Во всяком случае. Библия об этом молчит, что невольно наводит на мысль, что, в отличие от отца, Соломон отнюдь не был, что называется, образцовым семьянином. Скорее наоборот: проблемы семьи его никак не волновали. Царским гаремом, в дни Соломона, судя по намекам мидрашей, правила его мать Вирсавия, возможно, пережившая сына.
Ни к одной из своих жен Соломон, похоже, не испытывал особого пристрастия. Мы нигде не находим свидетельств и того, что он занимался воспитанием детей – если не считать, что "Екклесиаст" и "Притчи" написаны как наставление сыну (но вопрос в том, был ли Соломон и в самом деле автором этих книг, да и речь в данном случае может идти не более чем о литературном приеме).
Женщины, судя по всему, интересовали Соломона исключительно как орудие для достижения тех или иных политических целей и как объект чувственного наслаждения. Ценитель женской красоты, он попросту собирал их в своем гареме – подобно тому как собирают марки, бабочек или гербарий. Однако последствия такого "хобби" царя оказались отнюдь не безобидными не только для культа Единственного Бога, но и для нации и государства:
"Во время старости Соломона жены его склонили сердце его к иным богам, и сердце его не было вполне предано Господу Богу своему, как сердце Давида, отца его. И стал Соломон служить Астарте, божеству Сидонскому, и Милхому, мерзости Аммонитской. И делал Соломон неугодное пред очами Господа, и не вполне последовал Господу, как Давид, отец его. Тогда построил Соломон капище Хамосу, мерзости Моавитской, на горе, которая пред Иерусалимом, и Молоху, мерзости Аммонитской. Так сделал он для всех своих чужестранных жен, которые кадили и приносили жертвы своим богам" (3 Цар. 11:4-8), – с явным осуждением говорит Библия.
Талмудический трактат "Шабат" разъясняет, что сам Соломон, безусловно, не отдавал указаний строить все эти языческие капища. Но вместе с тем он и не препятствовал женам (якобы принявшим иудаизм) возводить храмы своих богов неподалеку от Иерусалима, а значит, нес полную ответственность за их строительство.
В сущности, как уже понял читатель, Соломон провозгласил то, что сегодня называется свободой вероисповедания – принцип до него неслыханный. Причем дело тут явно было не только, да и не столько, в женах-язычницах. Объявляя, что в Иерусалиме каждый может свободно отправлять свои религиозные культы, Соломон тем самым укреплял столь важный для него имидж Иерусалима как "столицы мира", космополитического центра, где любой чужеземец чувствует себя как дома.
Вместе с тем глубоко верующему человеку трудно, невозможно поверить, что Соломон и в самом деле на каком-то этапе своей жизни впал в язычество и засомневался в истинности веры в Единого Бога. По версии современного еврейского исследователя Библии, раввина Шломо Авинера, Соломон не случайно в своей первой молитве в Храме призвал Господа прислушиваться к молитвам приходящих сюда чужеземцев. По всей видимости, он был глубоко убежден, что великолепие Храма, действенность произнесенной в нем молитвы, сам универсальный гуманистический характер веры во Всевышнего приведет к ней другие народы Земли.
"Смотрите, я не запрещаю отправления чьих бы то ни было культов, но попробуйте задуматься – и вы сами поймете, насколько нелепа, бездуховна и примитивна вера в идолов, и насколько логически обоснована и духовна вера в Единственного Бога, которую принесли миру евреи!" – такой, по мнению раввина Авинера, была суть этой политики Соломона.
Ошибка Соломона заключалась, продолжает раввин Авинер, в его непонимании, что мир на том этапе своего развития еще не был готов принять высокие истины монотеизма, а также в недооценке огромной притягательной силы язычества, потакающей самым низменным человеческим инстинктам.
В результате все вышло с точностью до наоборот: вместо того, чтобы еврейский монотеизм влиял на представителей различных стекающихся в Иерусалим народов, языческие культы влекли к себе все больше и больше израильтян, оказывая тлетворное влияние на народ. Таким образом, именно во времена и с легкой руки Соломона в среде израильтян произошла та первая из вспышек возвращения к язычеству, которые потом повторялись на протяжении всей истории вплоть до разрушения Первого храма.
Словом, с апологетической точки зрения, представляющей Соломона великим праведником, грех Соломона заключался в том, что он не оказывал активного сопротивления языческим культам своих жен, не пытался их заклеймить и тем более выкорчевать. Это и было тем злом, которое "делал Соломон в очах Господа".
* * *
Не исключено, что отношение Соломона к женщинам было напрямую связано с его увлечением мистикой, с представлением о том, что единственным подлинным видом любви является любовь человека к Богу, реализация заповеди "и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всей душой твоею, и всеми силами твоими" (Втор. 6:5). Любовь же к женщине с этой точки зрения становилась "суетой сует", не более чем удовлетворением физиологической потребности с тем, чтобы она не мешала сосредоточиться на духовных материях. Такое восприятие любви могло сформироваться у царя еще в детские годы, когда Соломон мог наблюдать жизнь гарема изнутри, и особенно как следствие душевной травмы, полученной в дни мятежа Авессалома.
Об отношении Соломона к женщинам ярко свидетельствуют две связанные с ним легенды.
Согласно первой, у царя был близкий друг-чужестранец, очень богатый и достойный человек. По нескольку раз в год приезжал он в Иерусалим, чтобы повидаться с Соломоном, и каждый раз привозил с собой дорогие дары. Когда же они прощались, Соломон в ответ одаривал его с не меньшей щедростью.
Однако когда пришло время другу царя в очередной раз возвращаться домой и Соломон снова осыпал его подарками, тот неожиданно отказался их принимать.
– Благодарю тебя, великий царь, – сказал он, – но мне все это без надобности. У меня всего более чем достаточно.
– И все же мне хочется сделать тебе подарок. Скажи, чего желает твое сердце, и я постараюсь это исполнить, – сказал Соломон.
– Если ты действительно хочешь сделать мне царский подарок, – ответил гость, – научи меня понимать язык птиц и зверей!
Нахмурился Соломон, задумался, а потом сказал:
– То, о чем ты просишь – это одна из величайших тайн нашего мира. Так и быть, я научу тебя этому, но знай: в тот день, когда ты признаешься хоть одному человеку, что понимаешь язык птиц и зверей, ты умрешь!
Соломон сдержал свое слово и научил этого человека понимать язык птиц и зверей, после чего тот вернулся домой.
Однажды, находясь в своем имении, друг Соломона распорядился накормить получше вернувшегося с поля вола, а ослу, который в тот день выглядел больным и не работал, задать только половину его обычной порции. Вскоре после этого зашел он в хлев и слышит, как осел переговаривается с волом.
– Ну, как тебе сегодня работалось? – спрашивает осел.
– Ой, тяжело! – отвечает вол. – С утра до вечера я тянул за собой плуг, а человек подгонял меня плеткой. Даже не знаю, где взять силы для следующего дня!
– А ты сделай, как я! – сказал осел. – Съешь только половину того корма, который тебе задали, и повались на землю. Хозяин подумает, что ты заболел, и оставит тебя дома.
Вол так и сделал. Прекратил есть, лег набок на землю и замычал.
Посреди ночи встал друг царя, вошел в хлев и увидел, как осел с аппетитом доедает еду, оставленную волом. Понял он, чем был продиктован совет осла, и, когда вернулся в спальню, рассмеялся.
– Чему это ты смеешься? – спросила его жена.
– Да так, своим мыслям, – ответил этот человек, но его жена еще долго не могла успокоиться и донимала вопросом, что это его так рассмешило.
На следующий день он приказал слугам оставить вола дома, а вместо него взять осла и заставить его исполнять в полной мере всю работу, которую обычно делал вол.
Вечером осел вернулся в хлев еле волоча ноги, а вол его спрашивает:
– Ну, как тебе сегодня работалось?
– Мне-то хорошо, – ответил осел, – но зато я слышал, как хозяин сказал, что если до завтра вол не поправится, придется пустить его на мясо!
Вол как услышал эти слова, тут же поднялся на ноги и стал всем своим видом демонстрировать, что он здоров и полон сил.
И снова рассмеялся друг Соломона, подивившись хитрости и сообразительности осла.
– Отчего ты смеешься? – снова приступила к нему с вопросами жена. – Ведь сейчас возле тебя не было ни одного человека, никто ничего не сказал, а ты все равно чему-то смеялся.
Опять попытался муж уклониться от ответа, но на этот раз жена донимала его вопросом о том, чему он смеялся несколько дней подряд, а потом заявила, что не будет ни пить, ни есть, пока супруг не скажет ей правду о причине своего смеха.
– Хорошо, я скажу тебе это, – наконец ответил он. – Но знай, что это – великая тайна, которую я обязался хранить, и как только я поведаю тебе ее, я умру Дай же мне немного времени, чтобы я написал завещание и простился с этим миром.
– Хорошо, – ответила жена, – пиши завещание, я подожду..
Сел этот человек во дворе своего дома писать завещание и слышит, как его верный пес говорит петуху:
– Как ты можешь быть таким веселым, когда наш хозяин готовится к смерти?
– А почему это он готовится к смерти? – поинтересовался петух.
– Да потому что его жена настояла на том, чтобы он открыл ей свою тайну, а как только он откроет ей эту тайну, он умрет!
– Что ж, если наш хозяин такой глупец, туда ему и дорога! – ответил петух. – У меня вон десять жен, и я со всеми справляюсь, а у него одна жена, и он с ней справиться не может!
– А что бы ты сделал на его месте? – поинтересовался пес.
– Да я бы позвал эту жену и сказал бы ей: "Слушай, ты! Попробуешь еще раз стоять на своем, и я сделаю твою жизнь такой горькой, что ты будешь жалеть о том, что докучала мне, до конца своих дней!"
Тут друг Соломона прекратил писать завещание, позвал к себе жену и слово в слово повторил ей слова петуха. С того дня эта женщина уже никогда не осмеливалась докучать мужу.
Вторая легенда связана со знаменитой фразой из Книги Екклесиаста: "…мужчину одного из тысячи я нашел, а женщину между всеми ими не нашел" (Екк. 7:28).
Когда Соломон произнес эту фразу, гласит легенда, многие сидевшие с ним за столом мудрецы засомневались в ее справедливости по отношению к женщине. Тогда Соломон заявил, что берется доказать, что он прав.
На следующий день вызвал он к себе во дворец богатого и уважаемого в стране человека.
– Давно уже я слежу за тобой и думаю, что ты – самый достойный из всех моих подданных, – сказал ему Соломон. – Поэтому решил я тебя назначить губернатором одной из наших провинций и выдать за тебя мою дочь. Но так как не подобает царской дочери быть второй женой, то для того, чтобы я мог осуществить эти планы, ты должен убить свою жену и детей. Вот тебе меч, которым ты должен это сделать, и завтра я жду тебя с их головами. Сделаешь – и станешь вторым человеком в стране после меня!
С такими словами Соломон протянул этому аристократу специально изготовленный меч, внешне казавшийся настоящим, но на самом деле сделанный из очень мягкого дерева – почувствовать удар таким мечом было можно, но убить или даже просто причинить серьезную травму – нельзя.
В великом душевном смятении вернулся этот человек к себе домой. С одной стороны, предложение царя вскружило ему голову, но с другой – одна мысль поднять меч на жену и детей приводила его в трепет. Грустный, сидел он за столом, не притронувшись к поданной женой еде и не отвечая на ее вопросы. Ночью, когда все заснули, взял он данный ему царем меч, вошел в спальню и увидел, как спокойно спит его жена, а рядом с нею – их младший сын. Заболело у него сердце, поспешил он выйти из спальни и лечь в горнице.
Спустя несколько часов, посреди ночи, он проснулся. "Ты можешь стать вторым человеком в стране, царским зятем! – напомнил он себе. – И единственные, кто этому мешают – это жена и дети!" Полный решимости, он снова взял меч, снова вошел в спальню, посмотрел на жену – и даже не достал меч из ножен.
Наутро явились царские слуги и передали, что Соломон с нетерпением ждет его в своем дворце.
– Великий царь! – сказал этот богач. – Я возвращаю тебе твой меч. Прости меня, но я не в состоянии выполнить твой приказ. Я не хочу быть вторым человеком в стране в обмен на убийство моей любимой жены и детей. Если же ты считаешь, что за нарушение твоего указа я достоин смерти – казни меня!
Рассмеялся Соломон, велел преподнести этому человеку подарки и отпустил домой.
Прошел месяц, и велел Соломон позвать к себе во дворец жену богача.
– Давно уже я обратил внимание на твою красоту и хочу взять тебя в жены! – сказал ей Соломон. – Причем так велика моя любовь к тебе, что ты будешь не просто одной из жен, а самой главной женой, подлинной царицей! Но, как ты понимаешь, я не могу отобрать тебя у мужа. Поэтому вот тебе меч, убей им ночью своего мужа, принеси мне завтра его голову, а потом мы сыграем свадьбу!
– Слушаю и повинуюсь! – ответила женщина, вся светясь от счастья от обещания царя.
Вернувшись домой, она приготовила вкусный обед, встретила мужа, накормила его, напоила вином, а когда он захмелел и заснул, достала выданный ей царем меч.
Взглянула женщина на мужа – и у нее сжалось сердце. Как-никак он был отцом ее детей; с ним у нее были связаны многие добрые воспоминания. Но затем вспомнила она, что царь обещал сделать ее великой царицей, размахнулась – и ударила супруга мечом по шее!
Тут меч согнулся, муж проснулся от полученного удара и стал спрашивать жену, за что она причинила ему боль. Разрыдалась женщина, призналась во всем мужу и сказала, что очень сожалеет о своем поступке.
А утром прибыл в их дом гонец и передал, что царь ждет их во дворце.
Когда явились супруги во дворец, Соломон встретил их на своем величественном троне, вокруг которого сидели все мудрецы синедриона и его бейт-мидраша – школы мудрости.
Попросил царь обоих супругов рассказать о том, как каждый из них воспользовался выданным ему "мечом". Когда же закончил каждый из них свою повесть, то ничего не оставалось мудрецам, как признать, что прав был премудрый Соломон, когда сказал: "Мужчину одного из тысячи я нашел, а женщину между всеми ими не нашел".
Думается, многим читателям эта история показалась пристрастной и даже злой. И насколько же это видение женской природы Соломоном контрастирует с другими историями из Танаха и Талмуда, славящими ум, доброту, преданность и человечность женщины.
Но самое удивительное после всего вышесказанного об отношении царя Соломона к женщинам, а также о его попустительстве язычеству состоит в том, что именно ему приписывают авторство книги, которую одни считают величайшим образцом любовной лирики, а другие – исполненной глубокой мистики книги о взаимоотношениях народа Израиля с Богом.
Как уже понял читатель, мы говорим о Книге Песни песней Соломона.
Глава пятая "Песнь песней"
Чтобы понять всю притягательную силу, всю художественную мощь "Песни песней", достаточно сказать, что к ее мотивам или к попытке ее перевода обращались такие русские поэты, как Г Р. Державин, А. С. Пушкин, А. А. Фет, Л. А. Мей, К. М. Фофанов, В. Я. Брюсов, М. А. Волошин, Саша Черный…
И это – только в русской поэзии; вдобавок не считая бесчисленного множества поэтов ее второго и третьего эшелонов, которые также пытались соперничать с автором бессмертной поэмы или выразить свой восторг перед этим произведением.
Что касается еврейской религиозной философии, то она утверждает, что далеко не каждое поэтическое произведение можно назвать словом "шир" – "песня". "Песня" – это то, что рождается в состоянии запредельного вдохновения, в состоянии такого духовного порыва, когда человек или даже весь народ прорывается за материальные границы мира. А потому подлинная песня может быть обращена только к Творцу этого мира, проявлением желания слиться с ним.
Всего за человеческую историю, развивают эту мысль раввинистические авторитеты, суждено создать лишь десять подлинных песен.
Первую такую песню спел Адам, когда был прощен его грех с плодом с Древа познания добра и зла.
Вторая песня была сложена Моисеем и идущими за ним сынами Израиля во время чуда рассечения Чермного моря.
Третью песню израильтяне сложили, когда им был дан колодец в пустыне.
Четвертую песню – "Внимайте, Небеса…" – сложил Моисей перед смертью.
Пятая песня была сложена Иисусом Навином, когда по его просьбе остановилось Солнце.
Автором шестой песни стала пророчица Дебора (Двора), воспевшая победу над Сисрой.
Седьмая песня была сложена Ханой, когда Бог дал ей сына – будущего великого пророка Самуила.
Восьмая песня была сложена царем Давидом и, наконец, девятая превосходящая их все – царем Соломоном, отчего она и была названа "Песнь песней".
Десятая, последняя песня, гласит эта мифологема, будет создана в честь прихода Мессии. Точнее, она уже создана, но еще не открыта людям.
Надо заметить, что, судя по наблюдениям автора этой книги, большинство русскоговорящих читателей знакомы с "Песнью песней" не по ее библейскому тексту, а по уже упоминавшейся повести А. И. Куприна "Суламифь", опубликованной в 1908 году Нельзя не признать, что, будучи сыном священника, Куприн был хорошо знаком как с Ветхим Заветом, так и с православной библеистикой, а через нее – и с еврейскими комментариями на "Песнь песней". Кроме того, писатель, по его собственному признанию в письме Батюшкову, проделал колоссальную работу по собиранию материалов для этой небольшой повести. Но следует сразу сказать, что история о любви утонченного и прекрасного царя Соломона к пастушке Суламифи от начала до конца является художественным вымыслом. Ни оригинальный текст "Песни песней", ни один из канонических переводов ее ни на церковнославянский, ни на современный русский язык не дает повода для такой трактовки. Вообще, трактовок у "Песни песней" за тысячелетия ее существования появилось великое множество, да и вопросов, связанных с ней, у библеистов тоже немало.
Главным из этих вопросов является вопрос: действительно ли "Песнь песней" была написана царем Соломоном или, по меньшей мере, могла ли быть им написана?
Споры по этому поводу не утихают и сегодня.
Сторонники версии, что "Песнь песней" была создана в X-IX веках до н. э., то есть в эпоху Соломона и, весьма вероятно, написана самим Соломоном, указывают на то, что она начинается с указания автора ("Песнь песней Шеломо"); что в тексте упоминаются реалии и топонимы, характерные для той эпохи (например, город Фирца, в оригинальном произношении – Тирца, ставший столицей Израильского царства в IX веке до н. э.), наличие угаритских слов и т. д.