Камбья
Утром 21 августа положение на Эстонском фронте было следующим.
Передовая линия обороны Дерпта между Псковским озером и псковским шоссе рухнула. Русские даже высадили крупные силы на западном берегу озера. В центре красные нанесли сильнейший удар и сумели захватить Камбья. Западное крыло фронта от Камбья до дороги Рига - Дерпт и до озера Виру пока оставалось спокойным.
Короче, ситуация для генерала Вагнера выглядела так: левый фланг смят, а центр находится в серьезной опасности. Только его правый фланг наслаждался последней передышкой.
Проселочная дорога, связывающая Камбья с псковским шоссе, выходила к нему примерно в 15 километрах южнее Дерпта. Но красные уже подходили к перекрестку с юго-востока.
Первой моей задачей было удержать противника в Камбья, имея 500 человек, один минометный взвод и несколько немецких пушек. Второй задачей было удержать перекрестки Псков - Дерпт и Камбья - Дерпт. Торжествующему противнику оставалось пройти всего километр до этого пересечения, причем местность была совершенно гладкой и открытой. Вражеская артиллерия, минометы и "Сталинские органы" сосредоточились в лесу слева от нас. У меня остались всего три противотанковых орудия, чтобы остановить врага.
Свой командный пункт я устроил на маленькой ферме рядом с перекрестком. Там нас постоянно обстреливали советские пулеметы и самолеты. Всю ночь мы ждали, что большевистские танки в любую минуту ворвутся к нам во двор. Одетые, с гранатами и пулеметами под рукой, мы спали от силы десять минут.
Три или четыре раза днем и ночью я мчался от перекрестка к нашим позициям у Камбья в 4 километрах на юго-западе. Красные толпами слонялись повсюду. Мой маленький "Фольксваген" как сумасшедший пролетал сквозь шквал пуль, которым его встречали.
Если я был в Камбья, я дрожал от страха за свои противотанковые орудия у перекрестка. Если я был у перекрестка, я боялся катастрофы в Камбья и в панике смотрел на дорогу, ожидая увидеть остатки моих подразделений и преследующие их по пятам орды киргизов и казахов.
* * *
Позади нас разыгрывался захватывающий спектакль. Вся Эстония бежала в панике от красных. Ни одна душа не осталась дома. Эти люди знали большевиков, не тех, из 1918 года, а так называемых цивилизованных, улучшенных и демократизованных большевиков образца 1940 года. Люди боялись этих новых до судорог. Эта всеобщая паника сказала нам больше, чем все политические речи.
Бежали не одни только буржуа, но также десятки тысяч рабочих, ремесленников, мелких фермеров и батраков. Женщины, измученные до предела, брели по дороге, каждая тащила поросенка или гнала пару овец. Ноги бедных животных были окровавлены. Одна девочка толкала свинью перед собой, как тачку, держа ее за задние ноги. Животные метались и стонали. Многие умирали.
Было очень жарко. Одна старуха смертельно устала. Внезапно появились советские истребители и набросились на колонну гражданских, открыв бешеный огонь из пулеметов. Раздались ужасные крики женщин и детей, дикое ржание лошадей, когда строчка пуль пробивала их тело. Люди и животные падали среди разломанных телег.
Рваные соски, еда, жалкие пожитки несчастных семей были разбросаны по прокаленной солнцем дороге. Несчастные с ужасом смотрели на все это. Женщины, прижимая к себе детей, бежали к далеким колокольням на подламывающихся ногах. Старики, собиравшие медную посуду и тащившие коров из последних сил, трясли головами. Куда они идут? Что их ждет? Или, вернее, где они умрут? Точно такие же толпы беженцев катились из одного конца страны в другой. И те же самые истребители расстреливали их.
После того как я доложил обо всем генералу Вагнеру, находившемуся в пригороде Дерпта, я отправился назад на свой командный пункт… Мне пришлось продираться сквозь процессию мучеников, вид которых разрывал мне сердце.
Все передо мной было охвачено пламенем: большие квадратные фермы с белыми и черными коровами, прекрасные белые замки около голубых озер, сараи с крышами из еловой дранки и даже церковные садики, разбитые на склонах холмов, украшенные кипарисовыми рощами, резными скамейками, сидя на которых монахи так часто мирно следили за полями, размышляя о бренности бытия.
Страна умирала. Великолепные августовские ночи были омрачены огромными красными факелами горящих деревень. Коровы, свиньи, цыплята и гуси - все было брошено на фермах и пастбищах. Не осталось ни единой живой души. Все предпочли исход пулеметному огню и советскому рабству.
* * *
Я получил еще и третье задание - взорвать железную дорогу из Пскова в Дерпт.
В результате мне предстояло освоить еще одну профессию. На помощь мне прибыли бесстрашный молодой немецкий офицер и горстка умелых саперов. Они заминировали полотно через каждые 10 метров и только ждали приказа взорвать отрезок пути длиной 250 метров.
Я не должен был уничтожать дорогу до самой последней возможности. Командование в Дерпте все еще надеялось начать наступление на следующий день. Поэтому мне пришлось ждать до последней секунды. Но в то же время я не имел права проспать и позволить красным захватить дорогу в целости.
Взрывы следовали один за другим и выглядели фантастически, особенно в ночной темноте. За несколько дней я взорвал массу объектов: мосты, дороги, вокзалы, стрелки и пересечения и в результате едва не оглох навсегда.
Но нам требовалось любой ценой выиграть время. По телефону постоянно приходил один и тот же короткий приказ - выиграть время. Это время приходилось выигрывать, увы, жертвуя множеством человеческих жизней.
В 10 километрах позади нас жители Дерпта поспешно заканчивали строительство большого оборонительного пояса. Но мне сразу стало плохо, когда я увидел толпы тех, кому предстояло защищать эти траншеи. Батальоны городских стражников, полицейских и вообще гражданских лиц. В военных их превращали только желтая повязка на рукаве и старая французская винтовка эпохи Наполеона III.
Нам предстояло выдержать натиск огромных советских сил. Когда же прибудут настоящие войсковые соединения, реальные дивизии, которые смогут сделать это?
* * *
Советские танки опасались наших противотанковых пушек, которые стреляли исключительно метко. Мы прочно удерживали перекрестки.
Я оставался возле Камбья, но мои солдаты там были вынуждены вести тяжелые бои. Мы удерживали гряду холмов возле северного выезда из деревни, где подвергались сокрушительному обстрелу "Сталинских органов".
Но наши солдаты были настоящими бойцами и не допускали даже мысли о поражении. Они умело расположили свои пулеметы. Наши минометы, прекрасно замаскированные среди пшеничных копен, стреляли непрерывно.
Моральный дух был высоким. Я наградил наиболее отличившихся раненых прямо там, где они лежали. То, что они были поражены разрывными пулями, вырывавшими куски мяса, не мешало людям шутить и курить сигареты, которые приятели вкладывали прямо между окровавленных губ.
Эти парни были непобедимы. Там, где они появлялись, красные сразу останавливались. Я был искренне поражен их простой и немного смешной отвагой, их смешными шутками, их скромностью. Они улыбались в тот момент, когда поднимались до проявлений истинного героизма. Коммунистов нужно было остановить. Их остановили. Мы не позволили им пройти 21 августа. Мы не позволили им пройти 22 августа. Когда в полдень 22 августа наших солдат сменили, красные не сумели продвинуться и на 10 метров от Камбья. Они даже были вынуждены покинуть деревню, которую наши минометы и германская артиллерия, находившаяся в моем подчинении, разнесли в щепки.
* * *
150 новобранцев, которых мы оставили обучаться возле Тойла, прибыли на нашу базу. Я получил приказ влить их в состав моих поредевших рот. Мы встретились в Мария-Магдалина.
Теоретически для восстановления боеспособности подразделения и обкатки новобранцев требуется неделя.
Мы едва успели покинуть центральный сектор, как была атакована самая западная часть немецкого правого фланга. Русские реагировали очень быстро, они перерезали шоссе Дерпт - Рига. Наш противотанковый взвод даже не успел выйти из боя, как я уже получил приказ отправиться к новой критической точке. Уже поздно вечером наши пушки вступили в бой возле городка, имевшего столь странное название - Ныо.
После ужина я отправился к генералу Вагнеру. Его глаза были воспаленными и красными. Он постоянно отправлял свои легкие танки по проселочным дорогам, уже перехваченным русскими. У него не осталось пехотных частей, заслуживающих упоминания, зато имелась толпа эстонцев всех возрастов. Их присылали грузовиками, хотя из орудия у них были только охотничьи ружья и широкополые шляпы.
"Какое дерьмо! Какое дерьмо!" - повторял он непрерывно.
"Какое дерьмо!" - соглашался его начальник штаба.
"Какое дерьмо!" - охотно поддакнул адъютант, который принес нам бутерброды.
У меня сразу родилось подозрение, что моим ротам не суждено привести себя в порядок в Мария- Магдалена.
Я хотел этой же ночью отправиться на рижское шоссе, чтобы проведать мои противотанковые пушки в Ныо. Однако сразу после упоминания обо мне в коммюнике генерал Вагнер получил резкую телеграмму от Гиммлера, в которой на него возлагалась ответственность за мою жизнь. Он использовал телеграмму в качестве официального оправдания запрета на мой предполагаемый ночной вояж.
Я был вынужден повиноваться. Однако ночной запрет не распространялся на день. Политика научила меня искусству тонких компромиссов, и неважно было то, что за мной присматривали семь нянек.
Я спокойно вернулся в Мария-Магдалина. В 05.00 я закончил диктовать приказы на немедленную реорганизацию батальона. А в 06.00, свежевыбритый, я уже проехал через Дерпт на юг.
Чтобы все было нормально, мне все-таки следовало побывать у генерала Вагнера и уточнить изменения ситуации, которые произошли за ночь. Но в этом случае я наверняка получил бы новый запрет, поэтому я предпочел погнать свой маленький "Фольксваген" прямо по дороге на Ригу.
Но нечто новое все-таки случилось. На рассвете красные захватили Ныо. И даже продвинулись заметно дальше.
Поэтому я направлялся прямо навстречу им, даже не подозревая об этом.
Лемнасти
Я буду помнить утро 23 августа 1944 года до самой своей смерти.
Как только я покинул Дерпт, я столкнулся с несколькими грузовиками, которые на большой скорости неслись к городу. Солдаты буквально облепили их со всех сторон.
Затем я встретил разрозненные группы бегущих людей. Вокруг засвистели пули. Одна из них ударила в ветровое стекло рядом с моим плечом.
Я выпрыгнул из "Фольсвагена" и встал посреди дороги, держа в руках автомат. У меня на шее все еще висел Рыцарский крест. Но это произвело на бегущих слабое впечатление. Только угрожая автоматом, я сумел остановить один грузовик.
Водитель с выпученными глазами завопил мне: "Там русские! Там русские!"
"Где там?" - спросил я.
"В пятистах метрах! Они вообще повсюду!"
В пятистах метрах. В мгновение ока я понял, что это катастрофа. Красные не только заняли Ныо в 15 километрах от Дерпта, но также на полной скорости мчались прямо на город. Его оборонительная линия уже была прорвана и захвачена. Как? Я не знал и не имел времени выяснять.
Я знал только одно: Дерпт переполнен сотнями отходящих грузовиков, и ничто не было оттуда эвакуировано на том простом основании, что ночью бои шли на расстоянии не менее 10 километров от пригородов. Буквально через полчаса мужики ворвутся в Дерпт, захватят все, неожиданно переправятся через Эмайыги и сумеют обойти с фланга целый оборонительный сектор.
Я заставил всех солдат из первого грузовика спуститься на землю, а затем и из двух следующих. К счастью, там оказался молодой немецкий офицер, который прекрасно говорил по-французски. Я заставил его переводить мои приказы. "Мы немедленно идем в контратаку. Уже сегодня вечером самые храбрые получат Железный крест. Красные не ожидают, что мы оправимся так быстро. Это самое удобное время, чтобы напасть на них. Вы увидите. Все зависит от вашей смелости. Вперед, товарищи!"
Мне удалось, буквально схватив за шиворот, вернуть назад около 60 солдат, которые еще пять минут назад удирали без оглядки. Мы бросились на красных, которые двигались по обочинам дороги.
По своей старой привычке я нес 12 запасных магазинов - 6 за поясом и еще 6 за голенищами сапог, всего около 400 патронов. Вполне достаточно, чтобы дать несколько длинных очередей. Через 15 минут советские войска, которые были сильны лишь потому, что не встречали сопротивления, разбежались от нас в разные стороны. Мы добрались до пояса укреплений, которые сегодня утром гражданские с повязками и ружьями бросили в считанные секунды. Яростным ударом мы выбили красных из траншей и снова заняли весь западный сектор плацдарма у Дерпта.
Но положение все равно оставалось тяжелым. Мы находились в полукилометровой траншее, которая, как предполагалось, удержит противника, атакующего вдоль дороги на Ригу. Но эта наспех сооруженная позиция была занята разрозненными группами немцев и эстонцев, которых объединяло только одно - общая паника.
Я немедленно выбрал несколько наиболее ответственных солдат и отправил их преследовать красных, удирающих по соседним пастбищам.
Я также нашел прекрасную русскую пушку, очень удачно установленную в пяти метрах от дороги, там, где немецкие саперы организовали тыловую линию. Она полностью перекрывала подступы к дороге. Но к несчастью - ничто не совершенно в этом мире, - к ней имелся всего один снаряд. На него приятно было смотреть, но он был всего лишь один.
На некотором расстоянии я увидел еще две пушки, удирающие прямо через поле. Я погнался за ними на своем "Фольксвагене", чтобы вернуть их назад. Они подчинились. Они удирали просто потому, что удирали все остальные. Я свел их всех в батарею. Эти пушки имели целых 25 снарядов.
Но дальнейшие события оказались не столь радостными. Этой ночью красные просочились между Ныо и Дерптом. Затем, отходя с севера, они захватили Ныо ударом с тыла и окружили его, вызвав панику среди стоящих там автоколонн. Водители мирно спали, думая, что их защищает линия обороны. Неожиданность превратилась в катастрофу.
Люди бросились удирать прямо по болотам и через леса. Никто ни о чем не думал. В обороне появилась брешь.
Было очень трудно определить точные размеры катастрофы. Тот кусок оборонительной линии, который мы только что отбили, спускался в небольшую долину с веселой речкой на дне. Никто даже не подумал взорвать мост во время наступления русских. А теперь было уже слишком поздно. Несколько маленьких ферм, изгороди и все постройки вокруг были заняты противником. Отбить эту долину в рукопашной схватке с моими жалкими силами было немыслимо. Я мог послать три четверти своих людей на смерть, но это привело бы лишь к тому, что через час противник занял бы мои позиции.
Дорога перерезала этот район пополам. Спускаясь по широкой дуге, она пересекала реку по уцелевшему мосту, поднималась на холм позади домов, пересекала поля и исчезала в лесу напротив нас.
Русские держали оборону рядом с водой. Я все еще надеялся, что отступающие из Ныо войска выйдут из леса на юго-западе. Вместе мы сумели бы вытеснить противника из долины. Но спасшиеся солдаты сказали, что это невозможно, войска из Ныо не подойдут, так как повсюду находятся русские.
Нам следовало немедленно предупредить генерала Вагнера. Знает ли он об этом? В любом случае со стороны Дерпта никого не было видно.
Солдат нашел телефонный провод. Артиллеристы сделали все возможное, чтобы подключиться к нему. Я дозвонился до штаба в Дерпте. Генерал был страшно удивлен, узнав, что происходит и где я нахожусь. Я знал, что судьба Дерпта теперь зависит от моего холма. Вагнеру тоже не нужно было это объяснять. Я пообещал, что, пока я жив, красные не пройдут.
Однако меня можно было обойти. Советские танки могли показаться в любую минуту. Нам требовались солдаты и танки, причем быстро и много.
"Держитесь! Держитесь! - кричал генерал Вагнер в телефон, добавляя: - Какое дерьмо! Какое дерьмо!" - что вполне соответствовало ситуации.