- Это Джек Тэйт. Простите, что звоню в столь поздний час, но вы единственная, кто все знает.
- Да? - Она подумала о своих детях и пожалела Джека Тэйта. Каково это, смотреть в шестьдесят пять лет на фотографию ребенка, знать, что это твоя Дочь, и понимать, что, скорее всего, ты никогда в жизни ее не увидишь?
- Вы, наверное, поняли, что я не совсем трезв. Передо мной фотография Виктории - она вылитая моя мать.
И принялся рассказывать историю своей любви к Зое, которую она уже и без того хорошо знала. Он рассказывал ей об их встрече уже со своей точки зрения, добавив несколько фактов, о которых Зоя не могла знать. Свой долгий монолог он завершил вопросом:
- Айрин, что мне делать?
- Что вам подсказывает сердце? - спросила Ирина. - Я же не знаю, как вы отнеслись к этой новости.
- Наверное, мне надо связаться с государственным департаментом.
- Ни в коем случае, - сказала Ирина. - Вот уж чего не стоит делать! Не обращайтесь ни в какие официальные инстанции. Если вы хотите увидеть Зою и Викторию, поезжайте в Россию туристом. И позвоните ей из телефонной будки, а не из гостиницы.
- Да, да, надо подумать. В данный момент я, весьма возможно, поеду работать в Индию.
Разговор продолжался еще почти полчаса, и чем больше Тэйт говорил, тем больше убеждалась Ирина в том, что он предпринимать ничего не будет. Не потому, решила она, что ему это безразлично, просто он, человек уже пожилой, растерялся, когда прошлое - волшебный сон - предстало вдруг перед ним. Любовь к Зое была прекрасным сном, и он хотел, чтобы так все и оставалось - прекрасная мечта, к которой всегда можно вернуться в воспоминаниях. Если же он поедет в Россию и встретится с Зоей, мечта разобьется о действительность. Действительность же была такова: старик встретил ту, кого некогда любил и потерял, а волшебства, когда-то объединявшего их, больше нет.
Когда он наконец повесил трубку, Ирину охватила печаль. Все! Она выполнила свою миссию и больше не верит в то, что из этого выйдет что-либо путное. Хуже всего, что после исчезновения Зинаиды у нее нет никакой возможности сообщить Зое, что она разыскала ее Джексона, и Виктория так никогда и не узнает, что ее отец жив.
Ну что ж, теперь, теперь все зависит от Джексона Тэйта.
В сентябре 1963 года Ирина Керк уехала в Европу, где полтора года работала над докторской диссертацией. За все это время она ни разу не побывала в России.
Однако их ночной разговор с Джеком Тэйтом, как оказалось, не был последним - ее отношения с ним на этом не завершились. Они так и не встретились лично, но продолжали обмениваться письмами и время от времени перезванивались. Казалось, стремление помочь Зое и Виктории должно было сблизить их, однако сложившиеся между ними отношения оставляли желать лучшего. Эти двое людей никогда не понимали друг друга.
Джек был человеком прямых и решительных действий. Хотя он побывал в Москве, русская душа оставалась для него загадочной. Ирине, до мозга костей русской, хотя она никогда не жила в России, его прямота казалась простодушием и примитивностью. Она понимала, что к русским требуется особый подход. Типично американская прямота и резкость Джека возмущали ее. В русской среде он держался бы как слон в посудной лавке, способный сокрушить все вокруг. Джеку же Ирина казалась несобранной и странной, не знающей, что ей, собственно, нужно. Она опасалась решительных действий, всегда искала какой-то подход. Все это было чуждо и непонятно Джеку Тэйту, привыкшему отдавать приказания и действовать напрямую. Ему казалось, что, выбирая обходной путь, она лишь уводит их в сторону.
Впоследствии, когда Ирина опубликовала свою книгу "Люди русского Сопротивления", он и вовсе стал ее бояться. Она была связана с диссидентами, и он считал, что знакомство с ней может навредить Виктории и Зое.
И хотя все последующие годы в совместных усилиях помочь Виктории они не могли обойтись друг без друга, их отношения не стали теплее. Джек чувствовал, что Ирина не одобряет предпринимаемых им шагов, Ирина же понимала, что Джек не одобряет ее действий. И каждый был по-своему прав.
ВИКТОРИЯ
В 1962 году в шестнадцать лет я окончила школу и, решив стать актрисой, поступила в Студию драматического искусства. Интерес к актерской профессии, скорее всего, возник у меня еще в те времена, когда я ездила с мамой на съемки. Я была уверена, что она с одобрением отнесется к моему выбору. Еще за год до того, заметив мой интерес, она как-то сказала мне:
- Да, я хочу, чтобы ты стала актрисой, но ты должна сама решать. Мне кажется, что помогать тебе не нужно. Нет ничего хуже, чем актриса, обделенная талантом и мастерством. Убедись в правоте своего решения, докажи, что у тебя есть талант, и я всем сердцем буду "за". Ведь я теперь живу тобой, Вика, больше ничем.
При студии был свой театр, на сцене которого я выступала в спектаклях вместе с другими студентами. Однажды к нам в студию, в класс, где я занималась вместе с двадцатью другими студентами, пришла женщина с "Мосфильма". Она построила нас в шеренгу и, проходя вдоль нее, внимательно вглядывалась в каждого. Время от времени она бросала:
- Вот этот, вот эта.
Я оказалась среди тех, кого она отметила.
- Пожалуйста, те из вас, кого я отобрала, - сказала она, - приходите завтра утром на студию, будем решать, что с вами делать. Речь идет о новом фильме, в нем есть несколько ролей...
Она повернулась, собираясь уходить, но мы бросились к ней с расспросами. Оказалось, готовились съемки фильма "До свиданья, мальчики" о драматических событиях российской жизни периода 1938 - 1939 годов, в основу которого лег очень популярный в те годы роман того же названия.
После занятий я кинулась покупать книгу и в тот же вечер прочла ее. Мысленно я, конечно, представляла себя только в роли героини. В ту ночь я не сомкнула глаз.
Придя на следующее утро на студию, я обнаружила, что представительница "Мосфильма" успела побывать не только в нашей школе. В комнате собралось около пятидесяти студентов. Я понимала, что у меня внешность отнюдь не типичной русской девушки, но убедила себя, что в этом и заключается мое главное преимущество. Я так резко отличаюсь от всех, что они обязательно выберут меня.
Но тут в комнату вошел режиссер, и у меня упало сердце. Коротышка, по меньшей мере на голову ниже меня. Сомнений быть не могло: меня он не выберет. Так и вышло. На меня он едва взглянул, проходя мимо, хотя останавливался и разговаривал о чем-то с другими.
Когда он выходил из комнаты, я сломя голову кинулась за ним, крикнув ему вдогонку:
- А как же я?
Он обернулся и посмотрел на меня.
- Как же вы?..
- Вы ведь пригласили меня сюда, я актриса и хочу участвовать в вашем фильме.
Мой напор, казалось, его позабавил.
- Это с вашей-то внешностью и вашим ростом?
Я почувствовала, что краснею. Я и без него знала про свой рост и худобу, но мамулины подружки наперебой расхваливали мою внешность и даже убедили меня в привлекательности. Однако сама я не обольщалась на этот счет. Как выгляжу, так и выгляжу, просто это поможет мне в актерской жизни.
- Чем вам не подходит мой рост и внешность?
Я и сама поразилась своей наглости. Вот сейчас он возьмет и вышвырнет меня из студии. Вместо этого режиссер подошел ко мне.
- Если вы прочли книгу, то знаете, что героиня - девочка маленького роста, живущая на берегу моря. Мне она представляется очень романтичной, лирической. Вы же слишком высокая.
- Но я могу сыграть эту роль.
Режиссер потрепал меня по щеке.
- Забудьте об этом, дорогуша. - Он внимательно поглядел на меня. - Но в картине есть другая роль, которая вполне соответствует вашим данным.
Моим кино-дебютом стала роль одной из двух подружек героини. По сценарию это была вполне хорошая роль, и на мою долю приходилось не так уж мало слов, но когда фильм смонтировали, от них, можно сказать, ничего не осталось. И все же это было начало.
После окончания съемок фильма "До свиданья, мальчики" я сразу же получила роль в картине "Потерянная музыка", который снимался в Ленинграде. На этот раз мне дали одну из главных ролей, но она не требовала большого актерского мастерства. В основу фильма была положена слащавая любовная история, в которой мне отводилась роль восемнадцатилетней девушки. В этом фильме, как, впрочем, и во многих других, где я снималась, во главу угла ставились мои внешние данные и абсолютно игнорировался такой фактор, как талант, который - как мне хотелось верить - у меня был Но это было лишь начало, и я с бесконечной благодарностью воспринимала свою работу. А мамуля очень гордилась мной.
Третья моя картина была и вправду хорошей, быть может, самой лучшей из всех, в которых я снималась. Фильм назывался "Двое" и получил золотую медаль на Московском международном кинофестивале. Я сыграла в нем роль глухонемой девушки и в восемнадцать лет проснулась, как говорят, знаменитой. Мамуля смотрела фильм несколько раз и каждый раз ревела, не в силах сдержать слез.
Фильм прошел по экранам всего мира под названием "Баллада о любви". Мне сказали, что его покажут даже в Соединенных Штатах, и я молила Бога, чтобы его посмотрел мой отец, чтобы он узнал меня и приехал в Москву повидаться со мной.
Потому что, как бы блистательно ни начиналась моя карьера, я ни на секунду не забывала об отце, по-прежнему мечтая о встрече с ним. Я хотела этого больше всего на свете. При этом я почти никогда не упоминала о нем вне стен нашего дома. Открыв мне правду, мамуля взяла с меня слово не рассказывать ни о чем своим друзьям.
- Тебя могут обидеть. Довольно и того, что ты сама все знаешь. Для всех остальных - твой отец летчик, который погиб на войне. Обещай, Вика.
Время шло, вестей от Ирины Керк не было, мне становилось все трудней говорить об отце даже с мамулей. Когда я начинала приставать к ней с вопросами, она поджимала губы, и видно было, что ей это неприятно.
- Вика, пусть будет так, как есть. Ты о нем знаешь, этого достаточно. Либо Ирине Керк не удалось разыскать его, либо он умер.
- Но, мамуля, я не могу этого так оставить, он же мой отец.
Она грустно улыбалась.
- Для меня он тоже много значил, но за всю жизнь я не получила от него ни строчки. И вот ведь живу. И ты должна жить.
В тот раз я проплакала, лежа в постели, всю ночь, прижимая к себе его фонарик. Нельзя, чтобы это кончилось вот так, ничем.
Он стал сниться мне по ночам. Один из снов был таким ярким, что, проснувшись, я запомнила его до мельчайших подробностей. Сновидение это прочно вошло в мир моих фантазий, центром которых всегда был отец.
Мне привиделось, будто он в Москве и звонит мне из гостиницы, где остановился. Говорит по-русски, но, как мне показалось во сне, с сильным американским акцентом.
- Виктория, не догадываешься, кто тебе звонит?
- Нет, - ответила я.
- Разве ты забыла, о чем просила Ирину Керк?
Меня как подбросило.
- Не могу поверить!
- Да, да, говорит твой отец. Я здесь, в гостинице, прямо напротив твоего дома.
- Когда я тебя увижу?
Он засмеялся.
- Хоть сейчас, но не говори матери, что я приехал.
- Как я узнаю тебя?
Он снова засмеялся. И столько тепла было в его смехе!
- Не беспокойся, я сам узнаю тебя. Не забудь, мама прислала мне твою фотографию.
Я как сумасшедшая кинулась через улицу к гостинице. К входу вела высокая лестница в несколько маршей. Одним духом я взбежала по ним. Площадка перед входом была запружена людьми, но отца среди них не было. Меня охватила паника. И тут я увидела его - он шел сквозь толпу, которая безмолвно расступалась перед ним.
Он был подтянутым высоким человеком лет пятидесяти. На нем был серый костюм, в руке он держал какую-то газету. Он улыбнулся мне, мы бросились друг к другу, и оба заплакали.
А потом он поцеловал меня и сказал:
- Я очень рад видеть тебя, Виктория. Только не говори ничего маме, мне не хочется огорчать ее. Мне выпал случай провести здесь всего два-три часа, и все. Потом я уеду.
Я снова обвила руками его шею.
- Неужели ты не можешь остаться хотя бы на один день, папа?
Он улыбнулся.
- Нет, законы Советского Союза не позволяют этого. Я приехал, только чтобы взглянуть на тебя. А теперь мне пора.
Он поцеловал меня в лоб, повернулся и исчез в толпе.
Я хотела остановить его, но не могла сделать ни шагу.
Проснулась я вся в слезах, но бесконечно счастливая. Сон остался со мной, став частицей моей жизни. Мне казалось, я на самом деле виделась со своим отцом. Я вплела сон в реальную жизнь, порой приукрашивая его.
Я рассказала некоторым мамулиным подружкам, что повидалась с отцом. Они удивились, но мне удалось убедить их, что я говорю правду. Я даже описала им его. И сказала, что мама ничего об этой встрече не знает, потому что так захотел он. Он с опасностью для жизни пробрался в Советский Союз только для того, чтобы повидать меня.
Многие из них мне поверили, хотя с трудом допускали, что мамуля ничего об этом не знает.
- О, - объясняла я, - у него ведь жена в Америке, а потому он не может остаться здесь. Он приехал только ради меня, потому что любит меня.
Со временем мамуля прознала про мои россказни. Однажды вечером она подсела ко мне. Лицо ее выражало беспокойство.
- Зачем ты все это рассказываешь, Вика? Ты что, не знаешь разницы между сном и реальной жизнью?
- Я видела его, мамуля, так же ясно, как в жизни.
Она улыбнулась.
- Ты увидела его, потому что очень хотела увидеть, вот и вся правда. Но мы обе знаем, что это всего лишь сон. Пусть твой отец и останется в снах, Вика. Только там ему и место.
Я прильнула к ней, и она обняла меня.
- Мне этого мало. Он так мне нужен...
- Знаю, Вика, знаю. Но никому еще не удавалось получить все, что хочется. Очень часто мы не получаем именно того, в чем больше всего нуждаемся. Такова жизнь. Ты знаешь, что у тебя есть отец, ведь ты мечтала об этом. Вот и довольствуйся этим.
Я промолчала. Мне не хотелось обижать мамулю. Но не в моих силах было отказаться от отца. Как можно забыть то, чего у меня никогда не было?
В душе я дала клятву никогда не говорить о нем в присутствии матери.
Роль в популярном кинофильме в восемнадцать лет, люди, узнающие меня на улицах, - в этом было одновременно что-то прекрасное и тревожное. Уж слишком стремительно все произошло, к тому же я понимала, что с актерским мастерством у меня все еще плоховато. Как долго я продержусь на одном таланте? Да и получать роли без диплома тоже будет трудно. На каждую роль, предложенную "вольному актеру", претендует не менее трехсот пятидесяти человек.
Я посоветовалась с мамулей, с другими актерами, мнение которых уважала. Ответ был один: необходим диплом. Получив его, я повышу и мастерство, и зарплату.
Я подала заявление в Институт кинематографии, единственное в этом роде учебное заведение на весь Советский Союз. Конкурс при поступлении всегда бывал очень высок, в нем принимали участие сотни абитуриентов. В тот год, когда я поступала, на каждое из девятнадцати мест было триста шестьдесят претендентов.
Я занималась так, как никогда прежде, успешно сдала экзамены по общеобразовательным предметам и прошла четыре прослушивания, необходимых для поступления на актерский факультет.
Меня приняли в институт, где мне предстояло пройти четырехгодичный курс обучения.
Какое-то время я думала только о занятиях в институте и мечтала о встрече с отцом.
ДЖЕКСОН ТЭЙТ - ИРИНА КЕРК
Пока Ирина Керк жила в Европе, работая над докторской диссертацией, Джексон Тэйт и Хейзл Калли поженились. Вскоре после свадьбы они переехали в Орандж-Парк в штате Флорида.
Летом 1966 года у Ирины Керк вновь появилась возможность съездить в Россию с группой студентов. Поскольку на этот раз она твердо решила разыскать Зою и Викторию, она написала Джеку, спрашивая, нет ли у него каких-либо поручений. Письмо вернулось с пометкой: "Возвратить отправителю. Адрес получателя неизвестен". Ирина позвонила в Вирджиния-Бич, но оператор сообщил ей, что номер отключен. Это озадачило Ирину. Джексон Тэйт снова исчез.
С того момента, как Ирина положила на рычаг трубку, начался отсчет почти пятилетнего перерыва в их контактах. С того же момента вся история приобрела какой-то странный, необъяснимый характер.
Джек и Хейзл утверждают, что установить с ними связь было проще простого. Они оставили на почте свой новый адрес, и, насколько им было известно, вся корреспонденция, поступавшая на их имя в Вирджиния-Бич, аккуратно пересылалась им по новому адресу. Более того, Джек отчетливо помнил, что в одном из телефонных разговоров с Ириной он сказал ей, что с ним всегда можно связаться через военно-морское министерство - надо только отправить туда письмо с просьбой препроводить его адресату. Но она ни разу не воспользовалась этой возможностью, и Джек так никогда и не выяснил почему.
Со своей стороны Ирина не переставала ломать голову, почему Тэйт палец о палец не ударил, узнав от нее о существовании дочери. Ответ, скорее всего, следовало искать в особенностях характера Джексона Роджерса Тэйта. Дело не в том, что он не проявил интереса к судьбе дочери, которую никогда не видел, или будто бы сомневался в своем отцовстве. Он принял новость как непреложный факт с той самой секунды, как Ирина назвала имя девочки. Но ему было уже далеко за шестьдесят, он устал от жизни, давали о себе знать разные хвори. Он не испытывал безразличия к тому, что у него объявилась дочь, но к чувствам Тэйта примешивалось и чувство отстраненности, потому что он никогда не видел ее.
К тому же он просто не знал, что предпринять. Он не верил, что Виктория сможет выехать из России, и был твердо убежден, что самому ему путь туда закрыт. Однажды его уже выслали оттуда, и у него были все основания полагать, что советское правительство об этом не забыло.
Весьма вероятно, что главной причиной, объяснявшей его пассивность, было недоверие, которое он испытывал к Ирине Керк. Оно возникло с самого начала, еще тогда, когда, пытаясь разыскать его, она отправляла письма в военно-морское министерство, ни разу не объяснив причину своих поисков, вместо того, чтобы посылать их на адрес министерства для передачи ему. А ее вопросы: "Вы женаты?", "Говорит ли вам что-нибудь имя Зоя - это еще что за штучки? Разве тот или иной ответ мог хоть как-то повлиять на факт существования его дочери? Почему она вечно крутит, а не действует открыто, напрямую?
Да, Джек не доверял Ирине Керк. Однажды в разговоре с ней он сказал: "Я всегда строго придерживался правил игры. Обучился этому на флоте. В этом мире только таким путем можно избежать неприятностей".
За несколько дней, проведенных со студентами в Москве, Ирине так и не удалось встретиться с Зоей. Наведя справки через своих друзей, она выяснила, что Зоя с Викторией уехали из города на дачу. Узнала она также, что Виктория стала известной киноактрисой, а Зоя вернула себе былую популярность.
Все планы Ирины рухнули. К тому же, уезжая из дому, она не смогла найти бумажку с Зоиным адресом и телефоном, которую актриса незаметно сунула ей в руку при встрече. А здесь, в Москве, она не знала никого, кто мог бы знать их. И боялась - особенно после исчезновения Зинаиды - обратиться за помощью на студию. Спрашивая, пришлось бы назвать себя и навлечь таким образом неприятности на мать с дочерью.