Строго следя за политическим лицом подчиненных, нарком обращал много внимания и на их деловые качества, предупреждал контролеров против бездумного увлечения возможностью карать, требовал разбираться с выявленными нарушениями без торопливости, при участии проверяемых должностных лиц. С теми, кто эти требования не выдерживал, расставался. Так, в декабре 1940 года был снят с должности и уволен из НКГК главный контролер по Народному комиссариату торговли Г. Я. Удрас. Во время проверки состояния торговли и общественного питания на заводах оборонной промышленности, проводившейся по поручению ЦК ВКП(б), он проявил недобросовестность и необъективность.
Мехлис проявил ясное понимание того, что контролерские функции качественно сможет исполнять только квалифицированный работник. Учитывая недостаточно высокий образовательный уровень контролерского состава, а также то обстоятельство, что многие приходили на эту работу из других сфер деятельности, нарком неоднократно давал указания о дополнительной учебе подчиненных. Одним из своих первых приказов он утвердил порядок изучения работниками наркомата основ бухгалтерского учета, экономики и финансов. По прошествии нескольких месяцев было признано необходимым поднять уровень таких занятий. Для старших контролеров, контролеров и их помощников вводился техминимум с последующей сдачей зачетов по основам бухгалтерского учета, финансам, кредиту и их планированию, основам хозяйственного и уголовного права и другим дисциплинам.
Несмотря на значительные усилия, заполнение вакансий все время шло трудно. Не хватало руководителей (главных контролеров и их заместителей), недоставало наиболее массовой категории специалистов - контролеров, в течение длительного срока не удавалось укомплектовать группу ревизоров, состоявших непосредственно при наркоме для выполнения оперативных заданий. На 1 января 1942 года центральный аппарат был заполнен всего на 60 процентов (при том, что в армию с началом войны было призвано не так уже много - 141 человек), а укомплектованность контролерским составом оказалась еще ниже - от 40 до 60 процентов.
Особую тревогу у Мехлиса, и не без основания, вызывало положение дел с кадрами в союзных республиках, особенно в тех, которые лишь недавно обрели такой статус. Как докладывал ему начальник организационно-инструкторского отдела НКГК СССР Ортенберг, совершивший в марте 1941 года инспекционную поездку в прибалтийские республики, в тамошних наркоматах госконтроля царил, по сути, развал. В Эстонии и Литве не было осуществлено ни одной ревизии или проверки, в Латвии они хотя и проводились, но затрагивали незначительные проблемы непроизводственной сферы. Наркомы к выполнению своих функций оказались непригодны. Штаты были засорены выходцами из буржуазных партий, бывшими офицерами старой армии, кулаками.
Союзный нарком принял решение срочно подобрать опытных контролеров для постоянной работы в наркоматах госконтроля прибалтийских республик, командировать туда группу для проведения совместных проверок и ревизий, а от наркомов потребовал решительно перестроить работу, прежде всего, приняв меры к срочной очистке аппарата наркоматов от антисоветских и враждебных элементов.
Нарком не ждал, пока завершится процесс формирования подчиненных ему коллективов, а сразу же ориентировал подчиненных на практические проверки и ревизии. На первых порах они, правда, носили во многом случайный характер, охватывали в основном столичный регион, касались локальных вопросов, например, разбазаривания кожевенных товаров в системе Наркомата легкой промышленности РСФСР и подчиненной ему фабрики "Парижская коммуна", срыва ввода в строй импортного прокатного стана в Московском институте стали им. Сталина, незаконного получения средств на дотацию питания директором Московского треста овощных совхозов И. И. Яновым, сверхпланового простоя вагонов на цементном заводе "Гигант" Наркомата строительных материалов СССР.
Мехлис быстро уловил эту тенденцию и попробовал переломить ее. Реагируя в ноябре 1940 года на представленный ему акт ревизии, проведенной в финансовом отделе Наркомата совхозов СССР и вскрывшей широкую практику заключения договоров с частными лицами на выполнение разного рода работ, он согласился с заключением ревизоров, что это - лазейка для получения нетрудовых доходов. Нарком госконтроля дал указание провести аналогичную ревизию сразу в 10–15 наркоматах, обобщить результаты и на их основе подготовить проект постановления правительства, дабы придать борьбе с хищениями средств, проводившимися под прикрытием трудовых соглашений, всесоюзный масштаб.
Похожая картина неудовлетворительной постановки контролерской работы была выявлена и в некоторых союзных республиках, в частности, в Казахстане. Местные дозорные предпочитали проверять то, что было поближе и попроще, - картинную галерею, охотинспекцию, тогда как основная отрасль хозяйства республики - животноводство - оставалась вне их поля зрения. Много нареканий вызывала и деятельность наркоматов госконтроля Азербайджанской, Узбекской, Таджикской ССР. Вскрывая в своих приказах наиболее характерные недостатки, союзный нарком предупредил республиканских наркомов об особой ответственности за точность и обоснованность материалов ревизий и проверок, представляемых в Москву.
Важнейшим направлением был контроль за исполнением решений правительства по оборонным вопросам. Эту работу Лев Захарович строил, как следуя конкретным указаниям директивных органов, так и по собственной инициативе. Например, 29 октября 1940 года Политбюро поручило наркомату проверить, как выполняются постановление Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) от 19 октября того же года "О плане военного судостроения на 1941 год", а также постановления Комитета обороны о строительстве специальных цехов на Старокраматорском и Новокраматорском заводах, которые производили башни и артиллерийские системы для военных кораблей. Уже к 15 декабря, выполняя это указание, Мехлис организовал семь проверок в Наркомате судостроительной промышленности, восемь - строительства, пять - тяжелого машиностроения.
Ряд проверок были организованы в инициативном порядке. Это касалось, в частности, постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 1 октября 1940 года "О форсировании строительства Верхне-Свирской гидроэлектростанции". По характеру принятых мер можно судить о принципиальных подходах наркома госконтроля. Прежде всего, на строительство был назначен специальный контролер из аппарата главного контролера по Наркомату электростанций. Следующая мера предпринималась с учетом того, что основное оборудование для Свирстроя должны были изготовить в Ленинграде. Уполномоченному НКГК по этому городу Крючихину поручался контроль над своевременным исполнением заказов на оборудование и его поставкой. Наконец, в наркомате был разработан план контроля выполнения указанного постановления с перечислением конкретных заданий главным контролерам по 16 наркоматам.
Глава госконтроля организовал проверку выполнения тех постановлений, по которым уже были практические результаты. Это относится, прежде всего, к постановлению СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 28 января 1940 года о простоях вагонов на подъездных путях промышленных предприятий (Мехлис дал указание изучать этот вопрос в рамках всех ревизий и проверок, независимо от основной тематики, кроме того, НКГК специально проверил, как на эти простои реагировали Прокуратура СССР и Наркомат юстиции, и фактически уличил их в беззубости принимаемых мер); постановлению от 2 февраля 1940 года о мерах по сбору, переработке и использованию отходов лома черных металлов (руководители проверенных заводов "Москабель", "Электросила" и "Севкабель" были строго наказаны за невыполнение плана по сдаче лома и отпуск отходов металла на сторону); постановлениям ЦИК и СНК СССР 1930 года о правилах отнесения крупных промышленных центров к льготным (по мнению наркома, которое он изложил в письме Сталину и Молотову, эти правила устарели и создавали возможности для разбазаривания госсредств; поэтому он просил поручить ВЦСПС и Наркомату юстиции срочно подготовить проект указа Президиума Верховного Совета СССР о льготах лицам, работающим в отдаленных местностях, предусмотрев максимальное сокращение действовавших до этого льгот) и другим.
В целом за первую половину 1941 года было осуществлено около 400 ревизий и проверок, прежде всего в тех отраслях народного хозяйства, от которых непосредственно зависела готовность страны к обороне. Подобный подход, утверждавшийся под прямым давлением Мехлиса, становился все более определяющим. Он выгодно отличался от во многом случайных по адресам, мелких по масштабам и неглубоких по выводам ревизий и проверок, с которых наркомат начинал свою деятельность.
Характерный пример представляет собой сплошная проверка подразделений Главнефтесбыта Наркомата нефтяной промышленности. Одновременно и под углом зрения одного вопроса - учет, хранение и отпуск нефтепродуктов - ею охватили 18 республиканских и областных контор и отдельных крупных нефтебаз от Молдавии до Таджикистана. Были вскрыты вопиющие нарушения установленного порядка: запущенность учета, незаконный отпуск нефтепродуктов на "сторону", недостачи и приписки. Только отпуск топлива без фондов и сверх фондов, что запрещалось строжайше, составил по проверенным подразделениям главка свыше 7,6 тыс. тонн. Мехлис своими приказами отстранил от должности и привлек к судебной ответственности несколько десятков работников отрасли, произвел денежные начеты.
Наращивая административные "мускулы", нарком госконтроля добился утверждения в правительстве правил производства денежных начетов на должностных лиц, причинивших ущерб государству. Постановление СНК СССР от 13 мая 1941 года правом издавать приказы о производстве таких начетов наделяло только его, союзного наркома, и наркомов союзных республик. Взыскиваемые суммы - в размере причиненного ущерба, но не свыше трехмесячной заработной платы провинившегося должностного лица - вносились в доход союзного бюджета.
С самого начала Мехлис считал необходимым насадить как можно больше госконтролеров непосредственно на важнейших производственных объектах, стройках, железные дорогах, в отдаленных и особо важных в хозяйственном отношении районах - Хабаровском, Приморском, Красноярском краях, Новосибирской, Архангельской и Мурманской областях. За две недели до начала Великой Отечественной войны Мехлис внес в директивные органы новое предложение такого же рода: 10 июня он представил секретарю ЦК ВКП(б) Жданову для утверждения на Оргбюро ЦК проект постановления о введении института контролеров НКГК СССР в областях, краях и автономных республиках.
Положение о наркомате также предусматривало назначение контролеров непосредственно на важнейшие производственные объекты, стройки, железные дороги. В октябре 1940 года Политбюро утвердило предложенный Мехлисом список предприятий и строек союзного подчинения, на которые назначались постоянные контролеры. Список охватывал объекты девяти наркоматов и ведомств (в том числе авиационной, судостроительной промышленности, вооружения, боеприпасов, тяжелого машиностроения и другие) и включал почти 200 фамилий. Позднее нарком госконтроля обратился в ЦК к Маленкову с просьбой поддержать предложение о введении должностей постоянных контролеров на большинстве железных дорог страны.
Представляется, что в этих предложениях чем дальше, тем больше сказывалось наблюдавшееся у Мехлиса еще со времен Гражданской войны преувеличенное представление о силе и эффективности чисто административных рычагов. Надо ведь отдавать себе отчет, что само по себе присутствие контролера на том или ином объекте вовсе не гарантировало от брака, хищений, злоупотреблений. Одним надзором без включения экономических рычагов борьбы за качество и производительность, сохранность и экономию труда и материалов, как показывает практика, мало чего добьешься. Тем не менее нарком упорно насаждал своих подчиненных повсеместно.
Случаи проявления упрямства, прямолинейного, упрощенного взгляда на то или иное событие или явление были у Льва Захаровича не так уж редки. Он учил подчиненных глубоко вникать в положение дел во время ревизий и проверок, тщательно разбираться в причинах бесхозяйственности, но сам сплошь и рядом поступал вопреки собственным же установкам, оказываясь в плену чванства и дилетантизма. Учитывая его пост и то влияние, которое он объективно оказывал на принятие решений государственного масштаба, это вело к подчас непоправимым последствиям.
О подобном случае вспоминал бывший в годы Великой Отечественной войны заместителем наркома обороны - начальником Тыла Красной Армии генерал армии Хрулев. В 1940 году в правительстве решали, где сосредоточивать мобилизационные запасы. Военные тыловики предлагали разместить их в Поволжье, но нарком госконтроля воспротивился этому, настаивая, чтобы запасы даже зимнего обмундирования накапливали в приграничных районах (воевать-то собирались на чужой территории). "В любом возражении против этого, - писал Хрулев, - Л. З. Мехлис видел вредительство… И. В. Сталин поддался уговорам Мехлиса и принял его точку зрения. Впоследствии нам пришлось за это жестоко расплачиваться. Много материальных средств было либо уничтожено нашими войсками при отходе, либо захвачено врагом".
Нарком ГК оказался в данном случае в плену глубоко порочных установок, в соответствии с которыми военная доктрина даже не предусматривала затяжной, оборонительный характер начальных операций войны. Реальные же события развивались таким образом, что на территории, которую уже к 10 июля 1941 года вынуждены были оставить советские войска, оказалось более 200 складов центрального и окружного подчинения, что составило больше половины всех складов приграничных округов. Надо ли говорить, с какой отрицательной силой это сказалось на снабжении действующей армии. Об авторах подобного пагубного решения, подлинных "вредителях", среди которых активную роль играл не только Мехлис, но и сам Сталин, в высших эшелонах власти, разумеется, предпочли не вспоминать.
После разгрома в 30-е годы политических оппозиций единственной силой, хоть в какой-то степени могущей ограничивать самовластие Сталина, оставались лишь советские ведомства и их руководители. Генеральный секретарь вынужден был объективно считаться с ними, поскольку, даже если бы он и обладал теми талантами, которые ему приписывали придворные биографы, не мог в одиночку управлять сложным хозяйственным механизмом страны. Чем дальше, тем менее это устраивало его, стремившегося к утверждению полного единовластия. В качестве удобного метода "воспитания" он избрал периодические - под предлогом борьбы с бюрократизмом и ведомственностью - разносы и взыскания.
Орудием давления на управленческую элиту стал, в первую очередь, Мехлис. Выявляемые органами госконтроля в ходе многочисленных проверок факты бесхозяйственности, хищений и злоупотреблений в наркоматах, на предприятиях, в учреждениях, независимо от конкретных виновников, косвенно бросали тень и на руководителей наркоматов и ведомств, давали основание Сталину предъявить тому или иному номенклатурному работнику серьезные претензии, позволяли успешно прививать управленческой элите своеобразный комплекс неполноценности, чувство неуверенности в прочности своего положения. Поэтому весьма поверхностными выглядят представления бывшего министра сельского хозяйства СССР И. А. Бенедиктова, убежденного, что Мехлиса (как и Берию) "Сталин использовал как своего рода "дубинку страха", с чьей помощью из руководителей всех рангов выбивалось разгильдяйство, ротозейство, беспечность и другие наши болячки… И, надо сказать, подобный, не очень привлекательный метод срабатывал эффективно". Более убедительными представляются наблюдения историка О. В. Хлевнюка о том, что эта "дубинка страха" служила куда более глобальным замыслам вождя - искоренить даже остатки какой бы то ни было политической самостоятельности у представителей управленческой элиты.
Нередко Мехлис, ощущая полную поддержку вождя, выдвигал и прямые обвинения против крупных хозяйственников и управленцев. Вот лишь некоторые факты. Благодаря проведенной в ноябре 1940 года проверке Наркомата морского флота Льву Захаровичу стало известно об имевшей там место "антигосударственной практике двойного финансового планирования". Нарком С. С. Дукельский испросил в правительстве дотацию в 63 млн рублей, скрыв при этом, что в наркомате составлен и второй, реальный финплан, по которому не только не требовалась дотация, но и ожидалась прибыль. К докладу председателю Совнаркома Молотову о результатах проверки Мехлис приложил проект постановления СНК СССР, в котором предусматривалось: а) Дукельскому объявить строгий выговор, б) принять во внимание, что нарком госконтроля уже отстранил своей властью от должности и привлек к судебной ответственности непосредственных виновников двойного планирования в Наркомморфлоте, в) заново утвердить баланс наркомата с прибылью в 1,83 млн рублей вместо предусмотренной планом госдотации.
Госконтролеры проверили Прокуратуру СССР, точнее, ее административно-финансовое управление. За систематическое нарушение финансовой дисциплины, злоупотребления служебным положением в личных целях приказом наркома госконтроля были сняты с работы и привлечены к суду начальник управления М. Г. Бесяков, его заместитель, начальник финотдела и начальник хозяйственной части.
Мехлис нашел возможность "поправить" и самого прокурора СССР В. М. Бочкова. 19 марта 1941 года он проинформировал Сталина и Молотова о том, что Бочков дал подчиненным неверное, идущее вразрез с указом Президиума Верховного Совета СССР, разъяснение порядка учета и перераспределения на предприятиях излишнего оборудования и материалов. Глава союзной Прокуратуры разрешил не привлекать руководителей предприятий к ответственности, если они производили такое перераспределение, хотя и без разрешения СНК СССР, но в пределах одного ведомства. Мехлис просил руководителей страны такое "разъяснение" Бочкова отменить и не преминул напомнить, что на Прокуратуру СССР союзной Конституцией возложен надзор и наблюдение за точным исполнением законов, но не их разъяснение.
Удобным поводом одернуть того или иного представителя элиты, напомнить о том, что его положение и благополучие в решающей степени зависят от расположения вождя, были факты бытового разложения, проявления, как тогда говорили, комчванства, становившиеся известными благодаря наркому госконтроля. Чудовищное падение нравов правящей верхушки не было, конечно, секретом для вождя, более того, он взирал на него благосклонно, привязывая к себе сторонников роскошными пайками, дачами, персональными окладами.