорила: "Я сама себе не могу помочь". Предсказала: "От третьего инсульта я умру. Третий инсульт меня убьёт". Говорила: "Умру – ко мне на могилку приходите. Помогу. Кому смогу, всё помогу". Для меня Вера Алексеевна до сих пор жива. Я часто её представляю: как она что-нибудь рассказывает".
В ноги кланяюсь
РАССКАЗ ОЛЬГИ ИВАНОВНЫ ЗАШИХИНОЙ, Д. БОРОК
В одну из встреч с Валентиной Павловной Зашихиной она по моей просьбе пригласила свою сноху – Ольгу Ивановну Зашихину, которая близко общалась с Верой Алексеевной. Мужья Ольги Ивановны и Валентины Павловны были родными братьями.
"Вера Алексеевна для меня святой человек. Она не раз спасала моих родных! Мужа моего она постоянно лечила. Я сама к ней нередко обращалась. Низкий ей поклон! Расскажу обо всём по порядку.
По профессии я – зоотехник. Закончив отделение звероводства, я сперва работала в Мурманской области в зверосовхозе "Кольский", а потом здесь, начальником отделения связи. Жила я здесь же, в деревне Борок, где и теперь провожу лето. Фамилия моя такая же, как и у Веры Алексеевны, – Зашихина. Зашихиных на этой стороне много. Многие из нас уже считаются сейчас однофамильцами, но старые люди до десятого колена были как-то связаны. Как только возникала необходимость, я сразу шла к Вере Алексеевне.
У сыночка моего, Тимы, в пять лет были сильные сердцебиения. Медик испугалась. И мы с мужем повезли его к Вере Алексеевне. Она посмотрела Тиму, сказала: "У него западает клапан левого желудочка" – и всё поправила. Потом велела мужу: "Садись и ты: у тебя то же самое". Почистила ему кровь и объяснила, что у него на костях килы. Они были посажены ещё в юности через деревенское пиво. "Ты у бабушки друга выпил пиво", – сказала. Из-за этих кил у него с возрастом начали меняться кости.
Вера Алексеевна ему всё поправила, полечила его и у меня спрашивает: "Девушка, колешься?" – "Да", – говорю. У меня были проблемы с сердцем: мне кололи карбоксилазу. – "Вот проколешься две недели, приезжай ко мне". И сказала мне между прочим: "Знаешь, почему я с уважением к роду Зашихиных отношусь? Когда я приехала, свекровь меня пустила, не отказала". И налила нам с собой трёхлитровую банку мёда.
Проходит неделя, и я чувствую: у меня рука начала неметь. Поехала к Вере Алексеевне. И она меня прооперировала. У меня всё внутри шевелилось, передвигалось. На шее была цепочка с крестиком. Вера Алексеевна в то время ещё не лечила некрещёных, говорила: "Некрещёным не помогаю". А я сразу призналась: "Я не знаю, крещена я или нет. Родители были партийные, время безбожное". Вера Алексеевна полечила, и мы ушли. А приехали мы к ней на мотоцикле. На обратном пути я почувствовала сильное сердцебиение, поняла, что оно связано с лечением. И когда мы ехали, цепочка с крестиком в меня вливалась огнём. Я думала, она прожжёт меня всю насквозь".
И после этого у меня всё нормализовалось с сердцем. Это было лет двадцать назад; мне тогда было лет сорок примерно. И с тех пор я от сердца ничего не принимаю, и врачи не прописывают.
И сыну Вера Алексеевна всё вылечила за единственный раз. Он теперь в ВДВ служит.
Потом я опять поехала к Вере Алексеевне с мужем. У него был диабетический синдром стоп. Когда Саша встал, она говорит мне: "Оля, садись, давай я тебя хоть немножко подлечу. Да садись ведь!"
Я-то ради него приехала, но Вера Алексеевна настояла: сказала, что ещё в прошлый раз меня не долечила, что надо ещё полечить желудок. Желудком я страдала с четырнадцати лет; тогда даже лежала в красноборской больнице. Болезнь была запущена; прогрессировал гастрит с нулевой кислотностью, который почти перешёл в язву.
Много-много раз выручала нас Вера Алексеевна. Однажды у мужа образовался огромный нарыв на пальце. Поднялась температура. Мы к Вере Алексеевне поехали. Она его полечила, сказала мужу: "Вы чего так редко ездите? Ты езди почаще". А он стеснялся: ему было неудобно её отрывать. Ведь к ней всегда много народа. И на всех нужны силы.
Потом я ходила к Вере Алексеевне с поджелудочной. Был хронический панкреатит. Вера Алексеевна мне облегчила состояние, сказала: "Диету надо".
Когда умерла моя свекровь, на поминках ко мне подошла одна недобрая женщина и приобняла за спину. После этого меня всю начало крутить, и я сразу поняла, что она что-то сделала. Так мне плохо было: я думала, что с ума сойду… Пришла к Вере Алексеевне, рассказываю: "Меня всю ломает. Ничего не могу". Вера Алексеевна глянула: "Ой, тебе сделали. Наверное, сама знаешь кто". – "Да, знаю". – "Ну, сейчас всё ей вернём обратно. Нечего хорошим людям гадить. Ну, ты её берегись", – предостерегла и всё сняла мне.
Приезжал к ней из Берёзо-Наволока мой брат Алексей с маленькой дочкой. Она их полечила и спрашивает: "Вы к сестре или домой?" Решили ехать домой. "Ну, немножко пройдёте, километра два, и машина вас подберёт", – сказала. Так и было. После поездки брату стало намного легче. Вера Алексеевна кровь у него прочистила, сердце подлечила. Она сказала ему: "Красных кровяных телец у тебя в крови почти не было".
Моя подруга с мужем приезжала из Мурманска. Ехали специально, чтобы попасть к Вере Алексеевне. У подруги была грыжа и проблемы с щитовидкой. Мы с Сашей привезли их к Вере Алексеевне. Они втроём пошли, я в машине осталась. Зашли в коридор. Вера Алексеевна только на них глянула. "Нет, нет! – закричала. – Думаете только сами о себе!" Это так и есть: эта женщина действительно слишком уж прагматичная, у неё и с сыном контакта нет. Вера Алексеевна всё видела, но не захотела говорить им. Первый раз она их не приняла. А потом приняла одну жену. Позже она мне сказала: "Есть люди, которым моё лечение не пойдёт. Они сами себе вредят. Невозможно таких людей вылечить". Она у неё не взяла ни молоко, ни творог – всё выставила. Эта подруга у меня спрашивает: "Почему Вера Алексеевна тебе всё по полочкам раскладывает, а мне – нет?"
Мой муж очень серьёзно болел. Положили его в больницу в Котласе. Врачи настаивали на ампутации ноги. Уже готовили мужа к операции. Но случилось непредвиденное: ему укололи какое-то лекарство, от которого мужу стало плохо с сердцем. Врачи испугались, применили электрошок. Мне потом его соседи по палате рассказывали, что под этими разрядами Саша на полтора метра от кровати отскакивал; они думали, что он не выживет. Узнав, что муж в реанимации, я побежала к Вере Алексеевне. Она говорит: "Оля, я людей приму и Саше всё сделаю". На другой день мужа перевели из реанимации в палату. И там медсёстры опять что-то напутали. Врач прибежал: "Что ж вы делаете? Я его с того света вытаскивал, а вы – назад!" Вера Алексеевна помогала: возвращала его из реанимации в палату. Чуть что – я ей сразу звонила или бежала к ней. Саше прочистили и заживили ногу. Всё быстро зажило: это тоже делала Вера Алексеевна. Врачи сказали: "Всё, он не жилец", но благодаря ей Саша ещё шесть лет прожил. Вера Алексеевна чистила Саше кровь, и ему становилось легче.
Когда муж не мог приехать к ней, она лечила его на расстоянии. Я ей предлагала: "Давайте, Вера Алексеевна, я его фотографию привезу". Говорит: "Да не надо мне фотографии его. Я его и так представляю". Вера Алексеевна вела приём до обеда. Но Саше, моему мужу, бывало, помогала и позже.
Мне она говорила: "Оля, ты сильная, ты всё преодолеешь. Наверное, планида у тебя такая – родственникам помогать".
Однажды мужу стало совсем плохо. Я побежала к соседу Саше Точилину, попросила отвезти нас к Вере Алексеевне. Приехали, а у неё – народу! Вся веранда полна людей, люди из калитки стоят и по ограде… Я захожу, реву. Встала к двери. В очереди на меня зашипели, я – на них. Захожу со следующим пациентом. Вера Алексеевна спрашивает: "Оля, что?" – "Я Сашу привезла". – "Где?" – "В машине". Она пошла в машину. Домой приехали, он ожил, начал летнюю кухню обивать!