Противники графа оценивали этот случай с едким сарказмом. Н. Ломан, сообщая известному правому публицисту Б.М. Юзефовичу в Киев о петербургских новостях, заявлял: "Что Вам писать? Конечно, о страшном покушении на драгоценную жизнь Сережи. Сколько я ни встречал людей, все в один голос, без запинки, были уверены, что Сережа сам устроил это трубное покушение. На этот раз он никого не надул; конечно, многие ездили расписываться и поздравлять". Действительно, на следующий день графа посетили многие высокопоставленные лица, поздравляя его с избавлением от угрожавшей ему опасности, о чем известили читателей сразу несколько газет. Л.А. Тихомиров, отмечая необычайно широкую распространенность этой версии, замечал, что некоторые в Петербурге прозвали Витте "автобомбистом". Подобные слухи оказались столь устойчивыми в силу целого ряда причин.
В начале XX века для общества не было более болезненного и острого переживания, чем политический террор. Жертвами террористов становились министры и градоначальники, командиры воинских частей, начальники тюрем, жандармы, полицейские чины, приставы и другие представители власти. Никто не мог чувствовать себя в безопасности. Известный правовед, член кадетской партии профессор И.А. Малиновский в своем труде "Кровавая месть и смертные казни" (1909) провел обширный анализ политического террора в разных странах. Согласно приводимым Малиновским сведениям, только с октября 1905 года по 20 апреля 1906-го по политическим соображениям в России убиты 288 должностных лиц, 388 человек были ранены, 156 попыток покушения оказались неудачными. В 1907 году за две недели – с 16 января по 1 февраля – от рук террористов пострадали 67 должностных лиц.
М.Б. Могильнер изучила формирование мифа о "подпольном человеке" в русской литературе и публицистике – мифа, сыгравшего ключевую роль в культурном оформлении событий 1917 года и в судьбе России в XX веке. Исследовательница подчеркивает, что общество отнюдь не было пассивным наблюдателем террористических актов: оно выражало сочувствие, но не жертвам актов, а революционерам, оправдывая их. Осуждавший насильственные методы борьбы Л.Н. Толстой считал убийства непопулярных министров "целесообразными". И даже некоторые представители правительственных кругов полагали, что иными способами реакционность власти не преодолеть. В "Воспоминаниях" одного из самых либеральных министров, Д.Н. Шипова, сказано, что убийство Плеве "принесло облегчение". Словом, в это время не было ничего более острого и болезненного – как не было, казалось, и более примитивного повода, чтобы напомнить о себе.
Покушение на графа отличалось и от террористических актов предыдущих лет, и от последующих громких актов (например, от убийства премьер-министра П.А. Столыпина). Замысел террористов не достиг своей цели, и ни сам отставной министр, ни его домочадцы не пострадали. Удивляло странное и непродуманное исполнение этого террористического акта, что заставляло многих воспринимать случившееся как симуляцию, будто бы заведомо устроенную так, чтобы никто не пострадал: "Покушение на Витте, по-видимому, было поддельное, да к тому же и очень неискусное, – сообщал столичный житель в частном письме. – Боже ты мой, какая пошлость! И у такого-то человека была в руках (да, пожалуй, еще и снова будет) судьба всего государства! Право же, никогда еще, кажется, Россия не переживала такого срама".
Обращала на себя внимание и странная деталь: ящик с бомбами, а также веревка, по которой он был спущен в трубы, оказались чистыми от сажи; это наводило на мысль, что взрывное устройство могло быть заложено только изнутри дома – самим графом либо его прислугой. В одном из частных писем передавались разговоры публики: "Говорят много о покушении на Витте, но мы над этим смеемся, потому что оно похоже на шутку. Я говорю от лица людей хорошо информированных, что полиция, которая делала допрос, не знает, как сформулировать свое мнение. Таким образом – и веревка, которая служила для спускания бомбы по трубе камина, не была покрыта сажей, и на самой бомбе не было никаких следов ее пребывания в трубе. Рассказывали, что Императрица-Мать, услышав новость, разразилась смехом, говоря: "Очевидно, Витте – сам, кто поместил туда бомбу"". На основании имеющихся источников невозможно проверить, действительно ли реакция Марии Федоровны была таковой. Можно лишь с уверенностью утверждать, что к этой версии сначала склонялся и Николай II, о чем Витте был хорошо осведомлен. Характерно, что и император, и его семья не послали графу сочувственной телеграммы, что не осталось незамеченным. Холодность царя явно уязвила графа, потому что он упоминал о ней и в своих мемуарах: "Его Величество и его семья никакого жеста по поводу раскрытого покушения не сделали и никакого внимания мне не оказали".
Грубое и примитивное исполнение "адских машин" также существенно повлияло на распространение сплетен. В первые дни пресса утверждала, что "взрывчатый состав довольно слабый и сильного разрушения причинить не мог. ‹…› Взрыв человеческих жертв не повлек бы". Лишь спустя несколько месяцев в лаборатории Артиллерийской академии была проведена экспертиза снарядов. В результате установили: вещество в них было такой силы, что при взрыве был бы снесен особняк Витте и частично разрушен соседний дом. После этого известия, как утверждал Сергей Юльевич, и царь отказался от версии о симуляции покушения.
Взрывное устройство обнаружил известный журналист и близкий сотрудник графа (он работал с документами Витте для очередной статьи в комнате, где находился снаряд). Это также дало пищу для пересудов. Влиятельный правоконсервативный деятель генерал А.А. Киреев записал в дневнике 1 февраля 1907 года: "Все более и более выясняется, что покушение на Витте устроено если не им самим, то его приспешниками. ‹…› Открыл дело Гурьев, из жидков, правая рука Витте, когда он был министр". Позднее А.Н. Гурьев, признавая необычайную распространенность подобных сплетен, заявлял: "Я не говорю о газетных клеветниках, но даже официальные круги какое-то время отказывались верить, что я обнаружил бомбы в доме графа Витте".
Одной из причин популярности версии об "автобомбисте" было отношение общества к экс-министру: на первый план для общественного мнения выходили личность Витте и приписываемые ему качества и характеристики. Многие полагали такое поведение, как симуляция покушения, типичным для человека, привыкшего привлекать внимание публики любой ценой. Журнал "Шут" иронизировал:
– У графа Витте гремучий студень нашли…
– Гремучий… что же, граф привык греметь.
Издание, не называя виновников преступления, публиковало сочинения острословов:
Знаю я, "братец", чья это затея,
Знаю я, как вас спасти,
Чтоб повторить не посмели, злодеи!
Да не скажу*, – уж прости!..
Сразу после стихотворения имелась приписка под звездочкой: "Вы в свое время знали, как спасти Россию, да не хотели сказать. Ну вот, ваше сиятельство, – долг платежом красен". Сюжет с этой известной фразой, приписываемой Витте, был обыгран и в другом популярном журнале того времени: "В квартире графа Витте нашли две "адские машины", которые еще не успели разорваться. Граф Витте будто бы по этому поводу сказал: "Я знаю, как спастись от бомбы"".
Укоренившееся среди определенно настроенной публики убеждение, что террор – метод исключительно революционеров и противников российской государственности, способствовало тому, что некоторые сразу и безоговорочно поверили в версию о симуляции покушения. А.А. Киреев на следующий же день после случившегося записал в дневнике: "Это покушение, несомненно, устроено самим Витте. Оно очень неловко – веревка – стопин высунут из-под вьюшкой, но главное – кому охота убивать Витте? Конечно, не тем, которых он создал!" Далее следовало довольно тривиальное утверждение, что Витте – творец революции. Затем Киреев высказался категорично: "А монархисты – не убивают".
В действительности это покушение было не первым. Реформатору неоднократно угрожали расправой политические противники как "справа", так и "слева". В 1898 году Витте, тогда министру финансов, поступило письмо с угрозами, подписанное некими анархистами, недовольными введением винной монополии. Осенью 1905 года в обществе упорно ходили слухи, что различные революционные фракции готовят убийство графа Витте. То, что Боевая организация партии социалистов-революционеров планировала убить председателя Совета министров, подтверждал и сам лидер эсеровских боевиков, Борис Савинков: террористов остановила только усиленная охрана графского дома. По сведениям же сановника, революционеры трижды планировали покушение на него, в том числе один раз – после отставки. Кроме того, в феврале 1906 года они угрожали премьеру по телеграфу убийством дочери и внука, проживавших в Брюсселе, где служил зять графа, – в отместку за действия карательной экспедиции в Восточной Сибири. Планы убить ненавистного им государственного деятеля вынашивали и крайние консерваторы. Лидер "Союза русского народа", А.И. Дубровин, в декабре 1905 года в беседе с генералом Г.О. Раухом признал, что среди членов его партии "были разговоры" относительно убийства Витте, но заверил, что теперь они "совершенно оставлены" и те, кто ведут их, – "просто проходимцы". Тем не менее есть сведения, что в октябре 1906 года киевские черносотенцы вынесли бывшему премьер-министру смертный приговор; для приведения его в исполнение они отправили одного из членов своей партии в Петербург, однако злоумышленник был перехвачен полицией.
Досужие разговоры публики сильно задевали графа, и особенно его ранила позиция царя. Об этом можно судить по оброненной Витте в мемуарах фразе: "Я только одно не могу не вспоминать с болью в сердце – что Его Величество, после того как я служил его отцу и ему около 15 лет ‹…› может настолько меня не знать, чтобы тому лицу, которое ему высказало подобное предположение, не повелеть бы молчать и такой гнусности никому не говорить". Витте не упускал возможности выразить свои чувства в связи с покушением и напомнить об этом императору. В одном из писем царю сановник в очередной раз просил его о дипломатическом назначении, мотивируя свою просьбу пагубным влиянием петербургского климата на самочувствие графини, и добавлял, что ее здоровье подорвано "теми покушениями, объектом которых он был в последние два года".