Но и это еще не все! В 1965 году ежедневная газета "Коррьере делла Сера" опубликовала продолжение истории двух братьев-радиолюбителей. На этот раз те рассказали сразу о трех фактах перехвата странных сигналов, пришедших из космоса. Первый перехват состоялся 28 ноября 1960 года: радиолюбители услышали звуки морзянки и просьбу о помощи на английском языке. Во время второго перехвата 16 мая 1961 года им удалось выловить в эфире сбивчивую речь русской женщины-космонавта. При третьем радиоперехвате 15 мая 1962 года были записаны переговоры троих русских пилотов (двух мужчин и женщины), погибающих в космосе. В записи сквозь треск помех можно различить следующие фразы: "Условия ухудшаются… почему вы не отвечаете?.. скорость падает… мир никогда не узнает о нас…"
Впечатляет, не правда ли? Чтобы окончательно уверить читателя в подлинности излагаемых "фактов", итальянская газета называет имена погибших. Первой "жертвой" в этом списке был пилот Алексей Грачев. Женщину-космонавта звали Людмила. Среди троицы, погибшей в 1962 году, называют почему-то только одного – испытателя из "Огонька" Алексея Белоконева.
В том же году "сенсационную" информацию итальянской газеты перепечатал американский журнал "Ридерз дайджест". "Косвенное подтверждение" она нашла еще через четыре года в книге "Аутопсия космонавта", написанной патологоанатомом Сэмом Стоунбрейкером; в ней автор утверждал, что прошел подготовку астронавта и летал в космос на "Gemini-12А", чтобы получить образцы тканей мертвых советских пилотов, покоящихся в корабле на орбите с мая 1962 года. Возможно, именно эту историю пересказали писателю Александру Бушкову те из наших сограждан, кто имел возможность в советские времена читать западную прессу.
Что касается статьи в "Огоньке", породившую не миф даже, а целую мифологию, то известный писатель-популяризатор и журналист Ярослав Кириллович Голованов, занимавшийся расследованием истории "догагаринских" космонавтов, взял по ее поводу интервью у самого Алексея Тимофеевича Белоконова (в не Белоконева, как принято у мифотворцев). Вот что рассказал испытатель, которого давным-давно похоронили западные фабрики слухов:
"В 50-х годах, задолго до гагаринского полета, я и мои товарищи, тогда совсем молодые ребята, – Леша Грачев, Геннадий Заводовский, Геннадий Михайлов, Ваня Качур, занимались наземными испытаниями авиационной аппаратуры и противоперегрузочных летных костюмов. Кстати, тогда же были созданы и в соседней лаборатории испытывались скафандры для собачек, которые летали на высотных ракетах. Работа была трудная, но очень интересная. Однажды к нам приехал корреспондент из журнала "Огонек", ходил по лабораториям, беседовал с нами, а потом опубликовал репортаж "На пороге больших высот" с фотографиями (см. "Огонек" № 42, 1959 г. – Я. Г.). Главным героем этого репортажа был Леша Грачев, но обо мне тоже рассказывалось, как я испытывал действие взрывной декомпрессии. Упоминался и Иван Качур. Говорилось и о высотном рекорде Владимира Ильюшина, поднявшегося тогда на 28 852 метра. Журналист немного исказил мою фамилию, назвал меня не Белоконовым, а Белоконевым. Ну, вот с этого все и началось. Журнал "Нью-Йорк джорнэл Америкэн" напечатал фальшивку, что я и мои товарищи летали до Гагарина в космос и погибли. Главный редактор "Известий" Алексей Иванович Аджубей пригласил нас с Михайловым в редакцию. Мы приехали, беседовали с журналистами, нас фотографировали. Этот снимок был опубликован в "Известиях" (27 мая 1963 г. – Я. Г.) рядом с открытым письмом Аджубея мистеру Херсту-младшему, хозяину того журнала, который нас отправил в космос и похоронил. Мы и сами опубликовали ответ американцам на их статью в газете "Красная звезда" (29 мая 1963 г. – Я. Г.), в которой честно написали: "Нам не довелось подниматься в заатмосферное пространство. Мы занимаемся испытанием различной аппаратуры для высотных полетов". Во время этих испытаний никто не погиб. Геннадий Заводовский жил в Москве, работал шофером, в "Известия" тогда не попал – был в рейсе, Леша Грачев работал в Рязани на заводе счетно-аналитических машин, Иван Качур жил в городке Печенежин в Ивано-Франковской области, работал воспитателем в детском доме. Позднее я участвовал в испытаниях, связанных с системами жизнеобеспечения космонавтов, и даже после полета Гагарина был удостоен за эту работу медали "За трудовую доблесть"…"
Итак, в списке мифических космонавтов все-таки попадались люди, работавшие на космическую программу, однако их подлинная жизнь заметно отличалась от журналистских фантазий.
Помимо четверки друзей-испытателей, вполне реальной фигурой был, например, Петр Долгов. Западные СМИ объявили его космонавтом, погибшим во время катастрофы орбитального корабля-спутника 10 октября 1960 года (в действительности в тот день пытались запустить аппарат "1М" № 1). Полковник Петр Иванович Долгов действительно погиб, но 1 ноября 1962 года, совершая экспериментальный прыжок с парашютом из стратостата "Волга" (свой 1409-й прыжок в личном зачете), поднятого на высоту 25,5 км. Когда Долгов покидал стратостат, треснул лицевой щиток гермошлема – смерть наступила мгновенно.
Я привожу здесь все эти многочисленные подробности не для того, чтобы как-то поразить читателя или заставить его усомниться в достоверности известной нам истории космонавтики. Обзор слухов и мифических эпизодов понадобился для того, чтобы показать, сколь пагубной была для репутации отечественной космической программы политика замалчивания. Нежелание и неумение признавать ошибки сыграли с нами злую шутку: даже когда ТАСС выступал с совершено правдивым заявлением, ему отказывались верить, выискивая противоречия или пытаясь читать "между строк".
Иногда свой вклад в распространение слухов вносят и сами летчики-испытатели. Незадолго до своей смерти в 1986 году выдающийся советский летчик-испытатель Сергей Николаевич Анохин обронил в интервью: "Я летал на ракете". Журналисты сразу задались вопросом: когда и на какой ракете он мог летать? Вспомнили, что Анохин с середины 1960-х годов возглавлял в бюро Сергея Королева отдел, сотрудники которого готовили к полетам "гражданских" космонавтов. Да и сам вошел в состав отряда. Не потому ли, что имел уже опыт "полетов на ракете" в начале пятидесятых годов?..
Такую трактовку можно принимать, а можно не принимать, но не следует забывать, что задолго до работы на бюро Анохин участвовал в испытаниях ракетоплана "302" и крылатой ракеты "КС-1" и, скорее всего, имел в виду именно эти периоды своей биографии.
Все слухи о советской космонавтике, мелькавшие в западной прессе начиная с середины 1960-х годов, взял на себя труд систематизировать американский эксперт по вопросам космической техники Джеймс Оберг. На основании собранного материала он написал статью "Фантомы космоса", впервые опубликованную в 1975 году. Ныне эта статья дополнена новыми материалами и выдержала множество переизданий. Имея славу убежденного антисоветчика, Оберг тем не менее весьма скрупулезен в отборе сведений, касающихся секретов советской космической программы, и очень осторожен в конечных выводах. Не отрицая того факта, что в истории советской космонавтики имеется еще много "белых пятен", он делает заключение, что байки о космонавтах, погибших во время старта или на орбите, неправдоподобны и являются плодом фантазии, разгоряченной режимом секретности.
1962 год. Небесные братья
Новые горизонты
После триумфального 1957 года Сергей Павлович Королев взял за правило публиковать в газете "Правда" под псевдонимом "проф. К. Сергеев" небольшие обзорные статьи, в которых фиксировал достижения космонавтики и формулировал задачи следующего этапа. В статье "Проблема овладения космическим пространством", напечатанной 14 октября 1961 года, он писал:
"Создание огромных, весом в десятки тонн, межпланетных кораблей с экипажем, состоящим из нескольких человек, позволит впервые осуществить длительные, порядка двух-трех лет, космические полеты к ближним мирам нашей Солнечной системы. А далее, в перспективе, – возможность проникновения в глубины Вселенной, что позволит получить новые научные данные и сведения о планетах, Солнце, звездах и туманностях безбрежного космического пространства…"
Но как доставить в космос корабль "весом в десятки тонн"? На возможное решение указывали еще основоположники теоретической космонавтики: тяжелый межпланетный комплекс можно собирать на "опорной" орбите из отдельных блоков. Следовательно, на ближайшем этапе нужно освоить технологию сближения таких блоков и их соединения, то есть стыковки.
Корабли-спутники "Восток" не могли маневрировать. Единственное, на что они были способны, – лететь по заданной ракетой траектории с первой космической скоростью и в нужный момент включить тормозную двигательную установку "ТДУ-1", чтобы снизить скорость, сойти с орбиты и приземлиться. И тогда родилась идея сблизить корабли в космосе, используя наземные стартовые службы.
Сергей Королев предложил запустить сразу три корабля "Восток", каждый с интервалом в сутки. Выполнение такой программы стало бы не только выдающимся техническом достижением, но и новым рекордом, который американские конкуренты сумеют побить нескоро. Однако командование ВВС, от которого во многом зависела стратегия советской космонавтики, проявило осторожность и решило ограничиться групповым полетом двух кораблей. Причем если бы пилот первого корабля после суточного пребывания в космосе испытал недомогание от болезни "укачивания", как это случилось с Германом Титовым, его свели бы с орбиты сразу после совместного орбитального витка кораблей. Решение о продлении полета до двух-трех суток должна была принимать Государственная комиссия, состоящая из главных конструкторов, ученых, представителей промышленности и ВВС.
Такой вариант вызвал дискуссию в верхах, поэтому Королев придумал организовать в ноябре 1961 года одиночный трехсуточный рейс – таким способом он собирался переубедить скептиков, считавших длительные полеты опасными для здоровья человека. Но снова вмешались военные: на ноябрь был назначен запуск беспилотного фоторазведчика "Зенит-2", а старт "Востока-3" перенесли на месяц. Тут тоже не все пошло гладко. Затягивалась доработка систем корабля: радиоаппаратуры, парашютов, газоанализатора и скафандра. 11 декабря 1961 года состоялся запуск "Зенита-2", который обернулся аварией из-за отказа третьей ступени ракеты-носителя (блока "Е"). Поскольку точно такая же ракета выводила на орбиту корабли "Восток", требовалось немедленно разобраться в причинах сбоя и устранить возможность его повторения. Старт "Востока-3" перенесли на март 1962 года.
Правда, к февралю "фирма" Королева подготовила уже два пилотируемых корабля, о чем главный конструктор немедленно доложил руководству. Глава государства Никита Хрущев с энтузиазмом поддержал его инициативу и распорядился провести групповой полет из двух кораблей "Восток", который, по его мнению, докажет всему миру безнадежное отставание американцев в космонавтике. И действительно – в феврале 1962 года американцы сумели организовать лишь один орбитальный полет, продолжавшийся три витка: его совершил Джон Гленн на корабле "Mercury". Такую космическую "вылазку" нельзя было сравнивать даже с рейсом Германа Титова, а уж с групповым трехсуточным полетом – тем более!
Казалось, решение принято, но командование ВВС продолжало настаивать на своем "укороченном" варианте программы. Начались долгие прения и консультации. Доходило до курьезов. Генерал-лейтенант Николай Каманин, представлявший ВВС, встретился с членами отряда космонавтов и убедил их поддержать идею короткого двухсуточного полета. Затем с будущими космонавтами встретился Сергей Королев и убедил их ратовать за трое суток на орбите. Потом снова пришел Каманин, и космонавты "проголосовали" за двое суток.
В конце концов Сергей Королев распорядился готовить групповой запуск к 5 апреля. Но и этот срок из-за задержек с подготовкой следующего "Зенита-2" не удалось выдержать: 10 апреля полет перенесли на середину мая. Только после того как 26 апреля 1962 года фоторазведчик под обозначением "Космос-4" успешно вышел на орбиту, появилась возможность всерьез взяться за дело. Если бы следующий "Зенит-2" стартовал в запланированный срок 5 мая, в конце месяца можно было отправлять на орбиту "Востоки". Вместо этого он был запущен лишь 1 июня, причем произошла серьезная катастрофа: один из блоков ракеты оторвался и, взорвавшись, упал на стартовый комплекс, серьезно повредив его. На восстановление комплекса ушло еще два месяца, и групповой полет опять отложили.
Все это время семеро пилотов из отряда космонавтов интенсивно тренировались, раз за разом повторяя действия, которые им предстояло совершить на орбите и при возвращении на Землю. К сожалению, двое из них, Григорий Нелюбов и Георгий Шонин, были отстранены от подготовки "по состоянию здоровья". Остались пятеро: Андриян Николаев, Павел Попович, Валерий Быковский, Борис Волынов и Владимир Комаров – опытные летчики из "гагаринского" набора, давно освоившие специфику новой профессии. Андриян Николаев и Павел Попович числились в лидерах, и для них ожидание старта, который откладывался целый год, было, вероятно, более мучительным, чем для остальных, ведь любая ошибка на тренировках или внезапная болезнь могли разом поставить крест на мечте о полете к звездам, которая вот-вот могла стать реальностью.
Впрочем, судьба оказалась благосклонная к космонавтам. 28 июля успешно стартовал очередной фоторазведчик "Зенит-2", получивший обозначение "Космос-7", и уже 30 июля Госкомиссия приняла официальное решение запускать "Востоки" 9 и 10 августа.
Групповой полет
На космодром в сопровождении Германа Титова отправились все пятеро космонавтов, проходивших подготовку по программе группового полета. Там они примерили свои индивидуальные скафандры, подогнали парашюты. Затем каждый космонавт забирался в корабль и под присмотром специалистов провел предстартовую подготовку.
"Восток-3" был запущен 11 августа 1962 года в 11 часов 30 минут по московскому времени и вышел на орбиту, близкую к расчетной (в перигее – 183 км, в апогее – 251 км). Через пятнадцать минут Андриян Григорьевич Николаев (позывной "Сокол") докладывал, что чувствует себя хорошо и готов к выполнению программы полета. В начале четвертого витка на связь с кораблем по радиотелефону вышел Никита Хрущев и обменялся с космонавтом приветствиями. Николаев заверил главу советского государства, что "все системы корабля работают отлично".
Четвертый виток был для медиков "контрольным", ведь именно после него у Германа Титова начались проблемы с вестибулярным аппаратом, которые и спровоцировали болезнь "укачивания". Когда Николаев подтвердил, что чувствует себя по-прежнему хорошо, а вестибулярная проба (повороты головы и движения глазами по специальной схеме) не привела к тошноте или головокружению, ему разрешили проделать совершенно новый для того времени эксперимент – отстегнуться от кресла и попробовать двигаться в состоянии "свободного плавания". Позднее космонавт вспоминал об этом историческом моменте так:
"Наступил момент, когда по программе надо было выйти из кресла. Я отвязал ремни и поплыл к потолку. Чуть оттолкнулся пальцем от стенки кабины и, как мяч, отлетел к другой стене. Прямо как в сказке… Я стал легче пушинки! В течение часа работал в отвязанном состоянии. Перевернулся под креслом, ткнул пальцем в потолок кабины и очутился опять в кресле".
Скептики были посрамлены: космонавт легко двигался внутри кабины корабля, вращался вокруг своей оси, не теряя ориентации и не испытывая неприятных ощущений – давали себя знать особые тренировки вестибулярного аппарата, разработанные специалистами по итогам полета Титова.
Помимо "свободного плавания", Андрияну Николаеву предстояло опробовать новое меню космонавта. Если для Гагарина и Титова была приготовлена специальная еда, напоминавшее детское питание: мясные и мясоовощные пюре, плавленый сыр, паштеты – все в алюминиевых тубах, то участники группового полета могли питаться почти как на Земле; их меню составлялось на основе личных вкусовых предпочтений и включало в себя не только паштеты и пюре, но и твердые натуральные продукты: свежий хлеб, котлеты, жареное мясо, куриное филе, язык говяжий, сандвичи с икрой, пирожки с килькой, спинки воблы, апельсины, яблоки и лимоны. Чтобы облегчить прием пищи и предотвратить разлет крошек по кабине корабля, продукты приготавливались порциями "на один укус". В первый день полета Андриян Николаев с аппетитом позавтракал, пообедал и поужинал, а впоследствии не скупился на похвалы в адрес советских кулинаров.
Однако "гвоздь" программы был впереди. 12 августа в 11 часов 2 минуты по московскому времени состоялся запуск "Востока-4" с Павлом Романовичем Поповичем (позывной "Беркут") на борту. Наземные службы сработали на отлично – когда корабль вышел на орбиту, Попович и Николаев сразу увидели друг друга: их разделяли каких-то 6,5 км. Волнение было столь велико, что в нарушение инструкции Попович крикнул в переговорное устройство:
– Привет, Андрей! Я тебя вижу! Ты справа от меня летишь, как маленькая луна.
– Ты чего, Беркут? – удивился Николаев. – Нас же ругать будут.
– Да брось ты! – весело отозвался Попович. – Пускай попробуют добраться до нас, чтоб ругать…
Тем не менее высота орбиты "Востока-4" немного отличалась (180 км в перигее, 254 км в апогее), поэтому виток за витком корабли расходились, и к концу группового полета космонавты потеряли друг друга из виду – расстояние в тот момент составляло 2850 км.
Разумеется, Попович должен был повторить эксперимент Николаева по "свободному плаванию" в кабине. И тут не обошлось без курьеза. Много позднее Попович рассказывал:
"Андриян отвязался и вышел из кресла, через сутки мне тоже предстоит это сделать. Он мне шумит по радио – летим-то рядом: "Паша, ты отвязывайся, все нормально будет!". Я отвязался, немножко так подвинулся – из кресла не выхожу. Андрияну передаю: "Что-то не выхожу". Он мне: "А ты оттолкнись!". Ну я и оттолкнулся. А ведь там же невесомость! Головой так шарахнулся об потолок, что в космосе прозвучало крепкое русское словцо".
Групповой полет продолжался. По его ходу космонавты выполняли технические и биологические эксперименты, вели бортовые журналы, снимали поверхность Земли через иллюминаторы на кино– и фотопленку, наблюдали Луну и созвездия, занимались физкультурными упражнениями и проводили бесконечные вестибулярные пробы, чтобы медики были спокойны: болезнь "укачивания" пилотам "Востоков" не грозит. Впервые телевизионные изображения, передававшиеся с борта кораблей, транслировались в прямом эфире по советскому телевидению, а через систему "Евровидение" – в другие страны мира.
Программа группового полета кораблей "Восток" содержала еще один пункт, существование которого десятилетиями оставалось тайной за семью печатями. Дело в том, что это был, пожалуй, первый космический рейс, в котором наряду с другими решались и чисто военные задачи.