"Эффект начальства"
В сентябре 1957 г. в Северодвинск прибыл зампред Совмина СССР, отвечающий за оборонную промышленность, Д.Ф.Устинов. Он хотел ускорить выход лодки в море и соответственно проведение следующего ответственного мероприятия - физпуска. Однако ученые не спешили, стремясь исключить возможные осложнения. На беседе Устинова с академиком Александровым присутствовал и я как командир корабля.
Глава советского военно-промышленного комплекса информирован был достаточно и сказал об этом прямо:
- Анатолий Петрович, когда же вы произведете физпуск? Ведь теперь это зависит только от вас.
- У нас действительно все готово. Приступим, когда вы уедете, - как само собой разумеющееся говорит Александров. - Физпуск - дело серьезное, когда на нем присутствуют ответственные работники, обязательно что-нибудь пойдет наперекосяк. Вы же сами прекрасно знаете, как действует "эффект начальства".
- Ну, вы это мудрите, Анатолий Петрович. Вы сами-то могли бы объяснить, почему в присутствии начальства все должно идти хуже, чем без него?
- А вы, Дмитрий Федорович, можете объяснить, почему бутерброд всегда падает маслом вниз? Нет? И тем не менее это так! Вот и "эффект начальства" объяснить невозможно, но что он существует, знаю по своему долгому опыту.
Другого ответа Устинов так и не добился и на следующий день уехал. И тут же Александров назначил физпуск.
К 8 утра все приборы установлены, ответственные за физпуск Лазуков и Буйницкий готовы. "Начали!" Командиры групп дистанционного управления поднимают стержни аварийной защиты, приподнимают компенсирующую решетку, и реактор пошел! Но только счетчики начали отсчет, как в лодке погас свет.
- Ну вот, пожалуйста! - невозмутимо заметил Анатолий Петрович. - И что было бы, если бы сейчас на лодке находился Устинов? А так, электрики переключатся, и все будет в порядке!
Тут действительно включился свет, и счетчики снова заработали.
Анатолий Петрович неизменно садился за пульт, если предстояло что-то делать впервые. И когда мы написали в отчете, что физпуск прошел нормально, это не исключало (и об этом мы тоже писали) множества возникавших сложностей. Подобный монтаж выполнялся впервые. По ходу дела приходилось принимать новые технические решения. Тут же отрезались и переваривались участки трубопроводов. Тут же, если решение оказывалось правильным, вносились изменения в чертежи, чтобы допущенные просчеты не повторились на других лодках. Где-то не ладится с автоматикой, где-то что-то перегорело, где-то барахлит прибор... Каждая из этих неполадок могла означать ошибку, допущенную в разработке, и поэтому Александров считал своим долгом лично присутствовать при каждом новом шаге своего детища.
Следующим таким шагом был запуск от судовых реакторов всей силовой установки - завершающий этап швартовых испытаний.
Свой пар или первый праздник
Техническая сторона дела представляется довольно простой: необходимо запустить собственную пароэнергетическую установку и провернуть полученным паром турбины. На столь ответственное испытание прибыл лично главком, а руководил им, естественно, Александров со своей пусковой командой.
Провозились мы за полночь. Как обычно, где-то обнаружились течи, прохудилась рубашка у насоса - все это пришлось менять. Но когда наши неприятности завершились, все вдруг поняли, что теперь лодка стала совершенно автономной. Из осознания того, какой рубеж мы только что перешли, родился первый, хотя и не официальный, корабельный праздник: 20 апреля 1958 г. мы поздравляли друг друга с легким паром уже на борту своей подлодки.
Для подстраховки торжества командир БЧ-5 Борис Акулов припас канистру спирта. Надо сказать, что на Крайнем Севере привычные для жителей средней полосы спиртные напитки - вино и даже водка - в морозы не пробивают. И пьют там люди так называемый медицинский 96-градусный спирт. Напиток серьезный, рекомендуется выдохнуть, прежде чем опрокинуть рюмку, поскольку потом начинаешь хватать воздух, как рыба на берегу, а с полными легкими делать это сложнее. Сушит спирт всю слизистую оболочку мгновенно, но зато уж и заряд дает немалый.
Так вот, когда Акулов, как его к тому обязывал долг гостеприимства, предложил во время испытаний закусить, Александров весело, но твердо дал понять, что канистра спирта сейчас неуместна. С этого дня на борту нашей лодки установилось твердое правило: или атомная энергия, или выпивка! Сбросили аварийную защиту - пожалуйста! Пошли ужинать - сто грамм не помешают. Но пока работает реактор, и ты при нем - думать забудь о выпивке.
Однако историческая достоверность не позволяет умолчать о том, что именно академик Александров - наш научный руководитель и главный идеолог создания атомного флота страны - стал виновником импровизированного праздника под кодовым названием "С легким паром!"
Начался он незаметно. К традиционному вечернему чаю в кают-компании плавбазы "Владимир Егоров" выдали по сто грамм сухого вина. Наша лодка была единственным кораблем ВМФ, на котором норму спиртного-разрешалось выдавать на плавбазе, а не только в плавании (получено это разрешение было с учетом длительного и непрерывного несения вахты во время испытаний). После торжественного тоста, главнокомандующий ВМФ С.Горшков напомнил, что завтра (то есть уже сегодня) в 12.00 назначено обсуждение плана дальнейшей работы. Так что "чай" пора заканчивать.
Однако эмоции, вызванные успешным завершением испытаний, продолжали свое предательское действие. Кают-компания, правда, была освобождена, но все разошлись по каютам. Герои дня - академик Александров и Акулов - перебрались в каюту командира БЧ-5. Тогда еще действовал старый устав со всеми его ограничениями для схода офицеров на берег и предвзятого отношения к ночным "чаепитиям" в своих каютах не было. Выдавался даже дополнительный, так называемый "сталинский" паек для таких случаев. Вот эту "чашку чая" и пили до самого утра два атомщика.
Неизвестно, что было важнее в конечном счете - ответственное совещание у главкома или этот доверительный разговор Александрова и Акулова. Фронтовые воспоминания академика - оборона Севастополя, немецкие магнитные мины и поиски путей борьбы с ними - сменялись рассказами Бориса о кронштадтской молодости, но оба непрестанно возвращались к лодке и предстоящей работе. Анатолия Петровича очень волновал вопрос, кому на корабле можно доверить первым сесть за пульт управления. К тому времени он всех наших управленцев знал и по делам, и по характеру. Но посоветоваться лучше всего было именно с Акуловым - только им обоим известны все тонкости этой сложной науки.
Зато утром, когда главком поинтересовался у академика, как он себя чувствует, Александров ответил: "Отлично! Ваши ребята меня так попотчевали, что и сейчас вспоминаю самым добрым словом. Только, может быть, мы немного перенесем совещание?" Горшкову не оставалось ничего другого, как согласиться. Однако тут же он потребовал "на ковер" всех начальников - от командира военной базы до командира корабля. И все же нам удалось убедить адмирала, что не лишним было снять все тревоги и волнения последних месяцев. Виновники были прощены.
С совещания я вернулся с конкретным планом подготовки корабля и экипажа к первому выходу в море.
Последние приготовления
Весь май и июнь 1958 г. мы готовили лодку к первому выходу в море. К сожалению, на этой стадии наши интересы зачастую расходились с заводскими. Для них главное - сдать корабль военной приемке в наилучшем виде. Нам же важнее отработать расписание боевой службы и задачу по выходу в море непосредственно на борту.
По правилам, завод должен предоставить экипажу последние десять дней перед отплытием на выполнение так называемой задачи № 1. То есть, нам предстояло обжить лодку, навести на ней порядок, подготовить личный состав, оформить необходимую документацию и т.п. Я хотел, чтобы лодка была полностью отдана в распоряжение личного состава и все заводские работы на ней на это время прекратить. Но как обычно, что-то оставалось недоделанным, и за неделю до выхода в море на лодке все еще монтировали, чистили, красили. Попробуйте загерметизировать отсек, когда там работает сварщик, который на команду - "По отсекам исполнять!" - отвечает: "Я не могу. У меня работа идет!"
Посоветовавшись с Жильцовым и другими офицерами, я решил во что бы то ни стало вырвать у завода спокойных несколько дней, так как нельзя было допустить каких-либо неприятностей на борту из-за того, что мы не успели отработать какую-то команду или маневр. Я доложил о нашей проблеме председателю правительственной комиссии, который собрал совещание с представителями завода. Заводчане сопротивлялись, но и мы уперлись. В очередной раз нас поддержал академик Александров, заявивший, что постарается закончить досрочно предстоящее размагничивание. Он же предложил для нашего общего спокойствия оставшееся время предоставить экипажу. На том и порешили.
Размагничивание проходят все корабли перед первым выходом в море. Лодку, как сердцевину катушки, обматывают через метр-полтора кабелем и пропускают через него мощный ток. Благодаря этому, все электрические и магнитные поля лодки компенсируются. Кстати, этой операции подвергаются и все плавающие корабли, по крайней мере, раз в год. Иначе при прохождении над магнитной миной, которая может лежать на дне еще с войны, корабль своим полем заставит сработать взрыватель. Операция совершенно безопасная: лодка в это время находится на воде, а экипаж на борту. Но пока делают замеры, пока ее размагничивают в направлении "север-юг", потом "запад-восток", время идет. В этих условиях отработать организацию службы тоже невозможно.
Отвоевали мы себе трое суток, и распорядиться ими решили следующим образом: остаемся у пирса, но имитируем полностью автономное плавание.
И вот с лодки сходит последний специалист. На борту остается личный состав и заводские старшины отсеков, которые непосредственно входят в сдаточную команду. Отдаются все береговые коммуникации, убираются сходни, задраивается рубочный люк. Работаем только от своей энергетической установки, даже питание на борту свое. Лишь телефонную связь мы сохранили с берегом на случай непредвиденных обстоятельств. Берег этим, естественно, воспользовался несколько раз, чтобы вызвать меня к начальству по пустяковым вопросам.
Какие только ситуации не были проиграны за эти три дня! Мы имитировали все хода, реверсы, погружения. Идти на глубину у стенки не рискнули - больно много болванок валялось на дне, переходили в позиционное положение, продувались... Даже аварийные тревоги у нас были!
Полный вперед!
После трех суток "плавания" - 1 июля 1958 г. - на корабль пришли представители штаба соединения, чтобы проверить нашу готовность к выходу в море. В то время все всех перепроверяли, и хотя делалось это зачастую, чтобы обезопасить себя, аварии тем не менее тогда случались реже.
Мы все были в новеньких синих рабочих костюмах с только что розданными боевыми номерами для матросов и сокращенными названиями должностей для офицеров. Однако как нас проверяющие не гоняли, придраться ни к чему не смогли, и был объявлен перекур. Но покурить спокойно не пришлось. Прибегает запыхавшийся связной: "На завод движется кавалькада машин!" Срочно объявляется боевая тревога, и в считанные секунды команда выстраивается на пирсе по ранжиру.
Здесь нужно сделать пояснение. С момента спуска лодки на воду над нею развевался государственный флаг. В старые добрые времена под ним корабли и выходили на ходовые испытания. Потом решили, что любой корабль, выходящий в море, должен нести бело-голубой военно-морской флаг, поскольку и при испытаниях ему приходилось заходить в нейтральные воды. Его-то нам и должны были вручить до выхода в море.
Подъем флага - один из самых торжественных, хотя и ежедневных ритуалов на флоте. В 8.00 весь личный состав во главе с командиром выстраивается на верхней палубе, и по приказу командира под звуки государственного гимна поднимается этот символ нахождения в боевом строю военного судна. В эти минуты - в море или на базе - все члены экипажа ощущают себя частицами единого организма, и каждый чувствует свою личную ответственность за корабль и страну, которую он защищает.
Что уж говорить о первом подъеме флага на новом корабле, тем более на первой атомной подводной лодке! Он знаменует не только завершение строительства принципиально нового корабля, но и наступление нового этапа в жизни нашего Военно-морского флота.
Нам заранее привезли шелковый гюйс (носовой флаг, обозначающий принадлежность корабля к высокому рангу). Его поднимать доверили замполиту, а военно-морской флаг, который должен вручить нам главком, - мне. Командовать парадом было поручено Льву Жильцову, выправка у которого молодецкая, а голос громогласный.
Наверное, никогда я так не волновался, как при мысли, что вдруг не сумею поднять флаг или сделаю это как-нибудь неправильно. Ведь командир только командует, а поднимает флаг опытный, тренированный рулевой-сигнальщик. К тому же, палуба подводной лодки поката, узка и ходить по ней непросто.
Машины приближаются к пирсу. Встречаем, как полагается, главкома ВМФ Горшкова, академика Александрова, командира бригады адмирала Цветко, директора завода Егорова, ответственного сдатчика Довганя.
Спуском государственного флага командовал Евгений Павлович Егоров, а выполнял команду Алексей Алексеевич Овчинников. Как только была дана команда "вольно!", с разрешения Горшкова я преподнес спущенный флаг Анатолию Петровичу Александрову. Тот просиял, и кто-то из его помощников одобряюще кивнул нам и сказал: "Молодцы! Порадовали старика". Слово "старик" было сказано в шутку: академику тогда только-только исполнилось пятьдесят пять.
Я отрапортовал, и главком вручил мне первый флаг атомохода шелковый, крейсерский. Боцман немедленно его прикрепил. И тут я увидел, что на кормовой палубе появился одетый в парадную форму рулевой-сигнальщик: кто-то из моих заместителей - штурман или старпом - догадались послать мне помощника. "Молодцы все-таки у меня ребята", - с благодарностью подумал я.
На запрос старпома с мостика адмирал Горшков дал добро на поднятие флага. И Жильцов командует: "Военно-морской флаг поднять!" Рулевой-сигнальщик разворачивает стяг, поддерживает его, и я начинаю перемещать фалы. Под звуки государственного гимна, который транслировался с плавбазы, огромный флаг поднялся, расправился и заколыхался на ветру.
Торжественность момента нарушил вахтенный офицер капитан-лейтенант Владимир Труханов:
- Товарищ главнокомандующий, товарищ командир! Через пять минут спуск флага!
Все переглянулись. Действительно, по уставу в 20.00 флаг на корабле положено спускать. Что делать? Получается, минут на десять всего-то и подняли его.
- Командир, когда выход в море? - спрашивает у меня Горшков.
- Через два часа, товарищ главнокомандующий!
- Ну что ж, флаг не спускать! - решил адмирал. - Уставом всего не предусмотришь.
И вот знаменательный миг наступил. Прозвучал прерывистый сигнал аврала и команда - "По местам стоять! Со швартовых сниматься!" Всех гостей отправляем вниз. На мостике, кроме командования и вахтенного офицера, остается только главком. Как все грамотные командиры, он внимательно прислушивается к подаваемым командам.
Буксиры берут нас за нос и за корму.
- Отдать носовой! Отдать кормовой! - командует старпом Жильцов.
И... о боже!
На берегу кормовой конец оказывается приваренным к рельсу портального крана, видимо, кто-то из особо сознательных рабочих принял по собственной инициативе дополнительную меру предосторожности. Жильцов соображает быстро:
- Отдать кормовой с вьюшки и сбросить за борт кормовой конец!
Лодка плавно отходит от пирса, и я с облегчением вздыхаю: на крайний случай у нас хватит второго конца, да и у запасливого боцмана что-либо найдется.
Опытные заводские капитаны буксиров под руководством капитана Кухаркина точно подводят нас к началу фарватера, разворачивают и... дальше нам плыть самим!
Жильцов командует:
- Отдать буксиры!
Буксирные концы, спружинив, плюхаются в воду, и буксиры спешат отойти от лодки. Теперь уже командовать мне.
- Оба мотора - полный вперед!
Лодка вздрогнула кормой и плавно идет прямо на фарватер, подчиняясь воле рулевого - нашего боцмана. Все замирают. Никакой вибрации, никакого шума, привычного на надводных кораблях или дизельных лодках. Лишь турбины и паропроводы мерно подают признаки жизни.
Адмирал Горшков лезет в карман и выгребает пригоршню серебряных монет. Он насыпает нам всем понемногу в руку.
- На счастье и большие дела! - говорит он и первый кидает монетки в волну.
Мы с благодарностью киваем ему и тоже бросаем монетки за борт.
Теперь мы уже прошли самое узкое место фарватера. Даем ход сначала одной турбиной, потом - второй. Да, для всех подводников такая тишина при большом ходе просто невероятна!