Но говорить об этом время еще не пришло.
- Понимаю, - сказал Генри. - Нам бы хотелось иметь исключительное право на освещение вашей встречи с дочерью, за что мы, разумеется, заплатим. При этом мы гарантируем, что никто не помешает вам, не потревожит при первой вашей встрече...
- "Не помешает", "не потревожит", какая чушь! - перебил Джек. - Это невозможно.
Генри улыбнулся:
- Наметьте свой план, и мы поступим в полном соответствии с ним.
Джек поднялся из-за стола:
- Полагаю, на этом мы и завершим нашу встречу.
Генри оглядел стены кабинета и обратил внимание на фотографию, где еще молодой Джек сидел рядом с человеком, в котором он узнал Джека Каммингса.
Указав на фотографию, Генри заметил:
- Как странно, адмирал, что мне надо было приехать в Оранж-парк, чтобы увидеть у вас на стене фотографию моего друга. Откуда вы знаете Джека Каммингса?
- Вы знакомы с ним? - подозрительно спросил Джек. - Мы с ним старые друзья, еще с тех давних времен, когда я выполнял для студии "Метро-Голдвин-Майер" фигуры высшего пилотажа.
- Конечно, знаком. Я даже с удовольствием позвонил бы ему от вас.
Джек пожал плечами, все еще не скрывая подозрительности.
- Что ж, звоните, если оплатите разговор.
Достав записную книжку и телефонную кредитную карточку, Генри заказал разговор.
- Джек? Говорит Генри Грис, и ты ни за что не догадаешься, откуда я звоню.
Разговаривая с Джеком Каммингсом, Генри краешком глаза наблюдал за Джеком Тэйтом. Выражение лица Тэйта мало-помалу смягчалось, подозрительности как не бывало.
Генри закончил разговор с Каммингсом словами:
- Ну так вот, я встречался с Викторией, у меня даже есть несколько ее фотографий. Когда вернусь в Лос-Анджелес, обязательно позвоню и мы поговорим, хорошо?
Генри Грис и Уильям Дик попрощались с Джеком Тэйтом, поблагодарив за то, что у него нашлось для них время. Ни к какому согласию они так и не пришли.
Вернувшись в редакцию газеты, Генри сообщил, что планы Тэйта равносильны самоубийству. У адмирала нет ни малейшего представления о том, что ждет его самого и Викторию, но вместе с тем он не желает слушать ничьих советов.
- Я выполнил свой долг, - закончил Генри. - Могу я теперь вернуться к статье о парапсихологии?
На что получил решительный отказ. Вместо этого ему предложили встретиться с Джеком Каммингсом и посмотреть, нельзя ли все-таки что-то предпринять.
Генри прилетел в Калифорнию и, пообедав с Джеком Каммингсом в ресторане "Пололондж" отеля "Биверли-Хиллз", убедился, что перед ним именно тот человек, под влиянием которого Джек Тэйт может изменить свои решения. Ибо Джек Каммингс и Джек Тэйт были очень близкими друзьями и именно Джек Каммингс посоветовал Тэйту вызволить Викторию из России.
Генри обрисовал Каммингсу сложившуюся ситуацию и высказал свою личную озабоченность в отношении Тэйта.
- Попробуй прочистить ему мозги. Выглядит он ужасно, а от Виктории я знаю, что он медленно угасает, и теперь, повидав его, я с ней согласен. Зачем ему убивать себя ради этой грандиозной пресс-конференции? Она абсолютно бессмысленна, и проку от нее не будет никакого. Мне думается, только тебе под силу его переубедить.
Джек Каммингс обещал позвонить адмиралу, но только при условии, что "Нэшнл инквайрер" возьмет на себя все расходы по приезду Виктории.
- Мне кажется, тебе лучше повидаться с ним, - сказал Генри. - И убежден, если тебе удастся замолвить словечко за "Нэшнл инквайрер", газета оплатит все расходы.
ДЖЕК ТЭЙТ
Джек не мог не признать, что поведение Генри Гриса ему понравилось. Прилететь во Флориду только для того, чтобы повидаться с ним, - в этом что-то было.
То, что Джек услышал от своего друга, звучало вполне разумно. Генри Грис лично отправится в Россию, выедет оттуда вместе с Викторией и будет сопровождать ее до самой Флориды. Поскольку Виктория никогда не выезжала за пределы Советского Союза, откуда ей знать, как вести себя на Западе и, что особенно важно, как держаться с толпой репортеров, которая ринется за ней по пятам?
Кроме того, "Нэшнл инквайрер" гарантирует Джеку и Виктории возможность провести вместе время в полном уединении и в роскошной обстановке.
Когда договоренность была окончательно достигнута, стороны пришли к соглашению, что "Нэшнл инквайрер" по прибытии Виктории в Соединенные Штаты откроет кредит на ее имя на сумму в десять тысяч долларов - таково было непременное условие Джека Тэйта, который не хотел иметь никакого отношения к этим деньгам. Более того, они обязались оплачивать все расходы - проживание, перелеты, питание, покупку одежды и т.д. в течение тех трех недель, когда газете "Нэшнл инквайрер" будет предоставлено исключительное право на публикацию материалов о воссоединении отца с дочерью. (Можно только гадать, но, скорее всего, исключительное право публикации в течение трех недель обошлось газете не меньше чем в сто тысяч долларов.)
После окончательной утряски деталей между Джеком Тэйтом и юристами "Нэшнл инквайрер" Генри Грис заказал разговор с Москвой и, когда к телефону подошла Зоя, передал трубку Джеку. По воспоминаниям Генри, на него этот разговор произвел тяжелое впечатление. Джек пытался вспомнить те немногие русские слова, которые знал, а Зоя пыталась говорить по-английски. Кончилось тем, что трубку взял Генри и объяснил Зое и Виктории условия соглашения, достигнутого с "Нэшнл инквайрер". Они поняли, что со дня приезда Генри в Москву они в течение трех недель не должны давать ни одного интервью и что по приезде в Америку Виктория проведет три недели с отцом в уединенном месте, которое предоставит им "Инквайрер".
Подписав наконец условия соглашения, Джек поглядел на Генри и усмехнулся.
- Если ей удастся выбраться, все это обойдется вам в кругленькую сумму.
Генри понимал, что, если Виктория не получит визы, соглашение останется пустым звуком и ничего не будет стоить газете.
- Что вы понимаете под словом "если"?1
- Никому не под силу вызволить ее оттуда, - покачал головой Джек.
- Держу пари, я это сделаю.
- На сколько? - спросил Джек.
- На десять баксов.
- Согласен, - сказал Джек, протягивая руку.
Они обменялись рукопожатием.
- А кроме того, если ваша газета надеется сохранить в течение трех недель в тайне от всех других газет мира историю, подобную этой, вы просто сумасшедшие.
- Поживем - увидим! - ответил Генри.
Когда Генри Грис твердо заявил Джеку Тэйту, что вытащит Викторию из Советского Союза, Тэйту тотчас пришла в голову мысль, что Генри не кто иной, как агент КГБ. Кто другой мог бы взять на себя столь решительное обязательство? Эта мысль мало-помалу переросла в его сознании в твердую уверенность.
Генри Грис, вспоминая о своих словах, объяснял, что исходил не из своих возможностей, а из факта полного непонимания Джеком реального положения вещей. Учитывая, что мировая пресса продолжала активно публиковать историю любви американского моряка и русской актрисы в военные годы и о прекрасной дочери, которая мечтает встретиться с умирающим отцом, советское правительство будет вынуждено под давлением мирового общественного мнения рано или поздно выпустить Викторию.
Джек Тэйт в какой-то момент признался Генри Грису, что поверил было в его принадлежность к КГБ. В одну из их последних встреч Генри Грис преподнес Джеку Тэйту письменный прибор - нож для вскрытия конвертов и ножницы в черном кожаном футляре. По всей длине футляра были вытеснены серебряные буквы: "От КГБ с любовью".
ИРИНА КЕРК
Вот некоторые выдержки из двух писем, отправленных Ириной Керк Джеку Тэйту.
31 января, суббота
Я обдумала Ваше любезное приглашение приехать в Оранж-парк вместе с Викторией. На мой взгляд, было бы неплохо провести с ней по приезде неделю-другую. Ей наверняка захочется рассказать Вам о многом, что будет носить слишком интимный характер, и она не сможет поделиться этим с Вами, прибегнув к помощи незнакомого ей переводчика. К тому же по характеру она весьма скрытна. И еще. Поскольку ваша встреча обязательно будет эмоционально напряженной и утомительной, ей наверняка захочется вечером отвести с кем-нибудь душу. Ей будет непривычно оставаться одной в "Кантри-клаб", они очень близки с матерью, и, возвращаясь вечером домой, Виктория всегда делится с ней самым сокровенным. Поэтому, мне кажется, будет лучше, если первое время я буду с ней рядом. Окажите любезность, сообщите мне стоимость пребывания в "Кантри-клаб". Весь 1974 год у меня не было лекций (а это значит, что я получала лишь половинную зарплату), а потому мне придется специально для этого занять денег.
На случай, если репортеры спросят Вас, где именно Зоя провела восемь лет, это была Владимирская тюрьма. Самая страшная тюрьма в мире. Посоветуйте им заглянуть в книгу Марченко "Мои показания".
10 февраля 1975
Конечно же, никто не собирается превращать всю эту историю в источник дохода, но в то же время непонятно, почему нужно наживаться на Виктории? "Нэшнл инквайрер", представители которой недавно посетили Вас, отправила своих корреспондентов в Москву с заданием заключить сделку с Викой. Они предложили ей оплатить авиабилет, номер в гостинице, поездки по Флориде и т.д. в обмен на эксклюзивное интервью. Она ответила, что сначала посоветуется со мной. И так и сделала. Когда мы разговаривали с ней по телефону, я посоветовала ей до приезда сюда не заключать ни с кем никаких соглашений. Это лишь усложнит ей получение визы, к тому же она даже толком не знает, с кем ведет переговоры. Они вчера заявились ко мне (предварительно даже не позвонив), поскольку Виктория сказала им, что решение за мной. Она знакома со мной вот уже пятнадцать лет и доверяет мне, ибо прекрасно знает, что я давным-давно могла бы нажить капитал на этой истории, но не сделала этого, дав слово ее матери. Я поговорила с пришедшим ко мне человеком, объяснив ему, что Виктория купит себе билет сама. Ее отец оплатит все ее расходы, а уж предложений совершить поездку по Флориде будет хоть отбавляй и без них, так что ничего заманчивого в их предложении я не вижу. Он спросил, что могу предложить я. Я ответила, что только в том случае, если она сама решит дать им интервью, и только после ее приезда сюда им следует вернуться к вопросу о вознаграждении.
ВИКТОРИЯ
После пресс-конференции с двумя американскими журналистами телефон трезвонил не умолкая. Как правило, звонили корреспонденты иностранных газет, интересующиеся ходом событий. На все их вопросы я могла ответить лишь одно: жду разрешения на встречу с отцом. Я знала, что характеристика у меня плохая, но все же не теряла надежды.
Разговаривая со мной, мамуля неизменно сохраняла бодрое настроение, но я-то знала, как сильно она обеспокоена. Я сказала ей, что нет никакой причины для волнений, на что она ответила:
- Владимирки ты не видала!
В феврале я получила через Ирину медицинское свидетельство о состоянии здоровья отца и очень обрадовалась, что не умею читать по-английски. Я отнесла его в ОВИР, где мне сказали, что оно им совершенно ни к чему.
- Тогда зачем же его потребовали? - спросила я.
Мужчина пожал плечами.
- Не знаю. Если хотите, мы его приобщим к вашему делу, но в этом нет никакой необходимости.
- Приобщайте, - сказала я и вышла.
Дни походили один на другой и тянулись мучительно медленно. Я не виделась почти ни с кем из друзей, потому что сидела дома в ожидании телефонного звонка. Может, оно и к лучшему - не хотелось знать, сколько моих друзей поняли вдруг, что дружба со мной не так уж и безопасна.
Конечно же, позвонил Коля, не в силах побороть желание помучить меня.
- Проверяю, дома ли ты. Кто знает, долго ли ты еще сможешь отвечать на звонки, наделав столько глупостей.
- Я вешаю трубку!
- Погоди! - закричал он и продолжал уже более мягким тоном: - Послушай, Вика, ты мне так нужна! И я тебе нужен. Вспомни, сколько у нас было хорошего.
- Я помню, сколько было плохого, - сказала я и шмякнула трубку.
Кроме мамули, единственным человеком, с которым я часто встречалась, был Борис, или, как я звала его, Боря, - танцовщик из Большого театра. Милый человек, питавший ко мне самые нежные чувства, он, к сожалению, появился в моей жизни в самое неподходящее время. Он признался мне в любви, был очень добр, но я не могла ответить ему взаимностью. Все мои мысли были заняты отцом, и я хотела лишь одного: чтобы он дожил до нашей встречи.
Медленно текущие февральские дни скрашивали только звонки Ирины. К тому же они были хорошим знаком - раз она дозванивалась до меня, значит, ее звонки пропускали.
От Ирины я узнала, что весь мир читает обо мне и моем желании встретиться с отцом. Москва хранила молчание. Ирина посоветовала мне держаться подальше от газетчиков, которые хотят заключить со мной сделку об эксклюзивном интервью, но я ответила, что этот человек, Генри Грис, уже несколько раз звонил и сказал, что отец подписал соглашение с газетой. Как бы ни любила я Ирочку и ни доверяла ей, я понимала, что мне следует поступать в соответствии с желаниями отца.
В телефонных разговорах Ирина то и дело упоминала имена то Кеннеди, то форда, то сенатора, то конгрессмена - имена людей, которых я и знать не знала. Я каждый раз отделывалась невразумительными возгласами "О-o!" или "В самом деле?", делая вид что все замечательно и я их всех прекрасно знаю. Я понимала, зачем она кидается именами знаменитых людей - конечно, для КГБ, который, по ее твердому убеждению, прослушивал все наши разговоры.
От нее я узнала также, что пишут газеты за пределами моей страны. В одной газете появилось сообщение, что я уезжаю в Сибирь сниматься в новом фильме. Я сказала ей, что это ложь. Я договорилась с директором студии, он пообещал не занимать меня в новом фильме, пока не решится вопрос о моем выезде к отцу.
Ирина поинтересовалась, знаю ли я Джона Линда, с которым до его высылки из России, по мнению газет, у меня были отношения наподобие тех, что связывали моих родителей. Я рассказала Ирине, что с англичанином Джоном Линдом мы действительно дружили, когда вместе учились в институте. Если Джон Линд и был влюблен в меня, то для меня это осталось тайной.
Многие годы я не видела Джона Линда и ничего о нем не слышала, но, когда газеты начали писать обо мне, получила от него очень милое письмо. У него возникла идея приехать в Москву и предложить себя властям в качестве заложника на все то время, пока я буду в Соединенных Штатах. Я написала ему, поблагодарив за проявленную доброту.
На смену февралю пришел март, и мне казалось, я сойду с ума, день ото дня ожидая телефонного звонка с предложением прийти за визой и другого звонка-о смерти отца.
Наконец восемнадцатого марта раздался звонок, и холодный жесткий мужской голос произнес:
- Федорова В.?
-Да.
- Принесите деньги - в рублях - и паспорт. Вам предоставлена виза сроком на три месяца.
Трубку повесили.
На мой крик из своей комнаты, прижимая руку к сердцу, прибежала мамуля.
Я схватила ее и закружила по комнате.
- Виза! Я получила ee!
ИРИНА КЕРК
Ирина ехала в Бриджпорт, штат Коннектикут; где ей предстояло прочитать лекцию в местном храме.
Она неважно себя чувствовала, так и не оправившись после Лос-Анджелеса, и машину вел ее сын Марк. Попросив Марка не выключать радио, она удобно расположилась на заднем сиденье.
Подъехав к храму, он разбудил ее.
- Мама, мы приехали, но тут явно что-то происходит.
Еще не проснувшись как следует, она выглянула в окошко и увидела толпу людей. Едва она отворила дверцу машины, к ней подбежал мужчина с магнитофоном и микрофоном в руках.
- Доктор Керк, - обратился он к ней, - какова ваша реакция?
- На что?
Мужчина поднес микрофон поближе:
- Вы хотите сказать, что ничего не знаете?
- Не знаю.
- Виктория получила визу.
Ирина заплакала.
Вернувшись домой, она тут же заказала Москву. Зоя объяснила, что Виктории нет дома, бегает по всяким делам, связанным с визой. Женщины поболтали о радостном событии, и Зоя сказала, что, вернувшись домой, Виктория позвонит ей.
Ирина попыталась дозвониться до Джека Тэйта, но его телефон был все время занят. Она понимала почему. У нее самой телефон звонил почти безостановочно, друзья поздравляли, репортеры просили интервью.
Виктория позвонила на следующий день.
- У меня просто замечательный отец, - сказала она. - Он посылает сюда Генри Гриса, но вы никому об этом не рассказывайте. Отец оплачивает ему билет, чтобы он забрал меня отсюда. Отец не хочет, чтобы я летела одна.
Очевидно, Виктория не до конца поняла суть заключенной с газетой сделки.
- Вика, это означает, что я не увижу тебя, - воскликнула Ирина.
- Как - не увидите? - в голосе Виктории прозвучали нотки обиды и раздражения. - Вы ведь обещали встретить меня в аэропорту.
- Да, обещала. Но Грис и его люди даже близко не подпустят меня к тебе.
- Как так? Они что, думают, что везут тряпичную куклу? Я им кое-что скажу. Я уже объяснила Генри Грису, какую огромную роль сыграли вы в моей жизни, что, если б не вы, ничего вообще бы не было. Я знаю, он понял.
Ирина постаралась успокоить ее. Очевидно, командовал всем Генри Грис, зачем же огорчать Викторию? Все кончено.
Повесив трубку, она снова набрала номер Джека. Ответил незнакомый мужской голос:
- Сожалею, но вы не сможете поговорить с ним.
- Я не репортер. Мое имя Ирина Керк.
- Вы не сможете поговорить с ним.
- Почему?
- Послушайте, леди, я всего лишь исполняю приказ.
Раздался щелчок, телефон отключился.
Ирина продолжала сидеть, держа в руке трубку и вслушиваясь в доносящийся по линии гул. Она была потрясена. Шестнадцать лет неустанной работы, наконец момент триумфа, - и она оказывается совершенно оттеснена.
Больше она никогда не разговаривала с Джексоном Роджерсом Тэйтом. Но первого апреля 1975 года получила от него письмо.
Дорогая Айрин,