К-19
До прихода в Западную Лицу безмятежно хрюкал на диванчике кают-компании "Санта-Марии". Как Клеопатра в своей уютной квартире. Многочасовая вахта любви, снотворная пилюля "Авось, пронесет!", сделали свое дело. Отменно выспался. Сошел на контрольный причал в слегка растрепанном виде, но в бодром духе. И сразу попал в лапы СПНШ (старший помощник начальника штаба) нашей дивизии. На "опознание". Он встретил меня, как родного, и тут же "облобызал" матерным непотребством:
- Мудак! На дивизии, да что там, во всём ВМФ жуткая трагедия произошла. Все на ушах стоят, а тут еще тобой надо заниматься. Сиди в каюте ПКЗ и носа не высовывай. Вызову, когда понадобишься…
- Что случилось-то?
- Что случилось, то и случилось. Эта тема запретна для разговоров. Валяй на ПКЗ. Мне сейчас не до половых гангстеров.
На следующее утро СПНШ вызвал меня и поставил туманную задачу:
- Ты включен в состав сменного экипажа. Быть на ПКЗ неотлучно. В готовности к выходу в море на плавбазе. Для выполнения спецзадания. Что конкретно предстоит делать - экипаж узнает после выхода в море. Какие вопросы?
- Какие у матросов могут быть вопросы? Сижу в каюте в готовности к бою и походу. Вот и всё… - и отправился в каюту. О "великой тайне" спецзадания я уже знал. На "К-19" в море произошла авария ядерного реактора. Экипаж облучен, но борется за спасение корабля от гибели. Людей у нас - прорва, а вот кораблей маловато. Атомные лодки только пошли, с тьмой конструктивных огрехов и кучами заводских недоделок.
В нашем высокоморальном обществе секс был постыдным делом, а венерические болезни - преступными. Трахались украдкой, заболевали часто, но лечились тайно. Одно дело - подхватить трипперок, можно и тайно подлечиться. А если подхватишь что-нибудь типа сифилиса? Всё равно в тайне пытались лечиться. Не омрачали общую картину благополучия и не ломали свою карьеру. Авось, пронесёт.
Во всех остальных делах - подход аналогичный. Еще в Северодвинске слышал, что головная "К-19" на заводских испытаниях подхватила "трипперочек" на реакторе. Высокопоставленные комиссии, отодрав всех, приказали так расценивать залипуху с реактором.
Выпихнули ее на флот под фанфары выполнения и перевыполнения плана. Два года экипаж, проявляя свойственный нам героизм, корячится на корабле, продолжая испытания, и бегает на судоверфь для тайных лечений. Похоже, что эта подлодочка "долечилась". Влюбленные в нее подводнички схлопотали по полной программе. И опять мышиная возня с тайнами и сверхтайнами.
Помыкался я пару месяцев в сборном экипаже. Когда мы сменили остатки первого на "К-19", да и вернулся на свою "К-16". Оставив там, где положено, очередную подписку о неразглашении сией великой тайны.
Дырка
Меня-то Клеопатра вернула из отпуска. СПНШ засиропил в сборный экипаж, с которым оказался сперва на плавбазе, а потом и на "К-19". Приперли ее в Северодвинск. Мой экипаж недолго нежился в отпуске. Отозвали и посадили в "К-16". Второй экипаж засандалили на судоверфь, менять уже нашу сборную солянку. Чтобы и они пополоскали свои яйца в йодной яме. "Если радость на всех одна, то и беда одна". Так и живем. Десятки погибших и переоблученных. И все в тайне.
А вот моя тайна с Клеопатрой стала достоянием широкой общественности. Замуля постарался. Со всей партийной прямотой и неподкупной суровостью. Выхлопотал мне суд чести младшего офицерского состава. В клуб ПКЗ собрали толпу допштатников и заштатников, бессменных руководителей работ на помойках и баржах. Запалил он у них ненависть к негодяю и забулдыге Друшлагу, да и вселил надежду в их истрепанные души. Снимут с меня звездочку, а там, глядишь и с должности. Откроется вакансия. Пламенно выступил наш замполит, прозрачно намекая на эти обстоятельства. Про Клеопатру умолчал. С конца у меня не капало. Аморалку на меня нацепить не удалось, а вот потерю бдительности при хранении личных документов припаяли. Спороли с меня звездочку старлейскую. Он пошел дальше. Решил забрать у меня и партбилет, пока я и его не потерял.
- Мог бы спокойно перевестись из Заполярья в центральную часть страны, но партия сказала "Надо!", и вот я на корабле. Рядовой коммунист, но с полномочиями представителя ЦК партии на местах. Миссию свою выполню, будьте уверены… - заявил он нам, когда появился на корабле.
До этого он, с младых ногтей и до майора, вспахивал ниву марксистко-ленинской теории в архангельском Доме Офицеров. Пропагандистом. Карающий меч партии начал уже ржаветь в его ножнах. Пришпандорили ему капдва, переодели во флотскую форму и бросили на практическую работу. Двадцатипятитысячником. И вот я ему подсунул повод для обнажения меча.
- Мыслимое ли дело, товарищи коммунисты, у ракетно-ядерного щита Родины держать такого человека? Даже очень хороший специалист, утратив бдительность, может стать прорехой в важнейшем деле защиты Отечества. Сегодня он потерял удостоверение, завтра потеряет важнейшие секретные документы, а то и… ПАРТБИЛЕТ!!! Чтобы этого не произошло, предлагаю исключить его из рядов нашей партии… - предложил он на партийной ячейке корабля.
Собратья уперлись и начали вести речь, что мои деяния при выполнении спецзадания на "К-19" достойны награды и прочая…
- Ему бы надо было просверлить дырку в кителе для ордена, а вы ему организовали дырку на погоне. Хватит и этого. Предлагаю ограничиться партийным внушением… - предложил минер. Все его поддержали, но замуля пригрозил реализовать свое на парткомиссии. Старпом нашел мудрое решение:
- Как он исполняет свои функциональные обязанности, мы все знаем. Все бы знали свое дело так, как он. Занесло его не в ту степь в период берегового отдохновения, ну так и что? Холостяцкие выкидоны. За это он схлопотал на суде чести. Сверх меры. Но в труднейшей береговой коллизии умудрился сберечь партийный билет. Чтобы мы, вот сейчас взяли и отняли его у него? Не по-людски это. Предлагаю объявить ему строгий выговор без занесения в учетную карточку.
Как ни бесновался замполит на партсобрании и парткомиссии, оставили меня в партии со строгачом без занесения. И оставили кочегаром у топки Р-13. С годичным испытательным сроком. Либо отмыться добела, либо загреметь под фанфары.
- Шерше ля фам… как говорят французы. Все наши беды - из-за баб-с.
Через день - на ремень
- Эх-х, ушел бы наш пароход годика на три в кругосветку, я бы и до каплея отмылся, и не переломился. Пришлось переносить муки береговых соблазнов, как схимнику. Стал лучшим другом помощника командира. Сам зачернил график офицерских нарядов своими дежурствами по лодке. Через день - на ремень. На полгода. Поскольку страсти-мордасти по сокрытию событий на "К-16" поулеглись, экипажу решили скомпенсировать прерванный отпуск. Расщедрились и на санаторные путевки. Предложили и мне. Решил никуда не ездить, а остаться с матросами. Продолжить свою вахту по части "облико морале".
- Дурак! Оно тебе надо?! Будут тебя гонять каждый день в жилой городок с бригадкой матросов, превращать помойки в сад. Забуришься к какой-нибудь девушке из военторга и сгоришь синим пламенем. Бери путевку и дуй отсюда, опережая собственный визг. Чтобы не споткнуться о "Шестьдесят девятую параллель", автобусом езжай до Килп-Явра. В самолет, и на Киев! Побудешь денек-другой у родителей, и на ЮБК! Ребята наши присмотрят там за тобой, да и прикроют в случае чего… - посоветовал штурман, мой лучший кореш. Матерый каплей. Под тридцатник уже подгребал, а семьей себя еще не охомутал. Послушался его совета, да и к старпому помчался. Трусцой.
На Подоле, в Киеве
- Отдохни, как белый человек. Без закидонов и гусарства… - проинструктировал меня старпом, вручая отпускной.
- Штурман! До ЮБК я еще не добирался. На всякий случай, будь готов к моему РДО. С получением, не мешкая, высылай телеграфом означенную сумму… - озадачил и я, но штурмана.
- Ты же столько времени проторчал в прочном корпусе!!! Неужели не хватит отпускных? - вылупил он зенки.
- Гагры - не Ягры, а Хоста - не Роста. А меня ждет Ялта. Чуешь? Ялта особого обхождения требует… - пришлось наставлять дружбана.
Со всем бережением особиста рассовал по карманам документы и дензнаки, в портфель - пару сотен "долларов". Банковский мешочек металлических рублей. И очертя голову кинулся из родимой потаенной базы атомоходов. На автобус не попал, но на "Санта-Марию" затесался. Беседочным узлом скрутил своего хотимчика. В Мурманске мужественно подавил собственный вопль: "Зайди в 69-ю параллель!" Разошелся с кабаком на дистанции не менее двадцати кабельтовых и полным ходом такси - в аэропорт. Умеренно ублажал себя только предпосадочными-пересадочными стопарями коньяка. С телками, буфетчицами и стюардессами, общался как с замполитами - официально-вежливо и лишь по острой необходимости … в коньяке.
Через несколько часов был уже на Подоле, в Киеве. В родительском кругу. Батька у меня судостроитель, ударник труда на "Ленинской кузне". До войны работал там клепальщиком. Корпус монитора "Железняков" - его работа. На такой работе почти оглох. После войны освоил сварку, из-за которой почти ослеп. Но продолжает вкалывать. Мамка кашеварит в заводской столовой, там же. Чуете, какая у нас династия? Родители корабли строят, а мы на них морячим. Два моих послевоенных братца в моряки подались, а двое пацанами погибли во время войны. Я чудом уцелел, а их разнесло в клочья. Снарядом. Уже когда наши Киев освобождали. Лезли мы куда надо и не надо без страха. Вот и довыпендривались.
Батька - слепой, глухой, но еще крепкий мужик и кое-что кумекает в воинских званиях, хотя и не служил по своей глухоте, вдруг озаботился моей карьерой.
- Володя! Кажись, ты уже был старшим лейтенантом и карточку нам присылал. И вдруг снова лейтенант. Как так?…
- Не вдруг и не снова. А уже - лейтенант! У нас революционные преобразования на флоте. Чем выше звание и должность - тем меньше просветов и звезд на погонах. В мозгах тоже. Как во времена лейтенанта Шмидта. Слыхал о таком? - не моргнув глазом, ответствую батяне.
- А-а… - не совсем уверенно промычал отец, раскрыв было рот для новых уточняющих вопросов, но выручила меня мамка. Как всегда. От грозных вопросов отца и его карающей лапищи-десницы. Как врежет, бывало, по заднице, сидеть потом на ней неуютно. Как кипятком ошпаренная, зудит и чешется.
- Чего ты к нему пристал? Молодой, красивый. И уже лейтенант! Радуйся, а не приставай с дурацкими вопросами! - закрыла мамка своим телом тему моего карьерного роста.
А вечером того же дня уже сидел в поезде. Продолжал свой путь на ЮБК.
Кавказский джигит
Скорый поезд "Киев - Симферополь" всю ночь тащил в своем чреве блестящего флотского лейтенанта. В своем ресторане. Полка купейного вагона сиротливо пустовала, так и не дождавшись своего седока. Пился, лился из ушей, ноздрей и динамиков трансляции "Березовый сок". Пенилось искристое шампанское. Теплым ворсистым пледом обволакивал душу и тело выдержанный коньяк. Пели дрозды. Все пело и плясало! Каждый взмах моей шаловливой ручонки непременно завершался шлепком по упругой попке официантки. Как уж ее звали-величали, сейчас уж не припомню, но я называл ее Сарой. На это имя она тут же отзывалась лучезарной и многообещающей улыбкой. Чуть было не размяк от всего этого до одури. Мыслишка ненароком пришла:
- А на хрена мне нужна эта Ялта? Может забуриться куда с Сарой?
Вовремя одумался, как никак испытательный срок мотаю. Опять же Сара при исполнении. Несколько часов отстоя - и обратно, на Киев. Тут и поезд, громыхнув буферными сцепками, замер на перроне Симферополя. Ресторан выплюнул меня на перрон, как косточку. Над Симферополем клубились черные мохнатые тучи, угрожая проливным дождем. Грозой.
- Командир! Давай подвезу, куда скажешь… - тут же возник передо мной кавказец, лихой и наглой наружности.
- Давай, шеф! Веди меня к своей карете, - благосклонно вещаю кавказцу, опершись на его плечо.
Забрав из моих рук портфель, он шустро отбуксировал мое бренное тело к карете - старенькой клыкастой "Победе". Усадил меня на переднее сиденье и вежливо уточнил:
- Попутчиков будэм брать?
- Нет. Сзади поедет мой портфель. С долларами… - вякаю барственно, зашвыривая портфель на заднее сиденье.
После этих моих слов джигит так шустро оббежал свою карету и так плюхнулся на свое водительское место, будто лезгинку исполнил. И сел не в изнеможении, а в немедленной готовности к прыжку в круг танца или нечто подобное. Его поза за рулем мне показалась очень похожей на стойку мурманского коменданта, но не успел разглядеть и додумать. "Победа" рванула как конь от укуса шпор седока.
- Ялта. Санаторий "Стой, кто идет!". Военный. Понял. Жми, шеф. Не обижу… - велю извозчику, упреждая неуместный торг об оплате.
Извозчик поднажал. Клубились тучи, визжали тормоза. "Победа" лихо мчалась по серпантину дороги вверх, в горы. К перевалу.
На перевале, в сполохах молний и под канонаду грома, ворвались в стену ливня. Стало почти так же темно, как ночью. С небес водопадом хлестали потоки воды. Дворники плохо справлялись с потоками воды на лобовом стекле. Водила включил фары дальнего света. Миновали перевал. Дождь продолжал хлестать, не утихая. Потоки воды за бортом кареты, ночное заполнение моих цистерн главного балласта шнапсом заревели во мне крайней необходимостью опростаться.
- Стой, шеф! Мне надо продуть балласт! - воплю, когда уже иссяк терпеж. Кому охота вылезать из под крыши в такой ливень?
Кавказец ни хрена не понял, опешил, но остановился.
- Сил моих нет, как хочу поссать… - поясняю ему свои намерения, вылезая из машины. Мне бы, дураку, тут же рассупонить болт и направить струю в сторону от салона, а я как лань помчался к кустам на обочине. Постанывая и подвывая (только бы успеть не в штаны!) торопливо достаю приспособу для журчания в кусты и …
За спиной взревела всеми своими лошадиными силами "Победа" и молнией пронзила стену дождя. Исчезла!
Слушатели заржали почище "победовских" лошадиных сил, но не натужно, а весело.
- Вот вы ржете! А мне было не до смеха и даже не до крика. Елда не давала. Журчу и постанываю. Постанываю от удовольствия и журчу. Начал даже подвывать, а из меня все льется и льется. И с меня уже полилась дождевая вода ручьями. Еле сообразил, что из меня уже все вылилось. Привел елду в исходное состояние и только тогда подумал: А что делать теперь?! Не уссался, так теперь усраться можно от того, что все мое состояние-достояние умчалось вместе с кавказцем. Кричи - не кричи, свищи - не свищи, но он исчез, как тать в ночи. И вот стою один я на дороге….
- Доигрался хрен на скрипке… так называется ситуация, в которой я оказался на горной дороге. Хорошо еще, что кавказский джигит не огрел меня монтировкой и не выкинул где-нибудь под обрыв. Из-за моего портфеля с доллАрами. Он, бедняга, прослышав про них, всю дорогу, наверное, терзался мыслью - где и как укокошить седока. Выскочив из машины, я избавил его от душевных терзаний. В моей омытой башке перекатываются мысли, ясные и блестящие, как бриллианты. Видок, как у военмора, сыгравшего за борт, но вовремя выловленного лихими гребцами. Мокрая курица, одним словом. Даже вид мокрой курицы не вызывал жалости у лихих извозчиков легкового транспорта, пронзающего стену дождя рядом со мной. Машу руками, как ветряная мельница, ору, как иерихонская труба - все без толку. Только трудяга троллейбус остановился и подобрал меня. Довез до Ялты. К счастью, в карманах оставались какие-то деньги, не выуженные ресторанной Сарой, и , самое главное, удостоверение личности , отпускной и путевка. Бесплатный харч и постой на двадцать шесть суток были обеспечены. Это очень хорошо!
Промокшая, но уцелевшая ксива, удостоверяющая, что я - рядовой бригады "ума, чести и совести нашей эпохи", тоже оказалась в кармане. И в этот раз взял ее с собой, как законченный дурень. Сами знаете, потерянный партбилет - вышибон из партии, и однозначно. Оценка собственных сил и средств принесла мне некоторое удовлетворение. Ввалившись в санаторий, начал вести разведку взаимодействующих сил. Чуть раньше меня в санаторий должны были заехать мои собратья по рпк. Не мешкая, ещё мокрым, отправился в плавание по санаторию.
Кавказец Гиви
Надо же было такому случиться, что первым, кого я обнаружил, был минер. Славный Гиви Липартия. Если на рпк Гиви большую часть времени восседал на электрогрелке, холя и лелея свой застарело-профессиональный радикулит, то в санатарии он облюбовал унитаз с восходящим душем. Ласкал свой, опять же профессиональный, геморрой. Прямо с унитаза он попал в мои объятья.
- Гиви! Из всех твоих собратьев я люблю тебя, Кикабидзе и Мкртчяна. Немножко Беридзе, нашего химика. Больше никого не люблю!
- Почему, дарагой!
- Все остальные - бандиты на горной дороге, как Коба… Слушай меня…
И вывалил ему рассказ о кавказце-извозчике. Гиви долго хохотал и пытался меня убедить, что бандитов среди них - с гулькин нос, а хороших - море. Не убедил.
- Как кобры, кидаются кавказские кобы на приличного человека! Спасу от них нет! - заявляю Гиви.
К позднему вечеру отыскал всех своих друзей, обсох. Чем больше рассказывал о своем приключении, тем больше веселился. Разошелся до пляски на танцплощадке с какой-то Сарой. Гордо отверг предложение персонала перекантоваться несколько дней в кабинете лечащего врача, пока освободится место в камере (палате) и умотал к Саре. На ночной постой. Утром, как на подъем флага, объявился в санатории ровно к восьми часам.
Немедленно сдал страждущему персоналу санатория свою кровушку и мочу. В почтовом отделении санатория украсил бланк телеграммы ревом лося в далекое ЗПК: "Штурману тчк Сел на мель тчк Вышли буксир пятьсот тчк Немедленно тчк Подпись Ракетчик".
И изо всех сил включился в отдохновение.
Ялта фиолетовая
Все было прекрасно в Ялте. Теплое, ласковое море. И море слегка одетых Сар. Сары, Сары! Кругом Сары! Глаза разбегаются, но каждую из них раздевают. Да и их глаза, кажется, выражают только одно:
- Ну что ты так медленно раздеваешь? Ну быстрее же!…
Охренеть можно от томных влечений и неугасимого желания. Длительное пребывание в воде мало охлаждало пыл моего достоинства в плавках. Достоинство не только торчмя торчало, но и, кажется, вопило:
- Мчись на мне, мой хозяин! В любую любовную даль! Я застоялся в твоем сраном прочном корпусе!…
Обхвачу за плечи длинноногую Сару и мчусь с ней куда угодно прочь и на всю ночь. На бессменную вахту своего хотенья. После второй ночи праздника жизни, замаскировав темнофиолетовый загар под глазами темными очками, ввалился к врачу, мурлыкая под нос:
- Ах-х, как была коротка эта лунная ночь…
Лечащий врач, еще не старый мужичок, вояка, ведущий жаркий бой на поле нашего выздоровления, был очень вежлив и краток.
- Ну что, военмор. Кровь у тебя бешеная. В коньяке очень мало мочи. Жить будешь. Отдыхай… - сказал мне док.
- А что он мог найти в моем организме после длительного воздержания?
От врача направляю свои стопы в почтовое отделение.
- Сарочка! Есть ли известия для меня? - сую свой нос в одно окошко.
Их три, и в каждом по лучезарной Саре. С ума можно сойти!…
- Есть! - воссияла Сара в среднем.
- Сегодня у нас с вами совместная ванна. В шампанском! - несколько преждевременно и опрометчиво обещаю Сарам, протягивая лапу за бланком телеграфного перевода.
Нельзя сигать в воду, не зная броду!… Это про меня сказано.