Колышко удалось выразить эту мысль более рельефно, облечь ее в художественную форму. Новизна и "сенсационность" пьесы только способствовали тому, что образ Витте – "большого человека" закрепился в общественном мнении. Так, после смерти Сергея Юльевича, последовавшей 28 февраля 1915 года, сразу несколько газет назвали его "большим человеком". "Новое время" в некрологе среди прочего заявляло, что Витте "был и до конца остался "большим человеком"". Интересно, что этот штамп использовался не только в столичной, но и в провинциальной периодике. В "Киевской мысли" от 2 марта 1915 года известный фельетонист в одноименной статье даже соотносил почившего сановника с героем пьесы. Штамп получил широкое распространение.
Пьеса почти не нашла отражения в источниках личного происхождения (за исключением цитируемой выше переписки, касающейся технических вопросов постановки произведения на сцене). Мне удалось обнаружить лишь несколько мемуарных свидетельств, мимоходом упоминающих о "Большом человеке". Очевидно, постановка действительно имела не более чем сиюминутный успех злободневности.
Р.Ш. Ганелин в одной из своих работ, упоминая о пьесе, отмечал, что инициатором ее появления был сам граф: "По поручению Витте он [Колышко. – Э.С.] сочинил восхваляющую его пьесу, которую без обиняков назвал "Большой человек"". Как я постаралась показать, граф не только не имел отношения к появлению спектакля, но и не знал о замысле Колышко вплоть до премьеры. Вывод же авторитетного историка о причастности Витте к созданию "Большого человека" основан на репутации сановника как манипулятора общественным мнением и является ошибочным.
5.2. "…И все тот же Витте. Сговорились они, что ли?": пьеса А.И. Южина-Сумбатова "Вожди"
Символично, что появление пьесы Колышко совпало по времени с постановкой другого драматического произведения. В декабре 1908 года на сцене столичного Императорского Александринского театра появилась пьеса с похожим сюжетом – "Вожди". Автором ее был князь А.И. Южин-Сумбатов – известный драматург и театральный деятель. В главном герое пьесы публика также видела намек на опального сановника. Причин для сравнения "Вождей" и "Большого человека" было несколько. Во-первых, главным героем "Вождей" тоже являлся сильный и энергичный сановник, претворяющий в жизнь некий смелый проект. Во-вторых, в сочинении Сумбатова, как и в "Большом человеке", сталкивались два мировоззрения: дореформенное – старое и провозглашаемое главным героем – новое. Наконец, в "Вождях" снова изображалась среда высшей бюрократии.
По-видимому, Сумбатов позаимствовал идею произведения у Колышко, поскольку входил в число первых читателей черновика "Большого человека". Еще в сентябре 1908 года, когда информация о пьесе князя только проникла в печать, Колышко писал Суворину:
О пьесе Сумбатова я тоже много слышал. Удивляет меня сходство ее с моей. Я дал Сумбатову прочесть мою пьесу в мае, и он мне ни звуком не заикнулся, что пишет пьесу на ту же тему. Когда же я его спросил, что и он на эту же тему пишет, он ответил уклончиво и сказал определенно лишь одно – что написал всего лишь один акт его пьесы. Меня удивляет одно – почему его пьесу сочли возможным ставить на Алекс[андринской] сцене, когда Теляковский определенно выразился, что на тему о Витте он пьесу не примет.
В самом деле, почему "Вожди" были поставлены на императорской сцене? Заглянем в дневник директора императорских театров, В.А. Теляковского. 5 сентября 1908 года князь ознакомил его со своим произведением:
Вечером у меня был Южин[-Сумбатов] и читал свою новую пьесу "Вожди". Пьеса написана на современные события. Я редко слышал что-нибудь более скучное, напыщенное и длинное. Чтение началось в 8 час[ов] 20 м[инут] и окончилось около 12½ часов ночи. ‹…› Главная ошибка в самой концепции в плане пьесы та, что он взял за основу политику и к ней пристегнул жизнь, вместо того чтобы сделать наоборот. Политика могла бы оживить пьесу, но, являясь основой и сутью, сделала все разговоры левых, правых и средних крайне скучными и монотонными. Кроме того, вся эта белиберда уж так надоела в газетах и разных подворотных листах. Слог напыщенный, витиеватый и ненатуральный. Это какой-то пошлый турнир фраз, заученный и подготовленный, – так в жизни не разговаривают, и слава Богу. Женщины выведены такие, каких нет. Я извинился перед Южиным, что буду пьесу критиковать, и высказал все это – конечно, в более мягкой и деликатной форме.
Сумбатов, узнавший о замысле Колышко в мае, в короткий срок написал первую версию текста. Уже в сентябре черновик был полностью закончен, хотя нуждался, судя по реакции первого зрителя, в существенной доработке. Впрочем, очевидно, что Сумбатов не придавал большого значения художественным средствам и стилистическому оформлению – важнее была "политическая" подоплека произведения.
Теляковский и Южин-Сумбатов много лет поддерживали дружеские отношения, которые продолжались и после революции 1917 года, о чем свидетельствует их переписка. Хорошие личные отношения драматурга и театрального чиновника были не единственной причиной постановки пьесы на Александринской сцене. Теляковский, по признанию современников, "в смысле обновления театра, в смысле допущения в него новых течений, новых направлений и в декоративном, и в сценическом деле сделал больше, чем все его предшественники, вместе взятые". К примеру, в 1907 году он пригласил на службу в императорские столичные театры одиозного режиссера Всеволода Мейерхольда (после того как последний рассорился с В.Ф. Комиссаржевской и со скандалом покинул ее театр). Теляковский стремился утвердить на императорской сцене современный репертуар, перечитывал с этой целью множество отечественных и зарубежных новинок. В пьесе Сумбатова присутствовала актуальная и востребованная публикой политическая тема, но намек на отставного сановника был не столь очевиден, как у Колышко.
Несмотря на аналогичный выбор сюжета и главных героев, сходство драматических произведений ограничивалось внешними чертами. У Колышко акцент был сделан на политическую злободневность, публицистическую сатиру. Политическая же сторона "Вождей" стала лишь фоном для отображения любовной и психологической линии. Иначе говоря, если в "Большом человеке" высокопоставленный сановник – в центре сочинения, то в "Вождях" он – только одна из сюжетных линий. Рецензент журнала "Театр и искусство" определил это различие следующим образом: "То, что хорошо у Сумбатова ‹…› собственно, имеет мало отношения к действительности "большого человека", мало отвечает бытовой правде, и в этом отношении "Вожди" уступают "Большому человеку". Наоборот, пьеса Колышко, гораздо ближе, документальнее захватывая среду, уступает пьесе Сумбатова в смысле театральной техники и широкого сценического письма…"
Отмечалось, что и по качеству постановки "Большой человек" уступает "Вождям". Один из рецензентов так описывал свое впечатление: "В общем же, в сценической обработке [ "Большого человека"] допущена словно намеренная небрежность, приемы сплошь и рядом отдают глубокой стариной, как будто автор совершенно равнодушен к современным требованиям театра".
Газетчики сопоставляли драматические произведения. "Биржевые ведомости" активно пропагандировали сочинение Колышко, не гнушаясь откровенной ложью. Так, в редакционной статье в декабре 1908 года утверждалось, что "Вожди" якобы сняты с репертуара, поскольку не пользуются успехом у публики. В то же время, уверяла газета, "Большой человек" неизменно делает полные сборы. Издание резюмировало: так как на императорской сцене шли "Вожди", а не "Большой человек", казна понесла существенный материальный урон. Этой уткой "Биржевые ведомости" преследовали одну цель – прорекламировать произведение своего сотрудника Колышко.
Судя по дневниковым записям Теляковского, "Вожди" шли вплоть до начала февраля 1909 года и делали неплохие сборы (всего – двадцать один сбор, хотя это и более скромно по сравнению с сорока сборами "Большого человека"). Любопытно, что на десятом, аншлаговом представлении "Вождей" 30 декабря 1908 года присутствовал министр императорского двора барон В.Б. Фредерикс.
Однако гораздо существеннее то обстоятельство, что в прототипе главного героя пьесы Сумбатова публика также видела Витте. "Биржевые ведомости" приводили на своих страницах следующий диалог, имевший место на премьере "Вождей":
Среди чиновничества и военных чувствуется повышенный интерес к пьесе, в особенности в тех местах, где речь о "назначениях", "повышениях", "подкопах" и колебаниях почвы под министром. Видимо, чувствуется что-то близкое, знакомое, пережитое в тех или иных оттенках.
– Третью пьесу нынче смотрю, – говорит бюрократического вида господин почтительно склоняющемуся перед ним собеседнику, – и все тот же Витте. Сговорились они, что ли?
– Нельзя не согласиться, ваше превосходительство, что ведь действительно фигура-то уж больно эффектная, самая эффектная в этом хаотическом периоде.
Судя по всему, Сумбатов, опытный драматург и актер, тоже чувствовал, что в сложившейся ситуации они с Колышко стали прямыми конкурентами. При этом князь стремился извлечь максимальную коммерческую выгоду из зрительского интереса к злободневному сюжету. В марте 1909 года, когда в Москву привезли "Большого человека", он попросил дирекцию театра перенести "Вождей" на следующий сезон. Теляковский записал в дневнике 2 марта 1909 года: "Южин[-Сумбатов] уже запутался в интригах ‹…› рассчитал, что невыгодно давать в конце сезона. Конкуренция "Большого человека" и тому подобные расчеты".
Объединяло фабулы произведений и то, что в обеих пьесах главный герой – исключительный, сильный человек. Публицист "Московских ведомостей", размышляя об этих произведениях, заявлял:
В Колышко очень характерна тоска по сильному человеку, все ярче и ярче проступающая в настоящее время. Нам до тошноты надоел этот апофеоз слабости, апофеоз "лишних людей", непригодных для жизни и для деятельности. Этот образ, мягкий и поэтичный у Тургенева, все более и более опошлился и, вспыхнув последним пламенем у Чехова, уже не мог больше возвратить к себе прежних черт своего былого обаяния. Философия Ницше влечет к себе нашу молодежь. Наша литература стоит на пороге сильного человека. Вот этим и объясняется, что авторы ринулись к графу Витте. В свое время он мог казаться чем-то выходящим за рамки обыкновенных людей.
Идеи Ницше были популярны среди читающей публики начала XX века, поэтому к приведенным словам автора "Московских ведомостей" следует относиться критически. Но мысль, что появление этих пьес соотносится с общей атмосферой декаданса, с ожиданиями крупной, сильной личности, представляется любопытной. Тот факт, что в центре двух популярных театральных постановок оказался человек, разительно отличающийся по масштабу от действующих бюрократов, показателен сам по себе. Лучшим доказательством этой тенденции в общественном мнении служит и заимствование Сумбатовым главной идеи "Большого человека". "Воровать" имеет смысл только ту идею, которую можно "продать". Следовательно, и идея обеих пьес, и прототип их главных героев были в этот период необычайно востребованными публикой.
С точки зрения классического театра появление подобных пьес воспринималось, конечно, негативно. Театральная жизнь, как и другие стороны российской жизни, протекала в непрерывной борьбе консервативной и новой, капиталистической тенденций. В обществе раздавались упреки: с одной стороны – в отставании театра от жизни, в игнорировании новейших образцов современной драматургии, с другой – в нарушении академических традиций и коммерциализации высокого искусства.