- Я очень люблю тебя, - ответила я и поцеловала.
Спустя какое-то время я спросила ее об отце, и она ответила, что он герой войны, русский летчик и его сбили в бою. В тот момент ее ответ вполне меня удовлетворил.
Когда Александра с Ниной и Юрой вернулись в Москву, мы поселились все вместе в квартире, которую им предоставили. Каждый раз, стоило мне назвать Александру мамой, между сестрами вспыхивала ревность. Зоя никак не могла перенести, что я называю Александру именем, которое по праву безраздельно принадлежит только ей.
- У тебя двое детей, Александра, неужели тебе мало, что они зовут тебя мамой? А Виктория - моя, и только моя.
Александра лишь пожимала плечами.
- Что ты хочешь, Зоя? Ведь она выросла, не зная другой матери. Как же она может называть меня по-другому?
Я нашла, как мне казалось, хороший выход: продолжала звать Александру мамой, а Зою стала звать мамулей. Но Зоя так никогда и не смирилась с мыслью, что слово "мама" принадлежит не ей одной.
Наконец пришли Зоины документы, и мы с ней переехали в ту квартиру на набережной Тараса Шевченко, где и прошли последующие годы моей жизни: две комнаты и крохотная кухонька. А мамуля стала снова сниматься. Студия "Ленфильм" предложила ей роль в картине "Медовый месяц", где она выступила уже в новом для себя амплуа - в комедийной роли женщины средних лет. Время, когда она играла лирических героинь, ушло в прошлое.
Картина и мамуля имели большой успех. Карьера мамули стала снова набирать темп.
ЗОЯ
Какое счастье снова работать! Но резкий переход от ролей лирических героинь к ролям матерей, тетушек и характерных персонажей оглушил словно шок. Сказывалось отсутствие промежуточного периода. В тюрьму ушла лирическая героиня, а из тюрьмы вышла характерная актриса. На нее всей тяжестью навалился возраст, чему в немалой степени способствовали встречи с поклонниками ее таланта. Так, однажды к ней на улице подошла какая-то женщина.
- Вы ведь Зоя Федорова? - спросила она.
Зоя утвердительно кивнула.
- Мне так и показалось, только выглядите вы как-то старо.
Зоя посмотрела на нее. Неужели она намеренно так жестока? Нет, вряд ли.
- С моего последнего фильма прошло уже почти десять лет.
Женщина кивнула.
- И морщин у вас что-то очень уж много.
- Верно, - сказала Зоя. - Но десять лет - это десять лет. Уверяю вас, если бы вы сегодня увидели себя такой, какой были десять лет назад вы вряд ли узнали бы себя.
Женщина снова согласно кивнула головой, словно Зоя изрекла на редкость мудрую мысль.
Собственно, ее угнетал не сам возраст, как таковой. Тщеславие такого рода было ей чуждо. Она скорбела об утраченном времени не потому, что оно невозвратно пропало для карьеры, а потому, что так долго была лишена возможности наблюдать Викторию в детстве. Когда она вновь обрела своего ребенка, Виктории было уже девять. Потом десять, одиннадцать, двенадцать лет. Время неумолимо ускоряло свой бег, у нее на глазах девочка начала превращаться в девушку. Она вытянулась, черты лица изменились, начала чуточку округляться грудь. Уже сейчас можно было с уверенностью сказать, что она вырастет красавицей. И все же Зоя с негодованием отметала мысль, что время детства навсегда ушло. В этом была какая-то горькая несправедливость.
Зоя сама чувствовала, что в заботах о Виктории сильно перебарщивает, однако ничего поделать с собой не могла. Ей выпало так мало времени провести с дочерью, и вот теперь то же время постепенно отнимает у нее Викторию, усиливая стремление девочки к независимости, что в один прекрасный день навсегда разлучит ее с матерью.
Когда Виктории исполнилось тринадцать, Зою охватила тревога иного рода. Что станется с дочерью, если с ней самой что-нибудь случится? Эта мысль неотступно сверлила мозг.
До ареста Зоя как нечто само собой разумеющееся воспринимала свое отменное здоровье. Но после страшных лет, проведенных в тюрьме, она всерьез стала о нем беспокоиться. То там, то тут что-то болело. В сырую погоду нестерпимо ломило колени. Серьезную тревогу вызывали легкие - дни в карцерах Владимирки не прошли для нее даром.
Ее угнетала мысль, что она умрет прежде, чем вырастет Виктория. И все чаще и чаще вспоминала Джексона Тэйта, даже не подозревавшего, что у него есть дочь. Если существует хоть какая-то возможность, он должен узнать об этом. Тот Джексон Тэйт, которого она знала и любила, хотел бы знать все, хотел бы заботиться о своем ребенке. Если, конечно, он жив.
Зоя попыталась воссоздать в памяти облик Джексона. Но все попытки оказались тщетными. Американец в морской форме - какой у него, кстати, был чин? - с коротко подстриженными волосами.
Ничего больше не припоминалось - как же ей отыскать его в той далекой Америке? Если б у нее был хоть один знакомый американец, которому она могла бы довериться! Но теперь у нее уже не было знакомых американцев.
У кого они наверняка были, так это у Зинаиды Сахниной. Она жила в том же доме, что и Зоя, и они подружились. А работала Зина в гостинице "Украина", где останавливались многие приезжающие в Москву иностранцы, дежурной на пятом этаже. Наверняка Зина могла найти среди них кого-то заслуживающего доверия.
Но вот вопрос: можно ли доверять самой Зинаиде? НКВД упразднили, но его место занял КГБ, и ни для кого не секрет, что все дежурные по этажу в московских гостиницах являются осведомителями и обязаны докладывать о проживающих на их этажах: кто их посещает, когда они приходят домой, когда уходят. Просьба о помощи может обернуться большой бедой.
И все же летом 1959 года Зоя приняла решение: если она хочет разыскать Джексона Тэйта, то более благоприятного момента не придумаешь. В Москве открывается Американская торговая выставка, а это значит, что сюда приедет много американцев. И уж конечно, многие из них остановятся в "Украине". В свободный от дежурства день Зоя пригласила Зинаиду на обед.
После обеда она сказала:
- Зина, мне надо поговорить с тобой.
- Давай говори!
Зоя пристально поглядела на нее.
- Мне нужно знать, могу ли я тебе доверять.
Зинаида фыркнула.
- Что за вопрос? Мы же подруги.
Зоя оставила ее слова без внимания.
- Ты ведь осведомительница, правда? Только честно.
- Ладно. Да, я стукачка. От тебя не стану этого скрывать.
Зоя принялась нервно теребить прядку волос.
- Понимаешь, мне неприятно это, хоть мы с тобой и подруги. Я столько настрадалась в своей жизни и...
Зинаида взяла ее за руку.
- Зоечка, дорогая. Я делаю то, что обязана делать. Но тебя я никогда не предам. Клянусь Вы с Викой для меня все равно что родные.
Зоя глубоко вздохнула.
- Хорошо. Я тебе тоже верю.
И рассказала Зинаиде историю своей любви с Джексоном Роджерсом Тэйтом.
В заключение Зоя сказала:
- Я хорошо понимаю, что, исполнив то, о чем я тебя прошу, ты можешь поплатиться работой. А не ровен час, дело может обернуться и похуже.
- Знаю, - ответила Зинаида, - и все же для тебя я это сделаю. Быть стукачом - мало чести. Это мой вечный грех. Я присмотрюсь к американцам на своем этаже и постараюсь найти такого, кому можно доверять и кто поможет тебе.
Зоя расцеловала ее.
- Ты добрая женщина.
Провожая Зинаиду, она предупредила:
- Не забудь, Вике ни слова. Она до сих пор не знает, кто ее отец.
ИРИНА КЕРК
Когда Ирина Керк узнала, что для работы переводчиками на Торгово-промышленной выставке в Москве требуются американцы, владеющие русским языком, она предложила свои услуги и была принята в числе других ста претендентов. Для человека, ощущавшего духовную связь с Советским Союзом, но никогда там не бывавшего, это было даром свыше.
Родители Ирины, подобно многим другим русским, покинули Россию после революции. Она родилась в Китае, в Харбине, и выросла в семье, где все говорили по-русски, а кроме того, знала английский, французский и немного итальянский.
Ее мать и отец, журналист по профессии, развелись, после чего Ирина с матерью поселились вместе с дедом по материнской линии, русским адмиралом, превратившимся в Китае в кладбищенского сторожа. Под впечатлением рассказов дедушки Ирина прожила детские годы в полной уверенности, что придет день, и в России, захваченной большевиками и коммунистами, произойдет еще одна революция, и страной снова станет править царь, и тогда они тоже вернутся домой. Когда в 1941 году началась война, Россия стала проявлять интерес к русским, проживающим в Китае: в кинотеатрах показывали русские фильмы, в магазинах продавались пластинки с записями русских песен. Начала вещать на русском языке новая радиостанция.
У Ирины сохранились воспоминания, как девочкой она копила монетки, чтобы посмотреть такие фильмы, как "Фронтовые подруги", "Музыкальная история" и другие, в которых играла Зоя Федорова.
В 1946 году она вышла замуж за американского моряка и уехала из Китая. Молодые обосновались на Гавайях и со временем у них родилось трое детей. Но семья распалась. Ирина работала в Гавайском университете, когда в 1959 году на русскую кафедру поступила бумага, разъясняющая, какие сведения о себе должны сообщить лица, желающие принять участие в работе Торгово-промышленной выставки. Из числа принятых двадцать пять получили назначение гидами-переводчиками частных промышленных фирм, а остальные семьдесят пять - переводчиками правительственных организаций. Ирина стала работать в частной компании "Пепси-Кола".
На стендах "Пепси-Колы" демонстрировался процесс изготовления напитка, и, пока русские девушки раздавали пробные бутылочки, Ирина и ее американские коллеги вели беседы с русскими посетителями. "Пепси-кола" интересовала их мало. Гораздо больше их интересовало все, что касалось Соединенных Штатов, и с десяти утра до десяти вечера, когда выставка закрывалась, Ирина без устали отвечала на их вопросы.
Она присутствовала в зале, когда шли так называемые "кухонные дебаты" между тогдашним вице-президентом Ричардом М. Никсоном и Никитой Хрущевым, и именно на ее долю выпало переводить их для собравшихся репортеров.
Ирину Керк поселили на пятом этаже гостиницы "Украина". Как и все другие постояльцы гостиницы, она постоянно имела дело с дежурными по этажу, которые работали посменно - двадцать четыре часа в смену. Они сидели за столиками неподалеку от лифта в красных фирменных платьях с синими шарфиками, принимая ключи от тех кто уходил из номера, и вручая их тем, кто приходил. От их внимательного взгляда ничто не ускользало. Ирине показалось, что одна из них, по имени Зинаида, настроена вполне дружелюбно.
Подходил к концу август 1959 года. Еще два дня, и Ирина должна была уехать домой. Каково же было ее удивление, когда, отдавая ей ключи от номера, Зинаида отвела ее в сторонку и пригласила к себе на обед. Ирина с радостью приняла приглашение. Получить приглашение в русский дом было событием из ряда вон выходящим.
Ирина спросила, можно ли ей привести с собой соседку по номеру.
- Нет, нет, приходите одна, - поспешно ответила Зинаида.
Ирине показалось, что Зинаида чего-то испугалась.
Склонившись близко к Ирине, она повторила, сильно понизив голос:
- Приходите одна. И пожалуйста, никому не говорите, что я пригласила вас. Даже друзьям.
- Хорошо.
- Выйдите из гостиницы ровно в семь часов. Я буду стоять на противоположной стороне улицы. Упаси вас Бог показать, что вы меня знаете. Просто идите в том же направлении, что и я, только по своей стороне улицы.
Ирина согласилась.
Без пяти семь она уже стояла у входа в гостиницу. Ровно в семь на противоположной стороне улицы появилась Зинаида и, не останавливаясь, даже не глядя в направлении Ирины, проследовала дальше.
Ирина пошла за ней по своей стороне улицы, краем глаза глядя на нее и стараясь не выпускать из виду. В какой-то момент ей показалось, что она принимает участие в плохом детективном фильме. Она достаточно долго прожила в Москве, чтобы понять, что, приглашая к себе домой американку, Зинаида подвергает себя огромному риску, но ей и в голову не приходило, что за приглашением кроется нечто большее, чем обед.
Зинаида свернула с шумного проспекта в узенькую улочку. Ирина последовала за ней по другой стороне. Наконец дежурная по этажу вошла в темный подъезд. Ирина направилась следом, предварительно оглянувшись и убедившись, что улица пуста. Зинаида ждала ее на лестнице, между двумя пролетами, и провела в свою однокомнатную квартирку. Войдя, Ирина увидела миловидную блондинку и хорошенькую девочку лет одиннадцати-двенадцати с застывшим, напряженным лицом. При появлении Ирины блондинка поднялась. Что-то в ней показалось Ирине очень знакомым.
Зинаида представила их.
- Это Зоя Федорова и ее дочь Виктория.
Перед Ириной вновь возникло лицо из детства.
- Та самая Зоя Федорова? Актриса?
- Вы меня знаете? - воскликнула Зоя, одновременно обеспокоенная и довольная.
Ирина объяснила, откуда знает Зою. У актрисы, казалось, отлегло от сердца. Она подтолкнула Викторию вперед поздороваться с гостьей. Заглянув в бездонные зеленые глаза девочки, Ирина прочитала в них напряженную тревогу, столь странную для такого юного существа. Страдания или обостренное чувство одиночества? Не найдя ответа, она лишь сразу отметила, что девочка очень мало похожа на мать.
Обед прошел легко и непринужденно. Ирину удивило лишь одно: Виктория то и дело поглядывала на мать, словно ища ее одобрения. Зоя в ответ с улыбкой гладила ее по голове, и только после этого Виктория вновь принималась за еду. За весь обед она не произнесла ни слова.
После обеда Зоя велела дочери идти домой и заняться приготовлением уроков. Девочка беспрекословно повиновалась. Весьма церемонно поблагодарив за обед Зинаиду и неуклюже поклонившись Ирине, Виктория ушла.
Зоя помогла Зинаиде убрать со стола. После того, как был подан чай, заговорила Зинаида:
- Вы, наверное, понимаете, как мне хотелось пригласить вас на обед и как это непросто сегодня в России. Я хочу сказать, что вы американка, и...
Зоя наклонилась вперед.
- Зина моя самая близкая подруга. Этот обед она устроила ради меня. Мне необходимо было поговорить с тем, кому я могу полностью довериться.
И она рассказала Ирине о своей любви с Джексоном Тэйтом и о последовавших за этим годах тюрьмы.
- И вот теперь на сердце у меня очень тревожно: если со мной что-то случится, Виктория останется совсем одна. Не могли бы вы разыскать Джексона и сказать ему, что у него есть дочь. И еще, пожалуйста, передайте ему вот это.
Она протянула Ирине фотографию Виктории.
- Девочка что-нибудь знает о нем? - спросила Ирина.
Зоя мотнула головой.
- Нет. Она думает, что ее отец был летчиком, который погиб на войне. Я открою ей правду, если вы разыщете ее отца. Только тогда.
- Вы должны рассказать мне все, что знаете о Джексоне Тэйте, - сказала Ирина. - После стольких лет найти его будет совсем не просто.
- Я знаю о нем очень мало, - пожала плечами Зоя. - Он служил в американском флоте. У него на рукавах были золотые нашивки. Во время войны он был прикомандирован к вашему посольству в Москве.
- В каком звании он был в то время? Он никогда не упоминал, в каком штате живет?
- Нет, - покачала головой Зоя. - А если и упоминал, я не помню. Но на рукавах у него были золотые нашивки. Уверена, их было больше одной.
- Хорошо, - сказала Ирина. - Как только я вернусь домой, я пошлю запрос в военно-морское министерство. Они должны знать. Но как мне сообщить вам об этом?
- Только не пишите мне, - торопливо сказала Зоя. - Лучше Зине на адрес гостиницы.
Она взглянула на Зину, словно спрашивая разрешение.
- Пожалуй, можно, - сказала Зинаида. - Вы ведь так долго жили у меня на этаже. Но только открытку. Письмо может вызвать подозрение. Пишите лишь в том случае, если найдете его. Напишите, что по дороге домой заехали в Париж. Париж вам очень понравился, но Москва - больше. Думаю, администрации гостиницы ваше послание придется по вкусу. А мы будем знать, что вы его отыскали.
Ирина согласилась. Когда пришло время уходить, Зоя предложила немного проводить ее. Зина была против. Американцев бывает так легко узнать по одежде. Но Зоя настаивала. Она будет осторожна.
На улице Зоя, оглядевшись по сторонам, сунула Ирине в руку клочок бумаги.
- Что это? - спросила Ирина.
- Мой адрес и номер телефона. Если вы снова приедете в Москву, пожалуйста, свяжитесь со мной.
Ирина смутилась.
- Но мне показалось, что вы не хотите этого.
- Писать не надо, - сказала Зоя. - Но если вы когда-нибудь будете здесь, зайдите ко мне. Если меня не будет, значит, она предала меня.
- Зинаида? Ваша лучшая подруга?
- Только ей знать - так это или нет. - Зоя печально улыбнулась, беспомощно разведя руками. - Я до конца ей не доверяю.
Как только показались огни проспекта, Зоя попрощалась и ушла.
А Ирина Керк через несколько дней вернулась на Гавайи.
Она тут же направила письмо в Вашингтон, округ Колумбия, в Министерство военно-морских сил США:
Господа,
Буду вам безмерно признательна, если вы сообщите мне адрес Джексона Тэйта. В 1945 году он, будучи морским офицером, был прикомандирован к американскому посольству в Москве. Его прежнее и нынешнее звания мне неизвестны.
Искренне ваша,
Ирина Керк.
Ответа она не получила. Прождав месяц, она написала снова, не зная, куда обратиться дальше. И снова не получила ответа. После этого она еще несколько раз, иногда с интервалом в несколько месяцев, писала в Министерство военно-морских сил Все ее письма остались без ответа.
Прошло время. То ли работа в университете, то ли проблемы с воспитанием троих детей стали причиной того, что вечер, проведенный в квартире Зинаиды, постепенно отошел на задний план.
ДЖЕКСОН ТЭЙТ
К 1959 году Джек Тэйт уже девять лет как был в отставке. Он принял решение уйти в отставку сразу после того, как его перевели из Терминал-Айленда в Аламеду, штат Калифорния, на должность командира военно-воздушной базы.
10 марта 1949 года он стал контр-адмиралом Джексоном Роджерсом Тэйтом. Что и говорить, это его обрадовало, но не более того. Джек Тэйт всегда был в ладу с логикой и никогда не выплескивал наружу своих эмоций. Звание контр-адмирала он принял не как признание своих заслуг, скорее, как личное достижение - результат многолетних трудов. В конце концов, далеко не каждому дано начать службу в военно-морских силах матросом второго класса, а закончить контр-адмиралом.
К тому же у Джека не было никаких иллюзий относительно своего нового назначения. Вряд ли оно многим пришлось бы по душе. Джек сам выбился наверх и никогда не принадлежал к военно-морской элите. А тех, кто получал высокие звания, не будучи выпускником военно-морской академии в Аннаполисе и частью истеблишмента, такое назначение вряд ли могло порадовать.