Семейный архив - Юрий Герт 43 стр.


12

Помимо прочих чувств, которые вызвал у меня цветаевский "Вольный проезд", наиболее сильным было - недоумение...

Недоумение - поскольку не кто-нибудь, а очерк этот написала Марина Цветаева...

Недоумение - поскольку в городах умирали от голода, а у крестьян были хлеб, сало, масло, мед, вдобавок они требовали "свободно торговли", "вольных цен"... Мне вспоминались годы войны, карточки, тощие, голодные пайки... Марина Цветаева выменивала продукты для своих голодающих детей - выменивала на вещи, а что был делать городской бедноте, чтоб спасти истощенных детей, опухших от водянки стариков, тифозных больных?

И потом - как можно было поверить, что всем на свете - будь то расстрел царской семьи, ЧК или продотряды - заправляют евреи Каплан, Левит, Рузман... Глава продотряда - "с золотым слитком на шее"?.. Жиды Христа в свое время распяли, а нынче мечтают сорвать все колокола с христианских церквей и отлить памятник Марксу. Неужто такими были в те годы Петр Маркович, Анин отец, или мой дядя - Илья Герт?..

Не меньшее недоумение у меня вызвал и откровенный (так мне казалось) разговор с Толмачевым, во время которого я выложил перед ним все свои аргументы. Да, у евреев всегда было много золота... И в ЧК их было большинство... И сейчас в Союзе писателей их 80 процентов... Евреи... Евреи...

И все это выговаривал мне, без всякого смущения, Толмачев, который входит в партноменклатуру, который постоянно где-то там, "наверху" - то собкор центральной, то главный редактор областной газеты, то зам. редактора "Партийная жизнь", то зам. главного по русской литературе в издательстве, и ни года не прожил без служебной машины со служебным шофером, имеет отличную квартиру в центре города, ежегодно путешествует по заграницам, пользуясь льготными путевками, для него - и спецмагазины, и спецбольницы, и спецсанатории... Но евреи, евреи... Да, я еврей, и живу 25 лет на городской окраине, в кооперативном доме, в квартире, купленной на гонорарные деньги, с низким потолком и совмещенным санузлом, у меня никогда не было ни машины, ни дачи, я как был, так и остался работником редакции, мы с женой не бывали ни разу в загранпоездках, ездим раз в год в писательский Дом творчества по оплаченной нами путевке - и полагаем, что нам повезло... Я покупаю мясо на базаре, маюсь, как и все, в больничной палате на 6, а то и 9 коек... И он, Толмачев, читает мне рацеи о евреях, еврейском золоте, о евреях, на беду русского народа захвативших власть?.. Ведь ему все про все известно не хуже, чем мне... Я недоумевал...

Но главное мое недоумение связано было с другим: на планерке, когда я сказал, что я против публикации "Вольного проезда", что место ему в собрании сочинений, а не в рассчитанном на широкого читателя журнале, что если очерк печатать, то в сопровождении обстоятельного комментария... Едва я это сказал, как вся редакция категорически высказалась "за", мое возражение - антисемитизм, "Память", апелляция к черносотенству, которая противоречит традиционной позиции нашего журнала, Шуховского "Простора", даже не вызвала возражений - все уже было решено, решено заранее...

Вот что вызвало мое недоумение; что ими руководило - теми, кого я считал близкими мне людьми, друзьями: Антоновым, Мирогловым, Рожицыным, да и другими?...

После планерки я написал заявление об уходе из редакции и положил его на стол Толмачеву. Вид у него был растерянный.

- Я так и знал, - пробормотал он. - Знал, что ты это сделаешь...

- Кажется, по КЗОТу после подачи заявления положено отработать двухмесячный срок?.. - спросил я.

13

Но самым большим недоумением для меня было: почему наши евреи молчали? Те, кого я знал? Когда на прилавках появился номер с "Вольным проездом"? Почему они молчали, как говорится, "в тряпочку", а при встрече со мной отворачивали глаза или заводили разговор о чем угодно, только не о Цветаевой?.. И это в то время, когда махровым цветом расцветала "Память", а в "Новом мире" публиковались стихи Бориса Слуцкого "Евреи хлеба не сеют, евреи в лавках торгуют, евреи рано лысеют, евреи много воруют..." Все наши евреи помалкивали.... Нет, иные морщились, бормотали: "А что мы можем сделать?.." Но никто из них пальцем не шевельнул... Больше того: когда из Москвы вернулся тогдашний глава Еврейского культурного центра, только-только созданного, и я спросил у него, как смотрят демократы (тогда это слово еще упоминалось без кавычек) на растущий повсюду антисемитизм, он ответил: "Предпочитают на сей счет отмалчиваться..."

Я уже упоминал где-то, что, по моему мнению, наши "демократы" ничего не выдумали, никакой собственной позиции в понимании исторического процесса не выдвинули - подхватили основные положения у НТС, у русофилов, у той же, по сути, "Памяти"... Может быть, наши "демократы" и на сей раз решили, что Октябрьскую революцию совершили евреи?.. Но было их предостаточно и среди кадетов, и среди меньшевиков, и среди эсеров... Взять хотя бы моего дядю Борю,., Отнюдь не большевика, наоборот... (См. первую главу: "Меньшевик").

Однажды к нам приехал старый наш карагандинский приятель Семен Фомич Аскинадзе. Я дал ему прочесть опубликованный в журнале "Вольный проезд". Мы сидели в скверике возле нашего дома, на скамеечке, солнце ярко светило, на нас падала тень раскидистого, растущего позади скамеечки клена...

- А что же... Ничего особенного... - проговорил Семен Фомич, втянув седоватую голову в плечи.

Нас никто не слышал, не подслушивал...

Уже спустя несколько лет мне рассказал живущий в Израиле Саня Авербух, как они с сыном-студентом смотрели в кино "Список Шиндлера" и как сын его, не досидев до конца, поднялся и вышел:

- Не могу...- сказал он. - Противно... Бараны, настоящие бараны, которых ведут на убой, а они даже мемекнуть боятся...

"Другие люди... - подумал я. - Там, в Израиле - другой народ..." Но это было после, потом... А тогда, и в садике, и все те дни в голове у меня все время крутилась песенка Галича, посвященная памяти Михоэлса:

Мы пол отциклюем, мы шторки повесим,

Чтоб нашему раю ни краю, ни сноса.

А где-то по рельсам, по рельсам, по рельсам

Колеса, колеса, колеса, колеса!..

От скорости века - в сонности

Живем мы, в живых не значась.

Непротивление совести -

Удобнейшее из чудачеств!

И только порой под сердцем

Кольнет тоскливо и гневно:

Уходит наш поезд в Освенцим,

Наш поезд уходит в Освенцим

Сегодня и ежедневно!..

Перестройка... Гласность... Демократия... "Общечеловеческие ценности".,. Но - под разными предлогами, а чаще вообще без предлогов, попросту прикидываясь глухими и слепыми - наши, близкие мне евреи помалкивали...

Нет, не все, когда понадобилось изложить свое мнение по поводу публикации, Морис Симашко и Александр Лазаревич Жовтис высказались вполне категорично... И то же сделала отчаянная, "подкупившая жидами" женщина - Галина Васильевна Черноголовина, и имеете с нею - Павел Косенко, критик, с которым не один год работали мы в "Просторе", пока он не ушел "на вольные хлеба" года два-три назад... Свое мнение выразил в письменном же виде и член редколлегии журнала Мурат Ауэзов... Но было поздно, да и по сути все эти мнения ничего не могли бы изменить...

14

Впрочем, недоумения мои касались не только других... Коснулись они и меня.

Что меня связывало с Иосифом Капланом? В чем-то, возможно, Марина Цветаева преувеличивала (золотой слиток на шее), но мало ли среди евреев подонков, и было, и есть?.. А если бы Каплан был не Каплан, а Иванов или Степанов - тронуло бы это меня?.. И потом если разобраться - какой я еврей? Языка не знаю, мой родной язык - русский. Историю еврейского народа знаю с пятого на десятое - древний Новгород с его вечем и выборами князя меня интересует куда больше, чем царство Соломона... Церковь Покрова-на-Нерли, когда мы с Колей Ровенским шли к ней по зеленому лугу, вызывала у меня едва ли не молитвенное восхищение, а что мне, скажем, архитектура московской синагоги на Маросейке? Да, Шолом-Алейхем... Но Пушкин, но Лермонтов, но Толстой, но Блок?..

Но вот какая история... В год ташкентского землетрясения мы Геннадием Ивановым, бывшим редактором "Комсомольца Караганды", где я когда-то работал, а теперь собкором "Комсомолки" по Казахстану, так вот - в 1965 году он взял меня в поездку по Узбекистану, мы очутились в Самарканде, машина остановилась возле базара, у ворот... И я увидел - синее небо, устремленную вверх Биби-ханум, ослика, фонтан, серебряную крутую дугу воды над ним, шумную толпу в цветастых одеждах... И было мгновение, запомнившееся мне навсегда: я - оттуда, там, под этим плотным, синим, фарфоровым куполом неба, я родился, прожил всю жизнь...

И был еще момент: на Мангышлаке, на высоком берегу над Каспием... Позади, за спиной, была пустыня, серая, поросшая кое-где запыленными кустиками итсегека, впереди - залитая солнцем, слегка рябящая гладь... Снизу, наискосок, поднималась овечья отара, склон кучерявился живой, колышущейся массой из черных, белых, серых овец и ягнят, а впереди ехал на осле загорелый, коричневолицый чабан в бараньей шапке, носками едва не достающий до земли... В ту минуту, видя библейскую эту картину, я как бы перенесся на две-три тысячи лет назад, во времена еврейских кочевий...

Должно быть, существуют какие-то неведомые науке гены, какая-то сокровенная прапамять, соединенная с эмоциональной структурой, выражением глаз... Если во внешних чертах отражается родовое, племенное начало, то может ли оно не отразиться на психическом складе?.. Что-то связывает меня и с Капланом, и с библейским чабаном, и с торговцем на иерусалимском (самаркандском?) базаре... Связывает - и, если всмотреться, отделяет от других...

15

Мне запомнилась редколлегия, которая собралась в кабинете Толмачева в январе. Расширенная редколлегия, по сути - актив журнала. Здесь не было тех нескольких человек, в поддержке которых я был уверен, кто ушел из журнала, как Володя Берденников, кто давно перестал заглядывать в редакцию, как Николай Ровенский, кто находился в отпуску, как Надя Чернова...

После сообщения о планах журнала на 1988-й начавшийся год и вяловатого их обсуждения Толмачев сказал:

- Поступило письмо от Герта Юрия Михайловича...

В холодной, настороженной, окольцевавшей меня тишине он читал:

..."Думаю, что гласность и демократия предполагают и ясность позиции, и чувство ответственности. Чем руководствуетесь Вы, намереваясь опубликовать "Вольный проезд"?.. Если после публикации "Вольного проезда" журнал обвинят в потакании антисемитизму, в разжигании национальной розни, то обвинение это будет вполне заслуженным..."

- Кто желает высказаться? - Закончив чтение, Толмачев торопливым, скользящим взглядом пробегает по неподвижным, закаменевшим лицам.

Долгое-долгое молчание.

- А о чем тут говорить? - произносит Щеголихин и поднимается, распрямляясь во весь свой могучий рост. - И вообще - что это за тон у Герта, чтобы так с нами разговаривать?.. Не вижу смысла в каком-либо обсуждении. Цветаева или Герт?.. Я выбираю Марину Цветаеву!

По сути, на этом все кончается. Щеголихину никто не возражает. Его не любят в редакции, но неприязнь ко мне, перерастающая в ненависть, пересиливает...

Их много, человек пятьдесят...

Я один.

16

Алексей Селянинов.

Евреи в России

Эпиграф: Жид и его кагал - все равно, что заговор против русских. Ф.М.Достоевский

Москва. Витязь. 1995

"Вот уже девятнадцать веков евреи живут не у себя, рассеяны малыми группами среди других народов и подвергаются неприятностям, которые должен испытывать каждый, если насильно вотрется в чужой дом. Народы, подвергшиеся еврейскому засилию, не могли благосклонно относиться к этому нашествию иноземцев, тем более, что пришельцы не отделились друг от друга, а, проникнув в принявшую их среду, не только не постарались слиться с коренным населением, но, напротив, делали и делают все, чтобы сохранить свою национальную обособленность.

Из подобного неестественного положения могло возникнуть только обоюдное недоверие, к которому впоследствии присоединилась враждебность... Что приносили пришельцы в те страны, где они селились? Только свои нужды, а удовлетворять их они могли только в ущерб коренному населению.

Евреи составляли всегда обособленную колонию в государстве, и уже одно существование этих колоний паразитов само по себе достаточно объясняет недружелюбие к ним. В странах христианских это недружелюбие еще усугублялось религиозной рознью и, понятно, легко перешло во взаимную ненависть. Ненависть эта тем легче развивалась в еврейских душах, что их не сдерживало никакое возвышенное учение, а наоборот, ее возбуждали ежедневные затруднения в борьбе за существование, предпринятой при невыгодных условиях, которые побеждать не иначе, как коварством, евреи не умели.

...Членам еврейских общин необходимо было кормиться на средства тех народов, среди которых они поселялись. Вместе с этим их щемило неутешное горе в воспоминаниях о разрушенном Иерусалиме. Следствием этого было постоянно возрастающее упрямое желание сохранить "свое", осуждаемое христианами, и унизить и низложить противоположный идеал, т.е. религию Христа. Стремление это было тем более настойчиво, что приходилось его скрывать. Еврейское племя было приговорено вести хитрую, коварную, невидимую борьбу, приговорено постоянно скрывать, лгать и лицемерить.

...Евреи считают территорией своего отечества весь земной шар. Еврей привык к мысли, вытекающей из его религиозного миросозерцания, что после Иудеи его отечеством стал весь мир. Поэтому где бы он ни жил, еврей всюду считает себя хозяином, принадлежащим к единственной самодовлеющей нации в мире - еврейской".

Брошюра, из которой сделаны приведенные выше выписки, была издана в десятых годах XX века и переиздана в его конце. Что изменилось за почти столетие в отношении "коренной нации" к евреям?.. Кого и в чем переубедили судьбы, страшные судьбы - дяди Ильи, тети Веры? А мой отец, погибший на фронте в первые месяцы войны?.. А дядя Костя, а Иосиф Абрамович - со стороны Ани, воевавшие в Отечественную?.. А 500 тысяч евреев, солдат и офицеров, из них в боях погибло около 200 тысяч? При "сверхбдительности" по отношению к евреям, 120 из них удостоены были за военные подвиги звания Героя Советского Союза...

Но любопытно и другое: евреи считали своей родиной страну, где жили они и их предки, страну, за которую отдавали свои жизни... Как же относилась к ним эта страна?.. Во время гражданской войны в России произошло 887 погромов. Приблизительно 40 процентов, совершили петлюровцы, 25 процентов - банды атаманов Григорьева, Махно, Зеленого и других, 17 процентов - части армии Деникина, 8,5 процента - части Красной Армии. Общее число погибших в погромах не поддается точному определению, приводимые в различных источниках цифры колеблются между 50 и 200 тысячами...

Однако нынешний антисемитизм стремится к тому, чтобы не быть поверхностным, оперирующим в основном аргументами, лежащими в сфере эмоций. Обоснование своей ненависти к евреям он ищет в истории, в глубинных ее слоях, в "памяти народной", передаваемой из века в век... Так в восьмидесятых годах благодаря изысканиям Льва Гумилева пробудился острый интерес к Хазарии.

"Л. Гумилев нарисовал предельно отталкивающую картину государства-паразита - Хазарского каганата, обложившего тяжелой данью всех ближних и дальних соседей... По Гумилеву, власть в Хазарии захватили злокозненные пришельцы иудейской национальности, усиленно обращавшие в свою веру простодушных сынов степей. Последняя версия была подхвачена нацистами отечественного разлива, поднявшими шум вселенский об извечных кознях жидомасонов, еще тысячи лет назад обкатывавших на русских землях свой сатанинский план порабощения народа-богоносца".

(Александр Бушков, "Россия, которой не было").

Иную трактовку событиям, связанным с Хазарией, дает Высокопреосвященный Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, касаясь при этом былины "Илья Муромец и Жидовин": "Былина описывает битву Ильи с Великим Жидовиным, заканчивающуюся победой русского богатыря. Существуют два достоверных исторических события, которые могли послужить отправной точкой для сюжета. Первое - разгром Святославом Хазарского каганата. Иудейское иго длилось по 965 год, когда хазарская держава пала под ударами дружин русского князя. Учитывая человеконенавистническое содержание учения талмудических религиозных сект, признающего человеческое достоинство лишь за "богоизбранным" народом и приравнивающего остальную часть человечества к скотам, лишенным бессмертной души, вполне вероятно, что общение с хазарскими "жидовинами" не оставило в русичах никаких приятных воспоминаний".

/"Самодержавие духа", "Надежда", Саратов, 1995 год, стр. 41/.

Назад Дальше