Была у меня еще интересная история, связанная с именем генерала Еремина. Как-то один из его соратников, занимавший в прошлом высокую должность в Органах, рассказал мне уникальную историю о том, что во время войны, в самый трудный момент для Москвы, Политбюро ЦК КПСС приняло решение о вывозе тела Ленина из Мавзолея в безопасное место. Естественно, это задание было сверхсекретным и о важном грузе знали лишь единицы, да и то люди с самыми большими звездами.
Мне захотелось написать об этом статью. Потратив много сил и времени на встречи, беседы, исследование скупых документальных источников, я наконец написал ее. Но ни "Правда", ни "Известия" не жаждали опубликовать мое исследование. Редакторы разводили руками и ничего не объясняли, и только один заметил, что разрешение может дать только глава КГБ. Прекрасно помня о своих, мягко сказать, не очень доброжелательных контактах с Органами, я долго раздумывал прежде, чем решиться пойти на контакт с главой этого страшного ведомства. Но в какой-то момент махнул рукой: будь что будет, и уговорил Михаила Петровича, и тот через своих друзей-ветеранов сумел организовать мне встречу с Председателем КГБ Ю.В. Андроповым.
За день до встречи ко мне заехал офицер по спецпоручениям и сказал, что Юрий Владимирович назначил мне встречу, но сначала хочет прочитать мою статью. Я дал рукопись.
На следующий день в сильном волнении и с дрожью в коленях я появляюсь в приемной точно в назначенное время. Помощник Андропова, сообщив, что у меня только пять минут, открыл передо мной дверь в огромный кабинет хозяина Лубянки.
Юрий Владимирович был довольно высокого роста и, к моему удивлению, вышел из-за мощного стола и поздоровался со мной за руку.
- Мне понравился стиль вашей статьи. - Это были первые слова, произнесенные им, потом он сделал паузу и добавил: - То есть то, как вы пишете… Присаживайтесь…
Он расспрашивал меня о работе, о моих планах, много говорил о литературе и кино. Вместо пяти минут я пробыл у него в кабинете точно двадцать три минуты. Перед самым уходом, после его пожеланий мне творческих успехов, я все-таки рискнул спросить:
- А что с моей статьей?
И услышал от него лишь одно слово:
- Несвоевременно…
Не знаю, что думали другие, общавшиеся с Юрием Владимировичем, но мне он показался очень умным, я бы сказал, даже талантливым человеком и совсем не страшным…
Может быть, я притягиваю за уши действительность, но после этой встречи, вероятно, оттого, что после нее в отношении меня не было никаких последствий: меня не расстреляли, не посадили в Лефортово, да и помощник видел, как Хозяин дружелюбно простился со мной, - я почувствовал, что некоторые люди ко мне стали относится чуть настороженно… а некоторые заискивающе, наверное, так, на всякий случай…
Тем не менее я до сих пор жалею, что не спросил Андропова, почему с таким пристрастием относятся ко мне сотрудники Органов. Этот вопрос вертелся в моей голове всю беседу, но я так и не решился задать его… думаю, из страха…
Однако продолжим…
Однажды я случайно повстречал Женю Гинзбурга, который предложил мне поработать с ним на телефильме "Бенефис Гурченко" в качестве второго режиссера. Не имея ничего лучшего, я согласился. На этом фильме я с огромным удовольствием встретил таких поразительных актеров, как Армен Джигарханян, Александр Ширвиндт, и великого танцора - Мариса Лиепа.
С Марисом у меня связано одно забавное воспоминание. Съемки заканчивались обычно за полночь, и Марис, приезжая на съемки на американской машине (не помню марки, но это была одна из самых широких машин в мире, - подарок какого-то зарубежного почитателя его таланта), предложил мне возвращаться домой с ним: мы жили рядом - в то время я жил на Суворовском бульваре. Однажды Марис подвез меня к самому подъезду, а поблизости бродил какой-то милиционер. Увидев машину, он раскрыл от удивления рот, потом, увидев меня, раскрыл еще шире. Только Марис отъехал, милиционер попросил у меня документы и начал "права качать": кто за рулем? Из какой страны? И прочую чушь…
Не знаю, сколько бы продолжался этот допрос, но с громким визгом, двигаясь задним ходом, перед нами остановилась машина Мариса. Высунувшись в окно, он недовольно спросил:
- В чем дело, капитан?
- А вам какое… - недовольно начал тот, но взглянул на Мариса и мгновенно расплылся в улыбке. - Извините, вы можете дать автограф моей супруге, Тамаре? Она вас так любит, товарищ… - Он запнулся на мгновение и неожиданно закончил: - Товарищ Спартак!
Я не удержался и прыснул, а Марис как ни в чем не бывало:
- Хорошо, только на чем?
Капитан суетливо вытащил книжечку квитанций для штрафа, оторвал одну и протянул Марису.
"Тамаре от Спартака!" - написал он.
Капитан был в таком восторге, что вытянулся по стойке "смирно", приложил руку к козырьку фуражки и стоял до тех пор, пока машина не скрылась из виду. Потом повернулся ко мне:
- Позвольте проводить вас до подъезда?..
И с тех пор, когда мы подъезжали в дежурство этого капитана, он регулярно отдавал нам честь.
С этого фильма началась моя дружба с одним из самых великих актеров нашего времени - Арменом Борисовичем Джигарханяном…
Людмилу Марковну Гурченко я тоже считаю великой актрисой и потрясающей певицей современности, но писать о ее характере я бы воздержался…
Один пример все-таки приведу. Гинзбургу понадобилось снять кадр, в котором Людмила Марковна должна быть одновременно в образах шести своих героинь. В то время технические возможности ТВ были более скромными, чем сейчас, и потому мне нужно было срочно найти пять дублерш.
Представляете? Найти дублерш под уникальную фигурку, с самой тонкой в стране талией?! Тем более что эти дублерши должны облачиться в собственные наряды актрисы…
Я пересмотрел едва ли не весь советский балет, ритм-балет, актерские училища… С неимоверными усилиями мне удалось отыскать пять дублерш. Среди них была даже одна со званием "Народная артистка СССР". Господи, только она и я знаю, что мне пришлось предпринять, чтобы уговорить ее пожертвовать полдня киноискусству.
Кульминационный момент настал: пред светлы очи бенефициантки предстали пять дублерш.
Небрежно окинув их царственным взглядом, Людмила Марковна прямо при них спросила меня:
- Откуда они?
- Четверо актрисы, а пятая студентка… - с гордостью ответил я, довольный, что сумел-таки выполнить столь трудное задание.
- Что? - неожиданно повысила голос актриса. - Чтобы я дала свои наряды какой-то массовке? Да никогда в жизни! - Повернувшись, она вышла.
Мои приглашенные остолбенели, а "народная" просто расплакалась, выразительно взглянула на меня и едва не бегом устремилась к выходу…
Я чувствовал себя оплеванным…
Тем не менее я все равно люблю Людмилу Марковну!..
После этого фильма меня пригласил на беседу известный кинорежиссер Александр Митта. Ему стало известно, что во ВГИКе я писал реферат на тему комбинированных съемок. Он приступал к созданию первого советского фильма в жанре фильма-катастрофы под рабочим названием "Запас прочности".
Думаю, мало кто не видел фильма "Экипаж" или не слышал о нем…
Александр Митта предложил мне поработать с ним в качестве режиссера комбинированных съемок. К тому времени на "Мосфильме" создалось объединение "Дебют", которое возглавил А. А. Мамилов. Мне удалось дойти до самого Ф. Т. Ермаша, тогдашнего Председателя Госкино СССР, и получить его добро на съемки своего дебюта. Один из моих доброжелателей, работавший в Госкино, сказал мне, что там мой сценарий понравился, и это послужило основанием для положительного решения.
Не могу не похвастаться, что один из самых выдающихся операторов нашего кинематографа, Павел Лебешев, снявший недавно с лидером нашего кино Никитой Михалковым "Сибирского цирюльника", согласился снять мой дебют.
Перечитав слова о том, что мне удалось дойти до Ф. Т. Ермаша, я подумал, что у читателя может возникнуть ощущение, что у меня все легко получилось. До нашей встречи я десятки раз посылал ему письма, моля о помощи, и не получил ни одного ответа.
Однажды, подрабатывая на Московском кинофестивале в качестве переводчика болгарского режиссера Иванки Грыбчевой - на том фестивале ее фильм "Ни с кем" получил серебряную премию, - я, естественно, оказался в числе приглашенных на прием в посольство Болгарии. А накануне Грыбчева с удивлением услышала, что я ее коллега. И все выпытала о моих творческих проблемах. После нескольких тостов в честь обладательницы премии и "за дружбу между народами", Грыбчева, сидевшая рядом с Ермашом, спрашивает его, указывая на меня:
- Вы знакомы?
- Вроде нет… - не очень уверенно ответил он.
- Режиссер Доценко…
Ермаш недоуменно пожал плечами и о чем-то спросил сидящего рядом помощника, тот, похоже, ответил, что тоже меня не знает.
Меня просто взорвало от такой лжи: после каждого своего послания я буквально терроризировал его секретаря, допытываясь, дан ли ход моему обращению. И всякий раз тот отвечал, что мое послание положено на стол председателя, но пока никакой реакции.
- Филипп Тимофеевич, я раз десять обращался к вам, но ни разу не получил ответа! - с обидой произнес я, органически не переваривая неправду.
Вы бы видели взгляд, которым он одарил меня, но тут же взял себя в руки и натянуто улыбнулся.
- Попробуем разобраться, - сказал он и добавил: - Но не за праздничным столом…
Фестиваль закончился, Грыбчева уехала, а меня года полтора-два не пускали на "Мосфильм": было распоряжение самого Генерального директора студии, им был в то время бывший генерал милиции Н. Т. Сизов, не выписывать мне даже разовые пропуска!
То ли у Ермаша было легкое ощущение вины, то ли сыграла роль моя встреча с Андроповым, но он принял меня, повысил тарификационную категорию режиссера и дал "добро" на дебют…
Прошло много лет, я выпустил свои первые книги и ехал как-то в троллейбусе по Комсомольскому проспекту. Вдруг вижу знакомое лицо: да это же сам Сизов - постаревший, сильно сдавший.
- Здравствуйте, Николай Трофимович!
- Здравствуйте, - чуть натянуто ответил он.
- Не узнаете?
- Почему… узнаю: Виктор Доценко…
- Очень давно меня терзает вопрос…
- Почему я с вами так поступил? - неожиданно перебил он.
- Именно!
- По-другому я не мог тогда поступить: я - простой исполнитель… А вы, несмотря на судимость, все равно сумели пробиться…
Этот одряхлевший чиновник вовсе не чувствовал себя виноватым, даже не сделал вид, что раскаивается. Но меня удивило, что он не только узнал меня, но и ЗНАЕТ обо мне… Чувствовалась старая ментовская закалка…
Почему-то он вызвал у меня жалость, и мне расхотелось продолжать с ним разговор.
- Мне выходить на следующей, прощайте! - сказал я и пошел к выходу…
* * * Однако продолжим…
Немного о сценарии, который я назвал "Гнездо на ветру". Не помню, где я наткнулся на синопсис двух молодых студентов сценарного факультета. В нем схематично была изложена идея этой истории. А сама история, перекликавшаяся с рассказами друзей-ветеранов Михаила Петровича Еремина, настолько мне понравилась, что я решил сам написать сценарий. Созвонился с этими ребятами и все откровенно им объяснил, пообещав, что если сценарий будет принят, я обязательно вставлю в титры их фамилии, как авторов идеи. В сценарии, написанном мною для дебюта, шла речь о трагических двадцатых годах и Гражданской войне в Сибири. Многодетная семья староверов, как и вся страна, разделилась на два лагеря: одни за красных, другие - за белых, однако в решающую минуту для семьи, все братья, ведомые отцом, становятся на ее защиту и почти все погибают.
Нисколько не маскируя, я сознательно написал его как советский "вестерн". Фильм был сложнопостановочным, насыщенным многочисленными трюками, погонями и стрельбой (много позже я воплотил некоторые прошлые замыслы в своем фильме - "Тридцатого уничтожить!"), и затрат требовал несколько больше, чем обычный. Именно поэтому директор "Дебюта" поставил меня в план на середину восьмидесятого - начало восемьдесят первого годов. Пока я был свободен и согласился работать с Миттой.
Должности режиссера комбинированных съемок в тарифной сетке кинематографа тогда не было, и потому Митте пришлось убеждать три министерства: Госкино СССР, Министерство финансов и Министерство труда и заработной платы, что такая должность необходима.
Работы на участке комбинированных съемок было выше крыши. Вся стоимость двухсерийного фильма составляла один миллион двести пятьдесят тысяч (огромные по тем времена деньги), а пятьсот пятьдесят тысяч, выделенные на комбинированные съемки, говорили сами за себя. И поэтому я был очень рад, что через пару месяцев мне в помощь взяли Георгия Михайловича Николаенко. Он приехал с Украины и был связан каким-то родством с Сергеем Бондарчуком.
Николаенко был удивительно интеллигентный и очень начитанный парень, и, несмотря на то что мы были как бы соперниками, у нас никогда не возникало проблем и взаимных претензий: он занимался одними делами, я - другими.
Заместителем Криштула работала бывшая актриса Валечка Лысенко, сыгравшая главную роль в фильме, "Свадьба в Малиновке", они с Георгием полюбили друг друга и вскоре поженились. Откровенно говоря, я по-доброму завидовал этой удивительно нежной паре. Впоследствии Георгий стал извест-ным режиссером и сделал много хороших картин…
Почти два года отдал я фильму "Экипаж", и результат, как убедились зрители, налицо. Остановлюсь на некоторых, наиболее, с моей точки зрения, интересных историях.
Фильм был посвящен героическим будням летчиков гражданской авиации. И, конечно же, главным консультантом фильма был назначен заместитель министра гражданской авиации Павлов. Каким-то чудом мне удалось получить у него бумагу, примерно следующего содержания:
Вначале идет текст о замысле фильма, а потом слова, напечатанные наискосок красным шрифтом:
"Всем предприятиям Гражданской авиации, всем аэропортам, диспетчерам, кассам и депутатским залам оказывать всяческое содействие режиссеру этого фильма Доценко В. Н." и далее подпись - заместитель министра гражданской авиации Павлов.
Как же мне пригодилась эта важная бумага!
Я уже упоминал о макете Омского нефтезавода. На этот макет я вышел, познакомившись с тогдашним заместителем министра авиационной промышленности
- И. С. Силаевым. Встретившись с этим простым, удивительно добрым и умным человеком, я просто в него влюбился и нахально, не посоветовавшись с Миттой, предложил Ивану Степановичу стать консультантом фильма. Тот отказывался, но я все-таки его уломал. А потом вывалил на его плечи целый воз проблем: и нужен-то хвост ТУ-154, и нужны-то макеты этого же самолета, и еще десятки просьб, среди которых и макет нефтезавода. Иван Степанович сразу вспомнил об Омском нефтезаводе, поскольку был дружен с его бывшим директором Рябовым, возглавлявшим теперь московский главк.
Силаев тут же звонит ему и просит оказать содействие, добавив при этом, учитывая мои намеки на скудность бюджета фильма, чтобы его подчиненные не сдирали с "бедных кинош-ников" последнюю шкуру. На вопрос Рябова: что будет с макетом в дальнейшем, Иван Степанович хитро усмехнулся:
- Не беспокойся, вернут все, что останется!
И подмигнул мне: прочитав сценарий, он уже знал, что макет будет взорван…
Помощь Ивана Степановича оказалась бесценной для фильма. С его подачи к созданию макетов ТУ-154 различных масштабов и иных макетов подключились такие мощные силы, как завод-400, Казанский авиационный институт, и еще десятки предприятий страны. Пока создавались эти макеты и модели, я занялся макетом Омского нефтезавода. Он был сделан немецкими макетчиками и занимал внушительную площадь: примерно в сто квадратных метрах, да и в высоту был с человеческий рост. И все это хозяйство как-то нужно было переправить к месту съемок, которые намечались под Ялтой.
Надо отдать должное щедрости нефтяников: именно они, конечно же, не без поддержки Силаева и Рябова, сотворили специальные деревянные контейнеры, тщательно все упаковали и помогли отправить. И кстати, по очень льготным тарифам. В мои обязанности входило контролировать их работу, что я и сделал с большой радостью: вы же помните, что мои родители живут в Омске!
Эта поездка запомнилась встречей с Ларисой Петровой с битьем чешского хрусталя и двумя забавными историями. Первая из них связана с Арменом Джигарханяном.
В те дни в Омске гастролировал Театр имени Маяковского. Я, естественно, поспешил встретиться с Арменом. Прихожу к нему в номер гостиницы, а там медсестра - у него прихватило поясницу и нужен обезболивающий укол. Армен прилег на кушетку, а девушка готовит шприц, ампулу с лекарством, ватку со спиртом. Вы можете себе представить состояние молоденькой провинциалочки, которая вдруг оказалась рядом с великим человеком. Да еще от нее зависит и самочувствие этого человека. Волнение - через край, ручонки трясутся, все валится из рук. И чтобы хоть как-то скрыть напряжение, девушка тараторит без умолку, рассказывая о фильмах с его участием, о его ролях. Настал кульминационный момент: она набрала наконец в шприц лекарство, подошла к Великому, осторожно сдвинула вниз пижамные штаны, чуть оголив царственную ягодицу и, подняв вверх шприц, брызнула лекарством - и вдруг:
- Армен Борисович, а можно спросить вас? - сосредоточенно глядя на кончик иглы, с неким кокетством начала она.
- Конечно, девочка! - томясь от ожидания, кивнул Армен.
- Армен Борисович, а какие у вас творческие… - тут она с силой вгоняет иглу в бедного артиста, - …планы?
- Ой! - роняет тот и облегченно добавляет: - Большие!
Я едва не рухнул со стула, столь смешна была эта сценка. Но еще смешнее было потом, когда медсестра, бросив почему-то "спасибо", вышла из номера.
- А что смешного? - удивился Армен, вставая с кушетки.
- Как что? - Я, точно придерживаясь увиденного и услышанного, в лицах пересказал сценку.
Армен хохотал так, что я даже испугался за него. Посмеявшись несколько минут, он вдруг сделал серьезную мину и сказал:
- Ну ты и артист! - Потом помолчал и добавил: - У меня даже радикулит прошел!..
По просьбе мамы, души не чаявшей в Армене, я пригласил его а гости к нам домой. Мама напекла всяких вкусностей, накрыла богатый, насколько было возможно в то время, стол. Смотрю на маму и не могу понять: что с ней происходит? Ходит, ходит кругами… Такое впечатление, что она чего-то стесняется.
- Мама, чего ты мнешься? Хочешь что-то спросить - спроси: здесь все свои!
- Армен Борисович, - нерешительно проговорила мама. - Может, снимете пиджак, я его вам поглажу!
Только тут я обратил внимание, что его пиджак действительно сильно помят.
- Ой, мамуля! - расхохотался Армен. - Этот пиджак для съемок, и я его специально разнашиваю: иногда даже сплю в нем!..
Милая моя мама с тех пор часто вспоминает эту историю и каждый раз смущенно краснеет, заканчивая следующими словами:
- Вот глупая… Как я могла подумать, что у ТАКОГО артиста может быть что-то не в порядке…
* * * Упаковка макета близилась к завершению, когда мне позвонил директор картины Борис Криштул и сказал, что съемки в Париже под угрозой срыва из-за того, что Георгий Жженов, играющий одну из главных ролей, находится во Владивостоке на гастролях с театром. И выяснилось это только что. Естественно, спрашиваю:
- А я при чем?