29
Но в ту пору, т.е. в 1989 году, мы еще не подозревали, какой великий обман готовился там, наверху...
Мы верили Ельцину...
Мы были зачарованы его близостью к Сахарову, его обещаниями отменить любые привилегии, его демократичностью...
За два с половиной года до Беловежской Пущи я писал в стать "Помнить о Вавилонской башне":
"Давайте вспомним историю Вавилонской башни. Люди со всей земли строили ее, чтобы достигнуть неба. Но рискованное это мероприятие не увенчалось успехом: Бог, как известно, наслал на люде множество языков, они перестали понимать друг друга, перессорились, башня рухнула... Между тем не языки были причиной катастрофического финала: людям не хватало взаимного доверия, не хватало желания слышать и понимать друг друга. Случись иначе, хорошо продуманный замысел библейских архитекторов был бы осуществлен на радость народам-строителям и их отдаленным потомкам...."
Национализм, поощряемый и раздуваемый властями, разгорался по всей стране все ярче и жарче. Мы были свидетелями того, как он проявил себя в Казахстане...
В январе 1990 года в "Литгазете" появилась статья: "Погромщики в ЦДЛ". В ней Роберт Рождественский рассказывал:
"Это заседание "Апреля" было не первым.... Узнав, что в зале находится несколько десятков молодцов, называвших себя "русскими патриотами", председатель открыл собрание и сказал, что готов предоставить слово гостям. У "гостей" был мегафон, прозвучало заявление: "А мы и не собираемся вести с вами дискуссию..." Потом - улюлюканье, ругань, злобные выкрики: "Ублюдки!.. Жидомасоны!.. Убирайтесь отсюда!.. В следующий раз мы придем сюда с автоматами!.."
Владимир Корнилов: "Как-то неловко писать о случившемся, когда в Баку льется кровь и с крыш сбрасывают людей только за то, что они армяне. Ведь в ЦДЛ десятка три ражих парней всего-навсего выкрикивали старые, как мир, угрозы евреям... Правда, одной пожилой женщине выкручивали руку, пытались отнять фотоаппарат, двух писателей ударили, Анатолию Курчаткину разбили очки и повредили глаз...."
Начальник отделения милиции И.Д.Чевка, на другой день: "Я с делом еще не разобрался, поэтому ни на какие вопросы отвечать не буду..."
А.М.Сучков, заместитель И.Д.Чевки: "Виноваты сами писатели... Одна из писательниц назвала устроителей скандала "фашистами"... Вот тут и началась потасовка...."
"Литгазета", 24 января 1990 г.
Через несколько лет Александр Яковлев, один из идеологов перестройки, писал: "Российских фашистов породил КГБ... Зачем все это КГБ было нужно? 80-е годы, диссидентство. Нужен был клапан, чтобы выпустить пар диссидентства из общества. Выбрали цель - сионизм, виновника всех бед советского народа. Выбрали исполнителя - "Память", она должна была указать народу его врага. Позже от "Памяти" стали отпочковываться новые, еще более экстремистские организации. Таким образом КГБ организационно породил российский фашизм..."
После того, как политическое издательство "Казахстан" отказалось печатать подготовленный нами сборник, я забрал оттуда свое "Раскрепощение" и отнес в литературное издательство "Жазуши". Через день мне позвонили, чтобы сказать: они берут рукопись и намерены выпустить ее в срочном порядке... Слово свое они сдержали - через пять месяцев книга была на прилавках... Я же все это время писал крайне сложную для меня вещь, которую впоследствии назвал "Эллины и иудеи". В ней мне хотелось отдать отчет себе самому в том, что же произошло с "Простором", со мной, с моими друзьями - точнее с теми, кого я числил в своих друзьях, была ли то их эволюция или обнажение подспудных страстей-предрассудков, и что такое - я сам, что такое в моем представлении - еврейство и как надо жить дальше, ощущая себя евреем...
Аня в это самое время писала статьи примерно на ту же тему, полемизируя с Игорем Шафаревичем, с его статьей, опубликованной в "Новом мире", и стараясь уяснить - прежде всего для себя - исторический смысл терминов "масонство" и "жидомасонство", все более входящих в оборот... Шел 1989 год - расцвет перестройки...
"В последнее время появилось несколько интересных исследований о масонах - Н.Берберовой "Люди и ложи", А.Авреха "Масоны и революция", Л.Замойского "За фасадом масонского храма". Средства массовой информации, однако, не торопятся оповестить читателя о наличии литературы, раскрывающей тайны масонства, его организацию, деятельность и, как выясняется, полнейшую непричастность к русской революции. Читатель же у нас, как известно, человек занятой, а теперь у него хлопот сделалось еще больше. Вот и создается возможность для "Нашего современника" и "Молодой гвардии" год за годом морочить читателя, утверждая, что революцию в России делили не россияне, а некие инородцы - жидомасоны - с них и спрос.
Природные же русские люди к революциям не склонны и ни за что содеянное в своем любезном отечестве не отвечают. При этом как-то запомятовали сочинители подобных версий о Разине и Пугачеве, Бакунине и Нечаеве, Чернышевском и Добролюбове, Желябове и Перовской и многих-многих, коих трудновато причислить к масонам, а уж к жидомасонам - тем паче..."
Так начиналась Анина статья "Сказки о жидомасонах и правда о "черной сотне".
"Что же касается "жидомасонов", то этот термин появился в начале XX века после образования "Союза русского народа", однако наиболее широкое распространение у нас в стране он получил в годы перестройки. Известные черносотенцы Шмаков, Дубровин, Пуришкевич употребляли его реже иных авторов "Нашего современника"... И далее в статье говорилось: "В послереволюционный период многие традиции черносотенства воплотились в элементы официальной идеологии и в немалой степени способствовали упрочению тоталитарного режима. Сюда можно отнести, прежде всего, обожествление деспотической власти, подавление политических свобод, порабощение личности и превращение ее в "винтик" государственной машины. Некоторые положения черносотенной утопии, например - полная изоляция от "разлагающегося Запада", практически могли быть выполнимы только в условиях тоталитарного государства... В настоящее время теория об особом экономическом и политическом пути развития России, являющейся разновидностью все той же черносотенной идеи, грозит вновь обречь страну на отсталость, а народ - на привычное полу нищенское существование... Новый этап черносотенства, как известно, связан с началом перестройки. Разгул шовинистической пропаганды, создание черносотенных организаций наподобие "Памяти" вызвало соответствующую реакцию... Семена национализма, прорастая, дают свои плоды... Страна саморазрушается, черносотенцы же клянутся в любви к Отечеству...."
Разумеется, в Казахстане такую статью печатать было негде, нам подсказали выход - в Молдавии начала выходить еврейская газета "Наш голос", ее редактор Александр Бродский опубликовал Анину статью и попросил прислать что-нибудь еще... И она написала статью "Бездорожье" - ответ на статью Шафаревича "Две дороги к одному обрыву".
"Выбор не только цели, но и средства ее достижения - проблема нравственная, не зря такое место занимает она в литературе, будь то творчество Шекспира, Достоевского или Платонова... Несомненный интерес в этом плане вызывает статья Игоря Шафаревича /"Новый мир" номер 7 - 1989 г./, а именно - тот метод ("средства"), который он применяет для доказательства главных ее положений ("цель")... Фундаментом статьи является парадоксальная мысль, в соответствии с которой авторитарная система, сложившаяся у нас в двадцатые годы, объявляется "техноцентрической" и по сути родственной системе общественных и экономических отношений, сложившихся в то время на Западе...."
Что же до "истинной", "коренной" России, то ей свойственна "космоцентричность", которая выражалась в "неразвитости понятия самоценности человеческой личности, заботливо взращенной в народе норе в святость иерархиезированной государственной системы... в сочетании с энтузиазмом смирения, воспринимающего деспотизм и насилие как естественную форму существования..." И теперь, говорилось и статье, "когда, начиная с 1970 года, темпы роста валового национального продукта в нашей стране неуклонно снижаются, когда сокращается продуктивность большинства отраслей, что соответственно воздействует на жизненный уровень нашего народа, настала пора не превозносить "космоцентрическую цивилизацию", а спуститься с эфирных высот на многострадальную российскую землю и задаться вопросами сугубо материальными... Тут-то и окажется, что одна из главных бед кроется в недостатке того самого "техноцентризма", на который сетует И.Шафаревич и без которого просто немыслимо накормить народ..."
30
Да, мы считали себя плотью от плоти этой страны... И себя, и наших близких... Да могло ли быть иначе?.. Аня двадцать лет работала преподавателем в институте народного хозяйства, учила статистике не за страх, а за совесть - казахов, русских, уйгур, немцев, да мало ли кого... Илья, внук тети Веры, плавал на подводной лодке уже несколько лет, когда он приехал к нам в Алма-Ату на пару дней, на его голове сквозь когда-то густые, а теперь поредевшие волосы просвечивала розоватая лысина - результат радиации... Аленка, его сестра, жила в Харькове, работала врачом, лечила украинцев и русских, страдавших в прошлом от "паразитов-евреев", измывавшихся над "коренным населением"... Гриша в Астрахани проектировал промышленные объекты для сельского хозяйства, Юра, его сын, работал детским врачом... Ирина, моя двоюродная сестра, не один год работала в Моспроекте... Мой старый друг по Вологодскому пединституту Феликс Марон много лет учительствовал в школе... Володя Миркин преподавал в Алмаатинском университете на химфаке... Жовтис преподавал в пединституте, Тамара Ильина и Лев Шефер лечили больных туберкулезом... Я бы мог продолжать этот список бесконечно. Только мы с Аней старались еще и противостоять, как могли, надвигающемуся развалу страны, ее деморализации, тем волнам грязи и лжи, которые захлестывали ее...
И это отчасти помогало нам - жить, существовать...
Мы жили от письма до письма.
Сначала это были письма из Италии, потом из Бостона, потом из Техаса, из города Остин.
В Бостоне ребят встречали в аэропорту - с американскими флажками в руках.
Как мы узнали потом, во время этой торжественно-радушной встречи у ребят раскрылся один из четырех чемоданов, тот, в котором лежало скомканное в дороге, старое сашенькино бельишко... Американцы с недоумением воззрились на вывалившиеся на землю шмотки... Для Мариши это приключение осталось навсегда рубцом на сердце - рубцом стыда и позора...
Миша встретился в Америке с крупнейшим специалистом в области электрохимии, редактором журнала, где были напечатаны две Мишины статьи, тот предложил работу в своей университетской лаборатории в Остине... И ребята оказались в Техасе.
Все это звучало почти неправдоподобно - в сравнении с тем, что творилось в нашей стране. Нашей?..
Мы жили все более замкнуто, все более одиноко.
Не знаю - то ли после истории с "Вольным проездом", то ли после "Тайного советника", то ли после отъезда ребят, но нас сторонились... Давние, старые друзья... Мы попытались завести новые знакомства - ничего из этого не получилось. Я знал, о чем Аня думает, и пытался разрядить копившееся в ее душе напряжение. Предполагалось, что через год или два мы съездим к ребятам, посмотрим, как они живут... Аня прикидывала, что можно будет продать, чтобы купить билеты...
Внизу, в подъезде, висел сколоченный из досок почтовый ящик с запирающимся на висячий замок гнездом для каждой квартиры. Мы открывали его по нескольку раз в день...
Кроме писем, иногда мы звонили в Остин и слышали голоса ребят, Сашенькин задиристо-резкий голосишко... К тому же мы получили первые фотографии - "оттуда": на одной из них, на фоне то ли широкой реки, то ли озерной глади - Мариша, прищурившись, с грустной полуулыбкой смотрела на нас, положив руку на узенькое Сашкино плечико, и он - худенький, в полосатом свитерочке, с большими, слегка недоверчивыми, прямо смотрящими исподлобья глазами...
31
Слова "демократия", "демократы" были для меня священны... И вот мне довелось в какой-то мере соприкоснуться с демократами... И демократами, так сказать - элитного уровня...
Первым был Юрий Карякин. Жил он в Москве у черта на куличках, чтобы добраться до него, я должен был сделать две или три пересадки. Я только что вышел из московской больницы, где профессор Левитан, добрейшей души человек, старался меня подлечить, я был слаб, голова кружилась, ноги плохо слушались... Но я ездил к Карякину не раз, не два, не три... Дело в том, что мы в Алма-Ате надеялись, что кто-то в Москве, из "видных имен", поддержит наш сборник, альтернативный по отношению к партийно-зубодробящей, пронизанной сталинизмом прессе. А кто мог соперничать с Юрием Карякиным?.. Автором блестящих книг и статей - "Ждановская жидкость" и др.?.. Мы встретились в Москве, на вечере в Доме архитектора, где выступал приехавший из Америки Наум Коржавин, в его свите, помимо Бена Сарнова и еще двух-трех человек, был и Карякин...
Мне было сказано, что звонить ему можно только между тремя и четырьмя ночи, в другое время - нельзя, он работает только по ночам... И я звонил из больницы, пробираясь в ординаторскую среди ночи, удивляя дежурный медперсонал... После больницы я жил у своей сестры Леки, в коммуналке имелся один телефон, висевший в коридоре, чтобы не будить соседей, я уходил по ночам к ближней станции метро и звонил Карякину из автомата... Потом, договорившись о встрече, приезжал к нему - и выяснялось, что он еще не успел прочитать наш сборник. Он извинялся, говорил, что моя статья ему понравилась, и очень, однако с прочими материалами он еще не смог познакомиться... В то время Москва была захлестнута надеждами на демократию, обновление всей нашей жизни, при этом шла борьба, я сам видел, как в метро, из толпы, сбившейся у стены, на которой висел предвыборный плакат с портретом Ельцина, - как из толпы к портрету подскочила молоденькая женщина, раскрыла сумочку, вынула карандашик, начертила у Ельцина на груди шестиконечную звезду и гут же скрылась из глаз обалдевшей от ее стремительности толпы...
Как было не надеяться, что Карякин поддержит нас, что 20 авторов сборника смогут доказать, что и в Казахстане существует свободна пресса?..
Но шли день за днем, нам с Аней пора было возвращаться в Алма-Ату... Я сам сочинил несколько строк - для издательства, для "упертого" директора... Юрий Карякин подписал их... Дело не в том, что они никак на издательство не повлияли, а в том, как пришлось их добывать, с какими "демократическими нравами" пришлось мне столкнуться... Мелочь?.. Не стану спорить. Но для меня именно из "мелочей" складывается представление о существе человека...
Когда мы с Аней были как-то у Карякина, сидевшего за своим письменным столом, среди полок, уставленных книгами, и вид у него был замученный, истерзанный недосыпом, и глаза его - водянисто-голубые - смотрели печально, как бы прося прощенья за непрочитанный наш сборник, Аня по выходе сказала сочувственно: "Он похож на Иисуса Христа". Не знаю... Вскоре он выступил со съездовской трибуны с предложением вынести труп Ленина из Мавзолея - вопреки желанию миллионов...
Вопреки...
Это словцо еще не раз должно быть употреблено для характеристики действий "демократов"... Не в "соответствии", не в "согласии", а - "вопреки"...
Я закончил "Эллинов и иудеев", которые писал полтора года. Будучи в Москве, я попросил Наташу Иванову, с которой мы познакомились в Дуболтах, прочесть рукопись. Она прочла, мы встретились в редакции "Дружбы народов", где без дальних слов она взялась за телефон, позвонила в новое ультрадемократическое издательство ПИК ("Писатели и кооператоры") и сказала, что "Эллинов" следует напечатать, и возможно быстрее...
В новоиспеченном издательстве работали Александр Рекемчук, Валерий Оскоцкий и Яков Костюковский - все литераторы с незапятнанными именами, "прорабы перестройки", как с легкой руки Андрея Вознесенского стали называть таких людей. Меня приняли довольно ласково (здесь ценили рекомендации Наташи Ивановой), но когда мы с Аней появился в ПИКе во второй раз, тут я едва не захлебнулся в море восторгов: оказалось, все трое прочли рукопись - злободневно, современно, глубина, эрудиция... Издавать?.. Да, какой может быть разговор!.. К "Эллинам" были приложены две статьи, написанные Аней: "Бездорожье" и "Сказки о жидомасонстве", их тоже приняли с восторгом, Костюковский не пожал, а поцеловал ей руку... Шел 1990 год.
Однако в 1991 году выяснилось, что издательству необходима рецензия, рукопись препроводили Алле Гербер, тоже "прорабу перестройки", да еще и активнейшему борцу с антисемитизмом и фашизмом... Я отнес ей домой экземпляр, она обещала прочитать быстро и написать рецензию для ПИКа. Дальше потянулись день за днем, Алла Гербер, когда я звонил ей, говорила, что уже начала... Начала... Несколько раз мы побывали у Аллы Гербер - и всякий раз повторялось одно и то же: начала... уже начала...
Дело кончилось тем, что я взял у нее рукопись, дочитанную, по ее словам, до семнадцатой страницы, и мы с Аней, не солоно хлебавши, вернулись в Алма-Ату...
Что же до ПИКа, то в один из приездов мне показали в редакции листовку - не помню, от "Памяти" или от какой-то другой организации, - где назывались фамилии сотрудников издательства и, "когда пиши придут", всем угрожали - тоже не помню чем...
Впоследствии я видел продукцию ПИКа. Это были безобидные книги, вплоть до кулинарных рецептов, и между ними - редкие издания, в которых речь шла о делах давно минувших дней, о гонениях на евреев при Сталине, о самом Сталине... Все это можно было издавать без опаски. У меня было иное представление о роли демократической печати в эпоху перестройки. По крайней мере мы с Аней твердо решили: так как в "Эллинах" все конкретно - люди, события, имена - вполне возможно, что за эту вещь в Алма-Ате нам оторвут голову... Ну и пусть! Зато правда будет сказана!...
И потому ПИК, где не говорили "нет", а все оттягивали издание "Эллинов", мне стал казаться трусливо-лицемерной игрой, далекой от судеб еврейства...