В дни революции особую остроту для общественного мнения приобрел "еврейский вопрос". Известный исследователь революционного движения О.В. Будницкий отмечал: "Русскому обывателю – от люмпена до интеллигента – роль евреев в русской революции представлялась еще большей, чем она была на самом деле. Характерна сомнительного качества острота, появившаяся на страницах сатирического журнала либерального толка "Вампир" в период революции 1905–1907 гг.: "Варшава. Расстреляно в крепости 11 анархистов. Из них 15 евреев"". Известный в будущем лидер националистов В.В. Шульгин вспоминал, как в октябре 1905 года в Киеве городские низы встретили революцию жестокими еврейскими погромами и криком: "Жиды сбросили царскую корону".
Новая политическая ситуация активизировала юдофильскую репутацию Витте, причем при трактовке революции как продукта "еврейского заговора" этот мотив в отношении сановника сделал его очень уязвимым для критики "справа". В декабре 1905 года граф Л.Л. Толстой (сын писателя Л.Н. Толстого) отправил императору письмо, в котором прямо назвал главного виновника волнений:
Витте – враг России. Витте – великое, величайшее зло нашего времени. Так думаю я, и так думают десятки тысяч русских людей. ‹…› Было бы несправедливо утверждать, что Витте один всему виной. Но справедливо то, что он – враг, поневоле, может быть, но враг наш. ‹…› Его близкая связь с евреями, его близорукость и незнание общества, его политика ‹…› все это всем обществом русским жестоко осуждается. Мой отец сказал недавно: "Все это наделали евреи". Я прибавил к этому: "С позволения Витте, женатого на еврейке".
Примечательно, что в травле, направленной против премьер-министра, как и в период его руководства финансами империи, использовалось имя супруги сановника. Листок "Виттова пляска" отводил издевательским нападкам на Витте значительную часть своих редакционных полос. К примеру, в первом номере газеты было помещено "объявление", скрытый смысл которого легко мог понять каждый читатель:
На французском театре теперь дается новая пьеса – "La loi du pardon". В ней жена вновь избранного французского депутата мечтает:
– Вот теперь мой муж депутат; а потом, года через два, будет министром; а там – премьером, а там – Феликсом Фором… [президент Французской Республики в 1895–1899 годах. – Э.С.]
В эту минуту из первых рядов кресел раздалось восклицание:
– Да это Матильда!
Весь театр огласился хохотом и рукоплесканием.
Не угадаете ли, чему аплодировали и смеялись?
Тема "президентства" сановника поднималась в "Виттовой пляске" на протяжении всего периода ее издания. Так, в феврале 1906 года в газете было помещено очередное "объявление": ""Виселица или президентство?" Новая интересная игра, очень опасная. Дает уроки приезжий из Америки акробат". Ошибка в "узнавании" героя этого объявления также была практически невозможна.
Близость Витте к еврейству являлась одним из основных мотивов черносотенных изданий:
Ну что ж! – Кто законы всегда нарушал,
Теперь нам законность заводит,
Кто премии щедро жидам раздавал,
Нередко в премьеры выходит.
Центральный орган черносотенцев – "Русское знамя" – уже в феврале 1906 года открыто заявил: "Сейчас русские честные люди, любящие Россию, хлопочут у государя, чтоб он скорей согнал с президентского места главного врага русского народа и главного помощника жидовского с его жидовкою женой". "Русское знамя" придерживалось радикальных позиций, проводя откровенно шовинистические идеи. Большую поддержку, в том числе и финансовую, оказывало этим партиям правительство: взгляды черносотенцев встречали сочувствие во властных кругах.
Верил ли Николай II слухам об изменнических планах премьер-министра и его посягательстве на высшую власть в государстве? А.П. Извольский утверждал позднее, что имел основания ответить на этот вопрос положительно. Надо полагать, в этом после отставки убедился и сам граф.
По свидетельству Спасского, узнав от своего секретаря, как активно правые муссируют тему его "президентства", Витте заявил: "Злобные, глупые скоты!" Нет никаких причин подозревать Витте в амбициях стать "президентом Российской республики", поскольку он был убежденным монархистом. Мысль о незыблемости самодержавия как единственно верного для России пути политического развития была одной из навязчивых идей российского общества на рубеже XIX–XX веков. Современный исследователь Ф.У. Вчисло убедительно показал: сановник всю жизнь находился под обаянием этих мечтаний. Даже если расценивать Манифест 17 октября как ограничение самодержавия, нельзя забывать, что он готовился не без ведома и согласия царя.
Впрочем, причины подозрений в посягательстве Витте на императорский трон крылись не только в личных качествах премьер-министра или императора Николая II, но и в особенностях российской политической культуры. На протяжении долгих веков характер верховной власти в России определялся в терминах неограниченного самодержавия. C одной стороны, российские правители остро нуждались в талантливых государственных деятелях, способных проводить реформы. С другой стороны, когда такие чиновники появлялись, властители начинали тяготиться ими, опасаясь, что те заслоняют императора, ставят под угрозу принцип самодержавия. Поэтому императоры устраняли таких сановников, демонстрируя способность управлять единолично. В этом смысле весьма показателен пример крупнейшего государственного деятеля первой трети XIX века – М.М. Сперанского. Александр I, недовольный самостоятельностью министра и смелостью его преобразовательных проектов, заявлял в приватной беседе, что Сперанский "подкапывался под самодержавие". Как справедливо заметил исследователь А.Л. Зорин, подобная формулировка скорее была призвана оправдать удаление Сперанского, нежели отражала реальное положение вещей.
В этой связи ценным мне представляется свидетельство того, что репутация Витте как кандидата на высшую власть, противопоставляемого царю, распространилась и в простонародной среде, уже после его отставки. В частности, один из последователей секты иоаннитов – отставной матрос В. Горобцов, объявивший себя "пророком", – в 1909 году проповедовал среди крестьян Херсонской губернии о скором конце света. В апокалипсическом сценарии в ряду главных персонажей упоминался и Витте: "Царь Николай Александрович будет убит, ‹…› затем царем будет граф Витте, а антихристом – граф Толстой [одна из самых ненавистных для иоаннитов общественно значимых фигур. – Э.С.]". Можно утверждать, что эта репутация министра, подкапывающего царский трон, была довольно устойчивой, а соответствующие слухи ходили в разных слоях общества.
Возвращаясь к слухам о юдофильстве Витте, замечу, что не только правые были убеждены в особых симпатиях Витте к еврейству. В телеграмме от 21 октября 1905 года черниговский раввин отчаянно просил лидера еврейской общины в Петербурге, Д.Г. Гинцбурга, "умолить Витте" прекратить погромы, продолжающиеся уже более пяти дней. Эти полные драматизма строки свидетельствуют о том, что и некоторые еврейские деятели в критический момент ждали от Сергея Юльевича поддержки и защиты. Примечательны также воспоминания одного из участников еврейской депутации к Витте, оказавшегося неприятно удивленным, когда вместо содействия они получили от премьер-министра холодный прием: "…мы распрощались с ним под тяжелым чувством". Общественное мнение, очевидно, переоценивало возможности премьера: на сегодняшний момент исследователями доказано, что имперская администрация, во-первых, не организовывала еврейские погромы, а во-вторых, не имела достаточных ресурсов для их предотвращения.
В 1905 году в общественном мнении возродился не только антисемитизм, но и германофобия. Это не могло не отразиться на отношении к Витте. Граф С.Д. Шереметев, узнав об издании Манифеста 17 октября, записал в своем дневнике: "Видно, что Царь и его временщик, оба не русские, [выделено в источнике. – Э.С.] оба сошлись, ненавидя друг друга!" Граф Шереметев был сторонником старых порядков и не приветствовал произошедшие перемены, по крайней мере темп и масштабы осуществляемых преобразований.
Издатель "Нового времени" А.С. Суворин, недовольный "нерешительностью" Витте, не преминул в одном из "Маленьких писем" уже в декабре 1905 года уязвить премьер-министра напоминанием о его происхождении. Статья намекала на благосклонность к Сергею Юльевичу Вильгельма II: "Но, может быть, граф Витте хочет уходить? Ему хорошо: он сядет в вагон и уедет в Берлин. Германский император примет его с распростертыми объятиями, тем скорее, что у графа Витте больше немецкой души, чем русской". Связь Витте с немецким императором обыгрывалась и в цитируемом выше "Акафисте" А.В. Амфитеатрова: "Радуйся, Вильгельма II интимный друже…"
И все же "немецкая" тема была во время первой российской революции менее востребованной, чем "еврейская". По-видимому, это объясняется широко распространенными представлениями об органической связи еврейства с революционным движением. Германофильская же репутация графа обогатилась новыми подробностями и приобрела причудливые формы в годы Первой мировой войны.
Министр, словно пытаясь отвести от себя эти обвинения, уже после своей отставки убеждал Суворина, что в тех обстоятельствах у него не было иного выбора: "Этот немецкий или жидовский хирург Витте, хотя с трясущейся рукой, при самой антигигиенической обстановке был вынужден (ибо его к этому призвали, дабы затем предать) отрезать из организма разложившиеся наросты, дабы устранить заразу во всем организме. Без боли и крови на поле боя операций не бывает". Предугадывая и опровергая предъявляемые ему обвинения, в письме реформатор дословно цитировал своих оппонентов. Он очень болезненно относился к своей репутации "революционера" и человека, силой навязавшего России ограничение самодержавия, и, уже находясь в отставке, упорно стремился оправдаться, защищая собственную точку зрения на страницах печати.
Интересными для прессы в 1905–1906 годах стали и личные особенности Витте, характерные приметы его внешности, манеры. С особой язвительностью черносотенцы высмеивали новый, графский титул Витте. В очередном номере "Виттовой пляски" было помещено объявление: "Желают по сходной цене купить подержанные графские (настоящие) манеры. Там же дешево продаются желающим министерские портфели [намек на попытку Витте пригласить общественных деятелей в свой кабинет. – Э.С.] и остатки совести. Главный почтамт. Под литеры С.Ю. В. с графской короной".
Впрочем, авторы либеральных сатирических изданий "новоиспеченное сиятельство" также не щадили:
Ну и дела! Хоть волком вой.
Нет сладу с "важною персоной".
Он прежде думал головой,
Теперь же графскою короной!
Любопытно, что даже симпатизировавшему Витте чиновнику князю С.Д. Урусову, потомственному аристократу, казались курьезными попытки Витте кичиться своим новым положением: "Он [Витте. – Э.С.], как мне показалось, считал получение графского титула многозначительным фактом, сильно повысившим его удельный вес, старался приобрести "графские" манеры и усвоить какие-то "графские" словечки и обороты речи. Мне как-то неприятно было услышать из его уст слова: "Повидайте мою графинюшку, она Вас очень любит"".
Высмеивались черносотенцами и особенности внешности Сергея Юльевича:
И я бегу вдогонку веку
И тоже мучаюсь вопросом,
Возможно ль ныне человеку,
Без носа будучи – остаться с носом?