Предыстория же всего этого была такова: директором по организации моих концертов вплоть до 1988 года был молодой способный парень Женя Розенгауз. Но когда на советской эстраде начался настоящий бум, вызванный появлением небезызвестных групп и солистов типа "Ласкового мая", Жени Белоусова и Кати Семеновой, которые начали "косить" совершенно баснословные "бабки", между мной и Розенгаузом пробежала, как говорится, черная кошка. В результате чего он и стал работать директором Кати Семеновой. Со мной, однако, остался второй директор - Слава Мамонтов, в прошлом танцовщик Ансамбля народного танца СССР под руководством Игоря Моисеева. С ним мы плечом к плечу и бились с одолевающими нас невзгодами до тех самых пор, пока не возник Женя Лейн с идеей создания театра "под имя" Льва Лещенко.
Здесь следует пояснить, что "Музыкальное агентство" - в большей степени название, чем определение сущности нашего предприятия. По сути, это конечно же эстрадный театр, дающий возможности и для моей нормальной творческой работы, и для тех, кто меня окружает, - музыкантов, исполнителей самых разных жанров. Первостепенной моей задачей является их "промоушен", что означает "раскрутка", продвижение - словом, устройство их судьбы. Помимо этого, мы занимаемся организацией концертов, фестивалей, презентаций и так далее. Я в принципе могу сам на гастроли не ездить и в концертах не участвовать. Но что я должен делать непременно, так это создавать для своего коллектива прочную экономико-юридическую базу. С другой стороны, определение "театр" в данном случае звучит также достаточно условно. "Музыкальное агентство" вовсе не является неким зданием с привычным всем зрительным залом, где находится сцена с кулисами, хотя наше штатное расписание представляет практически все театральные профессии, начиная с режиссерской группы и заканчивая бухгалтерией. Так что, когда нам необходимо подготовить; какой-то сценический номер, мы либо арендуем репетиционный зал в Концертном зале "Россия", либо ухитряемся репетировать прямо за сценой… Что же касается моих обязанностей, то они достаточно разнообразны, при том, что за мной остается общее руководство. Как глава фирмы, я в ней все определяю сам, с партнерством у меня получается явно хуже. Так было, скажем, с тем же Евгением Лейном, с которым у нас уже в 1991 году начались разногласия в смысле того, кто же из нас все-таки в нашем театре главней - он, как главный режиссер, или я, как художественный руководитель. В результате мы без особенного кровопролития пришли к соглашению, что нам придется расстаться.
После ухода Лейна я опять остался все с тем же Славой Мамонтовым, прекрасным администратором и хорошим, славным парнем. Зрителям нашего поколения он был известен как артист благодаря своему знаменитому эстрадному номеру "Нанайка" - это когда на сцене как бы боролись друг с другом два нанайца в экзотической национальной одежде, а в итоге выяснялось, что все это проделывает один и тот же человек, что приводило публику в неописуемый восторг. Так вот, Слава здорово помогал мне практически во всех моих творческих начинаниях. А в 1992 году у меня в офисе вновь появился Евгений Розенгауз. Пришел он с предложением помочь мне в организации моего пятидесятилетнего юбилея. Я согласился. И они на пару со Славой Мамонтовым, надо отдать им должное, справились с этим блестяще. Мой юбилей стал как великолепной рекламной акцией, так и весьма успешной акцией коммерческой. На последовавший затем роскошный банкет в том же Концертном зале "Россия" пришла масса моих друзей и коллег, благодаря чему все это грандиозное мероприятие получило очень эффектное завершение. В результате я, решив забыть о былых разногласиях, предложил Евгению Розенгаузу стать коммерческим директором-распорядителем моего театра, на что он дал согласие. Слава, соответственно, остался при этом как бы на вторых ролях. Я был одновременно и директором театра, и его худруком, в этом качестве пребываю и по сей день.
Тогда же, после моего юбилея, у нас началась необычайно активная жизнь. Мы очень много ездили по стране, выступая сами или создавая все новые и новые концертные программы с другими артистами. К слову, незадолго до этого произошел еще один весьма удачный поворот в моей жизни. В 1991 году я познакомился с руководством нефтяной компании "Лукойл". Тогда это была еще совсем маленькая, только-только зарождающаяся фирма, имевшая всего два-три кабинета в доме на Люсиновской улице. Но возглавляли ее такие энергичные, симпатичные и деятельные молодые люди, что сразу же становилось ясно - их ожидает большое будущее. И теперь мне конечно же очень лестно сознавать, что мой прогноз оказался верным. Первым, с кем я там познакомился, был Ралиф Сафин, ныне известный еще и тем, что является отцом восходящей звезды эстрады юной Алсу. С Ралифом, с которым мы вскоре стали очень хорошими друзьями, мы, помню, провели вместе немало времени… Через него я познакомился с Вагитом Алекперовым, также со временем ставшим моим другом. В этом случае, кстати, очень интересно проследить, в какие сложные узоры сплетаются порой человеческие судьбы. Дело в том, что задолго до знакомства с Вагитом я хорошо знал его сестру Нелю, которая была руководителем группы журналистов радиостанции "Маяк" и вообще всю свою жизнь проработала на радио. Неля - одна из тех, кто видел мои самые первые шаги в радиоэфире. Я же, познакомившись с Вагитом, не знал, что они с Нелей - брат и сестра. Следует отметить и еще одну своеобразную ситуацию, ознаменовавшую общность наших с Вагитом интересов. Когда мы в одной из поездок оказались вместе в самолете, он вдруг начал расспрашивать меня о Большом симфоническом оркестре Центрального телевидения и радиовещания под управлением Владимира Федосеева. Я сказал, что это коллектив профессионалов высшей пробы, а лучшего дирижера, чем Федосеев, в стране не сыскать вообще. Вагит, заметив некоторое мое недоумение, вызванное этим вопросом, объяснил, что к нему поступило предложение спонсировать этот коллектив и он теперь просит у меня не столько совета, сколько рекомендации. Я попытался убедить его в том, что, если он возьмет на себя опеку над федосеевским оркестром именно сейчас, в тот момент, когда все в нашей стране разваливается буквально на глазах, история отечественной культуры воздаст ему за это сторицей. Надеюсь, что моя горячая "апологетика" сыграла свою роль и как-то повлияла на решение Вагита. А позже я узнал, что с точно такой же просьбой к нему обращалась и Неля. В результате чего она в конце концов стала директором оркестра Федосеева, а "Лукойл" и по сей день является главным спонсором этого блистательного коллектива, то есть оплачивает ему дорогу, проживание за границей и так далее. Так что по части "меценатской жилки" Вагит Алекперов оказался просто-таки уникальным человеком! И где-то уже в 1992 году компания "Лукойл" поручила нашему театру проведение Дня нефтяника. Мы, надо сказать, не ударили в грязь лицом, праздник вышел на славу. С тех пор "Лукойл" иногда поддерживает нас в трудную минуту. Мы все - я, Вагит, Володя Винокур - гордимся нашей давней дружбой, о чем Вагит на различного рода мероприятиях высказывается примерно так: "Нам, нефтяникам, очень приятно сознавать, что с нами всегда рядом такие замечательные артисты, как Лева и Володя. Мы любим за то, что они единственные люди, которые не просят у нас нефть!.."
Что тут скрывать, ведь с той поры, когда спонсором отечественной культуры являлось само наше государство, много воды утекло, мир был перекроен не единожды. Кто должен был взять на себя заботу о талантливых молодых певцах, музыкантах, танцовщиках в ситуации полной неспособности власти осуществлять эту опеку? Все, на что было способно тогдашнее Министерство культуры Российской Федерации, - это созывать нас, деятелей искусства, на бесконечные совещания, на которых ничего не решалось. Министр культуры Евгений Сидоров оправдывал это тем, что, дескать, на развитие культуры из госбюджета у нас отпущено всего лишь… три сотых процента! Отсюда вопрос - как же в таком случае Министерство культуры собирается влиять на средства массовой информации, не находящиеся под его патронажем? Или, может быть, сейчас уже никто ничем и никем в сфере культуры не управляет и каждый сам по себе? Но тогда в чем состоит роль и предназначение Министерства культуры вообще? Как, какими средствами новая российская государственность намерена утверждать в общественном сознании новую идеологию, когда таковая наконец у нас появится? Вопросы, вопросы… Но жизнь, собственно, и представляет собой всего лишь ряд вопросов, по мере разрешения которых и осуществляется прогресс. То есть в полном соответствии с законом выживания успеха добивается лишь тот, кто умеет найти на них верные ответы. И горе тому, кто ответит неверно.
Владимир Винокур
В 1969 году Володя Винокур явился на приемные экзамены в ГИТИС, как до этого и я, в солдатской форме, в этом наши с ним судьбы достаточно сходны. Мало того, он точно так же пытался поступить в ГИТИС до армии, но безуспешно, в результате чего ему пришлось три года прослужить в Ансамбле песни и пляски Московского военного округа. А в этот раз он сразу же попал в поле зрения нашей студенческой "коридорной кафедры", состоявшей из старшекурсников. В мою бытность ее возглавляли такие известные в будущем певцы, как Владислав Пьявко, Сергей Менахин и Алик Тучинский.
Наши добровольные обязанности заключались в том, что мы посещали все творческие вечера, проходившие в ГИТИСе по вторникам, садились там в задние ряды (так как передние, естественно, были заняты педагогами), давали свои собственные оценки выступающим на сцене студентам и уже на основании этих оценок делали свои выводы и рекомендации. И хотя все это происходило на полушутливом, полусерьезном уровне, последствия таких дружеских советов могли быть весьма дельными. Так, скажем, ни один педагог по вокалу никогда не скажет своему коллеге, что занимающийся у него студент заметно регрессирует, теряет голос, а потоку не лучше ли тому студенту поменять методику, а заодно и педагога. А мы, студенты, народ прямой, не стесняемся говорить откровенно. Нечто подобное, кстати, случилось и со мной, когда я, проходя курс обучения у Павла Михайловича Понтрягина, стал чувствовать что-то неладное - мой голос потускнел, утратил силу, начались проблемы со связками и так далее. Тогда-то "верхушка" нашей "коридорной кафедры" во главе с Владиком Пьявко и заявила мне со всей определенностью: "Лева, тебе нужно срочно менять педагога. Мы все помним, как ты здорово пел в начале курса, и видим, что с тобой теперь. Нам кажется, что методика Понтрягина тебе не подходит, тебя неправильно "ведут". И это, между прочим, возымело действие… А когда о том, что у меня сильно потускнел голос, мне говорил руководитель нашего курса Георгий Павлович Ансимов, я этому серьезного значения не придавал. Так что студенческая "коридорная педагогика" - великое дело, там тебя оценят по гамбургскому счету, безо всяческих скидок.
Со временем, став старшекурсником, я приобрел в "коридорной кафедре" немалый вес. И когда наше внимание привлек молоденький парнишка в военной форме, ему, можно сказать, крупно повезло - значит, было в нем нечто привлекавшее внимание. Останавливаем его, спрашиваем, стараясь сохранять строгое "педагогическое" выражение лиц:
- Эй, паренек, а ну-ка иди сюда! Поступать собираешься?
Он отвечает:
- Да.
- А на какой факультет?
- Хочу на музкомедию.
- Ага, значит, поешь и танцуешь… А как тебя, кстати, зовут?
- Володя Винокур.
- Ну что ж, идем, Володя Винокур, на консультацию, прослушаем тебя. Посмотрим, на что ты годишься.
Естественно, нам было интересно знать, кто идет нам на смену. Завели мы его в один из учебных классов и устроили экзамен по полной программе - пришлось ему петь, танцевать и читать басню. Когда Володя явился уже на настоящий экзамен, Понтрягин его спрашивает:
- Послушайте, Винокур, а вы разве были у нас на консультации?
Володя честно отвечает:
- Был!
Понтрягин недоумевает:
- Что-то я вас, извините, не помню. Видимо, пропустил… Ну ладно, давайте пойте. Что там у вас?
В этот момент нам, членам "коридорной кафедры", понадобилось зачем-то заглянуть в аудиторию. Понтрягин повышает голос:
- Лещенко, немедленно закройте дверь! Вы что, не видите, идет экзамен? Ходят тут, понимаешь…
То есть возникает ситуация, как бы один в один повторяющая эпизод из известного фильма "Приходите завтра". Но думаю, это не мы, студенты, "разыгрывали" сцены из фильма, а, напротив, авторы картины использовали в своем сюжете столь типичную для творческого вуза ситуацию. Изображать из себя умудренных педагогов перед робеющими абитуриентами было для нас истинным удовольствием. Володя, по его признанию, сразу же понял, в чем дело, но обижаться не стал, и впоследствии мы с ним часто со смехом вспоминали этот случай.
Но ГИТИС предоставлял старшекурсникам и вполне легальную возможность поучать новичков, делиться с ними кое-каким уже накопленным артистическим опытом. Так, четыре человека с нашего курса, помимо меня, еще в институте начали работать в Театре оперетты. И потому с высоты своего положения на встречах с "молодняком", специально для этого устраиваемых, мы охотно просвещали ребят по части актерской жизни, рассказывали, что их ждет впереди. А проще говоря, выпендривались перед ними как могли. Я даже пару-тройку раз приглашал целую компанию первокурсников в ресторан угоститься за мой счет. Для них это, конечно, было верхом шика и необычайно льстило их самолюбию. Ну а я мог иногда позволить себе такое, потому что, во-первых, начинал прилично зарабатывать, а во-вторых, и цены в тогдашних советских ресторанах были вполне терпимыми. Но дело было, разумеется, не в угощении, а в моем доброжелательном к ним отношении и готовности всегда помочь.
И тут самое время ответить на вопрос, который нам с Володей Винокуром постоянно задают уже на протяжении двадцати с лишним лет, - где истоки нашей с ним столь долгой дружбы. Ну что тут ответить? Разве есть какой-то "рецепт" дружбы? Все было как обычно - день за днем, месяц за месяцем, год за годом незаметно складывались поначалу просто приятельские, а затем уже и дружеские отношения. Но была тому еще одна причина. Да простят меня некоторые из Володиных однокурсников, но он уже тогда выделялся среди них своим ярким артистическим дарованием, и знал это. Поэтому, очевидно, когда я уже был достаточно известным опереточным артистом, а Володя еще только студентом второго курса, нас с ним вместе пригласили на актерские пробы в музыкальную картину режиссера Владимира Гориккера "Звезда экрана". Меня пробовали на роль героя, а Володю - на простака, так как фильм представлял собой нечто вроде мюзикла или опереточной истории. И хотя нас с Володей на роли не утвердили, это было для нас лишним поводом пообщаться, поближе приглядеться друг к другу. Затем начались наши с Володей периодические встречи на различных гастрольных маршрутах, где я впервые увидел, как он среди прочих исполняет пародию на Льва Лещенко. Я на него помню, тогда за это не рассердился, в отличие от некоторых моих коллег-артистов, которые вначале выражали по поводу его пародий большое недовольство. Я же, как человек достаточно ироничный и, главное, самоироничный, воспринял Володино лицедейство спокойно. И даже более того, в душе порадовался за себя - ведь стать объектом для пародии может лишь артист с определенным уровнем известности, а иначе как узнает публика, кого изображает пародист?
Но, честно говоря, и у меня не все порой с Володей проходило гладко. Однажды, когда мы с ним были на гастролях в Ереване, я завершал своими песнями большой концерт. Песни были подчеркнуто серьезного, гражданственного характера, и мне казалось, что в данном случае винокуровские пародии на мое исполнение (а Володя шел по программе как раз передо мной) могут создать не совсем выгодный для меня эффект. Надо четко понимать и различать, где есть место смеху, а где - нет. И потому я Володе перед его выходом на сцену так прямо и сказал: "Я тебя умоляю, не делай сегодня пародии на Лещенко! Думаю, ты понимаешь, почему не надо этого делать?" Он кивает: "Да, конечно, понимаю". А потом, когда публика начала вызывать его на бис, тормоза у Володи отказали, и он, как бы сам того не замечая, нарушил свое обещание. С одной стороны, его тоже можно было понять - Лев Лещенко со своей специфической манерой исполнения был тогда для Винокура самым, что называется, "большим шлягером". Когда он пародировал мою "Соловьиную рощу" с характерным покачиванием головой, зал ревел от восторга. Немудрено, что Винокура занесло и он не удержался от того, чтобы блеснуть своим коронным номером… Что было дальше, легко себе представить - не успела публика отойти от хохота, вызванного пародийным изображением Льва Лещенко, как тут же перед нею появляется сам Лев Лещенко с вполне серьезным лицом и соответствующим репертуаром. А настроение у людей еще весьма игривое, то и дело раздаются смешки, хихиканье… В общем, Володя доказал и в этот раз, что он бесспорно, человек талантливый - не каждому дано смешить народ. Но мое состояние в те минуты было, естественно, далеким от веселья. Надо ли говорить, что после концерта я к Винокуру не подошел и вообще с этого момента как бы перестал его замечать. А через неделю он подходит ко мне сам: "Лева, ты прости меня, так получилось, не смог удержаться… Да публика уж очень просила, требовала просто: "Лещенко давай! Лещенко давай!" Что было делать?" Ну, я человек в принципе незлобивый. Ладно, говорю, чего там, замнем для ясности. Короче, помирились мы с ним. Но он дал мне слово, что с этих пор будет прислушиваться к моим просьбам. Хотя, что скрывать, для него это было нелегко, так как две его лучшие работы всегда шли на ура - пародия на Лещенко и пародия на Магомаева. Неплохо у него принимались пародии и на модного тогда эстонского певца Тыниса Мяги, и на знаменитого Вахтанга Кикабидзе. Но кстати, после того, как Буба на него стал обижаться, Володя перестал его пародировать… Так что хлеб артиста-пародиста - не самый легкий на эстраде.