Мы недоуменно уставились на них. Потом осторожненько, словно боясь, что они лопнут, потрогали.
В маминых глазах стояли слезы.
- Сегодня на ужин, - объявила она, - у нас будет мясо! И апельсины!
Только представить себе - мясо и апельсины в один вечер! А еще сыр и яблоки - никогда в жизни я ничего такого не пробовала. В нас словно бес вселился. Даже мама поддалась общему настроению. А Юра сочинил песенку про мясо и апельсины, и, взявшись за руки, мы закружились в хороводе вокруг стола.
Мама первая топила из игры, плюхнувшись, тяжело дыша, на стул А мы с Ниной продолжали, словно дикари, плясать вокруг стола, пока нас не остановила мама.
- Все, кончайте свои сумасшедшие пляски! Не ровен час заболеете - то-то будет обидно, ведь нас ждет такой чудесный ужин.
Я никак не могла распробовать и решить, нравится ли мне мясо. Уж очень оно странное на вкус. Зато апельсины завоевали мое сердце мгновенно. Я даже не выбросила кожуру, а положила ее в карман, чтобы, когда захочется, понюхать ее.
В тот вечер я впервые в жизни наелась досыта. Клонило в сон, по телу разлилась теплота. Удивительно приятное ощущение.
И тут мама вспомнила про письмо. По мере того как она читала его, лицо ее омрачалось.
- Что-то случилось с тетей Зоей? - спросил Юра.
Мама покачала головой.
- Тетя Зоя пишет, что ей очень одиноко. Она живет там совсем одна, детей у нее нет. Жалко ее, правда?
- Может, еще будут, - предположила я.
Мама печально улыбнулась.
- По-моему, как-то нехорошо получается: у тети Зои совсем нет детей, а у меня трое. Несправедливо. Придется, наверно, отдать ей кого-нибудь из вас.
И заплакала. Не знаю почему, но я сразу поняла, что она отдаст меня этой странной тете. Я вcкочила со стула и бросилась к окну, дальше, дальше от стола.
Мама посмотрела мне вслед.
- Вика, ты не хочешь пожить в Москве с тетей Зоей? Доставишь ей большую радость, а уж любить она тебя будет всем сердцем, я уверена.
Я задохнулась в рыданиях.
- Ты выбрала меня, потому что со мной вечно что-то случается. Ты решила отделаться от меня! Ты меня не любишь!
Мама подошла ко мне и прижала к груди.
- Ты не права, Вика. Я люблю тебя всем сердцем, всей душой. Я совсем не хочу отделаться от тебя. Просто ты самая младшая. На тебе меньше всего сказались тяготы жизни. Поэтому тебе легче всех будет начать новую жизнь, приспособиться к новым условиям. У тети Зои тебе будет хорошо. Она станет любить тебя не меньше, чем я.
Я прижалась к ней.
- Нет, нет, ну пожалуйста, мама, не отсылай меня. Мне не нужна новая мама.
Мама погладила меня по волосам.
- Ш-ш-ш, девочка, ш-ш-ш. Какая новая мама? Раз я сейчас твоя мама, значит, и навсегда ею останусь. Мы расстанемся совсем ненадолго. Ведь Зоя - тоже наша семья, и, когда мы с Юрой и Ниной вернемся в Москву, мы снова будем все вместе.
Я растерялась. Выходит, она отсылает меня, но на самом деле - не отсылает, потому что совсем скоро мы снова будем все вместе.
Мама продолжала:
- Ладно, не стоит сейчас ничего решать. Я еще подумаю, да и ты подумай, хорошо, Вика?
После этого между мамой и тетей Зоей начался активный обмен письмами и телеграммами. Что в них было, мама никогда не рассказывала. Но все чаще и чаще заговаривала о возвращении в Москву. Предполагалось, что это произойдет летом, когда Юра закончит курс в техникуме.
- К тому же не могу же я вот так с бухты-барахты бросить работу. Была бы ты чуть постарше, Вика, ты бы поехала в Москву на весенние каникулы и все подготовила бы к нашему приезду. Остановилась бы у тети Зои. Но тебе ведь только девять. Боюсь, ты еще слишком мала, чтобы со всем за нас справиться. Да и ехать в Москву одной на поезде...
- А ты разве не помнишь, - прервала я ее, - как я одна ездила в Москву к тете Клаве и дяде Ване, а ведь тогда я была совсем маленькая.
Мама удивленно всплеснула руками:
- А ведь и правда! Надо же, совсем забыла.
- Если тетя Зоя поможет, я справлюсь и все-все приготовлю к вашему приезду.
Мама задумалась.
- Даже не знаю. Это ведь такая большая ответственность.
Я запрыгала по комнате.
- Да справлюсь я! Справлюсь!
Мама поцеловала меня в лоб.
- Ну что ж, может, и справишься. Я еще подумаю.
А я для пущей убедительности крепко прижалась к ней, не догадываясь, что в точности следую разработанному мамой и тетей Зоей плану.
Как-то мама спросила:
- Виктория, куда ты подевала свою дурацкую шапочку?
Это была коричневая шапка с помпоном, который чуть не на полметра торчал над головой. Я себя чувствовала в ней Буратино или гномом. Мне она нравилась.
- Совсем она не дурацкая, - ответила я, вытаскивая шапку из-под кровати.
Мама согласно кивнула.
- Я напишу тете Зое, что ты будешь в ней, когда сойдешь в Москве с поезда. Так ей легче будет тебя узнать.
- Значит, я еду?
Мама улыбнулась.
- Да. Я хорошо все обдумала и твердо уверена, что с помощью тети Зои ты сделаешь все, что необходимо.
Я обвила ее шею руками и поцеловала.
Когда мы шли к вокзалу, меня распирало чувство гордости. У меня не было и тени сомнения, что люди оглядываются и глазеют на меня исключительно потому, что я несу маленький чемоданчик с двумя моими платьями и едой на дорогу, а это значит, что я еду в Москву совсем самостоятельно. Мне и в голову не приходило, что всему виной моя шапка с помпоном.
- Не забудь, - наставляла меня мама, - надеть шапку, когда будешь выходить из поезда, чтобы тетя Зоя могла узнать тебя. И никуда не отходи от своего вагона, потому что я пошлю тете Зое телеграмму с его номером. Обещай, Вика.
- Обещаю. - Поцеловав Юру и Нину, я повернулась к маме. Она вытирала платочком слезы.
- Не беспокойся, мама. Я обязательно подыщу для нас хорошее жилье.
Наклонившись, она поцеловала меня, крепко прижав к груди. Показалось ли мне, что, уткнувшись в нее лицом, я расслышала, как она сказала:
- Может, ты в последний раз - моя дочь.
Но поскольку я не углядела в ее словах никакого смысла, они тотчас же вылетели у меня из головы.
Подошел состав, и Юра помог мне забраться в вагон. Я нашла место у окна и махала им, махала, пока они не исчезли из виду. Мельком вспомнила слезы мамы. Чего это она? В конце концов, речь идет всего о каких-то двух месяцах, а потом мы снова будем все вместе.
Открыв свой маленький картонный чемоданчик, я достала еду, которую дала мне с собой мама. Поверх платьев лежало запечатанное письмо, адресованное тете Зое.
ЗОЯ
- Я умру. Я знаю, этим утром я умру. Вот послушай, как бьется сердце, вот-вот разорвется.
Русланова рассмеялась, продолжая укладывать ее волосы.
- Ерунда, Зойка. Уж если ты не померла во Владимирке, то от счастья и вовсе не умирают. Погляди-ка лучше на себя.
Зоя подошла к зеркалу. На ней был новый, отлично сшитый темно-синий костюм. Туфли на высоких каблуках подчеркивали стройность и изящную линию ног. Не зря на все это ушла большая часть из тех трех тысяч семисот рублей, которые ей выплатило правительство - десятая часть стоимости имущества, конфискованного после ее ареста.
- Ну, что скажешь? - спросила Зоя.
- Ты выглядишь прекрасно. Поразишь свою дочь.
- Не думаю. Я смотрю в зеркало и вижу старую бабу. И она увидит то же самое.
Русланова подушила ее своими духами.
- Ты сегодня какая-то ненормальная. Москва до сих пор помнит и любит тебя. Почему ты боишься, что не понравишься ребенку? По-твоему, в Петропавловске она видела одних красавиц?
В дверь просунул голову генерал Крюков.
- Неужели вы столько лет ждали этого дня, чтобы опоздать к поезду? Пора ехать.
Зою била нервная дрожь.
- Я так боюсь. Что, если я ей не понравлюсь?
Русланова засмеялась.
- Да почему ты ей не понравишься?
Она подошла к гардеробу, достала из него свою меховую шубку и протянула ее Зое.
- Надень.
Зоя наотрез отказалась, но Русланова стояла на своем.
- Если ей предстоит стать дочерью кинозвезды, так пусть и увидит кинозвезду.
Генерал велел шоферу ехать на Казанский вокзал. Ехали в полном молчании. Зоя нервно вертела в руках сумочку, каждые несколько минут открывая ее и перечитывая телеграмму Александры, в которой она сообщала номер поезда и номер вагона Виктории. Потом снова и снова вытаскивала зеркальце и рассматривала лицо, устраняя несуществующие изъяны.
На вокзале выяснилось, что поезд опаздывает на четыре часа.
- Если вы не против, я оставлю вас, а потом вернусь, - сказал генерал. - Но если хотите, шофер отвезет вас домой.
Зоя замотала головой.
- Нет, я уж лучше останусь тут, вдруг поезд придет чуть раньше.
Она принялась ходить взад-вперед по вокзалу, не отходя далеко от перрона, на который должен был прибыть поезд. Время тянулось мучительно медленно. Если поезд скоро не придет, я сойду с ума, думала Зоя, прямо здесь, на вокзале.
Она не отдавала себе отчета, что чуть не двадцатый раз подходит к справочному бюро, пока мужчина в окошечке не ответил ей, не дожидаясь вопроса.
От артрита, который она заполучила в тюрьме, заныли колени. Она присела на скамейку, но ненадолго, даже боль не удержала ее на месте. Через несколько минут она вскочила и снова зашагала по платформе. Потом в очередной раз направилась к справочному бюро, а когда мужчина ответил, что поезд опаздывает на четыре с половиной часа, сердце у нее упало.
Зоя вернулась к скамейке и снова села. Посмотрела на себя в зеркальце. На лице выступил пот, кое-где виднелись следы пудры. Она вытерла лицо носовым платком и заново попудрилась.
Вернулся генерал. Узнав, что до прихода поезда осталось полчаса, он сказал:
- Я, пожалуй, подожду в машине. Наверно, вы предпочли бы встретить ее одна?
Это был вопрос, но Зоя не знала, что ответить. С одной стороны, она, конечно же, предпочла бы одна встретить Викторию, но, с другой, безумно этого боялась. Что, если она увидит на лице ребенка разочарование?
Но генерал уже ушел. Усилием воли Зоя заставила себя остаться на скамейке, но глаза ее были прикованы к перрону, к которому должен был подойти поезд Виктории. И вдруг далеко-далеко на железнодорожном пути она разглядела маленькую черную точку. Вот она все ближе и ближе. У нее перехватило дыхание, руки задрожали. А потом она и вовсе перестала что-нибудь видеть, все расплылось от набежавших слез. Достав платок, она вытерла их. Не может же она из-за слез пропустить этот момент. И ни за что не предстанет перед дочерью зареванной старухой.
Поезд медленно вполз под своды вокзала. Зоя стояла в самом начале перрона. Двери вагонов открылись, появились первые пассажиры. Зоя оглядела состав от головы до хвоста. Где же девочка в дурацкой шапке?
Но тут перрон заполнился выходящими из вагонов людьми, и она уже не могла разглядеть дальних вагонов.
ВИКТОРИЯ
Когда тетенька сказала, что мы уже в Москве и поезд стал замедлять ход я встала, стряхнула с платья крошки и надела пальто. Потом поблагодарила тетеньку за пирожок, которым она меня угостила.
Надев шапку с помпоном, я погляделась в вагонное окно, проверяя, достаточно ли хорошо выгляжу, чтобы понравиться тете Зое. Я отряхнула пальто и несколько раз прикусила губы, чтобы они покраснели, - я видела, так делают девочки постарше.
Поезд остановился, и все заторопились к выходу. Я подождала, пока почти все вышли на перрон, а потом взяла свой картонный чемоданчик и тоже вышла из вагона. Распрямив шапку, чтобы она стояла торчком, я двинулась вперед, но сразу вспомнила, что мама наказала мне не отходить от вагона.
Мимо двигалась толпа людей. Я поискала глазами кого-нибудь, кто бы напоминал мою тетю, но никого подходящего не увидела. Толпа понемногу редела, и тут я увидела бегущую по платформе женщину, которая заглядывала в лица прохожих. На ней была меховая шубка, точь-в-точь Такая, как на той красавице, которую я когда-то поджидала на скамейке в Петропавловске. Только эта женщина была еще красивее.
Вдруг она увидела меня и остановилась. Потом кинулась ко мне. Когда она подбежала ближе я увидела, что она плачет.
- Виктория? - спросила она.
Я кивнула. Мне понравился ее голос.
- Тетя Зоя?
И вдруг ее укутанные в меха руки обняли меня, и я испугалась, что она меня раздавит. Я почувствовала, как мне на лицо капают ее слезы, и даже сквозь шубку ощутила, что она вся дрожит.
Она опустилась передо мной на колени, заглядывая мне в лицо и стряхивая с ресниц слезы, чтобы лучше видеть.
- Да, - сказала она. - Да.
Я не поняла, о чем она, мне было стыдно, что она стоит на коленях и плачет. Мимо шли люди, оглядывались на нас, но она, казалось, не замечала их. Стояла на коленях и смотрела на меня. Потом прижала к себе и осыпала поцелуями лицо. И вдруг пошатнулась и стала падать - прямо на меня. Я едва-едва успела подхватить ее, чтобы она не ударилась лицом о платформу.
- Тетя Зоя! - крикнула я. Я испугалась, что она умерла.
- Все в порядке. Все в порядке. - Тетя Зоя приложила платок к глазам, из которых катились слезы. Она улыбнулась. - Прости, Вика, но для меня это такой момент, что и не рассказать. Ты ведь даже не знаешь, что все это значит и кто я такая.
Обращается со мной, как с малым ребенком, подумала я.
- Но я же знаю, кто вы. Вы моя тетя, тетя Зоя, мамина сестра.
Казалось, от моих слов слезы потекли еще сильнее. Покачав головой, тетя печально улыбнулась.
- Я больше, чем сестра твоей мамы. Ладно, пойдем.
Я не позволила ей нести мой чемоданчик, но последовала за нею. Всю дорогу я безуспешно пыталась понять смысл сказанных ею слов.
Все это очень странно. И почему она плачет? Мама плакала, когда я садилась в поезд, и вот теперь тетя Зоя тоже плачет, только еще сильнее.
А по мне, так плакать вовсе и не о чем.
КНИГА ПЯТАЯ
ВИКТОРИЯ
Должно быть, мамино письмо, которое я привезла, было не очень приятно тете Зое, но она вынуждена была с ним согласиться. И я, естественно, узнала его содержание лишь значительно позже.
Тебе следует с большой осторожностью выбрать время, когда открыть ей правду, кем ты ей приходишься. Она ребенок крайне ранимый и нервный, и мне кажется, не сразу смирится с тем, что у нее есть еще одна мама, кроме меня. Постарайся подготовить ее к этому психологически и эмоционально, чтобы не травмировать ее на всю жизнь.
Тетя Зоя ограничилась тем, что попросила меня называть ее просто Зоей, без "тети". Мне это показалось странным, но я согласилась.
Все, что происходило дальше, тоже казалось мне странным, хотя я никак не могла уяснить, что вызывает мое беспокойство. Часто при одном взгляде на меня у Зои из глаз начинали катиться слезы. А уж любила она меня так, как - по моему мнению - ни одной тете не снилось. Стоило мне проснуться утром, она кидалась ко мне и начинала обнимать и целовать, а у самой в глазах снова стояли слезы. А иногда вдруг ни с того ни с сего принималась целовать меня и днем. Если ей случалось на час-другой отлучиться по делам из дома, она с неохотой и тревогой оставляла меня в квартире Руслановой одну, хотя за мной всегда могла присмотреть домработница. От всего этого голова шла кругом. Уж если она так сильно меня любит, почему ни разу не приехала повидаться в Петропавловск?
Я подозревала, что за всем этим что-то кроется, но что именно - очень долго и представить себе не могла. Пока однажды не вспомнила слов тети Зои на вокзале: "Я больше, чем сестра твоей мамы", и в голову сразу же полезли разные мысли.
Первое время мы жили у Крюковых, и, хотя они были очень добры и гостеприимны, это был не самый удачный вариант. Я отличалась весьма необузданным нравом, у них же вся квартира была заставлена красивыми, хрупкими безделушками. Я еще не понимала ценности хрусталя и картин великих мастеров. Если мне хотелось поиграть в мяч, подаренный тетей Зоей, остановить меня было почти невозможно. А когда от всего этого непонятного великолепия становилось совсем невтерпеж, я залезала под стол, категорически отказываясь покинуть свое убежище.
Спустя несколько недель Зое пришлось, как это ни было для нее тяжко, отправить меня жить и учиться к тете Клаве и дяде Ване.
Но она почти каждый день навещала меня, частенько приносила подарки - то платье, то куклу. Она баловала меня, а мне это, конечно, нравилось. К тому же мало-помалу я начинала любить ее. Так уж сложилась моя жизнь, что мне всегда не хватало любви, а тут вдруг объявилась тетя, которая предлагала ее в избытке.
Кроме того, мне очень недоставало мамы, Юры и Нины. Когда они приедут в Москву? Где будут жить, если я до сих пор не подыскала им жилья? Но в ответ на все мои вопросы Зоя лишь целовала меня и просила ни о чем не беспокоиться.
- Придет время, и все образуется. Правительство обязательно даст им квартиру. Я не думаю, что они приедут раньше лета, ведь Юра и Нина учатся, а у Александры работа.
Я безоговорочно верила ей, хотя что, собственно, я о ней знала? Только то, что она мамина сестра. Она говорила, что раньше была актрисой, а потом какое-то время не работала, но надеется, что, как только получит необходимые документы, снова будет сниматься в кино.
Беда, что на это требуется время, уж очень много людей оказались сейчас в таком же положении и ждут, как и я, документов.
Как правило, Зоя приходила около четырех, после моего возвращения из школы. Уже два месяца, как я жила в Москве. И вот однажды Зоя не пришла. Меня это ничуть не обеспокоило. Наверно, что-то задержало ее.
А тут еще тетя Клава велела отложить учебники и подойти к ней. Я подошла.
- Мне надо поговорить с тобой. Тебя никогда ничего не удивляло в тете Зое? Совсем ничего?
Я осторожно ответила:
- Нет, - не очень понимая, куда она клонит. Если я поделюсь с ней своими мыслями о тете Зое, она либо рассердится, либо сочтет меня сумасшедшей.
Тетя Клава взяла меня за руку.
- Не стану посвящать тебя во все подробности, на мой взгляд, ты еще не доросла до них. Но одно ты должна знать: все эти годы, что ты не виделась с тетей Зоей, она вовсе не жила в маленьком городке. Она провела их в тюрьме. Куда попала по ошибке.
Я ждала. По тому, как она сжала мою руку, я поняла, что это еще не все.
- Ты была совсем крошкой, а она сидела в тюрьме и не могла сама растить тебя, потому тебя и взяла к себе Александра. На самом деле Александра не твоя мама. Она твоя тетя. Твоя мама - Зоя.
Я молчала. Тетя Клава внимательно смотрела на меня.
- С тобой все в порядке? Ты все поняла?
Я кивнула.
- Да, в порядке. Мне кажется, я уже давно догадывалась об этом.
- Каким образом?
- Сама не знаю. Наверно, почувствовала.
Я все еще сидела рядом с тетей Клавой, когда раздался стук в дверь. Тетя Клава пошла открывать. На пороге стояла Зоя, нервно переводя обеспокоенный взгляд с меня на тетю Клаву.
Я поднялась:
- Мама.
Она бросилась ко мне, обняла, и мы обе разревелись. А когда чуть-чуть пришли в себя, она спросила, заглядывая мне в глаза:
- Все хорошо?